Текст книги "Погоня за отцом"

В половине шестого, расправившись примерно с дюжиной писем, я поднялся в свою комнату, чтобы сменить рубашку – беготня по нью-йоркским улицам в такую жару не лучший способ сохранить воротнички чистыми. Двадцать минут спустя я уже сидел в кабинете, дожидаясь, пока спустится Вулф.

Он вышел из лифта и направился к столу, когда в дверь позвонили.

Мне кажется, что, описывая дело о расследовании убийства Изабел Керр[2]2
  См. Рекс Стаут «Смерть потаскушки».


[Закрыть], я упоминал, что лицо Баллу было с морщинками, но не дряблое. Так вот теперь, когда я впустил Баллу в прихожую, дряблость была уже заметна. Тем не менее бедняга силился придать себе мужественное и решительное выражение. Он мужественно и решительно прошагал в кабинет, уселся в красное кожаное кресло, сухо кивнул Вулфу и потер лоб. Этот жест мне уже приходилось видеть, когда Баллу нервничал.

– Я не привык… – начал было он, но осекся, поскольку получилось слишком хрипло. Чуть прокашлявшись, он начал заново:

– Я не привык, чтобы со мной разговаривали таким повелительным тоном!

Вулф кивнул.

– Вы правы. Просто у меня не было другого выхода. Мне нужно было срочно поговорить с вами, а я, как вам известно, никогда не выхожу из дома по делам. Кроме того, у меня есть основания полагать, что приди мы с мистером Гудвином к вам в кабинет, вам бы это тоже не пришлось по вкусу. Но первым делом…

– Что случилось?

– Сейчас, не спешите. Итак, первым делом я хотел бы вас успокоить. Эта встреча никоим образом не связана с тем, что случилось восемнадцать месяцев назад. Ни к вам, ни к вашим личным делам это вообще не имеет никакого отношения.

– Тогда почему, черт побери…

– Прошу вас, не перебивайте. Поверьте, я и так испытываю неловкость и даже смущен, что случается со мной крайне редко. Я даже не вполне уверен, с чего начать. Дело в том, что мне нужна ваша помощь, но я еще не представляю, в какие слова облечь свою просьбу, чтобы она нашла у вас понимание.

Баллу недоверчиво посмотрел на него.

– Вот уж за словами-то вы точно никогда в карман не лезете. Так вы не шутите? Это и в самом деле со мной не связано?

– Да. Это касается лично меня. И мистера Гудвина.

Баллу испустил душераздирающий вздох, откинулся на спинку кресла, перевел взгляд на меня и произнес:

– Я бы не отказался промочить горло.

– Джин со льдом и долькой лимона? – спросил я.

– Вы запомнили? Ну и память у вас, черт возьми!

Я не шелохнулся – никакая сила на свете не заставила бы меня пропустить хоть малую толику того, что должно было случиться в ближайшие пять минут. Вулф, видя, что я незыблем, как скала, нажал на кнопку и, когда появился Фриц, сделал сразу тройной заказ: джин для гостя, пиво для себя и молоко для меня.

Потом, прищурившись, посмотрел на Баллу.

– Положение чертовски затруднительное. Вы не связаны со мной ровным счетом никакими обязательствами. Вы уплатили мне вполне приемлемую сумму за щекотливую и весьма непростую работу, которую я проделал. Вы говорили, что готовы уплатить любую цену за то, чтобы я помог вызволить вас из той передряги, но ничего другого вам и не оставалось – вы были приперты к стенке. Тогда вы честно уплатили мне то, что причиталось, так что, повторяю, вы свободны от каких бы то ни было обязательств по отношению ко мне. Тем не менее мы с мистером Гудвином по-прежнему располагаем определенными сведениями, разглашение которых вы были бы готовы предотвратить любой ценой. Понимаете теперь, в чем щепетильность этой ситуации? Как мне обратиться к вам за помощью, не рискуя быть обвиненным в вымогательстве? Или в шантаже? Не судом, конечно, – вами.

Вулф поджал губы и покачал головой.

– Проклятье. Никакие слова тут не помогут. Никакие слова не в состоянии заглушить ваши подозрения, что я способен выдать вашу тайну. Мы-то с мистером Гудвином отдаем себе отчет в том, что никакая сила на свете не заставит нас пойти на попятный и предать вас, но вы знать этого не можете, а я, в свою очередь, не могу вскрыть ваш череп и заменить одни мысли на другие.

Вулф снова покачал головой.

– Попробую по-другому. Мне необходима ваша помощь. Я могу обратиться к вам за ней, основываясь на предпосылке, что вы до сих пор цените ту услугу, что я оказал вам в свое время. Если же это не так, обращаться к вам я не стану.

– Нет, это как раз так. – Баллу даже улыбнулся. – Жаль только, что вы сразу не придумали, как донести это до меня. Я рад также, что вам не придется вскрывать мой череп. Итак, в чем состоят ваши трудности?

Вулф не ответил, поскольку в кабинет вошел Фриц с подносом, уставленным напитками. Сначала он обслужил Вулфа – пиво, как водится, подается Вулфу неоткупоренным, после чего Вулф извлекает из стола золотую открывалку – подарок Марко Вукчича – и откупоривает бутылочку сам. Когда Фриц, поставив передо мной стакан молока, вышел из кабинета и закрыл за собой дверь, Баллу успел уже наполовину опорожнить свой бокал.

Вулф слизнул с губ пену и посмотрел на Баллу.

– Что ж, – сказал он, – самое трудное позади. Облечь просьбу словами мне уже гораздо проще. Если верить мистеру Гудвину, вы занимаете пост директора «Сиборд Бэнк энд Траст компани»?

Баллу кивнул.

– Я вхожу в совет директоров. Я член совета директоров нескольких компаний. Восьми, если быть точным.

– Вот как? Я слабо разбираюсь в советах директоров, но мне представляется, что директор должен быть знаком хотя бы с некоторыми из своих подчиненных. А дело вот в чем. Двадцать два года назад, в июне тысяча девятьсот сорок пятого года, некто – назовем его Икс – получил из «Сиборд Бэнк энд Траст компании заверенный чек на предъявителя на сумму в одну тысячу долларов. В июле, а затем в августе он получил точно такой же чек. Это продолжалось каждый месяц в течение двадцати двух лет – всего Икс получил двести шестьдесят четыре чека. Последний из них датирован маем этого года; с тех пор ни одного чека выписано не было и не будет выписано впредь. Мне необходимо знать, кто такой Икс. Я должен задать ему несколько вопросов. Вот и все.

Баллу отпил из бокала.

– А остальное?

– Это все.

– Господи! Все это представление, все ухищрения, чтобы заманить меня сюда, – ради такого пустяка!

– Я не знал, что это пустяк.

– Полная ерунда. Конечно, было бы еще проще, если бы чеки были выписаны не на предъявителя, а на конкретное лицо, но я и так не вижу никаких сложностей, поскольку чеки выдавались на одну и ту же сумму в течение двадцати двух лет. Любой клерк в два счета управится с этой задачей. Гудвину достаточно было попросить меня об этом по телефону. Я завтра позвоню ему. Или кто-то от моего имени. – Он вновь прихлебнул из бокала. – Вы, конечно, здорово меня напугали, за что я на вас зол, но, поскольку вы завели этот разговор, готов признать, что до сих пор не забыл и чрезвычайно высоко ценю ту услугу, которую вы оказали мне в то время, когда помощь требовалась мне несравненно больше, чем сейчас вам.

Он опустошил бокал и повернулся ко мне.

– Как сыскной бизнес? Процветает? Вообще-то вы меня удивили, Гудвин. Вулфу простительно – он никуда не ходит и не знает банковского дела, но уж вы-то должны были знать, что такие дела проще пареной репы. Завтра вам позвонят.

Баллу встал, пожал Вулфу руку, потом обменялся рукопожатием со мной. Я проводил его, вернулся в кабинет и обратился к Вулфу:

– Уже другой, не тот, что был в прошлом году. Это все враки, что владельцы предпочитают ездить на одном и том же «роллс-ройсе» всю жизнь.

Возможно, вы поспешили согласиться с Баллу, что ни к чему было устраивать такое представление и прибегать к подобным ухищрениям, чтобы заманить его к нам, но делать такой поспешный вывод вам не следовало. Ведь Баллу не знал о том, что Икс – отец Эми, который вовсе не хотел, чтобы его таким образом выследили. Не говоря уже о том, что он мог оказаться и убийцей. Как бы то ни было, и вас и меня подстерегал крайне неприятный сюрприз.

На следующий день после встречи с Баллу, во вторник в четверть седьмого в нашу дверь позвонили. Я пошел открывать и увидел на крыльце Баллу.

Откровенно говоря, еще раньше, когда обещанного телефонного звонка так и не последовало, я догадался, что все не так уж просто, как казалось Баллу. Поэтому весь день я не отходил от телефона и лишь в четыре часа, позвонив Реймонду Торну и узнав, что фотокопии уже готовы, я сказал Вулфу, что переключаю телефон на оранжерею, и отлучился.

Воздух на улице был еще раскаленнее, чем накануне, так что я был несказанно рад, когда наконец вернулся в наш дом с кондиционером. Копии получились очень удачные, почти неотличимые от оригиналов. В четверть седьмого, когда в дверь позвонили, Вулф как раз сидел за столом и разглядывал их. Когда я сказал ему, что пришел Баллу, Вулф только хрюкнул, но фотографии убрал.

На этот раз Баллу не протянул Вулфу руки. И в красное кресло уселся с таким видом, словно собирался обосноваться в нем надолго. Баллу устремил взгляд на Вулфа и выпалил:

– Дорого бы я отдал за то, чтобы узнать, что вы знали вчера.

Вулф устроился поудобнее. Похоже, меня ожидало еще одно представление.

– Вы не совсем ясно выразились, – произнес Вулф. – Я даже затрудняюсь дать вам ответ. Вчера я знал, да и сейчас знаю чрезвычайно много. Если вас интересует, что я знал про Икс, то ответ прост – ничего. Мало того, что в моем распоряжении не было ни единого факта, у меня не было и до сих пор нет серьезных оснований для предположений и умозаключений. Я совершенно…

– Вы слишком многословны. Вы знали, зачем вам нужны сведения. Вы знали достаточно, чтобы вам было важно затащить меня сюда. Это вы вполне можете мне сейчас сказать, и я настаиваю на том, чтобы вы это сделали.

Вулф запрокинул голову на спинку кресла и смежил очи. Чаще всего, когда очередной посетитель ставит его в затруднительное положение, Вулф смотрит на меня, но сейчас это ему не помогло бы. Не на того напал. Увертываться и тянуть время было совершенно бесполезно. Да и стоило ли? Чем рисковал Вулф, посвящая в случившееся Баллу? Да ровным счетом ничем. Я пришел к такому выводу за десять секунд. Вулф, судя по всему, тоже. Он открыл глаза, чуть выпрямился и сказал:

– Я бы рассказал вам это еще вчера, если бы вы об этом попросили. Все дело в том, что одна молодая женщина попросила меня помочь отыскать ее отца. У меня имеются основания полагать, что мы существенно продвинемся вперед, если сумеем выяснить, кто выписывал эти банковские чеки. Раскрыть вам имя моего клиента я не могу, поскольку это было бы нарушением профессиональной этики, но…

Он замолк, поскольку Баллу его не слушал. Член восьми советов директоров откинул назад голову и совершенно неприлично хохотал. Вулф вопросительно посмотрел на меня, и я развел руки в стороны, одновременно изогнув брови. Баллу досыта нахохотался, утер слезы, одарил нас с Вулфом широчайшей улыбкой и сказал:

– Изумительно. Просто потрясающе. Так он скрывался целых двадцать два года? Просто не могу поверить.

– Судя по всему, вы его знаете.

– Еще бы! Кстати, возможно, вам не помешает знать, что деньги по этим чекам получала Элинор Деново.

– Да, спасибо. Моего клиента зовут не так, но к нашему делу это тоже имеет отношение. Так вот, мистер Баллу, поскольку вы знаете, кто… Я хочу только вас предупредить, чтобы не было никаких недоразумений. Если вы назовете мне имя этого человека, а я надеюсь, что вы это сделаете, то я не смогу расценивать полученные от вас сведения как конфиденциальные. Более того, я собираюсь использовать их в интересах моего клиента.

– Да, я понимаю. – Баллу явно получал удовольствие от происходящего. Глаза его еще лучились смехом. – Еще пару часов назад я думал, что не сделаю этого; я хотел даже позвонить вам и сказать, что ничего не вышло, однако любопытство пересилило. Теперь, когда вы рассказали, в чем дело, я решил, что назову вам его. Если, конечно, вы не водите меня за нос. Вы мне сказали правду – дело и впрямь только в том, что эта молодая женщина хочет знать, кто ее отец?

– Да, это правда. Кстати, имя Элинор Деново, которое вы назвали, убеждает меня в том, что я прав.

– Поразительно! Просто не верится. А сколько лет этой женщине?

– Двадцать два. Первый чек пришел через две недели после ее появления на свет.

– Давайте посчитаем… От семидесяти шести отнять двадцать два… Ему было пятьдесят четыре. Тогда я знал его не так хорошо, как сейчас. Его фамилия Джаррет – Сайрус М. Джаррет. В том, что я вам рассказываю, ничего конфиденциального нет – в банковских кругах это знают все. Двадцать два года назад он был президентом «Сиборд». В пятьдесят третьем году – ему было шестьдесят два, – он стал председателем правления. Некоторые из нас хотели, чтобы он сложил с себя полномочия, но у него слишком большой пакет акций. К тому же он чрезвычайно богат. Обычно в шестьдесят пять принято уходить от дел, но он не захотел. Тем не менее, большинство проголосовало за его отставку, и он ушел с поста председателя правления, оставшись, правда, в совете директоров. Хотя на заседаниях он почти не появляется.

Баллу чуть приумолк, словно переводя дыхание, потом продолжил:

– Все это общеизвестно, но я хочу еще добавить, что никогда не симпатизировал Джаррету, да и сейчас мое отношение к нему не изменилось. Кстати, его многие недолюбливают. И меня вовсе не беспокоит, если станет известно, что именно я рассказал вам про него. Сомневаюсь, чтобы вам удалось лишить его сна – этого никому еще не удавалось, – но буду рад, если вы попытаетесь.

Баллу кинул взгляд на часы.

– Мне пора. – Он встал, шагнул к двери, но обернулся. – Если у вас появятся вопросы, Гудвин, приходите.

И вышел так быстро, что я даже не успел его проводить.

Когда хлопнула входная дверь, Вулф посмотрел на часы. До ужина оставалось тридцать пять минут. Вулф перевел взгляд на меня.

– Что скажешь?

Я поскреб себя за ухом.

– Скакать козлом и кричать «ура!» я не собираюсь, – признался я. – Теперь мы знаем, что он уже стар и, судя по всему, крепкий орешек. Если в сорок пятом ему было пятьдесят четыре, значит, сейчас ему семьдесят шесть. Я слыхал о нем; даже читал статью в «Форчун», но как к нему подкопаться – не знаю.

– У тебя есть номер телефона мисс Деново?

– Конечно.

– Набери его. Я сам поговорю.

Я сверил номер в записной книжке, развернул к себе телефон и, накручивая диск, решил представиться как Арчи Гудвин, а не просто Арчи. Не хотелось давать Вулфу лишний повод язвить по поводу моей способности быстро находить общий язык с молоденькими особами женского пола.

– Алло!

– Эми Деново?

– Да. Это Арчи?

Пришлось на ходу менять сценарий.

– Совершенно верно. Я звоню из кабинета. Мистер Вулф хочет поговорить с вами.

Вулф снял трубку. Я слушал по параллельному аппарату.

– Мисс Деново, это Ниро Вулф. Я хочу кое о чем спросить вас. У вас один телефонный аппарат?

– Да.

– Я все равно буду осторожен. Терпеть не могу телефонов и не доверяю им. Пожалуйста, не говорите ничего лишнего. Мы уже выяснили, кто посылал эти чеки. Сведения…

– Как? Уже?

– Пожалуйста, не перебивайте. Так вот, сведения получены из вполне надежного источника. Человек, который подписывал эти чеки, жив, ему семьдесят шесть лет, он богат и принадлежит к высшему обществу. Живет он в Нью-Йорке… Впрочем, в этом я не могу быть уверен, но знаю, что связаться с ним можно. Итак, теперь мой вопрос. Вы сами знаете, с какой целью прибегли к моим услугам. Человек, присылавший чеки, найден. Хотите ли вы…

– Я хочу знать, кто он!

– Вы непременно узнаете. Если придете сегодня вечером в девять часов или позже. Хочу же я спросить следующее – хотите ли вы, чтобы я продолжил расследование или сами возьметесь за него? Я должен знать это до ужина.

– Конечно же, я хочу, чтобы расследование продолжили вы. Я сейчас приеду. Я… я могу сейчас приехать?

– Нет. Как же можно – посреди ужина? Я жду вас, начиная с девяти.

Вулф положил трубку, вынул из ящика фотографии, хмуро посмотрел на них и бросил на стол. Я развернулся к Вулфу лицом и спросил:

– Может быть, я позвоню Сайрусу М. Джаррету и скажу, чтобы завтра к одиннадцати утра он явился сюда, если это его не слишком затруднит?

– Да-с, – прошипел Вулф. Очень странно – он никогда не шипит. Потом Вулф извлек свою многопудовую тушу из кресла и протопал на кухню.

Глава 6

В половине четвертого в среду я сидел в шезлонге под сенью развесистого клена на самой вершине обрывистого утеса в округе Датчес. Внизу раскинулась живописная долина Гудзона. Слева от меня ярдах в ста высилась увитая плющом стена огромного особняка (с таким же успехом я мог бы назвать его дворцом, чертогом или даже замком), насчитывающего, должно быть, не менее полусотни зал и комнат. Вокруг меня, куда ни кинь взгляд, росли деревья, кусты, цветы и были понатыканы статуи, изображающие, например, лань, принимающую пищу прямо из рук девушки. В восьми футах напротив меня в таком же шезлонге, но с подставкой для ног сидел худой старик с длинным костистым лицом, обрамленным копной густых седых волос и с пронизывающими голубовато-серыми глазами, которые не выражали ровным счетом ничего. Так вот, в половине четвертого я как раз говорил этому старику:

– Это была просто уловка. Никаких серебряных счетов у меня нет. Более того, я их никогда и в глаза не видел.

Проведя целое утро в библиотеке и в архиве «Газетт», я узнал про Сайруса М. Джаррета достаточно, чтобы исписать несколько дюжин страниц, но какая вам разница – левую или правую ногу он сломал, когда упал с лошади в 1958 году? Но кое-какие факты я вам приведу. Возвел эти хоромы его дед, а Сайрус в них родился. У него была одна жена, которая умерла в 1943 году, одна дочь, в настоящее время проживающая в Риме с мужем-графом, и, наконец, один сын по имени Юджин, сорока трех лет, занимающий пост одного из девяти вице-президентов «Сиборд Бэнк энд Траст компани». Сам Сайрус М. Джаррет был членом девяти советов директоров, побив тем самым нашего Баллу. И так далее.

Мне пригодились сведения о том, что в шести комнатах своего дворца Джаррет разместил одну из трех лучших в мире коллекций предметов ручной работы колониального периода. Покопавшись в справочной литературе, я пришел к неутешительному заключению, что для того, чтобы поддержать разговор на тему творчества ранних поселенцев в течение пяти минут, мне потребовался бы месяц усердных занятий. Поэтому я отважно изобрел предмет ручной работы прямо у себя в голове, нашел телефон-автомат и набрал код 914, а потом сам номер.

Сдержанный мужской голос выведал у меня, с какой целью, именно целью я хочу встретиться с мистером Джарретом, и я честно признался, что являюсь обладателем уникальных серебряных счетов, изготовленных лично Полем Ревером. Голос попросил меня подождать, а пять минут спустя возвестил, что, по словам мистера Джаррета, Поль Ревер не изготавливал никаких серебряных счетов. Я ответил, что мне это даже слушать смешно, поскольку счеты сейчас при мне. Сработало. Прошло еще несколько минут, и голос известил, что мистер Джаррет готов принять меня вместе со счетами в три часа дня.

Я приехал точно в назначенное время. Меня проводили к шезлонгам на краю обрыва под кленом и поведали, что мистер Джаррет сейчас придет. «Сейчас» растянулось ровно на двадцать две минуты – по одной минуте на каждый год, прожитый Эми. Будь я суеверен, я счел бы это за доброе предзнаменование.

Когда наконец появился Джаррет, я сразу подметил, что выглядит он как раз на свои семьдесят шесть, хотя передвигается, как пятидесятишестилетний. Когда же он подошел поближе и я заглянул в его глаза, я дал бы ему все тысячу и семьдесят шесть. Джаррет сел, закинул ноги на подставку и лишь тогда впервые раскрыл рот.

– Где они? – проскрипел он.

Вот тут-то я и сказал:

– Это была просто уловка. Никаких серебряных счетов у меня нет. Более того, я их никогда и в глаза не видел.

Джаррет повернул голову и прокричал:

– Оскар!

– Но зато у меня для вас есть кое-что другое, – добавил я. – Послание от вашей дочери.

– От моей дочери? Вранье!

– Не от Катерины. От Эми. Эми Деново. – Я бросил взгляд в сторону приближавшегося со стороны дворца Оскара. – Причем послание чрезвычайно личного характера.

– По-моему, у вас просто не все дома.

– С удовольствием побеседую с вами на эту тему, но только с глазу на глаз.

Оскар наконец добрался до нас и величественно застыл в двух шагах от Джаррета.

– Вы меня звали, сэр?

Джаррет ответил, не поворачивая головы:

– Я кое-чего хотел, но передумал. Проваливай!

Оскар повернулся и столь же величаво зашагал прочь.

– Я даже не подозревал, что у нас где-то еще сохранилось рабство, – произнес я. – В чем провинился этот бедолага?

– Кто вы такой? – пролаял Джаррет.

– Я же назвался по телефону – Арчи Гудвин. Я работаю на частного сыщика по имени Ниро Вулф. А Эми просила передать вам следующее: поскольку ее мать погибла, ей хотелось бы разузнать хоть что-нибудь про своего отца.

– Я мог бы приказать вышвырнуть вас вон, – прошипел Джаррет, – но я теперь дождусь, когда вы откроете карты, и вызову полицию. И я сказал, что у вас не все дома, потому что только сумасшедшему могло прийти в голову, что я способен уступить шантажисту. Вы ведь шантажист, не так ли?

– А что? – Я поерзал, устраиваясь на сиденье поудобнее. – Вас и в самом деле не мешало бы пошантажировать, но Эми уже уплатила Ниро Вулфу задаток, так что мы работаем на нее. Уплатила она, правда, из ваших денег. Во всяком случае – некогда ваших. Вы посылали эти деньги ее матери на содержание Эми.

– Продолжайте.

– Послушайте, мистер Джаррет. – Я с трудом выдерживал его пронизывающий ледяной взгляд. – Мы ведь могли с вами особенно не церемониться. Вместо того, чтобы обратиться прямо к вам, я мог без особого труда покопаться в вашем прошлом, но на это ушли бы деньги и время, а Эми было нужно только одно – отыскать вас. Письменную гарантию я вам дать не могу, но абсолютно уверен, что Эми ничего от вас не потребует – ни удочерения, ни чего-либо другого в таком духе. И не думайте, что я просто ловлю рыбку в мутной воде. Про чеки нам все известно. Мы знаем, что отправляли их вы – все двести шестьдесят четыре штуки, это подтверждается документами. И мы так же знаем, что получала деньги по этим чекам Элинор Деново.

– Продолжайте, пожалуйста. Чего вы от меня хотите? И что нужно этому Ниро Вулфу?

– Ниро Вулфу не нужно ровным счетом ничего. Что касается меня, то я бы был только рад, если бы вы вызвали полицию. Вы заявите, что я вас шантажирую, а я откажусь отвечать на вопросы, и тогда им придется меня задержать. А дальше начнется самая потеха – в дело вмешается мой адвокат и знакомый репортер из «Газетт». Сегодня среда, а уже в пятницу десять миллионов читателей будут живо сочувствовать вам – надо же, двадцать два года человек свято выполнял свой отцовский долг, а тут – такие неприятности! Так позовете Оскара, или мне позвать?

Он даже не моргнул. Я понемногу начинал понимать, почему старика не любят: люди справедливо считают, что собеседник должен хоть как-то реагировать на их слова.

Наконец Джаррет заговорил.

– Эти чеки лежат в архиве «Сиборд Бэнк энд Траст компани». Кто вам про них рассказал?

Я покачал головой. Баллу сказал, что его вовсе не беспокоит, если Джаррету станет известно о том, кто его заложил, но я не собирался хоть в чем-то помогать этому истукану.

– Это не имеет отношения к моему делу, – сказал я, – у меня есть другое предложение. Поскольку мы с вами, похоже, не слишком поладили, я мог бы привести завтра Эми. Она очень милая девушка. Как вы, должно быть, знаете, она закончила Смит, очень недурна, хорошо воспитана и…

Я замолк, поскольку Джаррет вдруг зашевелился. Он неспешно сполз с шезлонга, выпрямился и устремил пронизывающий взгляд на меня.

– Я совершенно ничего не знаю ни про какую Эми, – сказал он, – ни про Элинор Деново. Если деньги по чекам получала какая-то Элинор Деново, мне это абсолютно безразлично. Если же посмеете опубликовать эту дикую чушь, я с вас шкуру спущу.

С этими словами он круто повернулся и направился к дому.

Я продолжал сидеть в своем шезлонге, любуясь изумительной долиной реки Гудзон. Вскоре притопал Оскар и занял наблюдательный пост в тени дерева с длинными узкими листьями.

– Как называется это дерево? – воззвал я к Оскару, но он не соизволил ответить.

Я был бы, возможно, не прочь позабавиться и поторчать тут еще часок-другой, чтобы определить, хватит ли у Оскара терпения стоять столбом, ничего не делая, но мне уже чертовски хотелось пить, а чутье подсказывало, что напоить меня никто не собирается. Так что, бросив последний взгляд на живописные окрестности, я с независимым видом прошагал мимо Оскара, едва не отдавив ему ногу.

Асфальтированная подъездная аллея протянулась на добрых четверть мили. В конце ее, напротив каменной колоннады, я свернул влево и двадцать минут спустя (включая посещение придорожной закусочной, где я опустошил кружку пива) я выкатил на шоссе и свернул в сторону, указанную щитом со стрелкой «Нью-Йорк – 88 миль».

Сидя за рулем, я стараюсь не занимать голову серьезными мыслями; подобные мысли ни к чему хорошему не приводят, а езда может закончиться плачевно. Собственно говоря, думать мне было не о чем – я и так знал, что делать дальше. Во вторник вечером, проводив Эми, мы с Вулфом единодушно выработали план действий на тот случай, если Джаррет отошьет меня.

Я пообещал держать Эми в курсе дел, поэтому, свернув с парковой дороги имени Генри Хадсона на Девяносто шестую улицу, я пересек Центральный парк и покатил к гаражу на Второй авеню, в котором Эми Деново держала свою машину. Не спрашивайте меня как и почему, но я всегда стараюсь лишний разок побывать на том месте, которое связано с каким-либо интересующим нас событием. Вот и сейчас, идя пешком от гаража к дому Эми (а найти свободное место для моего «герона» на улице было так же невозможно, как попытаться втиснуть еще одно зернышко в спелый кукурузный початок), я выбрал тот маршрут, которым в последний раз в своей жизни воспользовалась Элинор Деново. Я пришел к выводу, что тому, кто захотел бы свести с ней счеты, выполнить затею было бы парой пустяков.

Наш разговор с Джарретом излагать Эми дословно я не стал. Мы редко удостаиваем клиентов подобной чести. Не стал я также посвящать Эми в наши дальнейшие планы. Когда я закончил разговаривать, Эми тут же спросила в лоб, верю ли я, что Джаррет и в самом деле ее отец, на что я честно ответил, что не знаю. Я признался, что хотя все указывает на то, что ее отец именно Джаррет, биться об заклад я бы не стал. Дальше я попытался выведать у Эми, что она сделает, когда факт отцовства будет твердо установлен, но меня постигла неудача; более того, у меня создалось впечатление, что Эми и сама еще не знает, чего хочет.

Когда я вернулся домой, до ужина оставалось всего десять минут, так что с дословным рапортом Вулфу мне пришлось повременить до тех пор, пока мы не расправились с телячьим рулетом под острым соусом, с салатом из петрушки и мускусной дыни и с черничным муссом и перешли пить кофе в кабинет.

Когда я закончил рассказывать, Вулф сказал, одновременно прихлебывая кофе:

– Я считаю вполне возможным, что Поль Ревер мог смастерить серебряные счеты. А вот как ты до этого додумался?

Я постучал себя по голове костяшками пальцев.

– Вы как-то изволили выразиться, что чем больше набивать мозг, тем больше в него влезает. Так вот, поскольку в данном случае мой мозг был чист как стеклышко, можно считать, что на меня снизошло озарение.

– Ерунда, все нужные слова в твоем мозгу были. Ты знал, кто такой Поль Ревер, и ты знаком со словами «серебряный» и «счеты». Другое дело, что ты не в состоянии объяснить, каким образом тебе удалось объединить их воедино, да еще в тот самый миг, когда это потребовалось. Хорошо, я снимаю свой вопрос. – Он отпил кофе. – Можешь ты утром позвонить мистеру Баллу или заехать к нему?

– Я лучше заеду. Показать ему фотографию по телефону – дело довольно заковыристое.

– Что, по-твоему, может предпринять мистер Джаррет?

– Трудно сказать. Сами понимаете: если тот наезд был предумышленным, а следовательно, было совершено убийство, то наш клиент сейчас в опасности. Если вы спросите, считаю ли я возможным, чтобы этот богатый, чванливый, респектабельный старикан угнал машину и сбил ею Элинор Деново, та я отвечу да. По-моему, этот индюк способен на все.

Вулф кивнул.

– Да, это, конечно, маловероятно, но все-таки… Ты предупредил ее?

– Нет. Пока ему известно лишь одно: что мы знаем про чеки. Поэтому, если Элинор владела какими-то тайнами или угрожала ему чем-то, из-за чего с ней пришлось расправиться, у Джаррета нет оснований думать, что она рассказала об этом Эми. С другой стороны, я позвоню ей и предупрежу, чтобы она была поосмотрительнее, когда переходит улицу. Только как бы ей не пришло в голову, что я больше забочусь о ней самой, чем о ее деле.

– Очень хорошо.

Его плечи приподнялись, а потом опустились на одну восьмую дюйма. Я уже упоминал про его идиотские представления насчет моего отношения к женщинам. Вулф снял с каких-то бумаг пресс-папье – увесистый кусок нефрита, которым одна дамочка несколько лет назад ухлопала своего мужа, и сказал:

– Если ты не занят вечером, то я бы продиктовал три или четыре письма.

Я ответил, что половина вечера уже прошла, и вынул блокнот.

Утром в четверг я совершил ошибку, которую совершал уже не впервые. Вместо того, чтобы позвонить Баллу и уговориться о встрече, я выехал без звонка и в результате проторчал целых два часа в приемной на тридцать четвертом этаже сорокаэтажной цитадели финансистов на Уолл-Стрит. Мистер Баллу проводил важное совещание. Это могло означать все что угодно – от того, что у мистера Баллу разыгрался острый приступ несварения желудка, до того, что он и впрямь председательствовал на совещании, где решалось будущее десятков тысяч людей. Впрочем, для меня важнее было то, что страдало мое настоящее. В приемную постоянно заходили какие-то люди, стояли, переминаясь с ноги на ногу, сидели в ожидании вроде меня, но я был так раздосадован из-за своей промашки, что даже всегда столь интересующее меня мелькание новых лиц не могло меня развлечь. Лишь в пять минут первого молоденькая финансистка провела меня по коридорам в кабинет Баллу.

Прежде чем приблизиться к необъятному письменному столу, за которым обычно сидел Баллу (в данную минуту Баллу стоял у окна), я успел осмотреться по сторонам и насчитать шесть окон, пять зачехленных кожаных кресел, две боковые двери и еще несколько мелочей, но тут Баллу обернулся. Если он раскаивался из-за того, что заставил меня прождать два часа в приемной, то по его виду сказать этого было нельзя.

– Господи, что за утро, – вздохнул он. – Я могу уделить вам пять минут, Гудвин.