Текст книги "Поцелуй дочери канонира"

XXI

Веревки в ходу у лесников. Бёрден вспомнил, как однажды к соседям приходил “древесный хирург”, чтобы отпилить высохшие ветки у старой ветлы в саду. Это было, когда Бёрден еще жил с первой женой, дети были маленькими, и в тот день они всей семьей смотрели из окна, как пильщик орудовал пилой, привязав себя к толстому суку.

Бёрден не знал, работает ли Джон Габбитас по субботам, и на всякий случай постарался быть у дверей его коттеджа пораньше. Он приехал едва ли двумя минутами позже половины восьмого, но на звонки никто не вышел: Габбитас либо еще спал, либо уже ушел. Бёрден обошел дом и остановился, оглядывая хозяйственные постройки: дровяной сарай, сарай для инструментов, навес для сушки пиленого леса. Когда начиналось следствие, здесь обыскали все. Но разве тогда они знали, что искать? Бёрден вернулся ко входу – и увидел хозяина. Габбитас вышел не из бора по тропе, а с другой стороны – прямо из-за деревьев, из леса, обнимающего усадьбу с юга. Вместо тяжелых ботинок на нем были кроссовки, и одет он был не в защитный костюм и не в свою обычную теплую куртку, а в джинсы и свитер. Рубашки под свитером не замечалось.

– Можно узнать, где вы были, мистер Габбитас?

– Гулял, – ответил Габбитас сухо. Было ясно, что вопрос рассердил его.

– Что ж, прекрасное утро для прогулки, – примирительно произнес Бёрден. – А я вот хочу спросить вас про веревку. Вы пользуетесь ею в работе?

– Иногда.

Габбитас с подозрением взглянул на Бёрдена. Казалось, он хотел спросить, в чем дело, но вспомнил об Энди Гриффине и о том, как он умер.

– В последнее время я веревками не пользовался, но всегда держу одну под рукой. – Как и предполагал Бёрден, Габбитас имел обыкновение привязывать себя к стволу, когда работал на высоте или возникали иные опасности. – Она в сарае для инструментов. Я помню точно, где она лежит. Могу найти хоть ночью.

Но Габбитас не смог найти свою веревку даже при ярком свете дня. Она пропала.

Вексфорд, задававшийся вопросом, от кого достались Дейзи те черты внешности, которые не были прямым наследием Давины, увидел ответ воочию. Дико было узнавать Дейзи в этом Гаррете Джонсе. Впрочем, что же тут дикого? Этот человек – ее отец, что очевидно всякому, кроме тех, кто замечает сходство только в сложении или в цвете волос и глаз. У Канонира были ее (или, вернее, у Дейзи – его) короткая верхняя губа и прямые, едва загибающиеся у висков брови, та же форма ноздрей и та же манера смотреть исподлобья, кося глазом и кривя рот. Возможно, имелись и другие сходства, но заметить их не позволяла конституция Джонса – крупного и грузного мужчины свирепого вида.

Когда его привели к Вексфорду, он вел себя так, будто заглянул к инспектору по-дружески или даже пришел за разъяснениями. Поглядев в окно, выходившее на задний двор с мусорными контейнерами, он беззаботно заметил, что знакомые места бессовестно изменились. В его голосе Вексфорду послышались дерзость и вызов. Опустив глаза к бумагам на столе, инспектор сделал вид, что не заметил руки, которую с напускным дружелюбием протянул ему Канонир.

– Присаживайтесь, мистер Джонс.

Комната выгодно отличалась от обычной дознавательской с голыми белеными стенами и цементным полом. На окне не было железной решетки, зато висела штора, пол был выложен плиткой, и Вексфорд с Джонсом сидели на мягких стульях. Вместе с тем интерьер явно не дотягивал до “офисного стандарта”, а в дальнем углу у дверей сидел полисмен в форме. Констебль Уотерман сохранял совершенно невозмутимый вид, будто сидеть в углу дознавательской было самым обычным и приятным занятием для субботнего утра. Вексфорд дописал несколько слов, перечитал и, подняв глаза на Джонса, заговорил о Джоан Гарленд. Канонира это сбило с толку – он ожидал совсем другого.

– Да, мы дружили, было дело. Она была замужем за моим другом Брайаном. Мы встречались, ходили куда-нибудь. Вчетвером, я имею в виду: мы с Наоми и Джоан с Брайаном. Вообще говоря, я работал у Брайана. Когда жил здесь. Был торговым представителем его фирмы. Как вы, может быть, знаете, я угробил свою ногу в нежном возрасте двадцати трех лет, и дорога в мир спорта с тех пор была для меня закрыта. Такая невезуха – правда, дружище?

Сочтя вопрос риторическим, Вексфорд задал свой:

– А когда вы видели миссис Гарленд в последний раз?

Канонир рассмеялся квакающим смехом:

– Видел? Вот тогда и видел – сколько это? – семнадцать, восемнадцать лет назад. Когда мы с Наоми разбежались, Джоан приняла ее сторону. Вы, конечно, скажете, что она поступила, как верный друг. Но Брайан тоже встал на сторону Наоми, и это означало конец моей работы у него. Не знаю, как на ваш вкус, дружище, но, по-моему, он поступил как предатель. Чего только эти двое обо мне ни говорили! А в чем я был виноват? Да ни в чем, если сказать по совести. Я что, бил ее? Путался с другими женщинами? Может, пил? Да ничего подобного! Вся моя вина была в том, что эта старая сука издевалась надо мной, пока мое терпение не лопнуло, и я решил, что больше ни дня не останусь в этом чертовом доме.

– И с тех пор вы не видели миссис Гарленд?

– Я же сказал. Не видел, не слышал. А что – должен был? Что мне до Джоан Гарленд? Начнем с того, что она никогда мне не нравилась. Вы могли бы уже понять, что заносчивые женщины, которые во все лезут, меня совсем не заводят. Да к тому же она старше на целых десять лет. Я не видел Джоан и не был в этих краях с того самого дня.

– Может, вы не встречались и не разговаривали, но вы общались. Недавно вы получили от нее письмо.

– Это она вам сказала?

Не слишком умно с его стороны, подумал инспектор. Развязное поведение Канонира и его постоянные выпады изобличали в нем плохого, на вкус Вексфорда, актера. Хотя, возможно, этот парень вовсе не играл.

– Джоан Гарленд пропала, мистер Джонс. В данный момент ее местонахождение неизвестно.

Лицо Канонира выразило крайнюю степень недоверия – как у персонажа комедии ужасов, столкнувшегося лицом к лицу с ожившим мертвецом.

– Да что вы?

– Она исчезла в тот вечер, когда произошло убийство в Танкред-Хаусе.

Гаррет Джонс выпятил губы и выразительно пожал плечами. Удивление на его лице сменилось виноватым выражением. Вексфорд знал, что само по себе это ничего не значит – такое типично для тех, кто не привык вести себя честно и говорить прямо. Канонир посмотрел Вексфорду в глаза, но, не выдержав, опустил взгляд в стол.

– Я был в Девоне, – сказал он. – Видимо, вам не передали. Ловил рыбу в деревеньке под названием Плаксхэм-на-Дарте.

– Мистер Джонс, мы не нашли никого, кто мог бы засвидетельствовать, что вы находились там 11 и 12 марта. Будет хорошо, если вы назовете мне имя человека, который может подтвердить правдивость вашего рассказа… Вы сказали нам, что не умеете обращаться с оружием, а сами состоите в стрелковом клубе и имеете разрешение на две единицы стрелкового оружия.

– Но ведь это была шутка, как же вы не поняли! Смешно же зваться Канониром и не уметь держать в руках оружие, разве нет?

– Боюсь, у нас с вами разное чувство юмора, мистер Джонс. Расскажите-ка про письмо, которое вам прислала Джоан Гарленд.

– Какое именно? – спросил Джонс и тут же продолжил как ни в чем не бывало: – Хотя неважно, они оба были об одном и том же. Она написала мне три года назад – я развелся как раз с моей второй женой. Писала, что нам с Наоми надо снова сойтись. Не знаю только, откуда она узнала о разводе. Наверное, кто-то сказал ей: у нас до сих пор остались какие-то общие знакомые. Она писала, что я теперь “свободен” – ее слово, – и ничто не мешает нам с Наоми “возобновить семейные отношения”. Я вам так скажу: в наше время люди пишут письма, когда боятся позвонить. Она знала, что я ей скажу, если она позвонит.

– Вы ей ответили?

– Нет, дружище, не ответил. Я переправил ее корреспонденцию прямиком в корзину. – При этих словах на лице Канонира появилось выражение неописуемого озорства. Эта театральная смена мин была, по всей видимости, бессознательной – Джонс и не подозревал, какая хитрая у него рожа, когда он лжет. – Второе письмо такого же содержания я получил от нее с месяц назад. Я обошелся с ним так же, как с первым.

Вексфорд стал спрашивать Канонира о его последней поездке и об успехах в стрельбе из пистолета, и Гаррет снова принялся юлить, как и тогда, когда речь зашла о письме. Он долго отказывался сказать, где останавливался в Йорке, но в конце концов сдался и с обиженным видом сообщил, что там живет его подруга, и назвал ее имя и адрес.

– Но, конечно, я не собираюсь снова совать шею в хомут, – добавил Канонир.

– До нынешнего дня вы не бывали в Кингсмаркэме восемнадцать лет?

– Точно.

– Так что, например, 13 мая прошлого года вас здесь быть не могло?

– Ни 13-го, ни, например, в любой другой день.

Прошло уже два часа после того, как из буфета приносили бутерброды на завтрак, и было далеко за полдень, когда Вексфорд попросил Джонса подписать показания и неохотно отпустил его – у полиции не было никаких прямых улик против Канонира. А Гаррет уже заговорил было о том, чтобы “найти здесь адвоката”, что навело Вексфорда на мысль: с преступлениями он знаком скорее по американским телесериалам, чем по собственному опыту. Впрочем, возможно, он и тут притворялся.

– А теперь, раз уж я оказался здесь, не взять ли такси и не навестить ли дочь? Как думаете, стоит?

Вексфорд отвечал безразличным тоном, что, безусловно, тут Гаррет волен поступать, как хочет. Высказанная Канониром идея ему не понравилась, но за безопасность Дейзи он был спокоен. И в конюшне, и в усадьбе по-прежнему было полно полицейских. А перед тем как отправиться в Танкред самому, Вексфорд позвонил Вайну и предупредил о намерении Канонира.

Между тем Канонир, приехавший в Кингсмаркэм на поезде, ни секунды не колеблясь согласился доехать до станции в полицейской машине и незамедлительно отбыл обратно в Лондон. Вексфорд никак не мог понять, был ли Канонир на самом деле замечательно умен или непроходимо глуп. Инспектор убедился, что он один из тех людей, для которых правда и ложь равно приемлемы, и они в любой ситуации выбирают то, что проще.

Была суббота и приближался вечер, но Вексфорд тем не менее велел отвезти себя в Танкред-Хаус. На правом столбе главных ворот висело новое цветочное приношение – на сей раз сердце, сложенное из темно-красных розовых бутонов. Вексфорду было любопытно, кто же присылает все эти букеты – разные люди или всякий раз один и тот же? Пока Дональдсон отворял ворота, инспектор вышел рассмотреть венок. На карточке не стояло ни подписи, ни какого-либо имени, только эпитафия: “Спи спокойно, прекрасная леди”.

В лесу дорогу им перебежала лиса. Она выскочила далеко впереди – Дональдсону даже не пришлось тормозить – и скрылась в густом подлеске, уже одевшемся первой зеленью. По обочинам дороги в свежей апрельской траве распускались примулы. Окно в машине было открыто, и Вексфорд с удовольствием вдыхал теплый воздух, насыщенный весенними запахами.

С того момента как Канонир встревожил его своим желанием нанести неожиданный визит в Танкред-Хаус, Вексфорд не переставал думать о Дейзи. Но, заглянув в себя, он увидел, что в его мыслях нет ни мучительного беспокойства, ни страстного волнения и уж точно никакого любовного пыла. Вексфорд ощутил в себе перемену. Он понял, что больше не жаждет видеть Дейзи, быть с ней рядом, быть ее отцом – признанным и принятым ею отцом. Возможно, Канонир и открыл ему на это глаза: ведь инспектор не ужаснулся и не возмутился его намерению повидаться с Дейзи – оно лишь немного насторожило и слегка раздосадовало. Вексфорд любил Дейзи, но не был в нее влюблен.

Жизненный опыт помог ему в этом разобраться. Вексфорд давно усвоил, что между нежностью и страстью – огромная разница, по сути – пропасть. Дейзи оказалась рядом, когда Шейла – впервые в жизни – отвернулась от него. Несомненно, те же чувства вызвала бы в нем любая красивая и милая молодая женщина, которая была бы к нему добра. Он уже получил свою долю любви. Жена, дети, внуки – ну и хватит, большего он и не хотел. К Дейзи он чувствовал участие и нежность – и всей душой желал ей счастья.

В тот момент, когда последняя мысль еще оформлялась в его сознании, инспектор увидел впереди за деревьями бегущего человека. День был ясный, и лес пронизывали солнечные лучи – призрачными, но едва ли прозрачными косыми столбами золотого тумана. Освещение скорее мешало, чем помогало разглядеть мелькающую между плотных снопов света фигуру – мужчина то был или женщина, молодой или не очень, Вексфорду было не понять. Незнакомец бежал легко и самозабвенно и скрылся где-то в направлении дерева Энди Гриффина.

Телефонный звонок раздался, когда Бёрден и Джерри Хайнд обсуждали букеты на воротах Танкред-Хауса. В цветочных магазинах таких не продают, сказал Джерри Хайнд, и когда захочешь купить цветов для жены, тебе предлагают повсюду обычные букеты, которые совсем не так элегантны. Их первым делом приходится расправлять и подрезать, и жена сама не рада, когда ей приносят цветы, если она в этот момент занята на кухне или укладывает детей – приходится все бросать и ставить букет в воду, а это иной раз отнимает прорву времени.

– Хорошо бы узнать, откуда они берут такие цветы. Так оформленные, понимаешь, – сказал Джерри Хайнд. Бёрдену не хотелось говорить, что такие изыски сержанту Хайнду, скорее всего, будут не по средствам. Но тут зазвонил телефон.

Образ мысли инспектора Бёрдена не в последнюю очередь определяла традиционная пуританская мораль. Она предписывала, например, не пользоваться машиной, когда можешь дойти пешком, а уж звонить по телефону в соседний дом – это, с точки зрения Бёрдена, сродни непорядочности. Когда Джон Габбитас сказал, что звонит из дому, Бёрден был готов разозлиться – если есть что сообщить, почему не прийти лично? – но в голосе лесничего звучало напряжение и даже испуг.

– Пожалуйста, приходите сюда. И возьмите с собой кого-нибудь.

Бёрден не стал припоминать Габбитасу, что утром тот вовсе не был рад его компании.

– А в чем вообще-то дело, не можете сказать?

– Лучше, когда придете. Но с веревкой это не связано. – Голос лесничего дрогнул, и он добавил, запинаясь: – И это не труп, ничего такого.

– И на том спасибо, – сказал Бёрден, опуская трубку.

Обойдя дом, он вышел к воротам. У ворот стоял “эм-джи” Николаса Вирсона. Солнце уже клонилось на закат, но было еще ярким. В его косых лучах машина, приближавшаяся по главному проезду, превратилась в ослепительный шар белого пламени, на который невозможно было смотреть, и прежде чем Бёрден успел понять, кто это едет, автомобиль был уже рядом. Из него вышел старший инспектор Вексфорд.

– Пойдем со мной, Рег. Он просил прихватить кого-нибудь еще. Похоже, парень-то оробел.

Они шли через бор по узкой дорожке. Мягкий свет наступавшего вечера красил лес вокруг в самые разные краски. По сторонам дороги зеленели и синели, чернели, золотились и серебрились изящные острые макушки, зазубренные, как на рождественских открытках, еловые лапы, ветвистые кедры. Между стройными силуэтами хвойных солнечный свет проливался колоннами и тянулся лентами. Воздух был густо напитан смолистым ароматом. Дорожка бежала сухая и скользкая от хвои, усыпавшей землю под деревьями. Над головами плыло ослепительно синее небо с белоснежными облаками.

“Как им повезло, что они здесь живут, этим Харрисонам, Габбитасу, – подумал Вексфорд, – и как они, должно быть, боятся всего этого лишиться”.

Без всякой радости он вспомнил свое вчерашнее возвращение домой и фигуры Дейзи и Габбитаса бок о бок на солнечной просеке. Если девушка кладет кому-то ладонь на плечо и доверительно заглядывает в лицо – это ведь еще ничего не значит. И потом, они были далеко. А Дейзи вообще из тех людей, кто не скупится на прикосновения: в простом разговоре она то коснется запястья собеседника кончиком пальца, то почти ласкающим движением проведет по руке ладонью…

Джон Габбитас ждал их на улице перед домом. Ожидание, очевидно, давалось ему непросто – в нетерпении он постукивал себя правой рукой по ноге. Вексфорд снова удивился эффектной внешности лесничего. Будь он женщиной, непростительно было бы с этим лицом кинозвезды хоронить себя в здешней глуши. Но о мужчине думать такое было, конечно, нелепо. Нечаянно Вексфорд вспомнил высказывание доктора Перкинса о Харви Коупленде и его красоте, но в следующий момент Габбитас уже завел их в свое тесное жилище и дрожащей рукой, которой только что отбивал такт, показал на середину комнаты. Там стоял табурет с плетеным сиденьем.

– Что это, мистер Габбитас, – спросил Бёрден, – что происходит?

– Я нашел это. Я его нашел.

– Где? Там, где он сейчас лежит?

– В ящике стола.

На табурете перед ними лежал большой револьвер тусклого стального цвета. На стволе окраска была чуть бледнее и отливала бурым. Несколько мгновений все трое молча смотрели.

– Вы его вынули и положили сюда? – спросил Вексфорд.

Габбитас кивнул.

– Вы, конечно, понимаете, что не должны были его трогать?

– Ну конечно, теперь-то я понимаю. Но я просто опешил. Открываю ящик – там я держу бумагу, конверты и прочие письменные принадлежности – и сразу вижу эту штуку. Он лежал на пачке бумаги для принтера. Понимаю, что не нужно было трогать его, но это было инстинктивно.

– Можем мы сесть, мистер Габбитас?

Габбитас вскинул на них глаза и яростно закивал, очевидно, изумленный тем, что в столь серьезный момент ему напоминают о таких пустяках.

– Это тот пистолет, из которого их всех убили, да?

– Может быть, – сказал Бёрден, – а может, и нет. Предстоит выяснить.

– Я позвонил вам сразу, как только нашел его.

– Вернее, как только забрали оттуда, где нашли. И было это, выходит, без десяти шесть. А когда вы в последний раз заглядывали в этот ящик?

На миг помедлив с ответом, Габбитас сказал:

– Вчера. Около девяти вечера. Мне нужно было написать письмо. Родителям в Норфолк.

– И тогда револьвера там не было?

– Конечно, не было! – Голос Габбитаса задрожал от возмущения. – Я бы сразу вам позвонил! Ничего не было, кроме того, что обычно там лежит. Бумага, конверты, открытки и прочее. Никакого пистолета! Я его только что обнаружил, поймите!

– Хорошо, хорошо, мистер Габбитас. На вашем месте я бы постарался все-таки держать себя в руках. А письмо-то вы написали?

– Я сегодня опустил его в ящик в Помфрете, – запальчиво отвечал Габбитас. – Я целый день провел в центре Помфрета, валил сухой платан. Мне помогали два паренька по линии общественных работ. Мы закончили в половине пятого, и в пять я был уже дома.

– И через пятьдесят минут вы захотели написать еще одно письмо и открыли ящик. Похоже, вы большой любитель писать письма, – сказал Бёрден.

Габбитас отвечал с плохо сдерживаемой яростью.

– Послушайте, я вообще не обязан был вам сообщать. Я мог просто выбросить его на помойку, и никто бы ничего не узнал. Я не имею к нему никакого отношения. Я его просто нашел! Он лежал в моем столе – его мне подбросили. А в ящик я полез за бумагой, чтобы выписать муниципалитету счет за работу, которую я сегодня выполнил. Я всегда так делаю. Таков порядок. Я не могу неделями дожидаться оплаты. Мне нужны деньги.

– Прекрасно, мистер Габбитас, – вступил в разговор Вексфорд, – но вы так некстати его переложили. Полагаю, вы брали его голыми руками? Конечно, да. Я сейчас позвоню детективу Арчболду – пусть приедет сюда и займется револьвером на месте. Будет лучше всего, если его больше не будут трогать те, кому не положено.

Габбитас сидел, подавшись вперед, уперев локти в ручки кресла. На лице у него застыла злобная гримаса – выражение раздосадованного человека, который ждал, что его поблагодарят за помощь, но обманулся в своих ожиданиях.

Вексфорд понимал, что произошедшее можно толковать двояко. Либо Габбитас виновен – пусть даже только в хранении револьвера – и у него не выдержали нервы, либо он просто не осознавал всей серьезности этой находки. Или, напротив, хорошо понимал, насколько она важна, если этот револьвер и в самом деле был орудием убийства.

Закончив разговор с участком, Вексфорд спросил Габбитаса:

– Вас не было дома весь день?

– Я же сказал! Я могу назвать дюжину свидетелей, которые это подтвердят.

Вексфорд вздохнул.

– Жаль, что вы не можете назвать хотя бы одного, кто мог бы видеть вас 11 марта. Ну ладно. Полагаю, никаких следов взлома нет? А у кого еще есть ключ от вашего дома?

– Насколько я знаю, ни у кого. – Задумавшись на миг, Габбитас продолжил: – Когда я сюда въехал, замок никто не менял. Может быть, у Гриффинов остался ключ. И потом, дом-то не мой. Думаю, у хозяев – у мисс Флори или мистера Коупленда – был свой ключ. – На ум ему приходили все новые имена. – Когда Гриффины уже уехали, а я еще не приехал, ключ был и у Харрисонов. Где он теперь, не знаю. Знаете, я никогда не бросаю дом незапертым – я за этим строго слежу.

– Похоже, можно было не затрудняться, – холодно сказал Бёрден, – особой разницы нет.

“Ты потерял веревку, но нашел пистолет”, – подумал Вексфорд, оставшись с Габбитасом один на один. А вслух сказал:

– Полагаю, с сараем для инструментов такая же история. Куча народу имеет ключи?

– Там нет замка.

– Ну тогда все ясно. Вы приехали сюда в мае, мистер Габбитас?

– Да, в начале мая.

– Несомненно, у вас есть счет в банке?

Без малейшей заминки Габбитас сказал, где у него счет.

– Поселившись здесь, вы, конечно, сразу перевели свой счет в Кингсмаркэмское отделение банка? Так? А было ли это до убийства офицера полиции или после? Не помните? В этом банке убили сержанта Мартина.

– Это было до убийства.

В голосе Габбитаса Вексфорду послышалось напряжение, но он уже привык, что воображение постоянно нашептывает ему подобные вещи.

– Почти наверняка его застрелили из револьвера, который вы нашли.

Инспектор вглядывался в лицо Габбитаса, но в нем не отражалось никаких эмоций – он просто внимательно слушал.

– В тот день, 13 мая, не все свидетели остались дать показания. Несколько человек ушли до приезда полиции. Кто-то из них унес с собой орудие убийства.

– Я ничего об этом не знал. Я не был в тот день в банке.

– Но уже жили в Танкреде.

– Я приехал сюда четвертого, – устало отвечал Габбитас.

Вексфорд, помедлив, спросил непринужденным тоном:

– Мистер Габбитас, вам нравится мисс Давина Джонс? Дейзи Джонс?

– Какое это имеет отношение к делу?

– Вы молоды и, по всей видимости, свободны. Дейзи молода и красива. Она ведь очаровательна, правда? А после того, что случилось, стала владелицей солидного состояния.

– Я работаю на нее, вот и все. Конечно, она мила. Любой мужчина скажет вам, что она привлекательна.

Но для меня она прежде всего работодатель. Впрочем, работать для нее мне осталось недолго.

– Нашли другое место?

– Не совсем так. Не забывайте, я здесь не наемный работник. Я работаю на себя. Так вы уже все выяснили? Тогда знаете что? В следующий раз, когда я найду пистолет, я не стану сообщать в полицию, а выброшу его в реку.

– На вашем месте я не стал бы так поступать, – спокойно ответил на это Вексфорд.

В “Санди Таймс” появилась статья известного литературного критика, собиравшего материал для биографии Давины Флори. Большую часть текста составляли выдержки из писем. Вексфорд пробежал статью глазами и принялся читать с растущим интересом. В основном тут были письма Давины к сестре, которые хранились у ныне покойной племянницы из Ментона. Содержание их свидетельствовало о том, что брак Давины и Десмонда Флори не был полноценным супружеством.

Биограф приводил длинные пассажи, полные недовольства и горького разочарования, написанные в своеобразной манере Давины Флори, сочетающей простоту с гротеском. В конце статьи автор, основываясь на некоторых местах из поздних писем Давины, делал предположения о том, кто мог быть отцом Наоми. Статья объяснила тот факт, что с самого начала смущал Вексфорда. Давина и Десмонд поженились в 1935 году, но единственный ребенок Давины появился на свет только через десять лет. С болью в душе инспектор вспомнил дикую сцену в отеле “Черитон Форест”, когда Кейси уверенно объявил, что Давина и через восемь лет после свадьбы оставалась девственницей.

Окончив чтение, Вексфорд вздохнул и заглянул на следующую страницу – там помещался репортаж с ежегодного литературного банкета “Санди Таймс”, который газета давала в понедельник в Гросвенор-Хаусе. Вексфорд заглянул туда единственно в расчете увидеть фотографию Эмиаса Айрленда, который был обычным участником этих банкетов. Но первое фото, первое лицо, которое бросилось инспектору в глаза, было лицом Огастина Кейси. Кейси сидел за столом с четырьмя другими людьми – во всяком случае, был снят за одним столом с ними.

Интересно, успел ли Кейси и там наплевать в стакан, подумал Вексфорд и перевел взгляд на подпись. Она гласила: “Слева направо: Дэн Кавана, Пенелопа Кейси, Френк Хигарти, Джейн Сомерс”.

Женщины были в строгих вечерних платьях, и вся компания благодушно улыбалась – кроме Кейси, на губах которого застыла принужденная ухмылка. Рассмотрев снимок, Вексфорд еще раз прочел подпись. Потом он проглядел остальные снимки на странице и снова вернулся к первому. За левым плечом он почувствовал молчаливое присутствие Доры. Она ждала его вопроса, но Вексфорд не сразу сообразил, как его задать.

– Кто эта женщина в блестящем платье? – осторожно спросил он.

– Пенелопа Кейси.

– Это я понял, я умею читать. Кем она ему приходится?

– Она его жена, Рег. Выходит так, что он вернулся к своей жене. Или она вернулась к нему.

– Ты знала?

– Нет, дорогой, я не знала. До позавчерашнего дня. Шейла на этой неделе не звонила, так что я сама позвонила ей. Она была расстроена, но сказала только, что жена Гаса вернулась в их прежнюю квартиру и он отправился к ней, чтобы все проговорить.

Опять это выражение… Вексфорд прикрыл глаза ладонью, как будто защищаясь от фотографии.

– Как ей плохо сейчас, – произнес он. – Бедное дитя…