Книга: В поисках Парижа, или Вечное возвращение - Михаил Герман

«Возвращение» — это возвращение, повторение, дополнение к Воспоминаниям о XX веке , повторение зачастую дословное — но о любимом не устаёшь ни писать, ни читать.

Латынь из моды вышла ныне, а франкофильство, такое естественное для отечественной интеллигенции в 1960-80 годы, давным-давно сошло со сцены: Париж уже не столица мира; французское кино — ну... «Такси»? «Амели»? так они тоже прошлый век; шансон, кажется, закончился и во Франции (а «третий этаж» Эрмитажа переехал в Генштаб, и я никогда не привыкну к этой развеске). Если учесть, что книга написана человеком глубоко советским (антисоветским — какая разница (с)), с постоянной оглядкой на реалии тех лет, то «Возвращение» оказывается вдвойне анахроничным. И в этом его прелесть.

Начинается все с рассказа о любви «по переписке» (= по литературе), без надежды на взаимность или хотя бы встречу. Но чудеса случаются. После первой — туристической — поездки в 1965 году у Германа потом были и длительные визиты к родственникам, и командировки, и просто «мне в Париж по делу срочно».

Обмен тысячи воображенных, представляемых, живущих лишь в собственной душе Парижей на непреклонную реальность единственного подлинного города – процесс, в сущности, печальный. В чем-то все это напоминало экранизацию любимого романа.

Эти зарисовки-эссе можно было бы отнести к популярному жанру исследований культуры повседневности, не будь они столь субъективными. Герман и сам все время подчеркивает свою чуждость — несмотря на частые поездки и глубокое погружение в французскую культуру, граница непреодолима. Мало того, он откровенно признаётся:

Разумеется, все, что я думаю, вспоминаю, пишу – в большой степени миф, мнимость, причуды мечтательной памяти. Но согласитесь, некий маленький мир, способный создавать в сознании подобные сюжеты и картины, – куда более драгоценное и вечное явление, нежели реальная «картинка из жизни», столь же достоверная, сколь и пустая.

Забавно и где-то даже трогательно, что в плен мифа о Париже попал петербуржец — житель города ещё более умышленного.

Помимо парижских кафе, бульваров, и элегантных старушек здесь очень много литературы, архитектуры, живописи. Имена, адреса, исторические фактики и анекдоты. Но больше всего — восторгов перед joie de vivre:

Французов часто упрекают за их пристрастие к земным радостям, и термин «раблезианство» не случайно родился здесь. Рабле соединил земное наслаждение и возвышенную мысль, веселье и интеллектуализм, глубокую философию и радость бытия. За этим – глубочайшая, укорененная в самой природе нации неразрывность духовного и земного и уверенность в ценности каждого проживаемого мгновения.

Конечно, никакой это не «авторский путеводитель», по Парижу с ним можно ходить с тем же успехом, что и с Ремарком или Хемингуэем. Человек, струны души которого ещё не трогал Брассанс, скорее заскучает над книжкой. А остальные с удовольствием поностальгируют, посмакуют жантильно-переливчатые пассажи и в очередной раз грустно перепроверят шенгенскую визу, которая ровно год пылится без дела.