Текст книги "Поцелуй дочери канонира"

XVII

Была одна из тех редких ночей, когда луна такая яркая, что, кажется, можно читать. На лесной дороге лунный свет таял в лучах фар, но когда Вексфорд выехал на открытое место, там было светло, как днем. Передний двор Танкред-Хауса весь был залит неярким белесым сиянием. Ветра не было, и ветви деревьев застыли в неподвижности. За черной громадой здания, к западу, на фоне жемчужно мерцающего неба чернела зубчатая стена бора – шпили, шатры и зонтики еловых, сосновых, кедровых крон… Единственная звезда горела на небе ярким зеленоватым костром. Круглобокая белая луна казалась раскаленным гипсовым шаром, и легко было понять древних, которые верили, что внутри луны горит огонь.

Прожекторы не светили – вероятно, они отключались по сигналу таймера. Было без двадцати час. У ворот уже стояли две полицейские машины, одной из них был “воксхолл” Барри Вайна. Вексфорд припарковался рядом с Барри. В черной воде бассейна белым шаром тонуло отражение луны. Парадная дверь была распахнута, внутренняя стеклянная затворена, но не заперта. Карен открыла ее перед Вексфордом. Не успел он и слова сказать, Карен сообщила, что четыре полисмена в форме прочесывают лес вокруг дома, а Вайн – наверху.

Вексфорд кивнул и проследовал за Карен в гостиную. Дейзи ходила из угла в угол, заламывая руки. На миг ему показалось, что она готова броситься к нему в объятия. Но она остановилась в шаге от него и спрятала лицо, поднеся ко рту два сложенных вместе кулака, будто собралась грызть костяшки пальцев. Ее глаза были огромны. Инспектор сразу увидел, что она до крайней степени напугана и от ужаса с ней вот-вот случится истерика.

– Дейзи, – начал он мягко. – Может, вы сядете? Давайте сядем. Ничего не случится. Вы в полной безопасности.

Она покачала головой. Карен подошла и рискнула дотронуться до ее руки. Дейзи дернулась, отвергая ее прикосновение, и тогда Карен взяла ее под руку и отвела к стулу. Но вместо того чтобы сесть, Дейзи повернулась лицом к Карен. Рана ее уже почти зажила, едва заметная повязка проступала под свитером.

– Обнимите меня, – сказал она. – Пожалуйста, обнимите. На секундочку!

Карен обняла ее и крепко прижала к себе. Тут Вексфорд заметил, что Карен – из числа тех немногих людей, которые умеют, обняв, не похлопывать другого по спине. Она прильнула к Дейзи как мать к ребенку, который был вдали и в опасности и наконец вернулся. Потом мягко разомкнула объятия и усадила девушку на стул.

– Она в таком состоянии с того момента, как увидела его. Так ведь, Дейзи? – сказала Карен и продолжала тоном няни. – Не знаю уже, сколько раз я тебя обнимала, да все, кажется, без толку. Хочешь еще чашку чаю?

– Я и первой не хотела!

Вексфорд никогда не слышал, чтобы Дейзи говорила таким тоном. Ее голос звенел на весь дом, рваный, будто пьяный, готовый сорваться в визг.

– Что мне ваш чай? Я хочу отключиться, дайте мне что-нибудь такое, от чего засыпают навеки.

– Карен, сделайте, пожалуйста, нам всем по чашке чаю, – сказал Вексфорд.

Он не любил обращаться с такими просьбами к подчиненным-женщинам – это слишком уж отдавало домостроем, – но успокоил себя тем, что будь на месте Карен Арчболд или Дэвидсон, он точно так же попросил бы их заняться чаем.

– Себе, мне, сержанту Вайну и всем остальным, кто тут есть. А Дейзи принесите, пожалуйста, немного бренди. Думаю, его вы найдете в шкафчике в… – Ни за что на свете он не сказал бы слово “сер шо”. —…В оранжерее.

Взгляд Дейзи лихорадочно перепрыгивал с окна на окно, потом на дверь. Она в испуге затаила дыхание, когда дверь беззвучно подалась внутрь, но то была всего лишь Куинни. Большая голубая персидская кошка, величаво вышагивая, зашла в гостиную. Она посмотрела на Вексфорда тем презрительным взглядом, который бывает только у избалованных донельзя домашних кошек, прошествовала к Дейзи и грациозно вспрыгнула ей на колени.

– О, Куинни, Куинни… – Девушка зарылась лицом в густую шерсть.

– Дейзи, расскажите, что произошло.

Она не подняла лица, что-то безостановочно нашептывая в шерсть кошке. Куинни отвечала глубоким басовитым мурлыканьем.

– Ну же, – сказал Вексфорд уже не так мягко. – Возьмите себя в руки.

Таким тоном он говорил с Шейлой, когда она испытывала его терпение, – раньше говорил с Шейлой. Дейзи подняла голову и сглотнула. Вексфорд увидел, как бела в обрамлении блестящих черных прядей ее шея.

– Вы должны рассказать мне, что произошло.

– Это так страшно!

Ее голос прервался. Он все еще дребезжал и ломался.

– Просто ужасно!

Карен принесла бренди в винном стакане и поднесла его к губам Дейзи как склянку с лекарством. Дейзи отхлебнула и поперхнулась.

– Ради бога, отдайте ей стакан, – сказал Вексфорд. – Она не больна. Она не младенец и не старушка немощная. Она просто испугана.

Эта сцена встряхнула Дейзи. У нее загорелись глаза. Она взяла стакан из рук Карен и уверенным широким движением опрокинула его в рот. В этот момент вошел Барри Вайн, неся на подносе четыре чашки чаю. Дейзи закашлялась. Карен похлопала ее по спине, глаза девушки моментально повлажнели, в следующий миг слезы побежали по ее щекам. Несколько секунд Барри с непроницаемым лицом наблюдал это зрелище, затем обернулся к Вексфорду.

– Доброе утро, сэр.

– Да, Барри, наверное, утро. Должно быть, утро. А теперь, Дейзи, утрите слезы, вам сейчас станет лучше. Уже все в порядке.

Карен подала ей бумажный платок, и Дейзи утерла глаза. В ее взгляде еще горело отчаяние, но голосом она уже овладела вполне.

– Я никогда не пробовала бренди.

Это напомнило Вексфорду что-то далекое. Много лет назад точно те же слова при нем сказала Шейла, и молодой осел, который тогда был с ней, воскликнул: “Увы! Еще одна невинность утрачена!” Вексфорд вздохнул.

– Ну так что – где вы обе были? В постели?

– Но, сэр, была только половина двенадцатого!

Он как-то не учел, что для таких юных штучек половина двенадцатого – это еще вечер, и не самый поздний.

– Я спросил Дейзи, – сухо сказал он.

– Я была здесь, смотрела телевизор. Где была Карен, не знаю. На кухне где-нибудь… Наливала себе чаю… Мы собирались досмотреть передачу и ложиться. Я услышала, что кто-то ходит под окном, но подумала – Карен.

– То есть как это – услышали под окном?

– Шаги во дворе. Прожекторы как раз только что выключились. Они отключаются в полдвенадцатого. Шаги приблизились к самому дому, шуршали прямо под окнами. Я встала посмотреть. Луна ярко светила – никаких прожекторов не нужно. И я увидела его там, в лунном свете – он был так же близко от меня, как сейчас вы. – Ее дыхание участилось. После недолгой паузы она продолжила: – Я завизжала. Я визжала без остановки, пока не прибежала Карен.

– А я уже услышала его, сэр. Я его, наверное, первой услышала – раньше, чем Дейзи. Я слышала, как он топтался за кухонной дверью, а потом двинулся в обход дома. Я побежала на ту сторону, вбежала в… в оранжерею, и тут снова услышала шаги. Но видеть никого не видела. Тут я и вышла на связь. Прежде, чем Дейзи завизжала. Я бросилась к ней и увидела, как она стоит у окна, визжит и колотит по стеклу… Вот тут я и позвонила вам.

Вексфорд снова обратился к Дейзи. Она заметно успокоилась – очевидно, бренди произвело на нее то оглушающее воздействие, о котором она молила.

– Что именно вы видели, Дейзи?

– У него была такая штука на лице… Вроде шерстяной шапки с дырками для глаз. Как у террористов, которых показывают по телевизору. Одет он был… не знаю, может быть, в спортивный костюм. Темный. Может, черный, может темно-синий.

– Это был тот же самый человек, который убил ваших близких и пытался убить вас 11 марта?

Еще произнося эти слова, инспектор понял, какой чудовищный вопрос он задает этой хрупкой, испуганной восемнадцатилетней домашней девочке. Разумеется, она не смогла бы ответить ему. Тот человек был в маске. Взгляд Вексфорда она встретила выражением полного отчаяния.

– Я не знаю, не знаю! Как я могу знать? Это мог быть он. Я ничего не разглядела… Не знаю, был ли он молодой или не очень – точно не старик. Казался крупным и мощным. И было похоже, что он знает место – отчего-то мне так показалось. Может быть, дело в том, что он знал, что делает и куда ему идти. О-о, что со мной будет? Что меня ждет?

От необходимости предложить ответ Вексфорда спасло появление четы Харрисонов. Кен Харрисон был полностью одет, его жена – облачена в красный бархатный халат с белой пуховой пелериной: такие, по представлениям Вексфорда, прежде назывались словом “капот”. Капот то и дело распахивался, открывая голубые в крапинку пижамные брюки. В соответствии с освященной веками традицией Бренда была вооружена кочергой.

– Что случилось? – спросил Кен Харрисон. – Там всюду полисмены. Сад кишит копами! Я сказал Бренде:

“Знаешь, что это значит? Наверное, те злодеи вернулись, чтобы покончить с Дейзи”.

– Ну, мы надели, что попалось под руку, и поспешили сюда, – сказала Бренда. – Но не пешком. Я велела Кену завести машину – здесь небезопасно! Я даже в машине, внутри, не чувствую себя в безопасности.

– Я ведь сразу говорил, что нам нужно быть здесь. Как только узнал, что в доме будут находиться женщины-полицейские. Почему было не позвать нас? Не нужны тут никакие девицы, полисменши или не полисменши, как ни назови. Тут есть мы и Джонни, нужно было позвать нас, в доме достаточно спален. Но нет, никто про нас и не вспомнил, ну и я не стал заикаться. Если бы здесь поселились мы с Джонни и прошел бы слух, что мы тут, думаете, такое бы произошло? Думаете, у убийцы хватило бы духу прийти сюда снова с намерением прикончить Дейзи? Да ни в…

Дейзи оборвала его. То, что она сделала в следующий миг, удивило Вексфорда. Она вскочила на ноги и произнесла отчетливо и холодно:

– Я вас увольняю. Можете уехать не сразу, у вас есть… пусть – месяц. Но я хочу, чтобы вы уехали как можно быстрее. Будь моя воля, я бы выгнала вас завтра же.

Дейзи показала себя внучкой своей бабки. Она стояла, закинув голову и с презрением глядя на всех вокруг. Но в следующий момент ее голос сорвался, и речь стала невнятной. Бренди оказало свой эффект – сначала один, теперь другой.

– Почему вы такие бесчувственные? Вам что, нисколько меня не жаль? “Прикончить ее”! Да я вас ненавижу! Вас обоих! Не стану терпеть вас ни в моем доме, ни на моей земле! Я вас выброшу на улицу…

Ее восклицания перешли в причитания и затем – в истерические всхлипывания. Харрисоны были совершенно ошарашены. Бренда застыла столбом, открыв рот. К Дейзи подошла Карен. Вексфорду показалось, что сейчас она отвесит Дейзи пощечину – это считается едва ли не лучшим средством остановить истерику. Но вместо того Карен обняла девушку и, положив ей ладонь на голову, склонила ее к себе на плечо.

– Идем, Дейзи. Я тебя уложу. Все будет хорошо, ты в безопасности.

Но в безопасности ли Дейзи? Вексфорду хотелось бы в этом увериться. Он встретился глазами с Вайном, и невозмутимый сержант сделал то, чего от него и следовало ожидать – едва повел взглядом в сторону столовой. Кен Харрисон заговорил взволнованно:

– Да она не в себе! Она в истерике. Она не имела этого в виду. Правда ведь?

– Конечно, нет, Кен. Мы ведь все здесь одна семья, мы члены семьи. Само собой, она не хотела этого – нет, не хотела.

– Думаю, вам лучше отправиться к себе, миссис Харрисон, – сказал Вексфорд. – Вам обоим. – Он не стал говорить, что утром все будет по-другому, но, несомненно, это окажется так. – Возвращайтесь домой и хоть немного поспите.

– А где Джонни? – спросила Бренда. – Интересно, где он? Мы услышали, а он нет? От ваших людей было столько шума, что и покойник бы подскочил. А Джонни чего притаился? Вот что мне интересно. Даже не поинтересовался, что происходит, не потрудился прийти, – со злобой продолжала Бренда. – Если уж кого и надо уволить, так, по-моему, в первую очередь его, ленивого черта. Чего он там выжидает?

Вексфорд не смог побороть искушения.

– Он все проспал, – сказал он. – Он ведь молодой.

К двадцатитрехлетней Карен Малэхайд вышедшее из употребления и обидное слово “полисменша” не подходило совсем. У Карен был черный пояс по дзюдо, она даже вела занятия для полицейских. Вексфорд понимал, что случись ей прошлой ночью столкнуться с прокравшимся в Танкред злоумышленником, она обезвредила бы его в два счета – если он был безоружен или недостаточно проворен в движениях. В свое время Карен говорила ему, что нигде не боится ходить ни днем, ни ночью, а однажды она так швырнула грабителя, что тот перелетел на другую сторону улицы.

Но была ли она одна надежной стражей для Дейзи? Или Анни, или Розмари? Все-таки нужно убедить Дейзи уехать из Танкред-Хауса. Не скрыться, конечно, – просто уехать подальше от дома, пересидеть опасность где-нибудь у друзей. Вексфорду пришлось признать, что он не ожидал такого поворота событий. Да, он приставил к Дейзи “телохранителя”, но ведь лишь затем, чтобы подстраховаться. Только в кино, в кошмарном сне или в буйном воображении один из грабителей – именно тот, который уже стрелял в Дейзи, если предположить, что вторым был Энди Гриффин – мог бы вернуться, чтобы “прибрать” ее. В жизни такого не случается.

– А сейчас случилось, – сказал Бёрден. – Ей опасно здесь оставаться, нужно уехать. Не вижу, насколько нам поможет, если мы поселим в доме Габбитаса и Харрисонов. Тогда, в первый раз, в доме было четыре человека, помните? Но это его не испугало.

Белая скатерть, серебро и стекло. Еда на тележке с подогревом. За окнами темный мартовский вечер, но в комнате уютно. На первое суп, его уже съели. Наоми подает рыбу – палтус по-домашнему – и когда перед каждым стоит тарелка и все принимаются за еду, наверху раздается шум, и Давина говорит, что Куинни затеяла свое обычное буйство. Тем не менее Харви Коупленд отправляется посмотреть, в чем дело – красавец Харви, похожий на Пола Ньюмана, “звезда кампуса”, человек, за которого пожилая леди вышла ради страсти и секса. Снаружи все тихо, ни шагов, ни машин – лишь какое-то движение наверху. Харви поднялся на второй этаж и снова спустился – а может, он так и не взошел по лестнице, а развернулся на третьей ступеньке, когда из коридора выскочили убийцы… Сколько это все продолжалось? Полминуты? Две минуты? А что в эти две минуты происходило в столовой? В отсутствие Харви дамы спокойно ели свою рыбу? Или не ели – а дожидались его, болтая о кошке, о том, как она каждый вечер взбегает по черной лестнице на второй этаж, а потом сбегает вниз по парадной?

Но вот раздается выстрел, и Наоми вскакивает и бросается к дверям. Давина остается за столом. А почему? Почему она не двинулась с места? Испугалась? Страх сковал ее? Дверь резко распахивается, и появляется человек с пистолетом. Гремят новые выстрелы, и вот скатерть больше не белая – она красная от растекшейся почти по всему столу густой кровавой лужи…

– Я сейчас поговорю с ней, – сказал Вексфорд. – Но мы, конечно, не можем заставить ее уехать, если она сама не захочет. Идем вместе, а? Попробуем ее уговорить.

– Сейчас ей, наверное, не терпится уехать. Утром ведь все иначе.

Иначе, подумал Вексфорд, да только наоборот – не в нашу пользу. При свете дня страх ослабевает, а не усиливается. Утром, после восхода солнца, страхи прошедшей ночи всегда кажутся надуманными… Темнота загадочна и зла, а свет – приятен и реален. Для Вексфорда это были не просто метафоры. Они с Бёрденом спустились с крыльца, пересекли двор и шли в обход западного крыла дома. Там, где разливалось вчера неверное сияние луны, сейчас все было освещено ослепительно ярким солнечным светом. На высоком синем небе ни облачка. Погода стояла совсем июньская – воздух был теплым, будто последние холода прошли уже месяц, а то и два назад.

– Значит, здесь он вышел из-за дома, – сказал Бёрден. – Что он хотел сделать? Искал, где можно проникнуть внутрь? Может, открытое окно? Ночь-то была не холодная…

– На первом этаже все окна и двери были заперты. Не как в тот раз.

– Странно вообще-то – так топать под окнами, чтобы тебя услышали два человека в разных концах дома… Все окна закрыты, а они все же услышали… Он надел маску, но пока искал, где бы прокрасться в дом, нисколько не смущаясь, топал, как конь.

– А может, ему было все равно, что его увидят или услышат, – сказал Вексфорд задумчиво.

– Если он предполагал, что Дейзи одна, и собирался ее убить, что с того, что она его увидит?

– В таком случае зачем маска?

– Верно.

В нескольких ярдах от крыльца они увидели незнакомый автомобиль. Когда они приблизились, распахнулась дверь дома, и на крыльце показались Дейзи с Джойс Вирсон. На миссис Вирсон было меховое пальто того фасона, что никогда не был ни модным, ни популярным. Такие вещи не появляются в оксфамских[19]19
  “Оксфам” – благотворительная сеть магазинов подержанных вещей.


[Закрыть] магазинах и не пользуются спросом даже на церковной распродаже – на это пальто пошло слишком много лисьих шкур.

Что же до Дейзи, то Вексфорд никогда не видел ее столь броско и вызывающе одетой. В ее костюме было что-то панковское: черные джинсы в обтяжку, высокие ботинки со шнуровкой, черный свитер с белыми надписями на груди и потертая куртка “косуха”. Ее лицо было страдальческой маской, но волосы, крепко навощенные гелем, торчали как шипы, и возникало впечатление, будто на голове Дейзи стоит горелый лес. Казалось, она хочет о чем-то заявить – может, о том, что объявляет войну всему миру, может, просто о том, что любит группу “Contra Mundi”[20]20
  Наперекор всем (лат.).


[Закрыть]. Она молча посмотрела сначала на Вексфорда, потом на Бёрдена. Джойс Вирсон потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, кто эти двое перед ней. Но вот широкая улыбка-оскал преобразила ее лицо, и она шагнула к Вексфорду, протянув ему навстречу обе руки.

– О, мистер Вексфорд! Как поживаете? Как я рада вас видеть! Вот кто убедит Дейзи вернуться ко мне! Ей никак нельзя больше оставаться здесь одной! Вы согласны? Я просто остолбенела, когда узнала, что тут было ночью! Я сразу приехала за ней. Нельзя было позволять ей уезжать от нас! – Интересно, откуда она узнала, подумал Вексфорд. Он был уверен, что не от Дейзи. – Простите, но я никак не могу понять, зачем такое допускать? Мне в восемнадцать лет нигде не разрешили бы жить одной – тем более в огромном доме в лесу. И не говорите мне про смягчение нравов! Простите, но, по-моему, в наши дни все было не в пример лучше.

До середины ее тирады Дейзи с каменным лицом смотрела на Джойс, а затем отвернулась и нашла глазами кошку – та вырвалась на волю (наверное, ее не часто выпускали из дому) и уселась на каменном обводе фонтана наблюдать за красно-белыми рыбами. Рыбы описывали в глубине круги, и кошка не сводила с них глаз.

– Скажите же ей, мистер Вексфорд! Убедите ее. Примените власть! И не надо говорить, что мы не можем давить на ребенка! – Миссис Вирсон как-то упустила из виду, что если действительно хочешь кого-то в чем-то убедить, следует добавить в свои речи хоть немного дружелюбия, если не лести. Ее голос гремел все громче: – Ведь это такое легкомыслие! Да просто глупость! Она не понимает, чем играет!

Кошка сунула лапу в бассейн, обнаружила, что попала в другую стихию, отдернула лапу и стряхнула воду с когтей. Дейзи наклонилась, взяла кошку на руки и со словами:

– До свидания, Джойс. Большое спасибо, что навестили, – унесла свою пушистую ношу в дом, не закрыв за собой дверей. От Вексфорда не ускользнула нота иронии, прозвучавшая в словах девушки.

Бёрден прошел в дом следом за Дейзи. Вексфорд не нашелся, что сказать, и только промямлил что-то в том смысле, что у него все под контролем и полиция знает свое дело. Джойс Вирсон смерила его самым уничижительным из своих взглядов:

– Простите, но этого совершенно недостаточно! Что-то еще скажет обо всем этом мой сын!

В ее устах это прозвучало как угроза. Джойс резко тронула с места свою маленькую машинку и круто вырулила со двора, едва-едва не оборвав зеркало о левый столб ворот. Дейзи и Бёрдена Вексфорд застал в холле. Дейзи сидела на стуле с высокой спинкой и бархатной подушкой, держа кошку на коленях.

– Не пойму, чего я так боюсь, что он меня убьет? – говорила она Бёрдену. – Ведь я сама хочу умереть. Жить незачем. Зачем я завизжала и подняла весь этот шум вчера? Надо было выйти туда, к нему, и сказать: “Убей меня! Давай, прикончи!” – как выразился этот невозможный Кен.

Вексфорд пожал плечами и словно бы неохотно вступил в разговор:

– Не напоминайте, ладно? Если бы вы это сделали, мне пришлось бы уйти в отставку.

Она не улыбнулась, но скривила губы:

– Кстати, об отставках. Ведь это Бренда ей позвонила, как вы считаете? Джойс, я имею в виду. Первое, что она сделала с утра, – позвонила Джойс и сказала ей, что я их выгнала. Просила уговорить меня не выгонять их. Как вам это нравится? Будто я ребенок или припадочная. Откуда еще Джойс знать, что тут произошло ночью? Я бы ей ни за что не сказала – зачем волновать старую сову?

– У вас должны быть и другие друзья, Дейзи. Есть ли кто-то еще, у кого вы могли бы пожить недолго? Скажем, пару недель?

– Вы поймаете его через две недели?

– Более чем вероятно, – твердо сказал Бёрден.

– Впрочем, мне все равно. Я остаюсь. Карен или Анни могут быть здесь, если хотят. То есть, если вы хотите, я так понимаю. Но это пустая трата времени – не нужно обо мне беспокоиться. Я больше не испугаюсь. Я хочу, чтобы он меня убил. Это будет лучший выход – умереть, и все.

Она склонилась вперед, зарывшись лицом в кошачью шерсть.

Установить все перемещения Энди Гриффина с момента, когда он ушел из дому, оказалось невозможно. Его собутыльники из “Слизня” не знали никакого другого адреса, где Энди мог бы находиться, хотя Тони Смит и упомянул какую-то подружку “где-то на севере”. В разговоре об Энди все время всплывало это ничего не значащее выражение. Теперь в этом таинственном краю – в этой стране несбыточных чудес – появилась еще и подружка.

– Ее звали Кайли, – сказал Тони.

– Я думаю, он ее выдумал, – сказал Лесли Седлар. – Он видел ее по телевизору.

Последнюю работу – водителя на грузовике пивной компании – Энди потерял больше года назад. Он ездил из Майрингема в разные пригороды Лондона и в Карлайл и Уайтхейвен. В его бывшей фирме об Энди не могли сказать ничего хорошего. Последние два-три года всюду говорили о сексуальных домогательствах на работе, но Энди, который почти не бывал в офисе, всякий раз, когда оказывался там, отпускал сальные замечания о сотрудницах и однажды напал сзади на секретаршу, зажав ей шею локтем. Статус сотрудниц не имел никакого значения: если женщина – значит, объект нападения.

Подружка Кайли вряд ли когда-то существовала на самом деле. Никакого подтверждения ее существованию не обнаружилось, а Гриффины прямо его отрицали. Терри Гриффин неохотно пустил полицию в комнату Энди произвести обыск. Родители были просто раздавлены гибелью сына, оба на глазах постарели на добрый десяток лет. Они пытались притупить боль с помощью телевизора – как другие на их месте прибегли бы к алкоголю или успокоительным. Их отвлекало и успокаивало мелькание цветных пятен на экране – лица, драки, погони – им не нужно было понимать и даже воспринимать, что там происходит…

У Маргарет Гриффин теперь осталась единственная забота – спасти репутацию Энди. Последняя служба, которую она могла ему сослужить. В разговоре с Бёрденом она, не отрываясь от сменяющихся картинок на телеэкране, упрямо отрицала существование какой бы то ни было подружки. У Энди никогда в жизни не было никаких девочек. Стиснув руку мужа, она повторила это несколько раз слово в слово. Слово “подружка” Маргарет умудрилась сказать таким тоном, будто это была какая-то нехорошая болезнь. Иметь то или другое в ее материнских глазах было равно стыдно, опасно и безответственно.

– И в последний раз вы видели его утром в воскресенье?

– Рано утром, – ответил отец. – Энди всегда поднимался с зарей. Было около восьми. Он заварил мне чаю.

Терри Гриффин тоже не перестал проявлять трогательную заботу о позитивном образе сына, хотя сын его уже мертв, а при жизни был убийцей и сексуальным маньяком, глупцом и ничтожеством. Энди умер, и мать будет всем рассказывать о его невинности и чистоте помыслов, а отец – превозносить его доброжелательность, глубокомыслие и полезные привычки.

– Он сказал, что уезжает на север, – сказал Терри Гриффин.

Бёрден подавил досадливый вздох.

– На своем мотоцикле, – вставила мать убитого. – Я всегда ненавидела этот мотоцикл! И была права – сами видите, что случилось!

Отчего-то ей нужно было думать, что сын погиб в аварии, и ее сознание уже начало превращать убийство в автокатастрофу.

– Он сказал, что позвонит нам. Он всегда так говорил, можно было не спрашивать, – продолжил Терри Гриффин.

– Нам не приходилось просить, – упавшим голосом добавила Маргарет.

– Но на самом деле он так и не позвонил? – Бёрден постарался задать свой вопрос помягче.

– Нет, так и не позвонил. И от этого я волновалась за него – зная, что он на этом мотоцикле…

Маргарет Гриффин сжала руку мужа и положила ее к себе на колени. Бёрден двинулся по коридору в комнату Энди, которую обыскивали Дэвидсон и Розмари Маунтджой. Кипа порножурналов, обнаруженная в шкафу с одеждой, нисколько не удивила Бёрдена. Энди, конечно, понимал, что мать, прекрасно осведомленная о его пристрастиях, вытирая пыль в его комнате, благоразумно не станет заглядывать в шкаф. Энди Гриффин никому не писал и не испытывал тяги к печатному слову. В его журналах были только картинки с короткими и грубыми возбуждающими подписями. Если у него когда-то и была подружка, она не писала ему и не дарила своих фотографий. Единственной интересной находкой был обнаруженный в нижнем ящике комода бумажный пакет с девяносто шестью долларовыми банкнотами различного достоинства, от однодолларовой до десятки. Старшие Гриффины заявили, что ничего не знают об этих деньгах. Маргарет смотрела на доллары, как на монеты давно исчезнувших царств, выкопанные из земли археологами. Она пересчитала купюры, на миг позабыв о своем горе. Вопрос, который она, по-видимому, не решалась задать, боясь показаться смешной, задал за нее муж.

– Это деньги? На них можно что-нибудь купить?

– В Соединенных Штатах, – ответил Бёрден и тут же поправился: – Да вообще-то их принимают почти везде. И в нашей стране, и повсюду в Европе. В магазинах их берут. Ну и, во всяком случае, в любом банке их можно поменять на наши банкноты. На фунты, я имею в виду, – уточнил он.

– Почему же Энди их не потратил?

Бёрдену претило спрашивать этих людей о веревке, но он должен был это сделать. К его облегчению, впрочем, ни один из Гриффинов не понял страшного подтекста вопроса. Они знали, как умер их сын, но слово “веревка” не ассоциировалось у них напрямую с повешением. Они сказали, что дома веревки не держат, и были уверены, что Энди тоже не держал. После этого Терри Гриффин снова перевел разговор на доллары, найденные у Энди. Казалось, неожиданная находка захватила все его мысли.

– Эти деньги, которые, вы сказали, можно обменять на фунты, – они принадлежали Энди?

– Они находились в его комнате.

– Тогда они теперь наши, правда? Это будет вроде компенсации…

– О, Терри, – сказала ему жена. Но он не обратил внимания:

– Как вы думаете, сколько они стоят?

– Фунтов сорок-пятьдесят.

Терри Гриффин задумался на миг и спросил:

– А когда можно будет их забрать?