Текст книги "Чужая победа"

Глава 20

Миссия: «Кровь и канифоль».

Задача: побег.

Звезда: бета Волос Вероники (из-за быстрого вращения звезда имеет высокую магнитную активность).

Планета: Агония.

Особые примечания: некоторые ученые до сих пор отстаивают мнение, что темная материя инертна по отношению к светлой.

Створки двери разъехались в стороны. Я метнулся в коридор, стены которого терялись под слоем причудливой растительности, вроде той, которую мы видели этажом выше. Коридор почти сразу же затянуло дымом, бахромчатая листва рассерженно зашуршала.

Никого. Враг еще не успел отреагировать на импровизированный бунт. И времени прошло с тех пор, как я засадил первой «мумии» в челюсть, – минуты три, не более.

Я махнул рукой, приглашая Камиллу следовать за мной. Она спряталась у меня за спиной, закашлялась, положив руку мне на плечо. Да, дорогая, надо выбираться отсюда.

Трофейная винтовка была неудобной и тяжелой, и я не сразу же нашел то, что заменяло «мумиям» спусковой крючок: узкую скобу из хромированной стали. Пусть я не очень хороший стрелок, тем более – из такого костыля, но теперь мы не продадим свои жизни за бесценок.

Створки снова сошлись, отделив нас от отсветов пожара и шипения огнетушителей, которое заглушило гул пламени. «Мумий» не было впереди, но они наступали нам на пятки.

Коридор привел в покои Отца поселения. Это была вырезанная в скале комната с полом, застеленным циновками. Ни мебели, ни утвари. Лишь валялся посредине планшет с погашенным экраном. И снова можно было изумиться, как, мол, существа, основавшие межпланетную высокоразвитую цивилизацию, могли жить в столь простецких, если не сказать хуже, условиях? Какой-то предел аскетизма, лежащий вне здравого смысла. С точки зрения землянина, само собой.

На груде циновок сидела девочка-«мумия»: бинтовала покрытые шрамами тщедушные ноги. Пара черных, влажных глаз уставилась на нас. Лицо девочки еще не успело потемнеть и стать похожим на маску из древесной коры. Ее кожа была прозрачна, как слюда; сквозь эту прозрачность просвечивались голубые дорожки вен. Сколько же было ей лет… Двенадцать? Восемнадцать? Хрен поймешь этих «мумий».

– Тише, крысеныш! – прошипел я, продвигаясь к следующей двери. Камилла что-то прокряхтела на языке врагов. Девочка несколько раз моргнула, затем зашипела, на четвереньках попятилась в дальний угол покоев.

– Идем! Идем! – окликнул я Камиллу. Положил ладонь на дверную ручку (и дверь была как в хлеву – деревянная, на петлях, словно из позапрошлого века), толкнул. Осторожно выглянул, но ничего не успел увидеть. Ничего, кроме вспышки выстрела.

Верхняя часть двери разлетелась в щепки. Я отшатнулся за стену, но тут же сунул ствол винтовки между изувеченной дверью и коробкой и пару раз сдавил скобу. Громко стреляла эта штуковина, очень громко. В нос ударил запах пороховой гари, в примыкающем к покоям зале завизжали рикошеты.

– Сколько? – выкрикнула Камилла, устраиваясь с другой стороны дверного проема.

– Хэ-Зэ! – ответил я, так понимая, что она имеет в виду численность неприятеля.

Грянул следующий выстрел, и то, что осталось от двери, ввалилось в покои.

– Готов? – Милка опустилась на одно колено, вскинула винтовку.

К чему именно надо быть готовым, я не врубался, но все же кивнул.

– Пошли! – Камилла выглянула из-за стены и открыла огонь. Я присоединился на секунду позднее.

И было не разобрать, куда именно мы стреляем и где прячутся «мумии». Зал, примыкающий к покоям Отца поселения, был загроможден непонятными механизмами и грубой мебелью. Все это разлеталось в щепки или исторгало снопы искр под градом пуль.

Перед моим носом сверкнуло. Пронзительно, до боли в перепонках, взвизгнул рикошет; в глаза сыпануло пылью.

Я отпрянул за стену. Словно сквозь туман увидел, что Камилла выронила винтовку и опустилась на пол, пытаясь стащить с себя девчонку-«мумию». А та, наполовину запутавшись в незатянутых бинтах, пыталась достать горло Милки ножом. Глаза девочки были по-прежнему влажны и непроглядны.

Неожиданно маленькая бестия обмякла, упала на спину. Затем встала на четвереньки и проворно поползла к коридору, ведущему в зал, где «мумии» до сих пор сражались с пожаром.

Камилла нахмурилась и посмотрела на руки. Ее пальцы и ладони как будто были окутаны тенью. В какую-то секунду мне даже показалось, что это у меня меркнет перед глазами.

– Магнитная ловушка больше не работает, – голос Камиллы отчетливо прозвучал в воцарившейся тишине.

В покои вошла «мумия» в осыпанных пылью бинтах. Просто так вошла, точно не стреляла в нас вот только что.

От неожиданности я отшатнулся, упал на задницу. Жахнул из винтовки в беспечно подставленную неприятелем спину. «Мумию» отбросило к противоположной стене покоев.

Но следом вошла еще одна «мумия»! Я снова сдавил пусковую скобу, однако «костыль» лишь перхнул холостым щелчком. Живой мертвец не обратил внимания ни на меня, ни на Камиллу. Пошел себе, бесшумно ступая несуразно тонкими ногами, в сторону зала, где вырвалась на волю темная материя.

И я совсем уж обалдел, когда мимо нас с Милкой протопали еще четверо «мумий» – такие же безмолвные, отстраненные, ничего не соображающие. Зомби чистейшей воды…

– Бежим отсюда, пока их тянет к темной материи, как кошек – к валерьянке! – Камилла оперлась на винтовку, встала. Завела руку за спину, поморщилась, потом показала мне ладонь: та была в крови.

– Сучка достала меня ножиком…

– Серьезная рана? – забеспокоился я. – Как себя чувствуешь?

– Да нормально, не заморачивайся, – Милка махнула окровавленной ладонью. – Жирок мне подрезала, а протолкнуть лезвие в кишки силенок не хватило. Не заморачивайся! – повторила она. – Нормально-нормально!

Я осторожно заглянул в зал, откуда раньше вели огонь «мумии».

Перевернутая мебель, искореженные приборы… и никого живого. Во – валяются на полу винтовки! Это кстати, потому что мой «костыль» разрядился.

– Что дальше, командир? – с улыбкой спросил я Милку.

– Нам нужен корабль, – ответила она, осматривая уцелевшее оборудование.

– Надо спасти ребят, – сказал я, по очереди поднимая и кладя обратно брошенные винтовки. В самых тяжелых, должно быть, осталось больше патронов, чем в остальных. О том, что я не смогу пилотировать корабль «мумий», Милка, наверное, не подумала.

– Спасти ребят? Да, – рассеяно ответила она, продолжая колдовать над оборудованием. – Можно попробовать…

– Пойдем-пойдем! – я сунул Милке в руки винтовку. – Черт их знает, сколько времени они еще собираются тупить.

– Да, все правильно, – она сгребла с одной из полок какие-то бумаги, расстегнула молнию комбеза и принялась запихивать их под одежду.

– Милка! – я схватил ее за горячую руку. – Брось! – закричал как на ребенка. – Уходим!

– Погоди! – она вяло отмахнулась; все это напоминало кошмарный сон, когда нужно было мчать во весь дух от приближающейся к тебе напасти, но ноги словно прирастали к земле, и тело становилось ватным, непослушным. Сейчас роль этого якоря играла Камилла, и хорошо же играла! – Что-то происходит. Чувствуешь? – она затравленно оглянулась. – Темная материя… Уже здесь…

Я полной грудью вдохнул воняющий гарью и канифолью воздух. Тоже огляделся. И ничего особенного… ну, кроме того, что мы завалили полдесятка «мумий» в сердце их поселения и до сих пор живы.

– Смотри! Вот! – Камилла указала в угол зала, но там ничего не было, кроме теней и пузатого прибора, похожего на кофейный аппарат. Сначала я подумал, что Милке досталось серьезней, чем она уверяет. Потом о том, что нож мог быть отравлен, – от «мумий» стоило ожидать всяких каверз.

– Ладно тебе… – начал я, но почти сразу осекся. Перед глазами сверкнуло, точно «кофейный аппарат» меня… сфотографировал. Стоило пару раз моргнуть, как вспышка полыхнула еще раз.

Плохо дело. Радиация!

Когда гамма-излучение попадает на сетчатку глаза, мозг визуализирует его в виде такого вот светопреставления. Если бы это случилось на корабле, я бы сказал, что у нас вырубилась электромагнитная защита. И что нужно срочно возвращаться на базу, пока корабль не поджарила первая же вспышка на ближайшей звезде.

– Со мной все в порядке! Сколько раз повторять! – рассердилась Камилла. – Темная материя рассеялась! Она постепенно проникает во все… и в нас тоже!

– И черт с ней! Нужно убираться отсюда! – я схватил ее за липкую ладонь. – Эта темная материя подарила нам шанс – отвлекла «мумий». Пошли, найдем ребят!

Хорошо бы еще раздобыть противорадиационные пилюли. Наверняка у «мумий» такие есть…

Я упал на пол. Вот просто так: взял и рухнул. Только что усиленно размышлял, а потом – раз! – и носом в пыль и щепки.

Перед моими глазами – черный вихрь, а кроме вихря – ничего. И вихрь – тоже ничто. То есть, его я скорее понимаю, чем ощущаю. Вихрь медленно и величественно выгибается, разворачиваясь ко мне воронкой.

А глаза-то закрыты. Лежу-то я на полу и ощущаю запах пыли.

МЫ ХРАНИМ! – звучит бесплотный голос.

Не радиация… Какое-то еще не открытое земными учеными излучение.

МЫ ХРАНИМ! – повторяет голос.

Темная материя хранит галактики от разрушения, – вспоминаю я (вспоминаю? наверное… ведь я изучал астрофизику в Академии). – Темная материя влияет на движение всех видимых объектов – от скоплений галактик до малых планетоидов, вроде Седны или Эриды.

Темная материя – не темная и не материя. И даже не энергия.

Информация.

Или слово.

Точнее – Слово. Слово, которое было в начале. Ну, все знают эту историю…

– «Мумии» владеют словом, – сказал мне недавно контрразведчик Крылатых. – А слово врага – словно удар ножом, но разит не плоть, а дух.

Совершенно верно, «мумии» владеют Словом, потому что владеют Эдемом. Они владеют… но использовать его не способны, иначе давно бы стали всесильными существами нашей Галактики. Но они учатся. Они ставят опыты, они пробуют, пока их конкуренты – Крылатые и «островитяне» – кусают локти и копят силы для штурма планеты обетованной.

Слово – это Эдем. Они, безусловно, взаимосвязаны.

Только чем обусловлена взаимосвязь?

Ага, вижу Эдем. Он совсем не похож на тот мир, фото и голографии которого нам предоставили союзники. Но я знаю, что это – Эдем.

Эдем никогда не был раем в том понимании, которое мы теперь вкладываем в этот термин. С таким же успехом троглодит мог назвать раем свою пещеру, возвращаясь под ее свод из промороженной, полной опасностями древней прерии. И Камилла была не права, предполагая, что на Эдеме сложились идеальные условия для вида людей. Просто люди Эпохи творения жили под защитой…

МЫ ХРАНИМ!

Я вижу темные вулканические скалы, испещренные круглыми кавернами. В кавернах блистает, отражая свет многочисленных солнц, вода. Под тонким слоем воды – толстый слой зеленовато-серой органики.

Но небеса… я никогда не видел таких небес… Первая пара солнц – белое и красное – сияют в зените. Почти такая же, но более тусклая пара поднимается над горизонтом на востоке, и еще два красных солнца клонятся к закату. В белизне дня растворен розовый вечерний оттенок.

Да, это система Кастора. А планета – Эдем.

Но что-то происходит, и из обширных внегалактических областей, занятых темной материей, выбрасывается в плоскость диска Млечного Пути протуберанец. Узкий, острый, точно игла, он продвигается вдоль одного из магнитных поясов Галактики и проходит на своем пути сквозь Эдем. Что происходит дальше – неизвестно. Но планета остается «напитанной» загадочным веществом, точно губка – влагой. Планета, а главное – органические оазисы, которые до сих пор ждали своего часа в теплой воде, получают информацию или Слово: каплю из океана Вселенной…

Я пришел в себя, вскочил на ноги, подхватив с пола винтовку. Не было ни дурноты, ни слабости, ни тумана перед глазами; я как будто и не вырубался, а лишь ненадолго закрыл глаза. В зале по-прежнему, кроме нас с Камиллой, никого не было. Оказалось, что Милка тоже валяется без сознания, прижимая к груди стопку бумаг «мумий». Времени вроде прошло – всего ничего. Но что-то изменилось вокруг нас. Мир теперь представлялся какой-то не очень приятной грезой с предопределенным финалом. Я точно видел сон с хорошо знакомым сюжетом.

Первым делом кинулся к Камилле, но едва склонился над нею, как скрипнула дверь. Я вскинул винтовку, поймал вошедшую «мумию» на мушку. Живой мертвец окинул меня флегматичным взором темных глаз, затем поглядел на вход в покои Отца поселения, сделал шаг вперед и тут же нерешительно отступил. Этого зомби тянуло по инерции в зал с магнитной ловушкой. Он уже очнулся от морока, хотя соображал еще туго.

– Стой! – негромко, но с напором прорычал я на языке Крылатых.

«Мумия» продолжила пятиться. Тогда я метнулся к ней, схватил за плечо, с отвращением ощущая мягкость пропитанных благовониями бинтов и одновременно жесткость тонкой и ребристой, будто арматура, руки. Ткнул дулом винтовки «мумии» в горло, спросил:

– Где остальные пленники?

– Пленники? – повторила «мумия» и лениво защелкала коричневыми зубами.

– Да! Посмотри на меня! – я встряхнул «мумию». – Мой экипаж! Как отсюда можно добраться до камеры? Сколько ваших ее охраняет?

«Мумия» пошатнулась, вскинула голову, хрустнув шеей.

– Тьма в твоем сердце… – как сомнамбула проговорила она. Или он… это создание, в общем.

– Отвечай! Или снесу тебе голову, без шуток! – я посильнее надавил дулом на перебинтованное горло.

– Тьма в твоей душе…

– Хватит заговаривать мне зубы! – я не удержался и завопил во всю глотку.

– Ты – наш…

За спиной послышался шелест бумаги. Я оглянулся: Камилла очнулась, приподнялась на руках, с удивлением поглядела на тяж слюны, свесившийся с уголка рта.

«Мумия» положила ладони на мою руку и стиснула спусковую скобу. Винтовка громко бабахнула, меня окатило теплой моросью. Сначала я почувствовал тошноту, но комок недолго стоял у горла. Безудержная ярость взяла надо мной верх. Я увидел, что в соседнем помещении снует долговязый силуэт, и решительно переступил через порог. Камилла что-то крикнула вслед.

Я оказался в просторном коридоре, вдоль стен которого висели бесформенные серые бушлаты, тяжелый металлический люк в противоположной стене был приоткрыт, и сквозь щель лился дневной свет. И дышалось тут легче, чем в бетонных пещерах, через которые нам с Милкой довелось прорываться.

«Мумия» попыталась ускользнуть в боковую дверь. Но я без жалости пристрелил ее в спину. Несуразное тело ввалилось в двери, за которыми я обнаружил еще двух «мумий»: они бестолково пялились в своей прострации на то, как напитываются кровью бинты их сраженного товарища.

За спиной грянул выстрел: это Камилла внесла свою лепту в потеху. «Мумия», облаченная в бушлат и вооруженная винтовкой, повисла на наполовину открытом люке, за которым был продуваемый всеми ветрами плац. Ага, значит, те «мумии», которые находились на свежем воздухе, уже очухались и схватились за оружие. Что ж, тем веселее.

Я свернул в боковой коридорчик и пристрелил двух живых мертвецов, которых заприметил секундами ранее. Оглянулся, посмотрел в сторону люка, ведущего наружу, но все же двинул вперед – в провонявший кровью и канифолью полумрак.

Лестница, вроде той, по которой мы спустились в зал с темной материей. Дальше – тесное помещение с установленным в центре чашеобразным алтарем, на котором что-то гнило, а сверху мерцала голограмма костлявого демона в окружении звезд человеческого космоса. А еще дальше – знакомый коридор со стенами, увитыми бахромчатыми растениями. Железная дверь, закрытая на простой засов.

– Берегись! – прикрикнула Камилла, прижимаясь к стене.

С противоположной стороны коридора надвигалась толпа «мумий». Их бинты были черны от копоти, сквозь прожженные дыры в ткани виднелась покрытая красными пятнами и волдырями плоть. Некоторые «мумии» целили в нас из винтовок, но в основном шли просто с голыми руками.

Сцена из фильма ужасов о восставших из могил мертвецах… Эх, нам бы с Милкой пару «минаковых» да с полными рожками, мы бы в два счета смели эту погань.

Винтовка Камиллы оглушительно бабахнула. «Мумии» открыли ответный огонь. Завизжали рикошеты, брызнули во все стороны ошметки растений и бетонная крошка. Я откинул засов, распахнул тяжелую дверь. За нею можно было укрыться от пуль, как за щитом. В камере галдели наши: я слышал бодрый басок Бэнксфорда и напряженный, надтреснутый голос О’Браена. Они не понимали, что происходит, но рвались ввязаться в схватку.

– Милка! Сюда!

Камилла шмыгнула ко мне. В двери тут же появилась пара вмятин; металл отозвался низким гулом. Милка тут же высунулась из-за щита, выстрелила несколько раз и метнулась обратно.

– Они уже здесь!

Я отпихнул ее к стене, сам же рванулся встречать забинтованное полчище. Успел один раз выстрелить, но через миг с полдесятка рук вцепились в мою винтовку. А еще полдесятка – в комбез. Стоял столь густой запах канифоли и горелого мяса, что дышать было нечем. Совсем нечем.

И, кажется, я не дышал. Я потерялся в круговороте похожих на маски из коры лиц и черных, выпученных глаз. Мои кулаки вязли в мягких бинтах; твердокаменные пальцы «мумий» норовили сомкнуться на горле, но всякий раз мне чудом удавалось выскальзывать из их хватки.

Из камеры вывалили наши ребята. В смысле, Бэнксфорд, О’Браен и Такуми; Сан Саныч плохо отдавал отчет в том, что творится, и в драку не кинулся.

Из О’Браена боец был, как из манной каши – пуля, его почти сразу же повалили на пол. А вот Бэнксфорд, оказалось, неплохо боксирует, а Такуми умеет дрыгать ногами в стиле старых боевиков про кунг-фу. Камилла тоже не осталась в стороне: размахивая винтовкой, словно дубиной, набросилась на «мумий».

Мы бились, матерясь и хакая, не на жизнь, а на смерть, не жалея жил. Камилла крушила черепа, Бэнксфорд отправлял в нокаут, Такуми – в нирвану; О’Браен и я старались им помочь, чем могли. Из меня тоже – боец посредственный, к тому же, я истратил уйму сил в зале с темной материей.

И все же мы упокоили ходячих мертвяков, прежде чем к ним подоспело подкрепление. С нашей стороны потерь, к счастью, не было: О’Браену намяли бока, а Такуми полоснули по ребрам ножом, но ничего смертельного. Собрали винтовки; на поясах пары-тройки «мумий» обнаружили патронташи и перезарядились: Камилла показала, как это делается. Как ребенка, за руку, вывели Сан Саныча из камеры.

И вот мы на свободе. Что же дальше?.. Думать – терять время, надо действовать. А действовать наобум – опасно.

– Выбираемся наружу! – перехватила инициативу Камилла. – Есть такой отличный план, «на месте разберемся» называется.

Мы двинули к выходу из зиккурата. У внешнего люка столкнулись с десятком «мумий» в бушлатах поверх бинтов. Твари были вооружены и прытки: они уже отошли от воздействия рассеявшейся темной материи. Снова загрохотали выстрелы, и запели рикошеты.

– Милка, назад! – прикрикнул я, бросаясь ничком на пол. Пуля прожужжала возле уха, и лишь мгновением позже я услышал звук выстрела. Я пристроил винтовку на высокий порог, сдавил пусковую скобу. Рядом со мной упал Бэнсфорд и тоже открыл огонь.

Половину отряда «мумий» мы уничтожили в считаные секунды. Остальные попытались рассредоточиться: кто-то юркнул через люк наружу, кто-то кинулся в тот зал, где мы с Камиллой валялись, внимая грезам, навеянным темной материей.

Один из наших перепрыгнул через меня и помчал вперед, стреляя на ходу. Такуми! А за ним – Камилла. Просил же ее не лезть на рожон!

Мы разбили «мумий» в пух и прах. Выбежали наружу.

Ледяной ветер заметал плац желтоватым песком. Стремительно плыли по низкому небу тучи, сквозь которые едва-едва проглядывало бледное пятно беты Волос Вероники. Виднелись гребни песчаных дюн – пустыня начиналась (или продолжалась), где обрывалась недостроенная бетонная площадка «мумий». А дальше были сглаженные ветром красноватые скалы: их гряда полукольцом окружала поселок, а вершины терялись среди туч.

Недалеко от входа в зиккурат темнела караульная вышка. «Мумия» в бушлате, проворно перебирая руками и ногами скобы, карабкалась на площадку, венчающую вышку. Я расстрелял этого мертвяка, точно мишень в тире.

– К транспорту! Скорее! – Такуми указал на видневшиеся сквозь пылевую завесу силуэты песчаных краулеров. На одном из них нас привезли в поселок с космодрома, который располагался приблизительно в двух километрах севернее.

Мы бросились к краулерам. Ветер подталкивал нас в спины, его обжигающие холодом прикосновения добавляли сил. Ветер ревел, заглушая прочие звуки мира, и выстрелы винтовок «мумий» доносились отдаленными раскатами грома. Я даже не мог понять, с какой стороны в нас стреляли. Быть может, со всех сторон одновременно.

Бежавший бок о бок со мной Бэнксфорд внезапно споткнулся, перешел на шаг. Харкнул себе под ноги кровью, виновато улыбнулся.

– Стэн! – заорал я. Бэнксфорд выронил винтовку, уселся на землю. Его комбез потемнел на груди, а на спине влажно поблескивала похожая на метеоритный кратер рана.

– Стэн, пошли! – я схватил гравитронщика за локоть. – Немного же осталось! Пара метров!

Камилла и Такуми вскинули винтовки. Она стреляла в направлении краулеров, он – назад. «Мумии» сжимали кольцо.

– Стэн, не дури! – О’Браен схватил Бэнксфорда за другой локоть. – Поднимайся, Стэн!

– Ребята, бросьте! – заорала, не прекращая стрелять, Камилла. – Ему уже не поможешь!

Сан Саныч, предоставленный на время самому себе, вдруг дико заорал, а потом побежал в сторону пустыни. Что ему взбрело в голову на сей раз – черт его знает… Пуля догнала старого штурмана на границе пустыни: Сан Саныч взмахнул руками, точно крыльями, и упал в песчаный наст.

Так одним махом наш отряд уменьшился на треть.

Еще один рывок – и мы у краулеров. Массивные машины на гусеничном ходу с кабинами, похожими на бастионы древних крепостей, и закрытыми грузовыми отсеками стояли двумя неровными рядами. Возле ближайшего к нам краулера валялись две «мумии», один мертвяк был еще жив и зажимал бушлатом, свернутым валиком, простреленное брюхо. Камилла без тени сомнений снесла раненому голову.

Такуми влез на гусеницу краулера, открыл после недолгой заминки кабину и скрылся внутри.

Лязгнуло один раз, другой. Точно крупный град пробовал корпус краулера на прочность. Взорвался прожектор, укрепленный сбоку кабины; на головы нам посыпались искры и стеклянные осколки.

Нечеловечески высокие и худые силуэты подбирались к стоянке краулеров через пыльную круговерть, растянувшись редкой цепью. Мы обошли машину, но укрыться от пуль за ее кузовом не удалось: с другой стороны подступала вторая цепь.

– Такуми, поторопись! – крикнул я, пытаясь поймать на мушку силуэт первого попавшегося живого мертвеца. – Они уже рядом!

Краулер взревел: это включились теплоотводящие турбины, посредством которых охлаждался атомный реактор машины. Пыльная круговерть и вовсе обезумела; цепь «мумий» полностью исчезла из виду.

Я помог Камилле, в которой росту было – от горшка два вершка, взобраться на гусеницу.

– Милка! В машину! – крикнул ей в спину.

Камилла, не оглядываясь, кивнула. Такуми высунулся из кабины и подал ей руку. О’Браен вскрикнул, выронил винтовку, завертелся на месте, разбрызгивая черно-красные капли. Я схватил его за плечо, прижал к гусенице.

– Ребята! – крикнула сверху Камилла. – Скорее, ребята!

– Давай, давай! – я подсадил О’Браена, развернулся и встретил свинцом двух вынырнувших из-за пылевой завесы «мумий». Сам запрыгнул на гусеницу, схватился за скобу, влез под тент между грузовым отсеком и кабиной. Помог забраться туда же и О’Браену. Двинул винтовкой по крыше.

– Погнали!

Рев турбин превратился в низкий, натужный гул паяльной лампы. Краулер рванул с места в карьер, нас с О’Браеном отбросило назад, припечатало к торцу грузового отсека. Такуми протаранил оказавшийся на пути легкий пескоход, направил нашу машину в пустыню. Пули хлестали по бортам, но они были не в силах остановить тяжеленный краулер на атомной тяге. Густая пыль клубилась по оба борта, и я понятия не имел, что происходит рядом.

Краулер тряхнуло так, что мы с О’Браеном едва удержались в нашем закутке. На секунду пыль поредела, и я увидел, что по обе стороны от нас – дюны. Куда гнал машину Такуми, я мог только догадываться. На космодром? Даже если мы отобьем корабль, то им окажется челнок, на котором никак не выбраться из системы беты Волос Вероники. Взять же на абордаж космический крейсер, способный уходить в «искажение», вчетвером – на это даже глупо надеяться. Вчетвером?.. Пожалуй, уже нет.

– Куда тебя? – заорал я на ухо О’Браену.

– Не знаю! – прорыдал тот в ответ.

Я тоже не знал. Не знал, что делать в такой ситуации. Я ведь не чертов космопех.

Такуми остановил краулер в ложбине, которая была сухим руслом реки (или лавового потока), с двух сторон зажатой высоченными барханами. Я подумал о том, что «мумии» без труда нас найдут: или по следу от тяжелых траков, или же с воздуха, и что стоило бы мчать в горы и там попытаться затеряться среди скал… Чтобы впоследствии умереть от голода, жажды или холода… Да, куда ни кинь – всюду клин.

Мы на этой планете обречены!

Мы тут все погибнем!

– Буря заметет следы, – сказала Камилла, перебираясь из кабины под тент, ее спокойный голос погасил захлестнувшую меня панику. – Что там у нас? – она склонилась над О’Браеном.

– Рука, кажется… – простучал зубами тот.

– Сейчас разберемся, – деловито пробурчала Камилла. – Жека! – бросила мне через плечо. – Погляди-ка на небо. А потом – бегом обратно, поможешь мне.

Я спрыгнул на трак, а потом – на землю. Ботинки по щиколотку увязли в песке. Задрал голову: и что я должен был там увидеть? Клубы пыли и грязно-желтые тучи, среди которых время от времени сверкала гроза.

Нет не гроза. Маленькие кругленькие солнца. Зажигаются и гаснут, зажигаются и гаснут.

В космосе над нами взрывались космические корабли. Взрывались довольно часто, значит, кораблей много и с той, и с другой стороны. И бой идет в ограниченном объеме пространства.

Я снова взобрался под тент. Такуми кроил ножом воняющий канифолью бушлат: делал жгут. Камилла, присев на корточки, промывала рану О’Браена водой из ржавой и помятой канистры, которая обнаружилась тут же – под тентом. О’Браен лежал на спине, кусал посиневшие губы и смотрел, как трепещет над нашими глазами брезент: пуля засела в верхней части его плеча.

– Видел? – спросила Камилла.

– Ага, – я сел рядом с ней. – Надеюсь, наши намылят «мумиям» задницы.

– Сводная эскадра, – предположил Такуми.

– Да и черт с ней, – махнул рукой я. – Хоть кто-нибудь. Лишь бы вытащили нас отсюда.

– Рацию бы… – простонал О’Браен.

Такуми отдал жгут Камилле, я помог ей перетянуть раненому плечо. О’Браен выругался и потерял сознание.

– В кабине есть рация, – сказал Такуми. – Я посмотрю, что можно сделать.

А что можно было сделать с маломощным передатчиком? Его сигнал не примет никто, кроме «мумий» в радиусе ближайших ста километров. Ну, пусть постарается, это лучше, чем стоять спустя рукава.

Воздух задрожал. Раскат грома перерос в мерный рокот посадочных двигателей. Со склонов русла посыпался песок. Мы с Камиллой уставились друг на друга. И даже О’Браен пришел в себя и вперился в тент, по которому звонко хлестали мелкие камни.

Я свесился с одного борта краулера, Камилла – с другого.

В русло опускался, складывая крылья домиком, челночный корабль класса «Скиф» нашего, земного, производства.