Электронная библиотека » Питер Финн » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 26 марта 2016, 20:00


Автор книги: Питер Финн


Жанр: Языкознание, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

В заключение Фельтринелли написал: какие бы подозрения ни существовали в Москве, он никогда не собирался «придавать изданию сенсационный характер».

Пастернак поблагодарил Фельтринелли за согласие повременить с выходом книги, но намекнул, что выход романа в Москве в сентябре – это ложь: «Здесь, в России, роман не выйдет никогда[350]350
  Там же, 112.


[Закрыть]
, – написал он Фельтринелли в конце июня. – Беды и несчастья, которые, возможно, постигнут меня после того, как книга выйдет за границей, то есть без аналогичного издания в Советском Союзе, не должны беспокоить ни меня, ни вас. Важно то, что роман увидит свет. Не лишайте меня своей помощи».

Кроме того, Пастернак написал Андрею Синявскому, входившему в круг доверенных лиц: хотя многие считают, что хрущевская оттепель приведет к выходу новых книг, он «редко, периодически и с трудом[351]351
  Борис Пастернак. Письмо Андрею Синявскому 29 июня1957 // Пастернак Б. ПСС. Т. 10, 235.


[Закрыть]
разделяет такое мнение». В письме Синявскому он также писал о том, что, по его мнению, об издании «Доктора Живаго» «не может быть и речи».


Атмосфера в Москве все больше сгущалась. Писателям и художникам становилось трудно. В мае 1957 года руководство партии, в том числе Хрущев, встретилось с правлением Союза советских писателей. Хрущев говорил почти два часа[352]352
  Taubman, Khrushchev, 307–308.


[Закрыть]
. Недавно вышедший роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым» он назвал «ложным по своей сути». В романе, в котором осуждалась бюрократия, его поклонники усматривали решительный разрыв с прошлым. Хрущев же упомянул о том, что в альманахе «Литературная Москва» много «идеологически вредных» произведений. Кроме того, генеральный секретарь сказал, что некоторые писатели как будто усвоили «огульное отрицание положительной роли И. В. Сталина в жизни нашей партии и страны».

В июне Гослитиздат отказался издавать однотомник избранных стихов Пастернака. Летом того же года в новом ежеквартальном польском журнале «Опинье» («Мнения») напечатали 35-страничный отрывок из «Доктора Живаго». В свое время, после приезда Д'Анджело, Пастернак передал рукопись романа польскому другу и переводчику. В номере «Мнений» за июль – сентябрь, посвященном польско-советской дружбе, отрывок из романа предварялся предисловием, в котором говорилось, что роман – «масштабная эпопея[353]353
  Conquest, Courage of Genius, 54.


[Закрыть]
о судьбе русской интеллигенции и ее идеологической трансформации, которая часто сопровождалась трагическими конфликтами». Номер журнала послали для ознакомления в ЦК КПСС. Отдел культуры ЦК выпустил служебную записку, в которой, в частности, говорилось: «Судя по характеру отбора произведений[354]354
  Записка отдела культуры ЦК КПСС о публикации отрывков из романа «Доктор Живаго» в польском журнале «Опинье» 30.08.1957 г. – см.: Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 81–82.


[Закрыть]
, опубликованных в первой книжке, ежеквартальнику «Опинье» придается враждебная нам направленность…» Отдел культуры «считал бы необходимым» «поручить советскому послу в Польше обратить внимание польских товарищей на недружественный характер журнала «Опинье» и в соответствующей форме высказать мысль о том, что критическое выступление польской партийной печати по поводу позиций журнала «Опинье» и прекращение дальнейшей публикации сочинения Пастернака было бы положительно встречено советской общественностью». Выходящая в Советском Союзе еженедельная «Литературная газета» также получила указания «обратить внимание польских товарищей на недружественный характер публикации». Польских переводчиков вызвали в Москву и сделали им выговор, журнал «Мнения» перестал выходить. Гнев властей вызвало и то, что некоторые стихи Пастернака из «Живаго» были напечатаны в эмигрантском журнале «Грани», выходившем в Западной Германии. Журнал считался органом воинствующего Народно-трудового союза российских солидаристов (НТС). Хотя Пастернак не давал согласия на публикацию и стихи появились без указания имени автора, их узнали.

В переписке официальные лица жаловались, что Пастернак, который «частично согласился с критикой его книги[355]355
  Записка отделов ЦК КПСС культуры и по связям с иностранными компартиями о необходимости принятия мер для возвращения рукописи романа Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» 16.01.1957 – см.: Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 80.


[Закрыть]
и признал необходимым переработать ее», так и не внес никакой серьезной правки. Почти всю весну и лето 1957 года Пастернак болел: в правой укороченной ноге появились сильные боли. Зинаида Николаевна навещала его в кремлевской больнице каждый день; ее там узнавали и уже не спрашивали паспорт. Однажды новая гардеробщица спросила, кто она такая. Когда она достала паспорт, медсестра сказала, что час тому назад пришла женщина – блондинка[356]356
  Зинаида Пастернак. Воспоминания // Борис Пастернак. Второе рождение, 364.


[Закрыть]
и тоже назвалась его женой.

Из ЦК КПСС поступило очередное предложение: следует предпринять еще одну попытку вернуть рукопись через итальянских коммунистов, поскольку их делегация приехала в Москву на Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Итальянцев ругали. Сам Хрущев жаловался[357]357
  Д'Анджело. Дело Пастернака, 95.


[Закрыть]
Велио Спано, главе иностранного отдела Итальянской коммунистической партии, что шумиху вокруг романа Пастернака поднял Д'Анджело, которого принимали за друга. Очевидно, Хрущеву заранее показали «выборку самых неприемлемых кусков[358]358
  Борис Пастернак. Письмо Нине Табидзе 21 августа 1957 // Пастернак Б. ПСС. Т. 10, 249–250.


[Закрыть]
из романа».

Пастернак также отправлял послания в Италию. В июле он написал Пьетро Цветеремичу, переводившему роман на итальянский язык: он хочет, чтобы все западные издательства издали роман, независимо «от тех последствий, которые могут меня постичь»[359]359
  Борис Пастернак. Письмо Пьетро Цветеремичу, июль 1957 – цит. по: Valerio Riva, Corriere della Sera, January 14, 1987.


[Закрыть]
. «Я написал роман для того, чтобы его опубликовали и прочли, и это остается моим единственным желанием».

В августе за Пастернаком пристально следили. Письма в Англию к сестре Лидии[360]360
  Boris Pasternak, Family Correspondence, 388. Одно из писем процитировано в записке Комитета госбезопасности о материалах «в отношении Пастернака Б. Л.» 18.02.1959 – см.: Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 184.


[Закрыть]
перехватывал КГБ; она так их и не получила. В том же месяце Пастернака вызвали на расширенное заседание секретариата Союза писателей. Пастернак передал Ивинской доверенность, поручив ей представлять его на встрече. Ее сопровождал Старостин, редактор, который должен был подготовить к выходу в свет издание «Доктора Живаго» на русском языке. На встрече председательствовал Сурков, ставший к тому времени первым секретарем Союза писателей. Сурков вначале встретился с Ивинской один на один и доброжелательно поинтересовался, как роман оказался за границей. Ивинская ответила, что Пастернак – «широкий человек, с детской… непосредственностью[361]361
  Ивинская. В плену времени, 256. Ивинская в мемуарах ошибочно переносит дату заседания на 1958 год.


[Закрыть]
думающий, что границы между государствами – это пустяки и их надо перешагивать людям, стоящим вне общественных категорий, – поэтам, художникам, ученым».

«Да, да, – ответил Сурков, – это в его характере. Но сейчас это так несвоевременно… надо было его удержать, ведь у него есть такой добрый ангел, как вы…»

Когда началось расширенное заседание, от благожелательности Суркова не осталось и следа. Он все больше и больше распалялся, обвиняя Пастернака в «предательстве». Он утверждал, что Пастернаком руководила жадность, и сказал, что он вел переговоры с целью получения денег из-за границы. Ивинская попыталась возразить, но ей грубо велели не перебивать. Валентин Катаев закричал на нее: «Вам вообще здесь делать нечего… вы кого представительствуете – поэта или предателя, или вам безразлично, что он – предатель своей родины?» Когда собравшимся представили Старостина как редактора романа, Катаев заметил: «Удивительное дело – отыскался какой-то редактор; разве это еще можно и редактировать?»

Старостин был подавлен; он не испытывал иллюзий относительно того, что предвещала роману такая головомойка. «Мы все подавлены[362]362
  Пузиков А. Будни и праздники, 206.


[Закрыть]
, зная, что дорога к изданию «Доктора Живаго» закрыта».

Позже Пастернак описал то событие как «собрание в духе 37 года[363]363
  Борис Пастернак. Письмо Нине Табидзе 21 августа1957/Пастернак Б. ППС. Т. 10, 249–250.


[Закрыть]
, с яростными криками о том, что это беспрецедентный случай, и требованиями возмездия». На следующий день Ивинская договорилась, чтобы Пастернак встретился с Поликарповым, заведующим отделом культуры ЦК. Перед встречей Пастернак попросил Ивинскую передать Поликарпову письмо. Ей показалось, что письмо составлено нарочно, чтобы привести чиновника в ярость. Пастернак писал о том, что люди совестливые никогда не бывают довольны собой; они о многом сожалеют, есть многое, в чем они раскаиваются. Единственное в жизни, за что Пастернак не раскаивался, – это его роман. «Я написал, что думал[364]364
  Там же.


[Закрыть]
, и до сегодняшнего дня мои мысли остаются теми же. Возможно, это ошибка – не скрывать их от других. Уверяю вас, я бы не стал издавать роман, будь он плохо написан». Но роман оказался сильнее, чем думал автор; сила шла откуда-то сверху, и дальнейшая судьба «Доктора Живаго» уже не во власти его автора.

Поликарпов так разъярился, что потребовал, чтобы Ивинская разорвала письмо у него на глазах. Он настаивал на личной встрече с Пастернаком. Поликарпов и Сурков встретились с Пастернаком в последующие дни. Разговоры велись напряженно, но сдержанно; и Поликарпов, и Сурков просили Пастернака послать телеграмму Фельтринелли с требованием вернуть рукопись. Пастернака предупредили: отказ действовать приведет «к очень неприятным последствиям»[365]365
  Д'Анджело. Дело Пастернака, 90.


[Закрыть]
. Поликарпов и Сурков подготовили текст телеграммы к Фельтринелли, которую должен был отправить Пастернак:

«В процессе дальнейшей работы[366]366
  Carlo Feltrinelli, Feltrinelli, 114.


[Закрыть]
над рукописью романа «Доктор Живаго» я пришел к глубокому убеждению, что написанное мною нельзя считать законченным произведением. Находящийся у Вас экземпляр рукописи этого романа рассматриваю как нуждающийся в серьезном совершенствовании предварительный вариант будущего произведения.

Издание книги в таком виде считаю невозможным. Это противоречило бы моему правилу издавать только вполне законченные сочинения.

Соблаговолите распорядиться о возвращении по моему московскому адресу в возможно кратчайшие сроки рукописи романа «Доктор Живаго», крайне необходимой мне для работы».

Пастернак отказывался послать телеграмму. Ивинская обратилась к Д'Анджело; она просила итальянца поговорить с Пастернаком и убедить его. Итальянцу не удалось и слова вставить: возмущенный Пастернак набросился на него. «Если вы пришли советовать мне[367]367
  Д'Анджело. Дело Пастернака, 90–91.


[Закрыть]
капитулировать, вам следует знать, что ваша благотворительная миссия говорит о неуважении ко мне лично. Вы обращаетесь со мной как с человеком, лишенным достоинства. Издание «Доктора Живаго» – самое важное в моей жизни, и я не собираюсь как-либо этому мешать. Что подумает Фельтринелли, получив телеграмму, которая идет вразрез со всем, что я писал ему вплоть до сегодняшнего дня? За кого он меня примет – за сумасшедшего или за труса?»

Д'Анджело передал Пастернаку свой разговор с Фельтринелли в Милане. Выход книги неизбежен. Более того, многочисленные западные издательства уже получили фотокопии рукописи и будут издавать ее на свой страх и риск, даже если Фельтринелли последует указаниям, содержащимся в телеграмме, явно добытой путем вымогательства. Д'Анджело убеждал Пастернака не противиться этому бессмысленному жесту; он спасет и Пастернака, и его близких. Итальянец объявил, что Советское государство проиграло свою нелепую войну против «Доктора Живаго».

Телеграмму, написанную по-русски, отправили 21 августа 1957 года. Поликарпов тут же сообщил об этом в ЦК КПСС и предложил переслать копию в Итальянскую коммунистическую партию, чтобы итальянские товарищи с ее помощью надавили на Фельтринелли. Марио Аликата, критику, занимавшему крупное положение в ИКП, поручили встретиться с Фельтринелли в миланском отделении Компартии. Аликата размахивал[368]368
  Carlo Feltrinelli, Feltrinelli, 115.


[Закрыть]
перед носом Фельтринелли телеграммой Пастернака, но издатель не сдался.

Тем временем Пастернак пытался связаться с Фельтринелли и другими – на тот случай, если они примут телеграмму всерьез. Он говорил приехавшим из Гарварда славистке Мириам Берлин с мужем: разумеется, он хочет, чтобы роман издали за пределами Советского Союза. Сестра Пастернака Жозефина просила, чтобы Берлин выяснил намерения Пастернака. Пастернак сказал Мириам Берлин, что его заставили написать телеграмму и на нее не следует обращать внимания. «Мне все равно, что будет[369]369
  Miriam Н. Berlin, «A Visit to Pasternak», The American Scholar 52, № 2 (Summer 1983): 327–335.


[Закрыть]
со мной. Моя жизнь кончена. Книга – мое последнее слово цивилизованному миру». Когда Пастернака навестил итальянский ученый Витторио Страда, перед самым уходом гостя хозяин прошептал ему: «Витторио, передайте Фельтринелли[370]370
  Carlo Feltrinelli, Feltrinelli, 113.


[Закрыть]
: я хочу, чтобы моя книга вышла любой ценой».

Несмотря на все козни и устрашение, внешне Пастернак казался[371]371
  Yevtushenko, A Precocious Autobiography, 104.


[Закрыть]
его гостям на удивление невозмутимым. Евгений Евтушенко видел Пастернака в сентябре, когда привез к нему еще одного итальянского профессора, Анджело Риппелино. «Я очень люблю итальянцев», – сказал Пастернак. Гости остались обедать. Евтушенко вспоминал: «На вид могло показаться, что Пастернаку сорок семь или сорок восемь лет. Вся его внешность обладала изумительной, лучистой свежестью, как у свежесрезанного букета сирени, когда на листьях еще блестят капли росы. Казалось, будто на нем переливался свет от резких взмахов рук до поразительно детской улыбки, которая постоянно освещала его подвижное лицо». Пастернак и Евтушенко пили вино и разговаривали[372]372
  Евтушенко. Шестидесантник, мемуарная проза, 386.


[Закрыть]
; они сидели еще долго после того, как Риппелино уехал. Зинаида сделала выговор 23-летнему поэту, назвав его «убийцей Бориса Леонидовича».

Вскоре после этого Евтушенко прочел «Доктора Живаго». Тогда роман его разочаровал. По словам Евтушенко, они, «молодые писатели послесталинского времени», тогда увлекались так называемой «мужской» прозой Хемингуэя, романом Ремарка «Три товарища», «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. «Доктор Живаго», по сравнению с ними, показался тогда Евтушенко слишком традиционным и даже скучным. Он не прочел роман, а перелистал.

Прошел сентябрь, когда должно было выйти советское издание, и московские функционеры впали в отчаяние. Сотрудники советских торгпредств в Париже и Лондоне[373]373
  Информация Всесоюзного объединения «Международная книга» о неудаче попыток воспрепятствовать изданию романа «Доктор Живаго» за границей, 3.10.1957 // Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 84–85.


[Закрыть]
безуспешно пытались вернуть рукопись из издательств «Галлимар» и «Коллинз». Советское посольство в Лондоне[374]374
  Philip de Zulueta, МИД Великобритании, письмо послу Великобритании в Москве, озаглавленное «Проверка и перевод «Доктора Живаго», 8 марта 1958 // the National Archives, London. Prime Minister's file. Classmark, PREM 11/2504.


[Закрыть]
предложило английскому издательству предварить роман предисловием, в котором говорилось бы, что сам Пастернак был против выхода его книги. МИД Великобритании не рекомендовал издательству посылать перевод романа на вычитку Пастернаку; сотрудники МИД предложили издательству вместо слов о якобы нежелании Пастернака выпускать роман за границей поместить фразу: «Запрещено в Советском Союзе». «Это могло быть выгодным лишь с пропагандистской точки зрения, но, возможно, послужит незначительной защитой самому Пастернаку», – писал Филип де Сулуэта, представитель МИД на Даунинг-стрит, 10. Возможно, он сделал это замечание в юмористическом смысле. Сомнительно, чтобы фраза о запрещении книги чем-то помогла бы ее автору, зато она, несомненно, повлияла бы на рост продаж.

Пьетро Цветеремич в октябре побывал в Москве и нашел, что «атмосфера вокруг книги»[375]375
  Carlo Feltrinelli, Feltrinelli, 116.


[Закрыть]
стала «очень уродливой». Цветеремич приехал в Москву в составе итальянской делегации по приглашению Союза советских писателей. Почти сразу же после приезда ему сказали, что выход «Доктора Живаго» будет публичным оскорблением и самому Пастернаку, и Советскому Союзу. Цветеремичу передали напечатанное на машинке письмо[376]376
  Д'Анджело. Дело Пастернака, 98.


[Закрыть]
, якобы написанное Пастернаком; в нем повторялись некоторые места из февральской телеграммы Фелыринелли и содержалась жалоба на то, что Фельтринелли так и не ответил. На встрече с представителями Союза писателей Цветеремич заявил, что публикацию «Доктора Живаго» невозможно остановить. «Разразился страшный скандал»[377]377
  Mancosu, Inside the Zhivago Storm, 76.


[Закрыть]
, – вспоминал он. Пастернак понял, что встречаться с переводчиком небезопасно, но Цветеремичу удалось повидаться с Ивинской, которая передала ему записку Пастернака к Фельтринелли; она отражала истинные чувства автора. В письме Фельтринелли Цветеремич писал: «П. просит вас не обращать на это внимания[378]378
  Carlo Feltrinelli, Feltrinelli, 116.


[Закрыть]
и не может дождаться выхода книги, хотя его угрожают заморить голодом». После поездки в Москву Цветеремич решил выйти из коммунистической партии. «Я пришел к выводу[379]379
  Mancosu, Inside the Zhivago Storm, 241.


[Закрыть]
, что в СССР нет социализма, а скорее азиатский теократический деспотизм», – писал он позже. В коротенькой записке к Фельтринелли Пастернак писал: «Простите за несправедливость, которая выпала на вашу долю, и за те беды, которые, возможно, ждут вас из-за моей проклятой веры. Пусть отдаленное будущее, вера, которая помогает мне жить, защитит вас».

Фельтринелли ответил на телеграмму Пастернака 10 октября. Письмо, хотя адресованное Пастернаку, явно было предназначено советскому руководству и было составлено с целью оградить Пастернака от нападок. Фельтринелли стремился переложить вину с автора на издателя. Для начала он заявил, что не заметил никаких недостатков, о которых шла речь в телеграмме. Ему не кажется, что роман нуждается в серьезной переработке. Фельтринелли напоминал, что он согласился отложить выход книги до сентября, и теперь публикации ничто не мешает.

Кроме того, он для вида сделал выговор «трудному» автору. «Чтобы избежать дальнейших недоразумений[380]380
  Там же, 117.


[Закрыть]
порожденных вашей… телеграммой… советуем вам больше не препятствовать публикации книги. Ваши попытки, вместо того чтобы не допустить выход книги в свет, придают всему делу оттенок политического скандала, к которому мы никогда не стремились и не стремимся».

В октябре Сурков поехал в Италию в составе делегации советских поэтов. На самом деле он пытался воздействовать на Фельтринелли. Прихватив переводчика, он ворвался в издательство на улице Андегари. Его крики на русском были слышны на всей улице. Сурков, как раньше Аликата, размахивал перед лицом издателя телеграммой Пастернака.

«Я знаю, как такие письма делаются»[381]381
  Записка отдела культуры ЦК КПСС о подготовке выступлений «прессы друзей» за рубежом в связи с предстоящим выходом романа «Доктор Живаго» 16.11.1957 – см.: Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 86.


[Закрыть]
, – сказал Фельтринелли. На стене за его плечом висела фотография Пастернака. Сурков давил на него целых три часа, но ушел ни с чем. Фельтринелли заявил, что он «свободный издатель в свободной стране»[382]382
  Слова Джанджакомо Фельтринелли цит. по: «Pubblicato in URSS il libro di Borghese sulla 'X Mas' mentre si proibisce la stampa dell'ultimo romanza di Pasternak» («Книга Борджеса выйдет в СССР к Рождеству, а последний роман Пастернака остается под запретом»), Согrispondenza Socialista, 27 октября 1957.


[Закрыть]
. Он сказал Суркову, что, издав роман, он отдаст дань великому произведению советской литературы. Роман – свидетельство правды, сказал он, даже если московские бюрократы от культуры его не поняли. Позже Фельтринелли назвал Суркова «гиеной в сиропе»[383]383
  Carlo Feltrinelli, Feltrinelli, 116.


[Закрыть]
.

Сурков не собирался сдаваться; он перешел к угрозам. Он дал интервью газете итальянских коммунистов «Унита», в которой Фельтринелли одиннадцать лет назад работал внештатным корреспондентом. В первом публичном комментарии советского официального лица о «Докторе Живаго» он предложил факты «со всей искренностью»: роман Пастернака был отвергнут его товарищами, потому что в нем клеветнически описана Октябрьская революция. Пастернак согласился с критикой и просил итальянского издателя вернуть ему рукопись, чтобы он мог ее переработать. Но, несмотря на просьбу автора, роман, если верить сообщениям в прессе, выйдет в Италии против воли его автора.

«Холодная война затронула и литературу[384]384
  Gino Pagliarani, «Boris Pasternak e la cortina di ferro» (Борис Пастернак и железный занавес), L'Unita, 22 октября 1957. Цит. по: Conquest, Courage of Genius, 66.


[Закрыть]
, – продолжал Сурков. – Если это свобода, увиденная западными глазами, я должен сказать, что у нас на нее другая точка зрения». По словам интервьюера, Сурков «давал понять, как ужасно, по его мнению, все происходящее». Сурков продолжал: «Итак, уже во второй раз, во второй раз в истории нашей литературы, после «Красного дерева» Бориса Пильняка книга русского будет вначале издана за границей».

Напоминание о Пильняке, казненном соседе Пастернака, было прямой угрозой. Суркову не привыкать было к крайностям государственного насилия. Годом раньше он сказал в интервью одной югославской газете: «У меня на глазах исчезали друзья[385]385
  Алексей Сурков. Mladost, 2 октября 1957. Цит. по: Conquest, Courage of Genius, 67.


[Закрыть]
, писатели, но в то время я считал это необходимым, требованием революции». Фельтринелли сказал Курту Вольфу, американскому издателю Пастернака, что слова Суркова нужно цитировать как можно шире и «следует задействовать «Тайм» и «Ньюсуик»[386]386
  Mancosu, Inside the Zhivago Storm, 91.


[Закрыть]
.

В конце октября Пастернака заставили отправить Фельтринелли еще одно письмо. Он писал, что «поражен»[387]387
  Письмо Б. Л. Пастернака Джанджакомо Фельтринелли от 23 октября 1957 года. Приложение к записке Отдела культуры ЦК КПСС от 16.10.1957. – см.: Афиани, Томилина. Пастернак и власть, 86.


[Закрыть]
тем, что Фельтринелли не ответил на его телеграмму, и говорил: «Простая порядочность обязывала выполнить просьбу автора».

Зная, что роман скоро выйдет в свет, после «официального» письма Пастернак 2 ноября передал Фельтринелли частное послание, в котором писал: «Не нахожу слов[388]388
  Carlo Feltrinelli, Feltrinelli, 118–119.


[Закрыть]
, чтобы выразить мою благодарность. Будущее вознаградит нас, вас и меня, за ужасные унижения, которые мы переживаем. О, как я счастлив, что ни вас, ни «Галлимар», ни «Коллинз» не обманули эти идиотские и зверские призывы, сопровождаемые моей подписью (!), подписью несомненно фальшивой и поддельной, поскольку она была вырвана у меня смесью шантажа и насилия. Неслыханное высокомерие породило возмущение «насилием» вашим против моей «литературной свободы», хотя именно такое насилие применили ко мне – тайно. И чтобы скрыть этот вандализм, выдать его за заботу обо мне, за священные права художника! Но скоро у нас будет итальянский Живаго, французский, английский и немецкий Живаго – а однажды, возможно, появится далекий в географическом смысле, но русский Живаго! И это большое дело, великое дело, так что давайте сделаем все, что в наших силах, и будь что будет».

Первое издание «Доктора Живаго» в переводе на итальянский язык вышло 15 ноября 1957 года[389]389
  Сведения о первом тираже романа и его доставке в книжные магазины взяты из электронной переписки с Карло Фельтринелли.


[Закрыть]
. За ним через пять дней последовало второе издание тиражом в три тысячи экземпляров. Роман появился в книжных магазинах 23 ноября после анонса накануне вечером в миланском отеле «Континенталь». Книга тут же стала бестселлером.

Одна из первых рецензий появилась в газете «Корьере делла Сера» под заголовком «Ищете политический трактат[390]390
  Giorgio Zampa, «Si cerca il libello politico e si trova un'opera d'arte», рецензия на «Доктора Живаго», Corriere della Sera, 22 ноября 1957.


[Закрыть]
, а находите произведение искусства». «Пастернак не требует от нас, первых читателей на Западе, никаких политических суждений, – заключает рецензент. – Может быть, сидя в одиночестве в своей деревне, старый писатель хочет знать, услышали ли мы его… голос, нашли ли мы доказательство его художественных убеждений. Ответ таков: да».

Роман начал свое долгое путешествие. Но для того, чтобы вернуться домой, в Россию, «Живаго» понадобился тайный союзник.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации