Книга: Закат Европы. Том 1 - Освальд Шпенглер
- Добавлена в библиотеку: 19 июля 2016, 12:20
Автор книги: Освальд Шпенглер
Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: 16+
Язык: русский
Язык оригинала: немецкий
Переводчик(и): Н. Ф. Гарелин
Издательство: Мультимедийное издательство Стрельбицкого
Размер: 1 Мб
- Комментарии [0]
| - Просмотров: 5801
|
сообщить о неприемлемом содержимом
Описание книги
Перед вами первая часть знаменитого произведения «Закат Европы» известного немецкого философа и публициста Освальда Шпенглера (нем. Oswald Spengler, 1880-1936). В мире существует ряд независимых друг от друга культур. Среди основных Шпенглер называет египетскую, индийскую и китайскую культуры, а также предрекает скорый закат Европы вследствие индустриализации и урбанизации общества. Другими выдающимися произведениями автора являются «Годы решений» и «Человек и техника». Решительно пренебрегая классической периодизацией древнего мира, Освальд Шпенглер отмечает оригинальность множества исторических течений.
Последнее впечатление о книгеПравообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?С этой книгой скачивают:
Комментарии
- inoy:
- 23-09-2017, 10:44
Всегда подозревал, что подобные книги заслужили свою репутацию во многом благодаря непонятности и огромности. Главные мысли Заката Европы можно выразить на нескольких страницах.
Природа есть образ, посредством которого человек высокоразвитых культур сообщает единство и значение непосредственным впечатлениям своих чувств. История есть образ, посредством которого человек стремится понять живое бытие мира в отношении к своей собственной жизни и тем самым сообщить ему более глубокую действительность.
Когда таких предложений два-три они легко расшифровываются, но когда они следуют страница за страницей, ты запоздало вспоминаешь, что не учился на философском факультете. Плотность мыслей такова, что Шпенглера (местами) надо бы читать не спеша и вдумчиво, может даже по несколько страниц в час. Щас! Кто добровольно расстанется с такой кучей времени!? Мне пришлось на время убить дракона тщеславия и смириться с тем, что я не все понимаю. Короче основные мысли Шпенглера, почерпнутые из Введения.
История делится на Древность, Средневековье и Новое время. - «Устарело!» – восклицает Шпенглер. Нет общей истории человечества. Есть удивительные и самодостаточные культуры, которые рождаются, переживают взросление, становятся зрелыми, потом вырождаются и умирают.
Я вижу множество могучих культур, с первозданной силой расцветающих на лоне родной местности... каждая из них имеет собственную идею, собственные страсти, собственные жизнь, волю, чувство и собственную смерть…
Западная цивилизация, в этом смысле, не есть высший «этаж» человеческого развития, где нижележащие «этажи» - это древние и сравнительно недавно существовавшие культуры. Эта одна из культур, которая, как и другие, умрет.
Существуют расцветающие и стареющие культуры, народы, языки, истина, боги, местности, подобно тому как бывают молодые и старые дубы, пинии, цветы, ветви и листья, но нет никакого стареющего «человечества»…. Профессиональный же историк представляет историю в виде ленточного червя, неутомимо «прикладывающего» эпохи.
Вывод второй. Шпенглер превозносит культуру и ругает цивилизацию. У него это не одно и то же. Одним из признаков цивилизации по Шпенглеру является возникновение мирового города, который правит жизнью, а вся остальная местность превращается в провинцию. Мировой город у него наделен такими чертами:
Мировой город означает собой космополитизм вместо «родины»; холодное преклонение перед фактами вместо благоговения перед традицией и исконным; научное неверие, своего рода окаменелость вместо предшествовавшей религии сердца… Мировой город населен не народом, а массой. Ее непонимание традиции и борьба с традицией, которая является, в сущности, борьбой с культурой (с дворянством, церковью, привилегиями, династией, условностями в искусстве, границами познания в науке), ее острая и холодная рассудочность, превосходящая мужицкую рассудительность, ее натурализм в совершенно новом смысле, идущий во всех половых и социальных вопросах гораздо дальше Сократа и Руссо и возвращающийся к первобытным инстинктам и состояниям, ее «panem et circenses» (хлеба и зрелищ), снова появляющееся в настоящее время под личиной борьбы за заработную плату и спортивных состязаний, – все это, в противоположность окончательно завершенной культуре провинции, есть выражение совершенно новой, поздней и лишенной будущего, но неизбежной формы человеческого существования.
Для Шпенглера цивилизация - это время застоя, конечная закостенелая форма культуры, которая характеризуется отступлением от традиций, рационализацией философии и всего быта. У него есть интересные замечания про искусство последней эпохи.
Принадлежностью культуры является гимнастика, турнир, агон; принадлежностью цивилизации – спорт. Этим отличается эллинская палестра от римского цирка. Само искусство становится спортом – таков истинный смысл формулы искусство для искусства в присутствии утонченной публики знатоков и покупателей, идет ли речь об овладении абсурдной массой инструментальных звучностей, о преодолении гармонических трудностей или о «разрешении» красочной проблемы. Появляется новая философия фактов, с насмешкой относящаяся к метафизическим спекуляциям, новая литература, составляющая потребность для интеллекта, вкуса и нервов столичного жителя, непонятная и ненавистная провинциалу.
Резюме. Читать иногда интересно, но чаще - муторно. Когда автор начинает писать про числа, время, судьбу, причинность и пр. хочется поскорее продраться сквозь этот дремучий лес. Но и продравшись никакого просветления не чувствуешь. Второй том, если и читать - то только по диагонали.
- DmitrijBelikov:
- 25-05-2017, 18:58
Книга Шпенглера могла бы изменить мир..., если бы этот мир могла изменить книга. Закат Европы подобен Откровению, но это Откровение оказалось (пока!) никому не нужным.
Восприятие Шпенглера русскими происходит... точно по Шпенглеру. "Марксизм среди русских покоится на ревностном непонимании", пишет старик Освальд, но и неприятие Шпенглера русскими покоится на таком же ревностном непонимании. Раньше они наивно думали, что Маркс писал про них, и теперь столь же эмоционально не желают заката "цивилизации", искренне веруя, что принадлежат к ней. "Подлинный русский- это ученик Достоевского, хотя он его и не читает, хотя - и также потому что - читать он не умеет. Он сам - часть Достоевского." Точно так же подлинный русский - ядро теории Шпенглера, фактически её суть, хотя сам автор об этом говорит скупо, как бы между делом, подсознательно всё равно страдая от неизбежности прихода Великой русской Культуры и заката родного ему Запада.
Но "Закат Европы" подобен и "Капиталу" Маркса. Кто (даже в советские времена) читал все 4 тома Капитала? Сейчас единицы, тогда несколько сотен. Чтобы прочитать и понять Капитал Маркса надо иметь, как минимум, экономическое образование, а чтобы понять ещё и ошибки Маркса - надо, вдобавок, хорошо изучить историю, политологию, религиоведение, и т.д. Ибо, "чтобы стать настоящим коммунистом надо обогатить свою память всеми знаниями, что выработало человечество":) А чтобы суметь осознанно прочитать и понять написанное Шпенглером, нужно, помимо вышеперечисленного, ещё изучить хотя бы основы высшей математики, физику, живопись, музыку, скульптуру, архитектуру, языкознание, мировую литературу. Редкие люди, в существенно зрелом возрасте, обладая, как мы видим, энциклопедическими знаниями, не "уподобившиеся флюсу", как настоящие ученые, и не потерявшие способности к восприятию нового, способны прочитать и адекватно понять замысел Шпенглера. Но и этого мало. Среди них должны найтись таланты, способные выразить его мысли в краткой и понятной форме. Пока таковых не нашлось. Рабочие изучали Маркса по тонким марксистским брошюркам, написанным тысячами популяризаторов марксизма. У Шенглера нет популяризаторов, как нет ещё и "класса", который мог бы обратить себе на пользу его теорию. Так и лежит эта книга, как волшебный ларец с сокровищами, к которому ни у кого нет ключа. И потому большинство отзывов и рецензий на неё всегда напоминают выражение персонажа известного фильма: "Да гранаты у него не той системы".:)
- PensonPerianth:
- 11-03-2017, 17:18
Книга написана в 1918. Именно в этом году германия Шпенглера заслуженно проиграла мировую войну даже несмотря на то что на востоке лысый сифилитик ленин по-существу сдался (Брестский мир).
- viktork:
- 25-04-2016, 12:05
Эрнст Юнгер писал о Шпенглере: «Этот автор в своих заблуждениях куда значительнее оппонентов со всеми их истинами». И это действительно так: интуиции Шпенглера были очень глубокими и верными.
- carbonid1:
- 20-12-2015, 14:54
– Хорош, хорош, Михалыч! А почему себе так мало налил?
– Да нормально я налил. Тебе так только кажется.
– Ну смотри мне… С Богом!
– За твое здоровье!
– гм.
– хууу…гм...гм…
– Михалыч, гм... ты не смейся, я хочу рассказать тебе об одной книге. Прочел недавно.
– Ну что ж, давай – сказал он, после секундного колебания.
– Это книга о культуре. Вообще, автор образованный парень. Хотя, думаю, не все согласятся.
– Ну, это классика жанра, – махнул головой Михалыч. Непонятно только, в знак согласия или в сторону бутылки.
– Он пишет, что современный человек не может понять того, кто жил несколько сотен лет назад, потому что тот воспринимал мир по-другому. И дело даже не в годах, человек одной культуры не способен понять человека другой, так как будет воспринимать его жизнь под влиянием принципов, которые привила ему его родная культура. Например, тебе никогда не казалось, что японское сэппуку это дикость? Но можешь ли ты быть уверен, что так же думают о ней японцы?
– Хм, и вправду. Раньше даже не задумывался об этом… Давай выпьем за это.
Звук водки льющейся в стаканы. Дзынь. гм…гм…гм…гм…
– Что еще интересного, гм... нашу страну он не засчитывает в эту «Европейскую культуру». И, кажется, можно даже согласится с ним. Например, ты же знаешь, как в нашей стране реагируют на геев, постоянно высмеивают Западные страны за их толерантность, а им там нет разницы ко всему этому. Наверное, такое восприятие в нашей стране диктуется родной культурой.
– Нет, это ты уже загнул. Пидоры – они, что у нас пидоры, что у них. Лучше бы тебе таких мыслей нигде не повторять, – уверено заявил Михалыч и сразу же продолжил, – Знаешь, у меня был в университете преподаватель – веселый такой парень. Социолог. Метод оценивания студентов у него был очень оригинальный: приходил на пару, спрашивал «кто не готов? – 0», «кто готов на три? – 3», «кто готов на четыре? – 4», «кто готов на пять? – 5». На следующее занятие: «кто не готов? – все молчат», «кто готов на 3? ¬– подняли руки те, кто был на предыдущем не готов», «Ты. Что написал Данте Алигьери? – садись – 0», «Ты. Кто такой Иммануил Кант? – садись – 0» и так по кругу. Дальше 4 и 5 выставлял на веру. Хотя иногда тоже проверку устраивал в конце пары. Возможно, ты спросишь: «Зачем все это, что же вы делали на парах?» И тогда я тебе отвечу: слушали его «рассказы». А рассказывал он иногда такие вещи, что если бы наши преподаватели истории услышали это – смеялись бы долго или в ужасе ушли подальше. Одной из любимых его тем были «аннунаки» – рептилии, которые пришли на нашу планету в Вавилонское время и потом передавали свою кровь от поколения к поколению через все сильнейшие династии мира и по его теории сейчас их гены в США. Параноик еще тот был, но иногда были вещи разумные, например, о современной ценности бумажных денег, которые печатают теперь «от фонаря». Да и признаюсь, все эти теории были веселей, чем нудные споры двух профессиональных историков, о том в какой деревне родился лейтенант тридцать пятого полка, четвертой армии. К чему я все это вел – твой парень, похоже, тоже из этих, хотя и не такой фантаст. Вот скажи, профессионалы-историки после публикации этой книги плевались кровью на искривление исторических фактов?
– Было что-то такое. А как ты знаешь об этом?
– Андрюша, я же закончил исторический факультет, - ответил с широкой улыбкой Михалыч, – рискну предположить, что автор книги - Шпенглер, который плевал на «факты» профессионалов истории, физики, математики ради своей идеи «упадка Европы». Его книга подожгла не одну попу современных ему ученых.
– Да и пусть его факты, возможно, притянутые за уши, но все же заставляют мозги работать. Он же говорит, что в каждой культуре есть своя математика, музыка, свое искусство. Он говорит, что античный человек, который вырос на математике Эвклида и его «целых» числах, никогда бы не понял европейца с их функциями, отрицательными числами. Не потому что дураки, а потому что они не могут смотреть в бесконечность. Для грека 2 это 2, а для европейца оно может стать 2.5, √4, -2 и другими нескончаемыми вариантами. Для грека горизонт это горизонт, а для европейца горизонт только начало. Он начал писать эту книгу предчувствуя Первую мировую войну и победу Германской империи, а закончил ее, когда уже было все ясно. Он говорил, что Западноевропейская культура умрет, через сотню-другую лет. А что если он немного ошибся? Что, если она уже умерла вместе с его родной империей. В своем труде он говорит, что с рождением новой культуры рождается новая математика. А разве Энштейн, который разрушил «математику Нютона» (читай – теорию функций математики «европейской» культуры) своей теорией относительности, разве новые теории физиков о бесконечностях бесконечностей измерений, это не рождение нового восприятия мира?
Возможно, на наших глазах рождается новый мир, а мы как те варвары во время Великого переселения народов обреченные быть «зимой культуры» – не вкусившие побед Александра и Цезаря, но и не дожившие до Микеланджело. Возможно, то человечество, которое каждый день безумно метается по миру, как насекомые перед грозой и бьется в конвульсиях от ежедневных волн депрессий, которое не может понять «что оно такое и куда оно идет» станет в итоге матерью новой культуры и цивилизации, матерью, которая родит уже не человека, а только человекоподобное создание, матерью, которая должна умереть во время родов и быть забытой своим выводком, как мы забыли тех варваров из Темных Веков. Возможно…
Внезапно на них пролился поток яркого света. Это кассирша Юля открыла дверь ларька и осветила беседку с двумя стариками. Один был чем-то сильно возбужден и сразу же посмотрел в ее сторону, другой уже спал, опершись на правую руку.
– Андрей, звонила ваша жена и попросила вас идти домой, по-хорошему. Говорит, вы завтра должны принимать экзамен в одиннадцатиклассников. И еще отведите, пожалуйста, Михалыча домой, у него первый урок в десятом классе.
- Jocelyn_Phoenix:
- 11-08-2015, 10:32
Единственная на моей памяти недочитанная книга...
Интересно. Очень. Но без огромного багажа культурно-исторических знаний, на который опирается автор, читать безумно тяжело, даже заглядывая в сноски и объяснения (что лично мне приходилось делать ну оооочень часто, и это было утомительно).
Может быть, через пару-тройку лет я поумнею и вернусь к этой книге - во всяком случае, планирую (вернуться точно, а поумнеть - ну уж как получится :)
- viktork:
- 11-04-2015, 20:06
Хотя я впервые прочел «Закат Европы» в переводе 1922 года, издание, подготовленное К.Свасьяном и его громадное предисловие, оказали гораздо большее впечатление.
- slaapliedje:
- 19-12-2014, 12:48
Витгенштейн посоветовал мне прочитать “Закат Европы” Шпенглера. Он сказал, что эта книга может меня научить чему-нибудь относительно той эпохи, в которую мы сейчас живем.
Всё именно так и есть. Я бы продолжил мысль: если бы Шпенглер имел мужество написать лирическое стихотворение или какую-нибудь повесть о любви или приключениях (речь идет, конечно же, о короткой книге), снабженную его идеями из увесистого Заката Европы (по правде говоря хватит одного предисловия), то это был бы самый великий писатель на земле.
- Gaz:
- 4-12-2014, 01:59
<…> Ибо дух — начало всякой муки. Тогда круг завершается. Лучшие, наиболее сухие души погибают в огне разума, как Фаэтон, вознамерившийся управлять колесницею Аполлона; более тяжелые души тонут в воде материальности.
Борис Поплавский. «Аполлон Безобразов», 1932
Неловко представлять масштаб разности замысла и воплощения «Запада Запада». Автору приходится отдавать свои духовидческие откровения на закланье любви к Софии, и если неявно ницшеанского молота звонкоголосой патетики он ещё избегает, то наковальня многозвучной пространности тут как тут. Претензии по части якобы бесплодного (спустя век уже очевидно — плодотворного!) умствования должны бы рассеяться у каждого, кто взял на себя труд дочитать книгу до конца (до заката?). Объяснить пятилетнему ребёнку, чем занимался Воннегут, нетяжело; чем занимался Шпенглер — сущее профанирование. (много)Сложность ответов, задаваемая «Западом», сообразна вопросам. А они в том числе таковы: возможно ли существование культурного (“культура” здесь трактуется в самом широком значении) явления, выходящего за грани доминирующего на данном историческом отрезке типа восприятия, и, соответственно, отображения? Что есть судьба — для цивилизации, народа, личности? Какие бесплотные силы вызвали к жизни, именно там и именно тогда, мраморную статую и мастерство контрапункта, дорическую колонну и масляную живопись, арабеску и неф готического собора, алгебру и анализ, алхимию и понятие радиоактивности?
Философскими камнями здесь становятся аполлонический известняк и фаустовский песчаник: недолговечность, соответствующая а-протяженной бытийственности античного мироощущения, и трагически неосуществимая экспансия в мир-как-пространство, визия которого свойственна западному духу. Вообще же — чистое, как слеза Парсифаля, противоположение привычной нам в роли «колыбели европейской цивилизации» античности и составляющего истинную духовную вотчину автора и его двойников читателей ландшафта северной Европы, могущего вылепить фугу и стрельчатые копья шпилей, рвущихся покорить небо. Рвущихся подчинить себе плоскость, преодолеть её власть. Здесь уже отчётливо поблёскивает ядро иглоподобно стройной шпенглеровской концепции: «классическое» античное и внятное нам цивилизованно-закатное западное не только не связаны родственными узами, но и в каждом сколь-нибудь крупном своём выражении глубоко антагонистичны. Эллинскому телу, единовременно, недальновидно и точечно властвующему над бытиём, Шпенглер противопоставляет ветер дикой охоты, неустанно дующий над Европой: неспокойный, никогда не знающий отдыха, не дающий спать по ночам тем, кто может слышать стихи. Это — гётевское (к Нему — отношение с придыханием) рвение, не имеющее уже гётевской творческой силы. Отклоняется, таким образом, важный аспект критики «Запада…»: для Шпенглера его опус уже есть выражение отмирания, ещё один сиплый выдох иссохшего мирового города. Одежда теории плотно подогнана к туловищу текста, и потому противоречия между излагаемым и самим актом изложения нет и не может быть — мутная диалектическая вода, скачками прочитанные знаковые системы традиционной философии не способны нанести вреда бормотанию сивиллы. Недаром несколько абзацев начинаются с (Sic!): ПРЕДСКАЗЫВАЮ.
Отдельного упоминания заслуживает трудноопределимая нежность в отношении культурных реалий. Этот “пессимист” орудует подушечками пальцев там, где (по Шпенглеру — в предсмертной конвульсии) вульгарные «-ведения» готовы провести гусеничный трактор. Анализировать, не расщепляя, изучать — не стремясь вскрыть, познать, и тем — разрушить мимолётное очарование всего непрерывно живущего, становящегося.
Превосходная поэтичность там, где этого требует стиль и род обсуждаемых материй, без патины дурного вкуса или уныния; немаркая афористичность (читать непременно с карандашом: 1, 2, 3, 4, 5...). Прозорливость же отдельных сентенций вызвала чуть ли не суеверный ужас: contemporary art как “искусство” выпускников престижных академий, игровое начало китчевого масскульта, паразитирующие наукообразности, бессилие психоанализа, цифровая грёза — всё это жужжало смятенным роем в ушах гимназического учителя истории, когда он выдавливал своё чернильно-чёрное пророчество:
Сгущающиеся сумерки в пустых, унаследованных, мимолетно оживающих на архаический или эклектический лад формах — таков конец. Полусерьезность и сомнительная подлинность господствуют над артистичностью. В таком вот банкротстве мы очутились сегодня. Это долгая игра с мертвыми формами, которыми тщатся сохранить себе иллюзию живого искусства.
Культура — это самоочевидность. Чувство отчужденности среди этих форм, некоторой тяжести, отменяющей свободу творчества, вынужденная потребность рассудочно контролировать наличное в целях его сознательного применения, гнет роковой для всего таинственно-творческого рефлексии — вот первые симптомы изнуренной души. Только больной ощущает свои члены. Когда начинают конструировать неметафизическую религию и ополчаются против культов и догм, когда естественное право противопоставляется разновидностям исторического права, когда берутся «разрабатывать» стили в искусстве, так как не выносят больше стиля как такового и не владеют им, когда государство воспринимают как «общественный порядок», который можно и даже должно изменять <…> — все это свидетельствует об окончательном распаде чего-то.
Вместе с тем: кичливое презрение к «интеллектуальной мужской проституции», коробящее своей очевидностью признание исторической обречённости прошлого, жонглирование понятием «внутренней необходимости» (впору было ставить чёрточки при каждом её упоминании!) и удивительная слепота ко всему, противоречащему теории-пике, теории-шилу. Но: тем самым теория утверждается. Становится сама-в-себе сильней, потому что имеет мощь вещать из гробницы.
Шпенглер – это мыслитель, презирающий теоретиков и социальных утопистов. Шпенглер верит в Бога, но не во Христа. В основе его энциклопедизма, за всем обилием приведенных фактов из истории, политики, языкознания, философии, экономики лежит желание упаковать историю в рациональную схему, так милую немецкому интеллектуалу.