Текст книги "Толга"

Михаил Лифшиц
ТОЛГА

1

 
Два старичка, промаявшись полночи,
Пошли на кухню, чтоб попить чайку.
Вдруг, после чая, лежа на боку
Сомкнут на час недрёманые очи?
 
 
Покуда он фильтрованной водой
Наполнил чайник и зажег конфорку,
Она зачем-то белую скатерку
Достала из-под полки выдвижной.
 
 
Как будто гости… да и стол кухонный,
И чай ночной какой-то незаконный,
И все-таки поспать они должны…
Но он пошел и натянул штаны.
 
 
На скатерти уже стояли сушки,
Ее стакан, его большая кружка,
На блюдце пастила и полватрушки,
Печенье, вроде шоколадной стружки,
 
 
Две рюмки, полбутылки «Амарулы».
И, чтобы зад не холодить от стула,
Лежал на стуле шерстяной платок,
Носить который уже вышел срок.
Взглянув на стол, со сном простился тяжко,
Поплелся в спальню и надел рубашку.
Когда вернулся он на этот пир,
Еще стояли масло, хлеб и сыр.
 
 
Супруги, предрассветная пора,
Две чашки «Липтона» из одного пакета,
И телепередач в ту пору нету,
И сна не будет, видно, до утра.
 
 
И после рюмки белого ликера
Он ей рассказывал про африканский фрукт,
И что слоны его охотно жрут…
Прилично для ночного разговора.
 
 
С живейшим интересом в третий раз
Она прослушала его ночной рассказ
И с легкой грустью пару раз вздохнула,
Что никогда не ела амарулы.
 
 
Как счастливы! Почти что пройден круг,
Но мил и интересен им супруг,
И в каждом взгляде, слове иль движенье
Они найдут любовь и наслажденье!
 

2

 
Она решила, что настало время
Чуть-чуть покапать папочке на темя,
И разговор от африканской темы
Свернуть на наши местные проблемы.
 
 
«Хотелось мне, чтоб мы на юбилей
Татьяны Зуевой, моей подруги давней,
Поверх конверта с тысячей рублей
Добавили б презент оригинальный…»
 
 
«Ты говорила, мама, но предмет…
Поэзии ведь в этой дуре нет…
Ее пороть бы, а не поздравлять…»
И начал он свои стихи читать.
 
 
«Наша жизнь неповторима,
И не стоит повторять:
С мужем, что ли, нелюбимым
Двадцать восемь лет опять?
С непонятною работой
Не справляться много лет?
Что ль в заштопанных колготах
Снова есть дрянной обед?
Обосравшись в сей юдоли,
В кукиш склавши три перста,
Попрошу о лучшей доле
Незнакомого Христа.
 
 
Совершенно перестроясь
В помутившихся мозгах,
Проповедую про совесть,
Про любовь и Божий страх…»
 
 
Жена заметно огорчилась тут:
От них всего лишь милой шутки ждут,
О пустяке ведь только попросила,
И ни к чему такая злость и сила!
 
 
И, главное, за что? Простая баба,
Не хуже и не лучше остальных.
Не сильно надорвался бы, когда бы
Он написал простой, обычный стих!
«Как ты жесток! Откуда столько злости?
Ведь собираемся мы к этим людям в гости!
Конечно, мы читать не станем им,
Но с настроеньем можно ли таким?!»
 

3

 
«Не бойся, мама, не грусти напрасно!
Я напишу для Зуевой твоей:
«Ты, Таня, работяща и прекрасна»
И зарифмую «юбилей – налей».
 
 
Писать стихи – веселая работа!
Писать для дуры – непосильный труд:
Ты пишешь поздравительное что-то,
А из тебя насмешки злые прут!
 
 
Ведь нам, считай, в обмен на наши годы,
Дана своя, особенная стать:
Мы обладаем чудною свободой
Ни по какому поводу не врать,
 
 
Не льстить себе, не падать на колени,
О тайном, непонятном не тужить,
Чтоб нам десятилетья мерзкой лени
Не выдавали за святую жизнь».
«Нельзя судить так строго и беспечно
Людей, что с нами рядом столько лет!
Не ангелы они, увы, конечно,
Но и у нас такого права нет.
Не так уж много подлинных злодеев,
Но больше павших в жизненной борьбе.
Ведь это все же, папочка, Рассея,
Неужто нужно объяснять тебе?
 
 
Ты хочешь гнев обрушить благородный
На чью-то виноватую главу?
А жертва кто? Космополит безродный,
Крестьянин с животиною в хлеву,
 
 
Профессор с унизительной зарплатой,
И жители несчастных наших сел…
Они, по-твоему, что ли виноваты?
Какой же, все ж ты, папочка, осел!»
 
 
Чтоб этот спор не стал партийным спором,
Пустяк не обернулся бы грозой,
Вновь выпили по рюмочке ликера
И закусили сыром «со слезой».
 
 
Белело небо – то от ТЭЦ далекой
Довольно быстро плыли облака.
Через тройные стекла евроокон
Просачивался гром грузовика.
 
 
Метро под полом снова стало слышно.
По потолку забегала малышка.
Жена пошла и погасила свет.
День начался. Все – ночи больше нет.
 

4

 
Мои герои все-таки собрались,
Отправились на Танькин сабантуй,
Одно лишь муж условие поставил:
В обратный путь чтоб мамочку – за руль.
 
 
Вручив конверт и пожелав здоровья,
Они уселись на диван в углу,
Вступили в хор обычного злословья
И дождались – позвали всех к столу.
 
 
Стол собран был не то что неумело,
Не то что скромно, но совсем не так…
Иль школьница взялась за это дело,
Или замшелый старый холостяк.
 
 
Салат готовый, рядом с ним медуза
Со спаржею, корейская еда,
Но русское ее не примет пузо —
Переварить не сможет никогда.
 
 
Морковка (в том же куплена отделе),
Икорка, бедной роскоши каре,
Скотч-виски, как медаль на голом теле,
И курица с картофельным пюре.
 
 
(Не первый раз я в небольшом рассказе
Пишу о том, что было на столе,
Мне б о еде, как будто о проказе,
Не поминать, при нашей толщине…
 
 
Люблю я стол накрыть, зажарить утку,
С антоновкой, с капустой покислей…
Но это я отвлекся на минутку,
Вернемся-ка на Танин юбилей.)
 
 
Вот Танин муж, уже слегка поддатый:
«Прости, – сказал, – коль в чем-то виноваты.
Но я и дети, кажется, вполне…
Ик… создаем условия жене».
 
 
Одобрили: «Он за нее – горой!»
И тотчас же налили по второй.
Родителей, не чокаясь, почтили.
Чуть закусили и опять налили.
 
 
Тянулась эта зауряд-пирушка
В обычном темпе, мягко, без проблем,
Но встала именинница Танюшка —
Шаг от стола, и поклонилась всем.
 

5

 
Сломалась в поясе, как будто в старой пьесе,
Упала на линолеум коса,
Все гости сразу замерли на месте:
Поклоны в пояс, вот так чудеса!
 
 
«Дорогие гости,
Добрый муженек,
Миленькие детки,
Наступил мой срок.
Я всю жизнь старалась
Походить на всех,
Но не получалось,
Будто бы на грех.
 
 
Скучно на работе,
Грустно мне в семье,
И в лесу, и в поле
Неуютно мне.
 
 
Видно, для другого
Богом создана,
Не могу быть с вами,
Не моя вина.
 
 
Не по мне мирское,
Я учу псалтырь,
Ждет меня над Волгой
Толгский монастырь.
 
 
Тихая обитель,
Скромной жизни рай.
Вы меня простите.
Мир людской, прощай!»
 
 
Весь стол молчал, никто не лез с советом,
Никто не знал, что следует сказать,
Похоже, именинница с приветом…
Вдруг кто-то молвил: «Это – благодать…»
 
 
Две девушки, две дочери Татьяны,
Заплакали за праздничным столом:
Семейной жизни скрытые изъяны
Открылись всем: «Как плохо мы живем!»
 
 
А Танин муж, откинувшись на стуле,
Не отводил от люстры красных глаз
И думал: «Как бессовестно надули!
Смолчать ведь обещала в этот раз…»
 

6

 
Встал мой герой… Его я не представил.
Сергей Ильич, чтоб было поскладней.
Сережу я два раза уж прославил,
И в третий раз нисколько не трудней.
 
 
«Я сам крещен. Но в православной вере,
Пожалуй, слаб, раз не блюду посты.
Меня прельщают… в этом самом деле,
Скорее, проявленья красоты.
Вот Соловки, восьмое чудо света!
Но Никона не любят там, Бог с ним.
А под Москвой стоит Иерусалим.
И Никон там заместо Магомета!»
 
 
Отдельные дефекты этой речи
Я объясняю выпитым вином.
Любого человека покалечит
Корейская закуска за столом!
 
 
Но Таня, как и всякий неофит,
Не чуяла, что ересью разит:
«Ты много знаешь, друг мой дорогой,
А я все это восприму душой!»
 
 
«Кирилло-Белозерский, вид из лодки…
Кто хочет, у меня есть дома фотки.
А Толгский – близко, Таня, не грусти!
Тебя я обещаю отвезти!
 
 
Борисоглебский – рядышком с Ростовом,
Два дня мы жили там на всем готовом…
Вот Иверский на озере Валдай…
Не дергай, мама, и сказать мне дай!»
 
 
Пять раз на протяженье мужней речи
Жена его тянула за штаны
(Пиджак он снял, когда начался вечер).
Он даже и не глянул с вышины.
 
 
Лишь только сел, ее настало время:
«Ну, что ты лезешь, Господи, прости?
Нет, дураков не пашут и не сеют…
То осуждал, то взялся отвезти!»
 
 
Вслед за Сережей гости загудели:
А что, в конце концов, на самом деле,
Пусть человек живет своим умом,
Не всем ведь водку трескать за столом!
 

7

 
Два месяца почти ушло на сборы,
На просьбы, на мольбы, на уговоры,
Еще на увольненье, на развод:
Уход, так значит от всего уход.
 
 
С работой обошлось на удивленье:
Мгновенно подмахнули заявленье
И деньги быстро выдали сполна —
Боялись, передумает она.
 
 
В суде переписала с образца
Татьяна наша в качестве истца:
Утратили, мол, чувство и притом
Совместное хозяйство не ведем.
Смирился муж, конечно, может каждый
Увидеть в переменах профицит.
Сергею Ильичу сказал однажды:
«Найду другую, сына мне родит…»
 
 
А девочки поплакали, повыли,
Ну, а потом не то чтобы забыли,
Но что-то с ними вдруг произошло,
Как будто бы поставили стекло…
 
 
Просила Таня перечень вещей,
По факсу список передали ей.
Казалось бы, для жизни необычной…
Но вещи были все вполне привычны.
 
 
(Люблю по списку собираться в путь…
Не в монастырь, а так, куда-нибудь.
Нашел, что нужно, и поставил крестик,
Удобно и наглядно: все на месте!)
 
 
Сергей Ильич, последний из мирян,
Теперь отъезда срок определял…
И день, и час уже вполне ясны.
Последнее напутствие жены:
 
 
«Не похудей от монастырской пищи,
Не трахни Таньку (непременно взыщет),

...

конец ознакомительного фрагмента