Текст книги "Энн из Зелёных Крыш"

Глава 19. Концерт, катастрофа и извинение

– Марилла, я могу сходить к Диане ненадолго? – спросила Энн, запыхавшись, сбежав вниз по лестнице из своей комнаты на крыше одним февральским вечером.

– Я не вижу смысла идти к ней сейчас, когда уже темно, – сказала Марилла решительно. – Вы с Дианой возвращались из школы вместе, а затем стояли на снегу и болтали ещё полчаса. Так что я не думаю, что тебе очень срочно нужно увидеть ее снова.

– Но она хочет увидеть меня, – призналась Энн. – Ей нужно сказать что-то важное мне.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что она подала мне знак из окна своей комнаты. Мы придумали способ, как подавать сигналы с помощью свечей и картона. Мы ставим свечу на подоконник и проводим кусочком картона туда – обратно. Свеча мигает, и определённое количество миганий означает определенный сигнал. Это была моя идея, Марилла.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказала Марилла решительно. – И думаю, что вы можете поджечь занавески с вашей глупой сигнализацией.

– О, мы очень осторожны, Марилла. И это так интересно. Два мигания означает: «Ты там?» Три– означает: «да» и четыре – «нет». Пять миганий: «Приходи как можно скорее, потому что у меня случилось что-то важное». Диана сигнализировала пятью вспышками, и я действительно хочу узнать, что произошло.

– Ладно, не умри от любопытства, – сказала Марилла саркастически. – Ты можешь идти, но ты должна вернуться через десять минут, помни об этом.

Энн помнила и вернулась в оговоренное время, хотя, вероятно, никто никогда не узнает, чего ей стоило ограничиться десятью минутами для обсуждения важной новости Дианы. Но, по крайней мере, она с толком использовала их.

– О, Марилла, представьте! Вы знаете, что завтра день рождения Дианы. Ну, и ее мама сказала ей, что она может пригласить меня после школы, чтобы я осталась на ночёвку. Приедут её родственники из Ньюбриджа на больших санях, чтобы завтра вечером пойти на концерт в дискуссионный клуб. И они возьмут нас с Дианой на концерт – если вы позволите мне пойти, Марилла. О, я так взволнована!

– Можешь успокоиться, потому что ты туда не пойдёшь. Ночевать лучше у себя дома в своей постели, а что касается концерта в клубе, то это все ерунда, и девочкам не должно быть позволено ходить в такие места.

– Я уверена, что дискуссионный клуб – это респектабельное место, – сказала Энн.

– Я не говорю, что это не так. Но не разрешу тебе ходить по концертам и проводить ночь не дома. Странное времяпровождение для детей. Я удивлена, что миссис Барри позволила Диане идти.

– Но это ведь особый случай, – просила Энн, готовая заплакать. У Дианы только один день рождения в год. День рождения – не обычное событие, Марилла. Присси Эндрюс собирается рассказать стихотворение «Вечерний звон не должен быть слышен сегодня». Это такое высокоморальное произведение, Марилла, я уверена, что мне будет полезно его услышать. А хор будет петь четыре прекрасных трогательных песни, которые очень похожи на религиозные гимны. И, Марилла, священник тоже собирается принять участие, да, действительно, он собирается сказать речь – это ведь примерно то же самое, что проповедь. Пожалуйста, можно я пойду, Марилла?

– Ты слышала, что я сказала, Энн, не так ли? Сними ботинки сейчас же и ложись в постель. Уже девять.

– Только еще одно слово, Марилла, – сказала Энн, предпринимая последнюю попытку уговорить её. – Миссис Барри сказала Диане, что мы могли бы спать в комнате для гостей. Подумайте о чести, которую окажут вашей маленький Энн.

– Это большая честь, но тебе придется обойтись без неё. Иди спать, Энн, и не хочу больше услышать ни слова от тебя.

Когда Энн, со следами слез на щеках, печально пошла наверх, Мэтью, который, по-видимому, крепко спал в гостиной в течение всего диалога, открыл глаза и решительно сказал:

– Ну, Марилла, я думаю, ты должна позволить Энн пойти.

– Я так не думаю, – возразила Марилла. – Кто воспитывает этого ребенка, Мэтью, ты или я?

– Ну, ты, – признал Мэтью.

– Тогда не вмешивайся.

– Ну, я и не вмешиваюсь. Разве это вмешательство, если у меня есть собственное мнение? И я считаю, что ты должна позволить Энн пойти.

– Ты сказал бы, что я должна разрешить Энн отправиться на Луну, если она захочет – не сомневаюсь в этом, – любезно ответила Марилле. – Я могла бы разрешить ей переночевать у Дианы, если бы этим всё и ограничилось. Но я не одобряю планов по поводу концерта. Она может там простудиться, да и забьёт себе голову всякой ерундой и переволнуется. Это выбьет её из колеи на целую неделю. Я знаю этого ребенка и знаю, что будет хорошо для неё – лучше, чем ты, Мэтью.

– Я думаю, что ты должна позволить Энн пойти, – повторил Мэтью твердо. Он не очень умел приводить нужные доводы в защиту своего мнения, но упорно его придерживался. Марилла беспомощно вздохнула и замолчала. На следующее утро, когда Энн мыла посуду после завтрака, Мэтью, направлявшийся в сарай, остановился, чтобы сказать Марилле снова:

– Я думаю, что ты должна позволить Энн пойти, Марилла.

На мгновение на лице Мариллы появилось неописуемое выражение. Затем она покорилась неизбежному и едко сказала:

– Очень хорошо, пусть идёт, если ничего больше не порадует тебя.

Тут же Энн вылетела из кухни, с мокрым кухонным полотенцем в руках.

– О, Марилла, Марилла, повторите эти благословенные слова еще раз.

– Я думаю, достаточно и одного раза. Этим ты обязана Мэтью, и я умываю руки. Если ты заболеешь пневмонией, когда будешь спать в чужой постели или выходить из душного зала посреди ночи, не вини меня, вини Мэтью. Энн Ширли, ты капаешь жирной водой по всему полу. Я никогда не видела такого нерадивого ребенка.

– О, я знаю, что я тяжкий крест для вас, Марилла, – сказала Энн с раскаянием. – Я делаю так много ошибок. Но тогда просто подумайте о тех ошибках, которые я не делаю, хотя могла бы. Я принесу песок и вычищу все пятна на полу, прежде чем идти в школу. О, Марилла, я так хочу пойти на концерт! Я никогда в жизни не была на концертах, и, когда другие девочки рассказывают о них в школе, я чувствую себя белой вороной. Вы не знаете, что я чувствовала при этом, но видите, Мэтью понял. Мэтью понимает меня, и это так приятно, когда тебя понимают, Марилла.

В то утро Энн была слишком взволнована, чтобы проявить себя наилучшим образом в школе. Гилберт Блайт обогнал её в правописании и оставил далеко позади в устном счёте. Но унижение Энн было меньшим, чем могло бы быть, из-за предстоящего концерта и ночёвки в комнате для гостей. Они с Дианой весь день говорили только об этом, так что с более строгим учителем, чем мистер Филлипс, их бы ждало суровое наказание.

Энн чувствовала, что если б ей не разрешили идти на концерт, она бы этого не перенесла, т. к. концерт был главным предметом обсуждения в тот день в школе. Дискуссионный клуб Эйвонли, который проходил каждые две недели на протяжении всей зимы, уже организовал несколько небольших бесплатных развлечений; но это должно было быть большое мероприятие, с платным входом десять центов, а деньги за вход передавались в помощь библиотеке. В Эйвонли молодые люди репетировали в течение нескольких недель, и все ученики были заинтересованы в концерте, особенно те, у кого старшие братья и сестры собирались принять участие в нём. Все школьники старше девяти лет собирались идти на концерт, кроме Кэрри Слоан, чей отец разделял мнение Мариллы относительно посещения маленькими девочками ночных концертов. Кэрри Слоун плакала весь день, уткнувшись в свою грамматику и чувствовала, что не стоит жить на свете.

Для Энн настоящий ажиотаж начался с окончания уроков в школе и постепенно нарастал, пока не достиг своего апогея на самом концерте. Мама Дианы устроила «элегантное чаепитие» и потом настало время для одевания в маленькой комнате Дианы наверху. Диана сделала причёску Энн в новом стиле Помпадур, а Энн завязала банты Диане с присущим ей мастерством; и потом они экспериментировали ещё с полудюжиной различных способов укладки волос. Наконец, они были готовы, щеки их разрумянились, а глаза светились от волнения.

Правда, Энн не могла не чувствовать себя уязвлённой, когда она сравнивала свой простой черный и бесформенный берет и серое пальто с узкими рукавами, сшитое Мариллой, с меховой шапочкой и нарядным пальтишком Дианы. Но она вовремя вспомнила, что у нее есть воображение и она может использовать его.

Потом приехали кузены Дианы – Мюрреи из Ньюбриджа. Все они уселись в больших санях, устланных соломой, и укрылись меховой накидкой. Энн наслаждалась этой поездкой, скольжением саней по атласно – гладкой дороге и хрустом снега под полозьями. Был великолепный закат, и снежные холмы и глубокие-синие воды в заливе Святого Лаврентия, сверкали, как огромная ваза из жемчуга и сапфиров, наполненная вином и огнем. Звон бубенцов и отдаленный смех, похожий на звуки веселья древесных эльфов, доносились отовсюду.

– О, Диана, – вздохнула Энн, сжимая руку Дианы в рукавичке под меховой накидкой, – разве это не как прекрасный сон? Действительно ли я выгляжу так же, как обычно? Я чувствую себя совсем другой, и мне кажется, что это должно отразиться в моей внешности».

– Ты выглядишь очень мило, – сказала Диана, которая только что получила комплимент от одного из своих двоюродных братьев, и чувствовала, что должна передать его дальше. – У тебя чудесный цвет лица.

Программа вечера состояла из выступлений, каждое из которых вызывало гамму «острых ощущений» и, как заверила Диану Энн, каждое последующее выступление было более волнительным, чем предыдущее. Когда Присси Эндрюс, одетая в новую розовую шелковую кофточку с ниткой жемчуга на её гладкой белой шее и настоящими гвоздиками в волосах – ходили слухи, что учитель специально посылал за ними в город – «поднялась по темной скользкой лестнице», Энн вздрогнула, проникшись сочувствием к ней. Когда хор пел «Высоко, над милыми ромашками» Энн смотрела в потолок, как будто он был украшен фресками с ангелами; когда Сэм Слоан начал объяснять и показывать «Как Сокери курицу усаживал» – Энн смеялась так заразительно, что люди, сидевшие рядом, тоже засмеялись, больше из симпатии к ней, чем от шутки, которая была довольно старой даже для Эйвонли. А когда мистер Филлипс произнёс торжественную речь Марка Антония над телом Цезаря с разрывающими сердце интонациями – поглядывая на Присси Эндрюс в конце каждого предложения – Энн чувствовала, что она может вскочить и устроить мятеж, как бравый римлянин.

Только одному номеру из программы не удалось ее заинтересовать. Когда Гилберт Блайт рассказывал стихотворение «Бинген на Рейне», Энн взяла книгу и читала её, пока он не закончил, и сидела неподвижно и чопорно, пока Диана отбила себе все ладоши, хлопая.

Было одиннадцать, когда они вернулись домой, полные впечатлений, но с предвкушением огромного удовольствия от грядущего обсуждения всех подробностей концерта. Все, казалось, спали, и дом был темным и тихим. Энн и Диана прошли на цыпочках в гостиную, длинную узкую комнату, из которой вела дверь в комнату для гостей. Там было приятно и тепло, горячие угли в камине тускло освещали комнату.

– Давай разденемся здесь, – сказала Диана. – Здесь так приятно и тепло.

– Вечер был восхитительный, правда? – вздохнула Энн восторженно. – Как, должно быть, прекрасно, выступать на сцене! Как ты думаешь, Диана, мы когда – нибудь сможем сделать это?

Да, конечно, когда-нибудь. Старшие школьники всегда выступают. Гилберт Блайт выступает часто, и он всего на два года старше нас. О, Энн, как ты могла делать вид, что не слушаешь его? Когда он прочитал строчку:

«Есть еще другая, не сестра»

– он посмотрел прямо на тебя.

– Диана, – сказала Энн с достоинством, – ты мой закадычный друг, но я не могу позволить даже тебе говорить со мной об этом человеке. Готова ли ты ко сну? Давай побежим наперегонки и посмотрим, кто добежит до кровати первым.

Предложение понравилось Диане. Два маленькие фигурки в белом понеслись через длинную гостиную, влетели в дверь комнаты для гостей, и упали на кровать в одно и то же время. А потом – кто-то зашевелился под ними, вскрикнул – и сказал приглушенным голосом:

– Милосердный Боже!

Энн и Диана были не в состоянии потом рассказать, как они выскочили из постели и выбежали из комнаты. Они только знали, что после этого пробега они оказались на лестнице и на цыпочках побежали наверх.

– О, кто это был – что это было? – прошептала Энн, стуча зубами от холода и страха.

– Это была тетя Жозефина, – сказала Диана, задыхаясь от смеха. – О, Энн, это была тетя Жозефина, однако как она там оказалась, непонятно. О, и я знаю, что она будет в ярости. Это ужасно! Это действительно ужасно – но ты слышала что-нибудь смешнее, Энн?

– Кто такая тетя Жозефина?

– Это тетя отца и она живет в Шарлоттауне. Она ужасно старая – лет семьдесят, не меньше. И я не верю, что она когда-то была маленькой девочкой. Мы ждали ее в гости, но не так скоро. Она ужасно чопорная и будет страшно ругаться из-за того, что случилось. Ну что ж, мы должны будем спать с маленькой Минни – и ты не представляешь, как она толкается во сне.

Мисс Жозефина Барри не появилась на завтраке на следующее утро. Миссис Барри приветливо улыбнулась девочкам.

– Надеюсь, вы хорошо провели время вчера? Я пыталась бодрствовать, пока вы не придёте домой, потому что хотела вам сказать, что приехала тетя Жозефина и что вам придется подняться наверх, но я так устала, что заснула. Я надеюсь, что вы не потревожили тетю, Диана.

Диана осторожно промолчала, но они с Энн обменялись украдкой виноватыми улыбками. Энн поспешила домой после завтрака и осталась в блаженном неведении о буре, которая разыгралась в доме Барри. Вечером того дня она пошла к миссис Линд по поручению Мариллы.

– Каким образом вы с Дианой испугали до смерти бедную старую мисс Барри прошлой ночью? – спросила миссис Линд строго, но с огоньком в глазах. – Миссис Барри заходила ко мне несколько минут назад по дороге в Кармоди и она очень обеспокоена тем, что старая мисс Барри была в ужасном настроении, когда встала утром. А характер Жозефины Барри не шутка, уверяю вас. Она не хочет даже говорить с Дианой.

– Это не вина Дианы, – сказала Энн сокрушенно. – Это я виновата. Я предложила бежать наперегонки, чтобы увидеть, кто первым добежит до кровати.

– Я знала это! – сказала с ликованием миссис Линд. – Я знала, что идея возникла в твоей голове. Ну, вы доставили всем много неприятностей, вот что. Старая мисс Барри приехала, чтобы остаться на месяц, но она заявляет, что больше не останется ни на день и собирается обратно в город завтра, хоть завтра и воскресенье. Она бы уехала сегодня, если бы могла. Раньше она обещала платить за уроки музыки для Дианы, но теперь она полна решимости не делать ничего вообще для такого сорванца. О, я представляю, что у них там творилось сегодня утром! Барри, наверное, были расстроены. Старая мисс Барри богата, и они хотели бы сохранить с ней хорошие отношения. Миссис Барри конечно ничего не сказала, но я довольно хорошо разбираюсь в человеческой натуре, вот что.

– Я такая несчастная, – расстроилась Энн. – Я всегда попадаю в передряги и втягиваю своих лучших друзей – ради которых я готова пролить кровь. Можете ли вы сказать мне, почему это так, миссис Линд?

– Это потому, что ты слишком беспечна и импульсивна, дитя. Ты никогда не задумываешься, прежде чем что-то сказать или сделать, нет, ты говоришь или делаешь это без раздумий.

– О, но так же лучше, – запротестовала Энн. – Что-то вспыхивает в вашем уме, такое интересное, и вы должны это сразу осуществить. Если вы задумаетесь над этим – вы всё испортите. Неужели вы никогда такого не чувствовали, миссис Линд?

Нет, миссис Линд не чувствовала. Она глубокомысленно покачала головой.

– Ты должна научиться думать хоть немного, Энн. Это то, о чём говорится в пословице: «Не зная броду – не суйся в воду» или «не прыгай в кровать, если не знаешь, кто там лежит».

Миссис Линд посмеялась над своей шуткой, но Энн оставалась задумчивой. Она не видела ничего смешного в ситуации, которая в её глазах была очень серьезной. Когда она ушла от миссис Линд, она пошла через поле к Садовому склону. Диана встретила ее в дверях кухни.

– Твоя тетя Жозефина была очень сердита, не так ли? – прошептала Энн.

– Да, – ответила Диана, подавляя смешок и с опасением глядя через плечо на закрытую дверь гостиной. – Она была вне себя от гнева, Энн. О, как она ругалась. Она сказала, что я самая невоспитанная девочка, которую она когда-либо видела, и что мои родители должны стыдиться из-за моего воспитания. Она говорит, что она не останется тут больше, но меня это не волнует. Но отец и мать расстроены.

– Почему ты не сказала им, что это моя вина? – требовательно спросила Энн.

– Разве похоже, что я могла бы такое сделать? – сказала Диана с негодованием. Я не ябеда, Энн Ширли, и так или иначе я была так же виновата, как и ты.

– Ну, тогда я собираюсь сказать ей, – сказала Энн решительно.

Диана остолбенела.

– Энн, да ты что – она съест тебя живьём!

– Не пугай меня, я и так боюсь, – умоляюще сказала Энн. – Я бы предпочла броситься на амбразуру. Но я должна сделать это, Диана. Это была моя вина, и я должна признаться. У меня уже был опыт в покаянии.

– Ну, она в комнате, – сказала Диана. – Ты можешь пойти, если хочешь. Я бы не осмелилась. И я не верю, что от этого станет кому-нибудь лучше.

С этим напутствием Энн пошла навестить льва в его логове – то есть, решительно подошла к двери гостиной и негромко постучала. Последовало резкое «Войдите!».

Мисс Жозефина Барри, худая, чопорная, с прямой спиной, яростно вязала, сидя у огня, ее гнев ещё не остыл, и глаза сверкали сквозь золотые очки. Она повернулась в кресле, ожидая увидеть Диану, и увидела девочку с бледным личиком, чьи большие глаза выражали смесь отчаянной храбрости и страха.

– Кто ты? – требовательно спросила мисс Жозефина Барри, без церемонии.

– Я – Энн из Зеленых крыш, – сказала маленькая посетительница робко, сцепив руки привычным жестом, – и я пришла признаться, если вы позволите.

– Признаться в чём?

– Это я виновата в том, что мы прыгнули на вашу кровать вчера вечером. Я предложила эту идею. Диана никогда бы не придумала такого, я уверена. Диана – настоящая леди, мисс Барри. Таким образом, вы не должны несправедливо винить ее.

– О, я не должна? А ведь Диана тоже принимала участие в прыжке. Такие глупости в респектабельном доме!

– Но это была только шутка, – настаивала Энн. – Я думаю, что вы должны простить нас, мисс Барри, теперь, когда мы извинились. И – так или иначе, пожалуйста, простите Диану и оплатите ее уроки музыки. Диана так хотела заниматься музыкой, мисс Барри, а я слишком хорошо знаю, как это горько, когда чего-то сильно хочешь, и не получаешь этого. Если вы хотите сердиться на кого-то, то лучше сердитесь на меня. Я так привыкла с самого детства, что люди сердятся на меня, что могу перенести это намного лучше, чем Диана.

Большая часть гнева почти исчезла из глаз пожилой дамы к этому времени, и в них появился огонёк веселого интереса. Но она по-прежнему серьезно сказала:

– Я не думаю, что это оправдывает вас, даже если это была просто шутка. Маленькие девочки никогда так не шутили, когда я был молодой. Вы не знаете, что это такое – пробудиться от глубокого сна, после долгого и трудного пути, когда две девочки прыгают на тебя с разбега.

– Я не знаю, но я могу себе представить, – сказала Энн горячо. – Я уверена, что это должно было очень неприятно. Но посмотрите на это с нашей стороны. У вас есть воображение, мисс Барри? Если есть, просто поставьте себя на наше место. Мы не знали, кто был в постели, и вы испугали нас до смерти. Это было просто ужасное чувство. И потом, мы не могли спать в комнате для гостей, хотя нам это обещали. Я полагаю, вы привыкли спать в комнатах для гостей. Но только представьте, как бы Вы чувствовали себя, если бы вы были девочкой-сиротой, которая никогда не имела такой возможности.

Гнев совсем прошёл к этому времени. Мисс Барри рассмеялась – звук, который вызвал у Дианы, ожидающей в безмолвной тревоге на кухне, большой вздох облегчения.

– Я боюсь, что моя фантазия немного заржавела – я так давно использовала её, – сказала она. – Я осмелюсь сказать, ваши претензии на сочувствие так же логичны, как и мои. Все зависит от того, с какой стороны мы смотрим на ситуацию. Сядь здесь и расскажи о себе.

– Мне очень жаль, но я не могу, – сказала Энн твердо. – Я хотела бы это сделать, потому что вы, кажется, очень интересная леди, и вы, возможно, даже моя родственная душа, хотя вы не очень похожи на неё. Но это мой долг сейчас – вернуться домой к мисс Марилле Касберт. Мисс Марилла Касберт – очень добрая женщина, которая воспитывает меня должным образом. Она делает всё, что может, но это очень тяжёлая работа. Вы не должны винить ее, что я прыгнула на кровать. Но прежде чем я уйду, я хочу, чтобы вы сказали мне, что вы простите Диану и останетесь в Эйвонли, как вы и планировали.

– Я думаю, что так и поступлю, если ты будешь приходить ко мне поговорить время от времени, – сказала мисс Барри.

В тот вечер мисс Барри подарила Диане серебряный браслет и попросила старших членов семьи распаковать ее чемодан.

– Я решился остаться здесь ради того, чтобы лучше познакомиться с этой девочкой Энн, – откровенно сказала она. – Она меня забавляет, а в моем возрасте забавный человек является редкостью.

Единственным комментарием Мариллы, когда она услышала эту историю, было: «я тебе говорила!» Это было сказано Мэтью.

Мисс Барри осталась на месяц, и даже больше. Она была более приятной гостьей, чем обычно, и Энн поддерживала ее в хорошем настроении. Они стали верными друзьями.

Когда мисс Барри уезжала, она сказала:

– Помни, Энн, девочка, когда ты приедешь в город, заходи ко мне в гости, и я положу тебя спать в моей лучшей комнате для гостей.

– Мисс Барри всё-таки моя родственная душа, – призналась Энн Марилле. – Этого нельзя было подумать по её виду, но так оно и есть. Это не видно с первого взгляда, как в случае с Мэтью, но через некоторое время начинаешь это чувствовать. Родственных душ не так мало, как мы привыкли думать. Это здорово, что их так много в этом мире!