Электронная библиотека » Михаил Нестеров » » онлайн чтение - страница 10

Текст книги "Убить генерала"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 17:28


Автор книги: Михаил Нестеров


Жанр: Боевики: Прочее, Боевики


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Андрей, посмотри мне в глаза. Мы должны прийти к какому-то мнению еще до того, как тобой займется шеф. Нет, руки тебе выкручивать не станут, но разговор с директором может стать последним для тебя. Шефу не нравится тишина. Отвечай, кто был твоим напарником? Кто работал с тобой в паре? Андрей, мы хотим помочь тому человеку. Он снова может влипнуть в дерьмо. Либо его втянут в очередную провокацию, либо он сам натворит глупостей. Он младше тебя. Он один из твоих курсантов? Какого года выпуска? Этого, позапрошлого? Андрей, не тяни время. Ты видишь, мы все равно возьмем его. А начнем мы с тех, кто только что уволился в запас. Сколько обычно курсантов в твоей группе – тридцать, пятьдесят? После убийства генерала Дронова все спецслужбы стоят на ушах, твоего напарника вычислят уже через час. А еще через полчаса возьмут. Если он окажет хоть малейшее сопротивление, его убьют. Если ты не думаешь о себе, то подумай о нем. У него же есть родители, невеста или просто подруга, друзья, ну? Какой же ты твердолобый!

Вадим махнул рукой, прошелся по кабинету и вернулся на свое место. Глянул на полковника Терехина, прятавшего улыбку. Незаметно передразнил его, отвернувшись: сморщился, как печеное яблоко, и прошлепал губами: «Мэ-мэ-мэ».

– Давай поговорим про твоего Хворостенко. Почему ты сдал его, заказчика, но не хочешь говорить про напарника? Он для нас – и для тебя в том числе – важнее, пойми ты, остолоп! Ты сам привел доказательства провокации: твой Хворостенко должен был взять вину за убийство Дронова на себя, так? Но он этого не сделал. И не сделает. Ты так был уверен в нем, что обыкновенно сдал его. Таков был ваш план? Это он предложил тебе такой ход? Мол, побереги себя, если тебя возьмут, сразу вали все на меня, а уж я-то не заставлю себя ждать. Где он? Где его признания? На, возьми пульт, пощелкай клавишами, найди хоть одну новостную программу, где идет саморазоблачение твоего благодетеля. Хочешь чаю, кофе? Водки, может быть, пива?

– Я бы выпил водки.

На вопрошающий взгляд Вадима полковник Терехин кивнул.

– Ну вот и хорошо, – одобрил Соловьев. – Сейчас принесут хорошей водки – «Абсолюта». Выпьешь столько, сколько сможешь – но с небольшими перерывами. Паузы мы будем заполнять тем, что я буду спрашивать, а ты отвечать. Если нам понравятся твои ответы, мы подумаем, как оформить тебе явку с повинной.

В кабинет вошел оперативник и положил перед Соловьевым несколько снимков. Что-то коротко шепнул ему на ухо. Вадим энергично покивал и отослал коллегу. Разложив перед Проскуриным фотографии, он сказал:

– Взгляни-ка на эти снимки, Андрей, и скажи, нет ли среди этих людей твоего Хворостенко.

Капитан увереннопоказал на крайний правый снимок:

– Это он.

Майор взял фото и подошел к рабочему столу начальника. Терехин покивал и сверился с пояснительной запиской: «Полковник Хворостенко Юрий Александрович. Исполнял обязанности военного прокурора в Главной военной прокуратуре до 1996 года».

В это время вошел еще один опер. Он вынул из пакета запотевшую бутылку водки, демонстративно сорвал акцизную марку, открыл крышку. Взял с подноса стакан и налил половину. Андрей выпил.

– Ладно, – пошел на уступки Соловьев. Точнее, он изменил тактику допроса. – Не хочешь говорить про своего напарника, отвечай про Хворостенко. Для начала назови адрес, где вы встречались. Кстати, твой напарник тоже приходил по этому адресу?

– Да.

– И его зовут?

– ...Виктор Крапивин.

Вадим Соловьев чуть ли не залился краской.

– Андрей! – воскликнул он. – Как же ты мог скрывать такое имя!

Ровно через сорок минут имя второго снайпера прогремело на всю страну и ее окрестности. Мало того, Россия узнала убийцу генерала Дронова в лицо.

* * *

Из обрывочных репортажей и газетных статей Близнец понял, что следственные органы тщательно скрывают истинную причину покушения. Все, что говорит на следствии Проскурин, скрывается от прессы. И это понятно: заявление капитана вызвало бы шок. Но как бы то ни было, участь капитана решена, его будут колоть, чтобы выйти на заказчика. Крапивин удивлялся: почему молчит полковник Хворостенко? Он обещал, что возьмет убийство Дронова на себя. Нет, он в последний момент передумал: возьмет ответственность. Что не одно и то же. Пришла вызывающая дрожь мысль: Хворостенко взяли. Ужевзяли. Потому-то и нет от него никаких заявлений. И не будет.

Не успел.

У Виктора был единственный способ проверить свою догадку. Но то было рискованное мероприятие: наверняка за квартирой Хворостенко установлено наблюдение. С нее теперь опера глаз не спустят, будут просеивать по принципу: всех впускать, никого не выпускать. И все же рискнуть придется.

Не успел...

Не успел полковник. Может, оттого, что Андрей Проскурин заговорил чуть раньше? Ведь ему при любом раскладе не резон скрывать имя человека, стоявшего за покушением на генерала Дронова. А это уже провал операции. Генерал мертв, мертвы и мотивы преступления.

Наблюдение. Чему-чему, а этому искусству Близнец был обучен.

Дом прокурора Хворостенко. Окна его квартиры. Окна в соседнем доме, откуда могли наблюдать оперативники. Редкие машины, стоящие на обочине раздолбанной дороги, открытые ворота гаражей, распахнутые двери сараев.

Сараев вокруг хватало. Разные по величине, они лепились друг к другу. Одна крыша со скатом на одну сторону, другая на противоположную. Один из шпал, другой из кирпича. Один обит дощечками от тарных ящиков, другой – ржавым листовым железом. Возле каждого кучи чужого мусора – сосед валит на территорию соседа. У первого, считая справа от дороги, сарая собрались несколько человек. Сидят на корточках, пьют пиво из горлышка, потягивают сигареты. Все местные – тут даже думать не надо, не то что вычислять. Дело не в одежде, жестах и позах, а в одинаковых отсутствующих взглядах. Ни один самый опытный оперативник не сумеет набросить на себя эту жутковатую маску.

Близнец купил в киоске бутылку водки и прошел мимо парней. Но вернулся. Засветив горлышко «Столичной» из-под ветровки, кивнул на двухлитровый баллон пива:

– Запить не найдется? Денег на закуску не хватило. Даже жвачки нету.

– Конечно, присоединяйся, брат. – Старший из этой компании не обрадовался халяве, как-то действительно по-братски посочувствовал незнакомцу, равнодушно, без алчного блеска в глазах.

– Меня Виктором зовут.

Прозвучали имена:

– Коля.

– Володя.

– Санек.

Стакан нашли быстро – но без суеты. Парень лет двадцати пяти, назвавшийся Володей, сходил домой и прихватил закуски: нарезанный хлеб и пару плавленых сырков.

– Водка хорошая, не паленая, – определил Николай, покрутив в руках бутылку. – В матвеевском киоске покупал?

– Не знаю. Правый с краю, – показал Крапивин.

– Матвеевский, – утвердительно кивнул Николай. – В открытую торгует водкой, заметил? Раньше Матвей в нашем доме жил, потом забурел, хату в центре купил, переехал. Знает: если кто-нибудь здесь траванется, ему башку открутят. Давай, брат, поднимай первый. Пивом не запивай – тяжело будет, просто хлебом закуси. Володь, принеси водички.

Близнец выпил. Долго судорожно сглатывал. Не пришлось подыгрывать: водка была тепловата и натурально не пошла. Он успел забежать за угол сарая, и его вырвало. Коротко. Тошнотворной водкой, ожегшей гортань.

Когда он вернулся, парни уже выпили и жевали бутерброды с сыром.

– Остынь минут пять, – предложил Николай. – Потом снова выпьешь. Тебе уже легче, правда? – Он заглянул в покрасневшие глаза Виктора и дружески похлопал его по плечу. – Ты не местный? Мы тут всех знаем.

– Нет, – Крапивин покачал головой, отдуваясь. – Отцовского товарища ищу, где-то здесь живет. Раньше служил под его началом. Полковник Хворостенко.

Николай покачал головой:

– Не слыхал про такого. – Он глянул на товарищей. Володя пожал плечами, Саня тоже покачал головой.

– Он инвалид, фактически из дома не выходит.

– Да хоть покойник. Не слышали про такого.

Близнецу показалось, что парням не понравились его расспросы. Что же, подумал он, теперь их право, их очередь подозревать в нем кого угодно. И способ новизной не отличался. Может, он угадал наполовину, когда Саня, руки которого пестрели от татуировок, покачал пальцем, словно грозил. Однако обращался к товарищам.

– Помните, инвалидную коляску закатывали в ванинский дом? Самого инвалида не видел, а коляска была точно. Шестую квартиру всегда сдают, – пояснил он. – Один выезжает, другой въезжает. Вчера туда снова кто-то заселился. Какая-то баба с ребенком. Потом... Хворостенко, ты сказал? Видел я пару раз мужика лет пятидесяти, горбоносый, с усиками, лицо желтое, как будто сала объелся. Не его ты ищешь?

– Да вроде похож.

– Только он на своих двоих был, с клюшкой, правда, как хоккеист носился. Да, точно, в ванинский дом он заходил. Ванька сейчас на киче отдыхает. Он бы тебе полный расклад на квартиранта дал.

– Шестая – этого его квартира? – А в голове снайпера имя другого человека, полковника Хворостенко: «Это не его квартира».Ее всегда сдают. И людей, побывавших в ней, тоже сдают. Поэтому не рассчитывают на возвращение последних.

– Не, его – восьмая, напротив.

Близнец налил полный стакан пива, осушил его одним глотком. Но горечь и прорезающая ее сухость остались. Невозможно было смыть этот слой ни пивом, ни водкой.

Если у парней и были какие-то подозрения, то они рассеялись. Об этом говорили словно запавшие и потемневшие глаза, бледность, подрагивающие руки Виктора. Была бы у них возможность послушать сердце случайного знакомого, они бы вызвали ему «Скорую». Такое же желание возникло у Близнеца во время ночного звонка Андрею Проскурину. Вот сейчас он начал понимать, почему молчит полковник Хворостенко...

Мысли снайпера метнулись далеко в сторону. Он так и не узнал всех подробностей, позволивших втянуть в эту провокацию его бывшего инструктора. И не узнает. Но если бы он узнал...

* * *

Юрий Александрович Хворостенко уже четвертый день скрывался у второго человека в ОПГ «Южная» сорокалетнего Саши Сальникова. Последнему откровенно не улыбалось прятать в своем роскошном коттедже «политкаторжанина». Это Саша, отмотавший «пятерку» за нанесение тяжких увечий «лицу кавказской национальности», понял, заглянув в глаза Хворостенко. Если спецслужбы узнают, где скрывается пятидесятилетний прокурор-пропагандист, они разнесут двухэтажный дом по кирпичику. Однако Сальников получил короткий приказ от главы «южан» Алексея Захарова – он же двоюродный брат Саши: «Приюти». А сам-то отказался принимать беглого гостя в хоромах на Садовой слободе. Предпочел выездной вариант и нарисовался перед Хворостенко ровно в полдень.

Как в свое время заметил полковник Шведов, на январь будущего года Захаров запланировал празднование юбилея – День образования ОПГ «Южная». Не ошибся он и с аналитическими группами, и с малость недоразвитой системой контрразведки, функционирующих в ОПГ. Было что-то похожее и на досужий вымысел сценаристов, а на деле – голая реальность. Захар перепробовал множество способов, держа под рукой группу киллеров, нанимая за сотню баксов наркоманов. И вдруг... Вдруг организованная преступная группировка превратилась в систему с той же аббревиатурой: орган перекачки говна. И стоял за ней – трудно выговорить – личный вышибала президента!

– Ну что, – спросил Захар своего бывшего адвоката, – будешь гримироваться и потом выступать по «ящику» или наоборот?

– Как получится! – огрызнулся Хворостенко. – Когда возьмут второго снайпера. А возьмут его очень скоро: один анонимный звонок – и за ним приедет бригада ОМОНа, – прокурор едва ли не дословно повторил генерала Свердлина. – На костях обоих стрелков я и сделаю заявление. Когда ловить уже будет некого.

– Или нечего. – Захаров долго смотрел на товарища. – Я человек мстительный, – как бы мимоходом заметил он, – но удивляюсь тому, сколько в тебе злобы. Кто ты один со своей ненавистью? Никто. Мыльный пузырь. Когда ты приперся ко мне с идеей создания на моей базе отдела политических убийств, мне захотелось сдать стволы и арматуру на металлолом и построить на вырученные деньги морской лайнер. А из бейсбольных бит наделать весел. И грести всей командой на середину моря Лаптевых.

Еще днем Алексея Захарова устраивала полукриминальная экономика Москвы. Чем сильнее криминал в столице, тем сильнее он и в России. Это как дважды два. Это не только политика, но еще и солидные деньги. Он знал много способов трясти экономическую яблоню и подставлять под падающие плоды корзину. Бить бейсбольными колотушками по груше или там по айве и тоже наживаться. Одно время было затишье, когда криминальные группировки стали терять в деньгах, и им это не нравилось. Ведь люди – молодцы. Они бегут в магазин и сметают все подряд, когда слышат слово «кризис». Прибежали, а цены там совсем другие – повыше. Ведь продавцы – они тоже молодцы, потому что они тоже люди. После каждого кризиса они становятся чуть пожирнее.

Недавно Захарову рассказали анекдот. Мужик в магазине видит ценник: «Суслятина В.С.» Он и просит дородную продавщицу взвесить ему килограмм суслятины высшего сорта. А та поднимает «ценник», на поверку оказавшийся бэйджиком, упавшим на витрину, и пришлепывает его на грудь: «Суслятина Вера Степановна – это я».

И Суслятина встала на весы. Но этого в анекдоте не было.

Днем такой расклад еще устраивал Захара, к вечеру он забеспокоился всерьез. Он чувствовал, что против него ведется грязная игра, но не мог понять, куда дует ветер. Дальнейшие серьезные намерения президентского вышибалы, его нешуточные претензии, сильный шаг и прочее вызывало уважение. Он даже понимал «базар за кости» и почти наизусть запомнил монолог заказчика в вольном изложении прокурора-адвоката:

– Исполнителей возьмут в любом случае. Один анонимный звонок – и за ними приедет бригада ОМОНа. Беглецы нам не нужны. В нашем случае беглец – это человек, убегающий от ответственности, от правды, уже не верящий в то, что поступил правильно. А в тюремной робе он в любом случае дозревший. И опять же по одной причине: все его показания на следствии будут биты на упреждение вашими показаниями на независимом телеканале. У вас карта покрупнее – труп генерала Дронова и два исполнителя. Что касается спецслужб, они не могут пойти даже от обратного – воскресить Дронова... Другого варианта у нас просто нет... Мне тоже жалко этих парней. Но кто знает, может быть, уже сегодня мы творим для них, а также для их сверстников достойное будущее.

Конечно, такую речь мог толкнуть только важный человек, расставивший все по своим местам: прокурор взлетает, как последний падальщик, на костях исполнителей, а страж № 1 взмывает вверх, подобно палубному истребителю вертикального взлета, и с его обветренных мослов тоже. А вот про останки Алексея Захарова спросить как-то позабыли, зато бесцеремонно заглянули в его казну: сняли явочную квартиру для вербовки киллеров, купили четыре единицы огнестрельного оружия. Впрочем, стоит ли забивать этим голову? Так устроен мир, и от этого никуда не денешься.

Но больше всего Алексея Захарова беспокоил труп в подвале дома. Пацана грохнули ни за что, рассуждал Алексей. Так работают либо отморозки, либо спецслужбы. Если бы исполнителей контролировали его люди, все обошлось бы коротким разговором. И этот Колесников забыл бы не только имя Хворостенко, но и свое собственное. Хотя это убийство доказало следующее: идеология без личных мотивов работает плохо. Хорошо работают деньги, но за деньги убийство Дронова выливалось в чистый криминал. Кто-то расчищает себе путь – вот и все версии. И вычислить заказчика проще простого.

Прокурор, невзирая на предостережения генерала не переходить на личности, едва ли не в первом разговоре с Захаром выдал ему имя заказчика. Впрочем, и Свердлин не дурак, и прокурор серыми мозгами не обиженный, думал Алексей. По-другому Хворостенко поступить просто не мог. Захар не тот человек, который играет втемную. И при имени генерала Свердлина, которое он с подачи прокурора просклонял вместе с ельцинским охранником, получил положительный результат. Конечно, такого человека не пошантажируешь, но у него есть имя и с ним можно поиграть в любые игры. В том числе привычные и навылет: любое упоминание имени генерала повлечет за собой поголовный отстрел братвы.

Взгляд Алексея упал на газету. Прокурор коротал время за чтивом. Пробежал короткую статью глазами, потом прочитал вслух:

– «...Жил-был художник. Любил детей, собак, не ел мяса. Звали его Адольф Шикльгрубер... Важно понять и объяснить людям, как в общем-то неплохие люди становятся злодеями». Про себя читаешь? – спросил Захар.

Казалось, Хворостенко понял его. Военный прокурор в свое время насмотрелся на трупы военнослужащих – машины, вагоны тел. И «незапланированное» убийство Колесникова как бы влилось в это же русло. Как бы то ни было, но он едва не сорвал планы организации.

«Злодею» показались обидными слова Захара:

– Ты еще не старый, но уже впадаешь в детство. Следующий шаг – маразм. Ты уже кажешься мне слабоголовым. И не только мне. Генерал Службы играет на твоей глупости, и мне от этого откровенно не по себе. Ты на старости лет решил сделать себе политическую карьеру, хотя еще несколько месяцев назад тужился над разоблачением военных злоумышленников. Сейчас ты хочешь кого-нибудь разоблачить?

– Да, – зло ответил Хворостенко. Но для Захара прозвучало «нет».

И Алексей тихо бросил прокурору:

– Мусор... Раньше ты был чище других, но по той причине, что бог миловал тебя не вляпаться в грязь. А когда ты наступил в нее, отмыться не смог при всем желании. Когда ты говорил «да» Свердлину, ты готов был отсидеть и год, и два. Срок только прибавил бы тебе весу. Я тоже такой, так что ты не расстраивайся.

Ему не нужны адвокаты, думал Захар, глядя с пренебрежением на прокурора. И ему не грозит ни год, ни два. Он построил свою игру на зеленом сукне правды. Он вываливал на исполнителей документальные преступления главкомов и пересыпал их словесной перхотью: «Вы догадались, чего хотим мы». Он не платил им денег, ни разу не сказал, что нужно кого-то убить. Он ничего такого не ожидал. Поэтому сделал благородный шаг: решил взять ответственность за убийство генерала на себя. Не сразу. Он колебался, думал, гнида, о себе, но в первую очередь – о них. Он добьет их в зале суда, если до этого дойдет: «Дронов – преступник. Поэтому они сделали правильный выбор. И я не жалею, что мои слова были истолкованы неверно. Я не держу на этих парней зла. Наоборот, я благодарен им. Они сделали то, чего в свое время добивался военный трибунал». И под гром аплодисментов покинет зал заседания.

Алексей Захаров усложнял простую в общем-то комбинацию с заказчиком и двумя исполнителями и заходил в тупик. Образно – прошел от покера до преферанса. Он не мог представить, что генерал спецслужбы, интриган по сути, мастер комбинаторики, играл с ним в подкидного дурака. Совсем скоро генерал произнесет над трупом этого военного дерьма молитву: «Я обнимаю своего соседа, но только с целью задушить его».

* * *

Сергей Румянцев уволился со службы полгода назад и устроился в ЧОП «Визави-5» на должность психолога. Все сотрудники охранного предприятия были выходцами из ФСБ и МВД. Бывший «слоненок» находился на своем рабочем месте – в приличном кабинете с мягкими креслами и удобным столом. Он глянул в окно, на подъехавшую со стороны Грузинского Вала машину. Человек, который вышел из длиннющего и словно напомаженного «Вольво V70», некогда был непосредственным начальником Сергея. Олег Зубков возглавлял отдел, который чаще всего в прессе называли «отделом спецопераций». Он быстрым шагом направился к подъезду и уже через минуту, предъявив на входе служебное удостоверение, вошел в кабинет.

– Ты начинал заниматься с Крапивиным? – спросил Зубков, поздоровавшись и заняв место в кресле.

– Да, – ответил Сергей. – С ним что-то случилось?

– Боюсь, как бы не пойти по стандарту: что не можем отвечать за то, что Крапивин предпринял по собственной инициативе. Это он угрохал Дронова.

Сергей неожиданно для себя перекрестился и проявил интерес:

– А что насчет его дела?

– Мы отправили его в архив ровно через неделю после того, как узнали детали спецоперации в Веденском районе. Мы не стали интересоваться, какие вопросы ему задавали контрразведчики, для нас стало ясно, что Крапивин для дальнейшей работы непригоден.

– Оказалось наоборот.

– Да, со знаком минус. Если шефы узнают об этом, нам конец. Будем молчать, пока нас не спросят. Я заехал предупредить: ты вообще ничего не слышал про Крапивина, не знаешь, кто он такой, никакой самодеятельности. Сейчас парни проверяют, не осталось ли какой-нибудь информации на электронных носителях. Жаль, дело из архива не удастся забрать. В общем, это не мы воспитали убийцу генерала и позволили ему скрыться с места преступления.

– Он скрылся? – ничуть не удивился Румянцев. – Ну тогда его долго будут искать. Он мне с первого занятия показался перспективным, я даже упомянул об этом в отчете.

– Напоминаю еще раз: молчать, пока не спросят. Содействовать изо всех сил, пока не попросят.

– Да, я бы мог помочь в этом деле. Но, с одной стороны, я уже не на службе, а с другой – неохота.

– Тебе интересно, я понял.

* * *

Основанием для разыскных мероприятий в отношении Виктора Крапивина и Юрия Хворостенко стало постановление Терехина об объявлении розыска данных скрывающихся лиц, разумеется, без приостановки дела. Относительно Хворостенко у Николая имелись серьезные опасения. Хворостенко – юрист и построил беседу с исполнителями так, чтобы его не обвинили как заказчика преступления. Он в любой момент вывернется, как чулок, наизнанку. Больше настораживает его исчезновение и молчание. Именно это может служить косвенным доказательством, что у него есть боссы. И он ждет их распоряжений.

Капитана Проскурина вернули в «Лефортово». Прежде чем идти к шефу с докладом, полковник Терехин несколько минут провел в полном молчании. В данное время он размышлял о поведении снайпера, пытался разобраться с его внутренним состоянием.

Внешне капитан был спокоен – если не брать в расчет крутые желваки на скулах и подрагивающие руки. Впрочем, эту пляску объяснил сам Проскурин, когда полковник увидел его впервые и сразу обратил внимание на его дрожащие пальцы: «Нервы?» И услышал не совсем внятный ответ: «Рецидив. Давно уже». Казалось, начало удачной беседе было положено. Это слышалось не только в ответе, но и в интонации. Но не тут-то было.

Начало допроса навело полковника на смелую на первый взгляд мысль: Проскурин понимал, что его используют, но не остановился, прошел до конца. Почему? И Терехин почти сразу же нашел ответ на свой вопрос. Ему показалось, что Андрея не интересовало, кто именно стоит за покушением на Дронова, для него главное – личные мотивы, которые пусть не совпадали с мотивами заказчика (Хворостенко), но перекликались. По большому счету, заказчик и исполнитель искали друг друга, и дело далеко не в личностях. Фактически пропагандистская работа Юрия Хворостенко свелась на нет, он и его окружение были заняты поиском человека, который разделил бы их точку зрения – лживую по отношению к искомому лицу, что все же частично приоткрывало завесу пропаганды.

Да, все так и было. Что в какой-то степени подтвердил сам капитан-инструктор, когда не колеблясь указал на фото преступника: «Это он». Именно преступника, а не единомышленника. Не члена или главы «Второго кабинета», не разбитого инвалида, дошедшего до ручки. Скорее всего эта показуха была рассчитана на второго снайпера, поскольку в таком сложном деле в одиночку Проскурин работать не мог. Грубо это или нет, но это он подставил напарника. Он дошел до ручки.

Поэтому напряженная работа того же Вадима Соловьева, который допрашивал Андрея Проскурина, виделась мартышкиным трудом.

Все материалы ложились на стол Терехина незамедлительно. Едва Проскурин заговорил про военного прокурора Юрия Хворостенко, как спустя минуты Николаю стала известна его биография.

Прежде чем конвойные увели Проскурина из кабинета Терехина, полковник воспроизвел свои мысли вслух. Как и прежде, он смотрел в глаза снайпера.

– Я не знаю, какие шаги предпримет Хворостенко, – привычно похрипывал Николай. – Он рассчитывает на огласку этого дела. А ты, Андрей? Во время допроса я газету читал, заметил? Нет, это не пресловутый следовательский прием, я действительно вычитал нечто интересное. Вот послушай. – Терехин взял со стола газету и прочел: – «Шум быстро утихнет, и зрители, немножко попечалившись, найдут, чем сердце успокоить. На то и расчет. На общее равнодушие. На удивительную нашу способность легко отвлекаться от проблем, если они не касаются тебя лично. На страусиную нашу привычку прятать голову в песок. Между тем, если о проблемах не будут говорить, их меньше не станет. Их, напротив, станет больше. Но об этом мы с изумлением узнаем, когда закончится мертвый сезон».

Полковник отложил газету и акцентировал:

– Вот хорошее название для нашегодела: «Мертвый сезон».

Газета упала на пол. Вадим Соловьев поднял ее и глянул на шефа. Полковник сказал много, но не дошел до главного. Вот сейчас он приступит к настоящей обработке, покажет этому снайперу, кто в доме хозяин.

– Я не первый год в сыске, такие дела распутывал, которые тебе и представить трудно. Давай я разберу по косточкам, почему ты так быстросдал своего напарника, – сделал ударение Терехин. – Причина прет из твоего ареста, Андрей. Вот как ты рассуждал, причем с нашей подачи: скрывать второго снайпера бесполезно, потому что его все равно вычислят. Его убьют, если он окажет сопротивление. И таким образом ты прекращаешь его мучения – а это непрерывные скитания, мысли о постоянном преследовании, охоте и так далее. Ты много сказал, но не сказал главного: у твоего напарника вообще не было шансов. Ты бы все равно сдал его, речь идет только о сроках.

Проскурин сидел неподвижно. Этот полковник угадал. Виктор для капитана был оружием для единственного выстрела, живой винтовкой, которую он был обязан оставить на месте. И Виктор делал все, чтобы понять это. Но ему не хватило времени. А цепочка была простой: он сообразил, что его привлекли к работе не из-за специфичного выстрела, который так неоправданно усложнял капитан. Одного также оставить не мог, потому что собственная месть напрочь заглушала другую – напарника. А вдруг он откажется в последний момент?

– Ты тщательно прорабатывал варианты отхода, – продолжал Терехин, – но больше для Крапивина. Если бы ты отнесся к этому вопросу небрежно, то второй снайпер догадался бы о подставе. Что – не так? Вы уходили вдвоем, как положено, и Виктор спас тебя на первом рубеже, стреножив охранника. Но он не смог сделать этого на втором. Он бы ничего не понял, если бы увидел тебя, Андрей, своего напарника. Который не пытается бежать, когда путь ему преграждает милицейская машина с двумя – всегос двумя ментами, вооруженными табельными пукалками. Знакомые команды, и ты снова на коленях, с поднятыми руками. Так можно считать до бесконечности, Андрей.

«Мы бросим ее?»– спросил Витька про свою винтовку и нисколько не думая о ее копии в руках Проскурина.

«Да, бросим».В то время инструктор говорил и про живое оружие тоже.

И в этом вопросе полковник Терехин разобрался не напрягаясь. И продолжал разбираться, словно вскрыл черепную коробку своего подопечного. Он опытный опер, почти равнодушно думал Проскурин, этого у него не отнять. Только он еще не знает, что идеология – это лишь специи к личным мотивам Близнеца. Он сварился еще год назад, а приправили его только сегодня, и он стал полностью готов к употреблению.

– В «кривых» беседах с Хворостенко ты не мог затронуть темы: сдаст он вас или сделает «широкий жест». Хворостенко мог поступить по-разному – пока мы не знаем мотивы провокации и кто стоит за ней. Но при любом раскладе оптимальный вариант, который напрашивается сам собой, – сдать вас, чтобы оперировать в информационном бою конкретными именами, а не привидениями. Двумя именами, что важно, двумя людьми, фактически двумя поколениями. Тут много противоречий, не спорю, но их можно поворачивать как дышло. И сам ты повернул его, может быть, не в свою пользу. Я вижу – ты устал и хочешь отдохнуть. Ты махнул рукой: где угодно, в любом месте. Ты посчитался с человеком, которого считал своим врагом, но от этого легче не стало.

Терехин закурил. Предложил Проскурину, но тот отказался, покачав головой. Николай продолжил «разбор полетов».

– Ты можешь все отрицать и что-то утаивать, но ты строго следуешь разработанному сценарию и хмыкаешь: вот если бы следаки изменили тактику допроса, отошли от стандартной формы, то раскрутили бы меня в две секунды. Тебе дали фото – и ты показал на заказчика. У тебя спросили имя снайпера, и ты назвал его. Но ты не мог назвать его до того, как установят личность Хворостенко. До той минуты ты не был уверен, тот ли он человек, за которого себя выдает. Наверное, для тебя это было важно. Но это мой сценарий, моя тактика, мои правила игры. Их может поменять только один человек – я сам. Вот ты сидишь и молчишь, а я знаю, о чем ты хочешь спросить: почему до сих пор тебе не задали повторный вопрос: где проходила вербовка второго снайпера? А я отвечу тебе, Андрей: просто еще не настало время. А ты думал, что я обрадовался тому, что «выведал» у тебя имя Виктора Крапивина, и забыл? Да ни фига!.. Теперь ты знаешь правила и можешь заткнуться. Мне в общем-то твои показания больше не нужны.

Прихватив со стола материалы дела, полковник отправился к шефу.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации