Текст книги "Комната страха"

– Едем, Тим, к Илоне, – продолжал уговаривать его Нестор, – прекращай дурить. Проспишься, а утром домой отдыхать уйдешь.

– Паспорт верни! – потребовал Кторов, сдаваясь.

Старик с готовностью выполнил его требование, и Тим полез в машину.

– Ничего не поделаешь. – Нестор повернулся ко мне: – У-у! Едва на ногах стоишь.

– А то раньше ты этого не замечал!

– Едем с нами. Ваша машина, как я понимаю, где-то рядом с домом Илоны?

– Опять человеколюбие? – не удержалась я от сарказма, садясь в «Ауди», на сей раз пассажиркой.

– Нет. Хочу вызнать, не наболтал ли Тимофей лишнего. У нас, понимаете ли, как у женщины, – свои секреты.

Не опасается меня Нестор, выглядит по-доброму обрадованным. Симпатичный, довольный жизнью старик из бывших руководителей, и ничего более. От такого ли ждать подлостей? Вот у кого мастерству держать себя в руках учиться надо. И молчит. Аккуратно молчит и непринужденно, как воды в рот набрал. Если б еще не улыбался…

– Принуждение – это, Татьяна, род насилия, – открыл наконец рот Нестор, – а насилие в правильных действиях недопустимо.

Философия, надо же! А я-то думаю, чего мне сегодня не хватает для полноты впечатлений?

– Вот тебя, к примеру, никто с балкона не сталкивал.

Черт тебя, Нестора, побери, какой удачный пример ты выбрал! Я даже из усталости, как из воды, на поверхность вынырнула. Может, зря мнение о нем как об умном человеке имела? Признался во всем, как расписался черным по белому.

– Нет, не сталкивал! Условия подходящие создали, это да. А дальше – как по судьбе положено было, так и произошло.

– Это испытание судьбы в Уголовном кодексе свое название имеет, – ответила я с возвратившейся злостью.

– При чем здесь кодекс! – обиделся он и отстал наконец от меня.

Весь оставшийся путь Нестор молчал как воды в рот набрал и про Тима не спрашивал, будто забыл о своем намерении выяснить, насколько тот успел выболтать мне их секреты. А может, уверен в нем был. И у меня, понятно, не было желания болтать с ним по душам.

– Дойдешь отсюда? – с прежней добротой не спросил, а попросил Нестор, останавливая машину неподалеку от улицы, где оставалась моя «девятка», а когда я без слов открыла дверцу и полезла наружу, пожелал вдогонку: – Удачи тебе.

«Еще доченькой назови!» – огрызнулась я молча и похвалила себя за сдержанность.

В очередной раз я почувствовала благотворность одиночества для утомленных волнениями нервов. Ночь, свет фонарей, и только звук собственных шагов в тишине безлюдной улицы. Добавить сюда стансы о неразделенной любви, и получится вполне завершенный сюжетик для современной песенки.

Подвез меня Нестор не с той стороны – отсюда до площадки, где отстаивается моя машина, почти квартал топать надо, но это и к лучшему – есть время пораскинуть мозгами и нет соблазна использовать его как-нибудь по-другому.

На презентации Крапов был под наблюдением Илоновых опричников, и его беседа со мной не могла не привлечь их внимания. Узнать, кто я такая, труда не составило – там меня любая собака знала. Выспросили не только адрес, но и без труда получили мою характеристику, можно сказать, познакомились заочно и поняли, что со мной на горизонте их ждут нелегкие времена и перемены. Ребята решительные и предприимчивые – тут же отправили специалиста пилить перила на балконе, что и было сделано со всей аккуратностью. Да, проделано было качественно. Я и не заметила опасности. С фотографом они промахнулись, что ж, и на старуху бывает проруха. Если бы не Самопрядов, указавший на ворожею, сидеть мне этим вечером дома с открытым от изумления ртом и спать, утомившись от бессильной истерики.

Получается так, что, признав себя авторами покушения, они сознались и в причастности к изнасилованию Ларисы Симоновой, потому что одно без другого не существует. Какова их причастность к этому делу? Очень может быть, что оно совершено их людьми – это все, что я могу сейчас предположить, не вдаваясь в пустые фантазии.

Лиха беда начало! Действовала я неосторожно, местами даже грубо и чересчур рискованно, но некоторых результатов добилась. Есть повод испытывать удовлетворение.

«Давай, Танечка, с большой силой испытывай удовлетворение да выспись как следует! – сказала я себе, высматривая из-за деревьев машину. – Не проспи только. Завтра дел – непочатый край».

Жаль, спать придется не дома. А может, к лучшему, потому что спать я поеду в спортзал, к Косте, а это всегда приятно. Домой все равно нельзя. Не верю я в обещанную авгурами безопасность и рисковать не желаю. Выжили-таки они меня из моего гнезда. Ничего, злее буду.

Ноги сами задвигались быстрее, когда из-за деревьев показался мягко отражающий фонарный свет бок моей «девяточки». Костя нас с ней заждался уже. Лягу спать прямо в спортзале, как ни уговаривай меня мой сэнсэй подняться на второй этаж, в его каморку со стареньким диваном. Бухнусь на маты и до утра – поминай как звали Татьяну Иванову. А домой – спозаранок, только чтобы в порядок себя привести, в надлежащий вид перед встречей с Василием Дмитриевичем Краповым.

«Атас!»

Я на кошачьих лапках прокралась к дереву, рядом с которым стояла машина, медленно и осторожно выглянула из-за ствола. Нет, не показалось. Дверка чуть приоткрыта и какая-то возня в салоне происходит. Угонщик, мать его?.. Нет, ну куда милиция смотрит, язви ее!..

Ба-атюшки, да он отвертками звякает, инструменты собирает. Неужто неумеха такой, не справился с замком зажигания? Проводка в моей машине безо всяких секретных прибамбасов, соединяй напрямую и заводи спокойно. Я несколько раз сама так делала, когда ключи теряла, а уезжать надо было срочно. Не угонщик ты, дружище, а, как говорится, чудак на букву «м».

Наверное, я слишком высунулась из-за дерева, желая рассмотреть этого растяпу, потому что он меня заметил и аж дернулся от неожиданности. Все. Прятки закончились, а для допроса – самое время.

– Ты откуда? – опередил он мой почти такой же по содержанию вопрос, но ответ выслушать не пожелал, толчком распахнул дверь и рванул мимо с приличествующей случаю скоростью.

Я всего лишь подножку ему подставила. Пнул он ее, правда, больно, слетая с катушек, мотнулся в сторону и крепко врезался в древесный ствол, за которым я только что скрывалась.

Ай-я-яй! Нельзя же так спешить очертя голову!

– Ну, молись, стерва!

Любезный, не с таким замахом мне в лоб метить!

Пока-то рука его в сторону отъехала, пока-то он дернул ею по мне, как дубинкой! Неумеха и есть.

Слегка присев, я ушла от удара и хорошо воткнула локоть ему под мышку. Больно, любезный, да, но не смертельно.

Он хрипел и отплевывался, а я, отскочив на безопасное расстояние, пританцовывала на носочках, готовая к продолжению. Нет, не усталая я была сейчас нисколько, а веселая даже и готовая к миру еще после пары хороших ударов. Надо же было наказать его за вторжение на мою территорию.

– Давай вместе помолимся! – предложила весело и мыском ноги, но так, чтобы не покалечить, шлепнула его по уху.

Ох, как в сторону-то повело!

Он, стараясь удержать равновесие, боком поскакал поперек тротуара, пока не достиг стены дома, оттолкнулся от нее и утвердился на расставленных ногах. Зафыркал, как конь на водопое. Хорошо, что его на свет вынесло. Теперь можно и рассмотреть хорошенько.

Да, видок-с! Галстук на плече, рубашка из штанов выбилась, и ширинка почему-то расстегнута. Под носом грязно…

Со щетиной будущих усов под носом! Вырубаю!

Я широко шагнула к нему, второй шаг был перекрестным, развернулась и пяткой – прямым ударом назад – точно поразила его солнечное сплетение. Все! К машине придется его тащить. По асфальту в тень, с глаз долой.

Отыскав мешочек с инструментами, я положила его рядом с хозяином и от нечего делать призадумалась, усевшись на краешек сиденья.

Та-ак. Не попусту Петр с белобрысым так резво стартовали мимо «Ауди». Наверняка с Нестором, еще следуя за нами, обсудили минирование моей машины, а когда на нас наткнулись, сообразили, что времени на это не так много, как предполагали, вот и поспешили отъехать. То ли Нестор поторопился, то ли они замешкались. Не успели. Не зря он меня высадил за квартал отсюда!

– Молиться будешь? – спросила я, наклоняясь. – Лежать! – прикрикнула страшным шепотом и придавила подошвой кроссовки его грудь.

Он послушался, а я предупредила его для ясности:

– Лучше не егозись, а то бить тебя буду. Попытаешься сбежать – догоню и побью всерьез. Ментов нелегкая нанесет, я покажу им, что ты сделал с моей машиной.

– А я с ней что-нибудь сделал?

Хорошо, дыхание к нему вернулось. А вместе с ним наглость.

– Неужели не скажешь – что?

– А то бить будешь?

Он себе даже насмешку позволяет!

– Дай сесть хотя бы, что ж я валяюсь.

Он сел, пощупал живот, посопел, испытывая дыхание. Стойкий мужичок, не чета фотографу. Тому и оплеухи хватило. Этого побоями на месте удержать можно, а заставить отвечать на вопросы – едва ли. Уговаривать? Смешно! Пугать нужно, давить на психику. Как?

– Угнать я хотел твою машину и продать ее по частям в разные руки. Понятно?

Ага, так я тебе и поверила!

– Угоняй! – осенило меня.

Я поднялась, освободив ему место за рулем, и отошла в сторону. В точку! Такого он не ожидал!

– Садись, и вперед! Ключи дать, или обойдешься?

– Ладно, чего там. Не вышло.

– Садись, с-сволочь, заводи машину!

Шутки кончились, он это понял. Понял, что маху дал, и помог мне определить свою слабину. Очень не хочется ему заводить машину, понятно, помирать-то сам он еще не собирается.

– Сядешь!

Во второй раз за сегодня я стала Ведьмой. Шагнула к нему, почти не в силах держать себя в руках. Наверняка он услышал, как скрежещут мои зубы, и, как был, на заднице заерзал в сторону.

– Садись, тварь!

– Сейчас, сейчас, сейчас! – зачастил, заслоняясь от меня ладонями. – Сумку, сумку мне дай, – повернулся и прямо с колен полез в машину.

Сумку с инструментами я швырнула ему под ноги. Удержалась, чтобы не бросить ее в голову.

Управился он на удивление быстро. Отсоединил лишние проводки от замка зажигания, привел его в порядок, выдрал из-под сиденья небольшой сверток, обкрученный проволокой, и попытался затолкать его в сумку.

– Оставь! – приказала я. – Брось на пол и заводи. Держи!

Он принял от меня ключи и проделал с ними все, что полагается. Машина фыркнула и затарахтела привычным, домашним звуком. Слесарь вынырнул из ее чрева и попятился от меня в сторону.

– Я пойду, а? – Он спрашивал разрешения и не надеялся на него, а я смерила его взглядом – от которого должно подташнивать и не таких, как он, ублюдков – и мучилась вопросом, что ему ломать, нос или челюсть, за мою гимнастику на балконе.

– Дергай! – позволила я наконец и зауважала себя за такой поступок.

Он бесследно и бесшумно растворился в тени деревьев, а я, устроившись за рулем, посидела с минуту неподвижно, включила передачу и покатила себе в нужном направлении. Через несколько десятков метров включила радиоприемник и сразу наткнулась на «Крэйзер», порадовалась – по теме музыка, по настроению – и выставила такую громкость, что воздух в салоне задрожал, а у кота, отдыхавшего возле лужи, когда я проезжала мимо, выгнулась спина и шерсть встала дыбом.

Темные окна Костиного спортзала. Ни в самом зале, ни в маленьких окошках второго этажа огонь не горит. И даже фонарик над входной дверью потушен. Сэнсэй, ау, здесь ли ты?

Я загнала машину во двор и остановила ее в двух шагах у двери. Здесь она останется до утра. Утром не забыть бы ни в коем случае в машине взрывчатку, старательно обкрученную проволокой моими врагами, и оставить ее дома. Или сдать на хранение Косте.

То, что Константин мог потерять терпение и уйти, не дождавшись, мне и в голову не приходило, потому что было сверхъестественным и для него невозможным. Уснуть мог, умаявшись за день, но не уйти, если обещал дождаться. Но даже если б случилось такое, у меня есть ключ, как и у него – от моей квартиры. Давно сошлись бы мы под одной крышей, настолько друг друга устраиваем во всех отношениях, если б не занятия, не образ жизни.

Я офанатела на частном сыске и работаю постоянно, так сказать, на грани фола, и благодаря этому да еще кое-каким личным качествам неизменно добиваюсь блестящих результатов. Он давно перешагнул уровень тренера-мордобойца, от кандидатов в ученики отбоя нет. Берет чуть ли не всех, но оставляет некоторых, невзирая на положение и состояние родителей. Только поэтому и не купается в деньгах. Какие из нас муж и жена? Был как-то разговор, обсудили мы возможность изменения образа жизни каждого в угоду другому. Оба были готовы на жертвы, и оба их не приняли – оставили все как есть, как было прежде. И быть, как говорится, по сему, впредь до особого случая.

Ну вот, все, как я и думала, и дверь не на замке. Я вошла и, не зажигая света, поскольку каждый закоулок здесь мне известен, прошла к раздевалке и душу – смыть с себя перед сном все неприятности прошедшего дня. И только когда окатилась как следует водой, встала под ее сильные колючие струйки, прочувствовала окончательно – действительно, на сегодня – все!

– Ну, все! – раздалось настолько неожиданно, что я вскрикнула. – За твой обман и опоздание я тебе такое придумал!

Костя, голый по пояс, стоял рядом и рассматривал меня заспанными глазами.

– Изволь ответить, а куда арестованный делся?

– Отпустила. Не могла же я допустить, чтоб ты всю ночь простоял над ним в стойке «железного всадника»!

Получив на лицо и голую грудь по пригоршне воды, Константин плотоядно заурчал и, как был – в штанах – полез под душ, схватив меня в охапку.

Разве могу я сопротивляться сэнсэю?

Глава 4

Наотрез отказавшись подняться на второй этаж в каморку Константина, я также отвергла его предложение отнести меня туда на руках. Обстоятельства всего происшедшего стесняли меня, и хотелось свободного пространства хотя бы для сна. А какой может быть простор на диванчике, пусть даже двуспальном? Раньше мне на нем было уютно, но сегодня хотелось простора. Поэтому Косте пришлось устраивать для нас ложе на матах, прямо в зале. Побурчал он что-то насчет женских причуд, но справился с делом как нельзя лучше. Здорово у него получилось!

Не причуда, Костя, придурь самая настоящая, но как приятно, когда мужчина потакает таким вот капризам и при этом не делает свою физиономию постной. Не все на это способны.

Я постаралась вознаградить его за необязательные хлопоты и тоже справилась с этим отлично. Жаль, надолго меня не хватило, и я сразу же уснула на плече моего сэнсэя.

А утром мы проспали непозволительно долго. Долго для той массы дел, заниматься которыми мне предстояло сегодня. Всего каких-то пять минут я позволила себе для открывания глаз и прощания с удивленным такой спешкой Константином, на большее не имела права.

Но как ни спешила, а под сиденье заглянуть не поленилась – сегодня бомбы там не было. Ругнув себя за глупую мнительность, которая только спросонок возможна, я, неумытая, поскакала домой переодеться, привести себя в порядок, чтобы на люди показаться не стыдно было. Первый мой визит – к господину Крапову и Ларисе, надо соответствовать уровню.

Свою дверь я отпирала не без трепета и удивлялась себе. Еще немного, и доведут меня авгуры до необходимости заняться приведением нервов в по – рядок.

Слава богу, внутри оказалось все на своих местах, так, как я вчера оставила. И мешочек с гадальными костями лежал на журнальном столике. А что, если мне… Нет, сначала тело.

После вольной разминки, душа и легкого завтрака я почувствовала себя готовой противостоять десяти Илонам и Несторам вместе взятым, четырем Тимофеям и одной компании Петра. Поправила тюль на балконном окне, сорванный мною вчера, и только тогда взялась за мешочек. Кости с веселым звуком раскатились по полированной поверхности столика и глянули на меня цифрами с граней:

7 + 18 + 29.

«Не переоценивайте своих достижений и не торопитесь, принимая ответственные решения. Спокойная рассудительность и трезвый расчет способствуют удаче».

Как мало мое вчерашнее поведение соответствует любому из этих слов.

Но себя вчерашнюю я извиняла. Любила я себя вчерашнюю, уважала пусть за взбалмошные, но принесшие неплохие результаты действия и жалела за мучения, которые пришлось перенести.

Крапов дожидался меня дома при полном параде – хоть прямо сейчас на прием к начальству, еще более высокому, чем он сам. Хозяин явно торопился. Видно, отложил ради меня какие-то важные дела и потому заметно нервничал. Вот это зря, Василий Дмитриевич. Нам с вами нужна только спокойная рассудительность.

Разговаривали недолго. Отчета от меня о моих соображениях он не потребовал, то ли преждевременным посчитал, то ли вообще решил не вмешиваться, не знаю, и мне это понравилось. Надо сказать, что ни о планах, ни о соображениях я с клиентами не говорю никогда, если, конечно, не планирую использовать их в какой-нибудь из своих комбинаций. Крапов опять поднял было тему о своих недоброжелателях, но я ее поспешила не только уложить на прежнее место, но и притоптала сверху как можно крепче.

– Не время об этом, Василий Дмитриевич. Не обременяйте меня информацией на данном этапе бесполезной.

Возражений не последовало.

О желаемой им судьбе насильников он выразился предельно точно:

– Вы отдадите их мне вместе с доказательствами их вины, а я постараюсь, чтобы они перестали быть мужчинами в физиологическом плане.

– И сядете на скамью подсудимых?

Я возражала ему спокойно и рассудительно, и он, конечно же, согласился с доводами, оставив решение этого вопроса на будущее.

Сумму гонорара вообще обсуждать не пришлось. Я просто назвала цифру. Он помолчал, стоя лицом к окну, и согласился, не поворачивая головы. Признаться, и мне было неловко говорить в таком случае о деньгах, тем более с отцом потерпевшей, но жизнь есть жизнь…

Тема была исчерпана с рекордной скоростью – потратили мы на разговор не более получаса, и то со всеми приветствиями и прощаниями. Василий Дмитриевич ушел, извинившись, а я занялась Ларисой.

Сегодня она выглядела веселее и как собеседница понравилась мне больше. Должно быть, потому, что самое тяжелое рассказано было вчера, а выпытывать подробности не было необходимости. Сегодня меня интересовало совсем другое.

Как-то очень естественно мы перешли на «ты» и сначала просто дружески болтали о прошедшем лете и хорошей косметике. Вдруг она вспомнила Илону. Сама. Без всяких наводящих вопросов.

– Ты ее адрес вчера спрашивала, не ходила еще?

– Можно сказать, что нет пока, – ответила я с улыбкой.

– Нет, нет, напрасно ты улыбаешься! – воскликнула Лариса и, сделав большие глаза, сообщила совершенно серьезно. – В этом что-то есть, правда! Поначалу я тоже не верила…

Мне даже неудобно стало, будто я хитрить с ней начала или обманывать, потому что с этого момента для меня простые разговоры кончились и начиналась работа. Она не догадывалась об этом, рассказывала о гадалке весьма непринужденно, никак не связывая Илону со своей бедой. Мне оставалось лишь выказывать заинтересованность для ее поощрения. По понятным причинам это давалось мне с легкостью.

– Я ее уже больше года знаю. Впервые пошла, когда сессию сдавала. Экзамен у нас был, его многие заваливали. Принимал экзамен вреднющий старик. Наш преподаватель захворал, а откуда этот на наши головы свалился – не знаю. Вот и пошел крушить на все стороны. Первая сессия, тут и так сердце в пятках…

Мы с девчонками и придумали сходить к знающему человеку, спросить, что нам предстоит. Выбрали меня – одну из всех, как гонца. Оказалось, так нельзя, это тебе не коллективная заявка на посещение театра. Илона мне объяснила и посмотрела мое будущее. Страшно было, Татьяна!

Посадила она меня перед большим темным зеркалом, а сама сзади встала. Долго всматривалась в отражение, а потом сказала, что все видит, но неясно пока и что нужно еще кое-что сделать, прежде чем дать верный ответ. Предложила прийти к ней на следующий день.

Девчонки от зависти чуть не поумирали!

Я пришла и узнала, что все у меня будет благополучно с экзаменом, можно не волноваться. Какое там! Тряслась, как овечий хвост. Так что ты думаешь? Почти все пролетели, все, а я сдала с первого раза! Да так легко!.. Тогда к Илоне проще попасть было. Никакой записи, очереди, позвони и приходи в назначенное время.

Я еще раза два сходила, так, мелочь личного характера, – она мне все точно предсказала, но предупредила, что с мелкими делами ей справляться тяжелее, исход видит она хуже. Почему так?

– Наверное, потому, что совестно ей хорошую плату требовать за мелкие услуги.

– Не-ет, – протянула она возмущенно, – цена у нее одинаковая, с чем ни приди. Две-три сотни за сеанс. Это сейчас! Не такие уж и большие деньги.

– Ты недавно была у нее? Я что-то не помню, извини.

– Недавно.

Лариса замолчала и потемнела лицом, но ненадолго – настолько интересно ей было рассказывать про чудесную Илону.

– Ну, слушай, – снова оживилась она и, придвинувшись ко мне ближе, продолжила: – Весной у меня с Сережкой проблемы возникли. Показалось, что завел он себе еще кого-то, а признаваться не хочет. Нет, думаю, миленький, есть у меня способ узнать о тебе все, и – к Илоне.

Она меня уже как добрую знакомую встретила. Насчет Сережки успокоила сразу – ерунда, сказала, не блажи, девонька, и не беспокойся, никого у него нет, а вот насчет его самого – осложнение! И еще меня перед зеркалом посидеть попросила. На другой день говорит, что все вызнала – грозит ему перелом ноги в самом скором будущем. Посоветовала обратиться к одному человеку – который порчу, сглаз снимает, – для того чтоб беду отвести, и адрес дала. Этот чернокнижник, – Лариса невесело улыбнулась, – рекламу о себе в газетах помещает, все у него официально. Тоже, говорят, специалист хороший. Но кто же в такое всерьез поверит? Тем более что цены у него ого-го, закачаешься! Сережке рассказала, ну мы и посмеялись!..

– И что же? – спросила я, действительно очень заинтересованная комбинацией. – Получается прямо бюро оккультных услуг. Помощь на все неприятные случаи жизни.

– А то же! – укоризненно склонила она голову набок. – Через два дня Сергей в драку попал. От меня поздно домой возвращался, и пристали к нему подвыпившие парни, накидали по морде и сломали руку.

– Ты же говорила – ногу! – не выдержала я, ошарашенная совпадением.

– Не я, а Илона говорила. Да, а сломали руку! Ну что?

Пришлось делать вид, что недоверчивость моя поколеблена, чтобы не портить ей торжества. Она порадовалась немного и, вспомнив о предстоящем финале, сникла.

– Рассказывай, Лариса, мне это важно, – призналась я, но она поняла меня по-своему.

– Ладно, слушай, если все еще не убедилась…

Убедилась я, Ларочка, и многое мне понятно стало из методов, которыми пользуются эти бандиты-аферисты, спасибо тебе. Но без окончания, без рассказа о последнем твоем посещении гадалки картина будет неполной, так что уж извини меня, пожалуйста.

– Перед началом семестра я опять к ней пошла. Узнать, как там в институте у меня будет и вообще…

– Опять темное зеркало? – поторопила я ее, задумавшуюся на полуслове.

– Да, – кивнула она, – зеркало. Илона очень встревожилась и меня напугала.

– И попросила прийти на следующий день?

– Нет. Через два дня. Я пришла, конечно, и она с ходу послала меня к этому, что беду отводит. Сходи, сказала, не пожалей пяти тысяч, несчастье с тобой случиться может от мужиков. Вот так. Я к Сергею, так, мол, и так, что скажешь? Он согласился меня охранять и действительно ни на шаг не отходил. Надоел как не знаю кто! Неделя прошла – все спокойно, ни намека на неприятности. Успокоились мы, а тут в выходной и понесло меня одну на дачу… Отдохнуть захотелось, побездельничать.

Что я могла ей сказать? Мол, время лечит, Лариса? Ей и без меня это известно, зачем зря воздух сотрясать.

– Ладно, Тань, время лечит. – Она грустно улыбнулась, и я пожала ей руку. – Вот, пока дома сижу. Сережка звонил. Не могу его видеть. Все мужики до того опротивели, просто подонки какие-то!

Эх, Ларочка. Дай бог тебе и Сережке твоему терпения.

Вышла я от Ларисы совсем в другом настроении. Спокойная и холодная, но со сжатой пружиной внутри, как взведенный револьвер тридцать восьмого калибра.

Ай да авгуры! Ах хитрецы, мать вашу! Больше года в городе промышляете? И скольким еще людям, не пожелавшим заплатить за свою безопасность, за профессиональный отвод беды то есть, вы жизнь попортили? А квалификация-то! По себе сужу, лихо! И главное, неизменно в стороне остаетесь, вот что чудно! Та же Лариса, как оклемается, успокоится немного, опять к Илоне побежит, и опять рано или поздно та предречет ей через темное зеркало несчастье, от которого можно избавиться заранее, заплатив хорошие деньги. Красиво. Вошли в доверие, обеспечив сдачу экзамена, а теперь страхом заставили окончательно в себя поверить. Не стала я спрашивать Ларису, заплатит ли она в следующий раз, знала – так и будет. Наверняка!

Увлекшись такими мыслями, я едва не проскочила на красный свет на одном из центральных перекрестков, попятила машину, сердито обруганная сигналом вишневого «Опеля», чертыхнула себя за невнимательность. Дальше ехала, стараясь больше не увлекаться мыслями.

За образцовость в соблюдении правил дорожного движения меня и остановили. Из окна милицейского бело-синего «Форда», обогнавшего мою машину без соблюдения правил, высунулась рука с полосатым жезлом и помахала им в воздухе. Пришлось останавливаться. Что от меня надо служителям правопорядка на этот раз?

Служители из «Форда» выходить не торопились. Привыкли, видно, что к ним спешат, протягивая документы.

Я вышла из машины, облокотилась на нее и ждала продолжения, радуясь хорошей погоде. Понятно, по рации гаишник разговаривает, видно отсюда, потому и не выходит. Чем я его заинтересовала?

Ну, вот и он. Мужчина – хоть куда. Особенно усы. Это тебе не трехдневная «грязь» над верхней губой. А без формы он смотрелся б еще лучше.

– Старший инспектор ГИБДД капитан Ивантеев, – представился привычной скороговоркой, небрежно вскинув руку к козырьку фуражки, – ваши права, пожалуйста.

Вот такое обхождение для меня приемлемо. А то как вчера – «давай, давай!», – вспомнить противно!

Я улыбнулась и полезла за сумочкой, и, пока ее доставала, он рассматривал мои ноги. Понравились они ему, а как же иначе? Даже не сразу глаза перевел на протянутую мной розовую карточку и техпаспорт. Пристроив на плечо сумку, встала рядом и поинтересовалась:

– За что, капитан Ивантеев, вы меня остановили?

– А вы торопитесь? – весело осведомился он, листая странички. – Должность у меня приятная, – и замолчал, дойдя до чего-то интересного.

– Нравится? – подыграла я ему, приветливому.

– Очень. Могу остановить красивую женщину и поговорить с ней немного. И узнать, как зовут – проблем нет…

Демонстрируя подтверждение этой возможности, он потряс в воздухе документами и вернул их мне. Даже вздохнул с сожалением, когда я бросила их в сумку, и совсем уже было собрался козырнуть на прощание, как рядом притормозил милицейский «жигуль», и серая, как кусок туалетной бумаги, рожа, высунувшись из окошка, прокричала начальственно:

– Жорка, досмотри машину, приказ помнишь?

Капитан помедлил, не желая так резко менять тон и становиться служакой, но «жигулевская» дверца щелкнула, из нее показались колено и плечо с майорским погоном, и Жорке Ивантееву ничего не оставалось, кроме как, нахмурившись, потребовать от меня:

– Гражданка, приготовьте машину к досмотру!

Это уже из области «давай, давай!».

– Смотрите, – покорилась я и отошла в сторону, чтобы не путаться под ногами.

Майор и капитан вдвоем сунулись к багажнику, открыли его и на удивление упорно занялись перебиранием всякой всячины, накопившейся там за лето. Ах, если б не нанесло этого СТРОГОГО начальства, ехать мне сейчас и вспоминать с улыбкой веселого гибэдэдэшника. Проверяют-то как! Тоже мне, террористку нашли с бомбой за…

У меня аж колени подогнулись! А обкрученная проволокой взрывчатка? Забыла я про нее напрочь, а значит, она до сих пор где-то в салоне, на полу валяется. Все, Танечка, финиш! И хорошо, если финиш только на сегодня. Объясняться будет непросто и придется уже не здесь. Тьфу ты, дьявол!

Боком, по-крабьи, но с оленьей грацией я отошла на тротуар, к пестрой, спасительной для меня толпе прохожих.

Может, не найдут? Утомятся горой барахла в багажнике и к проверке салона отнесутся формально? Отойду-ка я в сторонку, чтобы меня заметно не было ни с первого, ни со второго взгляда, и посмотрю оттуда, как будет обстоять это дело в итоге. Вот, к примеру, в ту телефонную будочку спрячусь.

Облюбованная телефонная будка стояла на примыкающей улице, метрах в пятидесяти от места событий, в хорошей тени деревьев сквера. Мне оттуда все будет видно как на ладони, а для того чтобы углядеть в ней меня, ментам придется проявить максимум внимания.

Если они что-нибудь найдут, то я сразу пойму это по их поведению и скромно ретируюсь на все четыре стороны. На три. Потому что их сторона для этого не подходит. А как выручать машину с автостоянки, куда ее обязательно отгонят, и как оправдываться – соображу после, в более свободную минуту. Сейчас же у меня все время – занятое. Самопрядов заждался уже своего паспорта.

Не оглядываясь, очень уверенно я пересекла людской поток и, войдя в тень улочки, заспешила к телефону. Ну, позвонить вздумалось женщине, пока милицейские специалисты трудятся над ее машиной, это так естественно.

Я, войдя в образ, даже жетончик в сумке нашарила, в прорезь опустила, сняла трубку и взялась нажимать на кнопки, дергая рычаг всякий раз, как набор срабатывал. И поглядывала, не забывала, на дела этих трудяг. «Девятка» теперь еще и с разинутым капотом стояла. Когда же они салоном займутся? И когда обеспокоятся моим отсутствием? Скучно становится. А что я, собственно говоря, время-то теряю!

– Алло? – после первого же гудка ответил мне густой и незнакомый мужской голос.

– Чекменева позовите, пожалуйста.

– Кто его спрашивает?

Вот это вопрос, хорошенькое дело! По этому, Костиному, спортзальному номеру мне еще никогда так не отвечали.

– Какая вам разница! – схамила я, возмутившись.

– В таком случае ничем помочь не могу.

Там дело пошло к тому, чтобы положить трубку, и я, встревожившись, поспешила представиться:

– Татьяна Иванова его спрашивает!

– Секунду, – густо отлили ответ.

– Татьянка, это ты?

Такие интонации я у Кости слышала после спарринга с серией противников, вступающих в бой один за другим без перерыва. Не могла я его так умотать прошедшей ночью, не могла в прямом смысле, потому что заснула после первого же «спарринга». А проснулась настолько поздно, что, как была, неумытая, помчалась домой переодеваться.

– Костя, у тебя неприятности? Что случилось?