Текст книги "Ангелы во брони"

– Тебя интересует Кизил… – вяло зашевелила губами Карина. – У него есть одно место. Под Москвой…

И Крымчанка выдала ментовской бабе одно из лежбищ Руслана, о котором она знала. Карина была уверена, что сейчас Руслан непременно отправится туда.

– Спасибо, Карина, – выслушав ее, кивнула Люба. – Я могу что-нибудь для тебя сейчас сделать?

– Да… – отозвалась Крымчанка, но внезапно замолчала.

Люба Дмитриева являла самый не любимый Кариной тип женщины. Блондинки с большой грудью и полными бедрами всегда были ей ненавистны. А эта баба еще и ментом, точнее ментовкой, оказалась. Типичная ментовка, вон как пытливо смотрит, и глаза маленькие, острые, проницательные. Но больше здесь разговаривать не с кем. Остальные менты ее просто пристрелят. Или сдадут головорезам Угря… Ничего теперь не исправишь. Она сама оставила на растерзание ментам Княжну и ее подельниц, Руслан бросил ее. Мерзкая блондинка-ментовка – последнее, что она видит в жизни. И следачка своими маленькими глазками видит Крымчанку в последний раз, эта долбаная генеральская квартира станет могилой и для нее.

– Так что я могу сделать? – повторила свой вопрос Люба.

– В вас могут стрелять? – вопросом на вопрос отозвалась Карина, кивнув на Любину грудь. – У вас есть бронежилет? – уточнила она.

– Стрелять в меня вряд ли станут, поэтому бронежилета нет. – Люба слегка оттянула ткань костюма, и Карина убедилась, что броня и в самом деле отсутствует.

И еще она убедилась в наличии у следачки подмышечной кобуры, уж точно не пустой. Рана у Карины была не столь серьезна, как она изображала, силы еще оставались. Вместо просьбы, Карина ударила Дмитриеву ногой в живот, почти таким же ударом она совсем недавно вывела из строя рослого сержанта-тюремщика. Однако Дмитриева сумела поймать ногу Карины, еще мгновение, и она провела бы болевой прием, но Карине под руку попался какой-то узкий, тяжелый предмет, удобный для метания. Она запустила его в голову следачке. Люба инстинктивно закрыла лицо, в результате ее хватка ослабла и Карине удалось вырваться. Вскочив на ноги, она тут же ударила Любу в солнечное сплетение. Обе оказались на полу. Карина дралась отчаянно, пыталась вцепиться в горло, придушить, добраться ногтями до глаз, но Люба была обучена приемам самообороны. Она пыталась вывернуть Карине руки, взять ее на болевой прием. Сообразив, что ментовка, как и все бабы, в первую очередь бережет лицо, Карина улучила момент и вновь ударила Любу в болевую точку ниже груди. Следачка заметно ослабла, и этого вполне хватило Карине, чтобы добраться до кобуры. Отдать оружие рецидивистке Люба не могла. Извернувшись немыслимым образом, она зубами вцепилась в кисть руки, уже сжимающую рукоятку ее табельного «ПМ».

Опера и спецназовцы под командованием майора Воробьева всполошились и ворвались в комнату, только когда прозвучал выстрел. Когда они оказались в комнате, Люба уже поднялась с пола, рядом с ее пистолетом лицом вниз лежала Карина. Из-под черных волос проступала бурая лужица.

– Я виновата, – покаялась Дмитриева. – Дала ей завладеть оружием…

– Кто стрелял? – спросил командир спецназа.

– Она, – вздохнула Люба. – Сумела сунуть ствол под шею… Мне не удалось ей помешать.

– Могла ведь и вас, – покачал головой командир.

– Могла, – буднично кивнула Люба.

– Все замечательно, Любовь Николаевна, – подал голос майор. – Я готов указать в своем рапорте, что вы действовали в соответствии с инструкциями… Одним словом, на съедение вас не отдадим. – Он бодро подмигнул спецназовцам.

Люба ничего не ответила, майор, в свою очередь, откланялся и отбыл рапортовать об успешном завершении операции по поимке Крымшамхаловой. Его в самом прямом смысле ждали «великие дела», он нужен был генералу. Бешеная тварь Карина-Крымчанка больше никому не страшна. Двое оперативников, подчиненных Воробьева, остались ждать приезда экспертов и следственных чиновников.

– Любовь Николаевна, может, вам успокоительного? Или коньяка? – спросил командир, не первый год знающий старшего следователя.

– Или, – кивнула Люба, и спецназовец протянул ей фляжку.

Собственную Дмитриева оставила дома. Сделав пару спасительных бодрящих глотков, Люба в который раз убедилась и отметила, что оперативная работа не для нее. Анализировать, вести следствие – это у нее получалось замечательным образом. Но вот задержания, работа по-«горячему» – это не Любин «конек». Несмотря на успехи в практической стрельбе и чуть меньшие успехи в сбрасывании лишних килограммов… Тем не менее у нее остался адрес. Адрес, названный Кариной перед смертью.

– Едем вот по этому адресу. – Люба отозвала командира в коридор и быстро назвала ему возможное убежище Руслана. – Там Кизилов.

– Кизилов? Вы уверены в этом, Любовь Николаевна?

– Не задавай дурацких вопросов. Вот только подчиненным майора Воробьева сообщать об этом не стоит. Машина на ходу?

– Обижаете!

– Тогда вперед, пока прокурорские с экспертами нас не тормознули. До этой точки час езды, если в пробке не застрянем.

Спустя час после беседы с синеглазым Алексеем Алексеевичем Максим и Николай вошли в придорожное кафе. Их встретила официантка с дежурной улыбкой, пригласила сесть за столик и подождать.

– Генриха он нам отдаст, – повторил Водорезов.

– Наверное, – с некоторым сомнением согласился Максим. – Только… Его судить надо. Просто убить – самосуд.

– Все правильно. Но если бы я не выдвинул эти условия, Генрих был бы для нас недосягаем… Жаль, оружие генерал отобрал.

В самом деле, таковы были условия. Максим должен был «выяснить отношения» с Генрихом без огнестрельного и холодного оружия.

– Смотри-ка, готовятся! – заметил Максим.

В самом деле, четверо служащих кафе вынесли из зала два столика. Переставшая улыбаться официантка заперла дверь, повесила табличку «Временно закрыто». А еще через минуту в помещении кафе не осталось ни официанток, ни бармена, ни прочих служащих. Посетителей же не было еще до того, как Максим и Водорезов зашли в кафе. Со стороны барной стойки появились угрюмые ребята впечатляющих габаритов.

– Потом все спишут на разборку между подмосковными группировками, – сказал Николай, поднявшись.

Максим последовал его примеру, в свою очередь отбросив в сторону и стул, и столик. Ничто не должно мешаться у бойцов под ногами. Однако сам Генрих ни вступать в бой, ни показываться не торопился. Против двух десантников вышли шестеро. Не шпана, не гопники великовозрастные, а хорошо подготовленные (все тем же Генрихом-мясником) бойцы.

– Ну что, ребята, в полный контакт? – спросил Николай, видя, что боевики не торопятся на сближение.

– В полный, золотопогонники, – отозвался один из противников, высокий, со злым, крайне несимпатичным лицом.

Впрочем, враги еще ни разу не казались Водорезову симпатичными.

– Золотопогонный я один, – ответил Николай, машинально отмечая, что бойцы либо из бывших ментов-беспредельщиков, либо из уголовников, бывших казарменных «дедов», люто ненавидящих армейских офицеров.

– Смотрю, ребята, долго вы смерть искали. Ты, стало быть, первый? – продолжил разговор Николай, не меняя непринужденной расслабленной позы.

Вместо ответа несимпатичный противник взмыл в воздух и, точно торпеда, врезался в Николая. Одновременно с ним другой боевик (такой же малоприятный) бросился Водорезову в ноги. Максима же атаковали оставшиеся четверо. Блокировать столь сильный удар Водорезов не смог. Он перекатом ушел влево столь быстро и стремительно, что одновременно бросившиеся на него боевики не сумели даже коснуться «золотопогонного». Максим же сумел блокировать два удара в голову и даже ухитрился опрокинуть одного из нападавших прямым в корпус, но четвертый, видимо специалист по борьбе, сбил Богданова подсечкой. Николай успел принять боевую стойку на долю секунды раньше, чем его противники. Того, что был к нему ближе, Водорезов достал коротким ударом под коленную чашечку. Тот с воем свалился, и Николай потерял к нему всякий интерес. Ребятишки сами хотели «полный контакт», поэтому он не дозировал удары. Второй, не меняя злого выражения на кирпичной харе, нанес Николаю прямой боксерский удар в лицо. Водорезов остановил удар подбивающим верхним блоком и тут же контратаковал противника ребром ладони по переносице. С булькающим звуком тот рухнул Водорезову под ноги, чуть замедлив подполковнику движение вперед. «Полный контакт» закончился для «злого» сотрясением мозга и носом, перерубленным на две части. Упавший Максим не давал боевикам запинать себя, одного даже сумел опрокинуть, поймав за пятку, но остальные наносили удары, достойные лучших бразильских нападающих; Богданову все труднее и труднее было блокировать их и уклоняться. Теперь настал черед Водорезову превратиться в торпеду. В прыжке он ударил сразу двоих – одного в кадык, другого под ухо. Третий обернулся, замешкался и Максим, не поднимаясь на ноги, сбил его ударом в солнечное сплетение. Четвертый сумел достать Водорезова в голову, но его кулак лишь слегка проехался по уху подполковника, Николай уклонился и, в лучших традициях вовинама, одновременно ударил руками в две болевые точки – над верхней губой и по плечевой кости…

– Вот это называется полный контакт, – сказал Водорезов, оглядев бесчувственные тела.

– Спасибо, командир, – отозвался Максим.

– Тебе спасибо, ты на себя основные силы оттянул, – заметил Николай.

– Тебя, подполковник, как всегда, недооценили, – покачал головой Максим.

– Ничего, я дооценю…

Голос принадлежал высокому атлетически сложенному мужчине с усиками и модельной прической. Одет он был в очень удобную для боевого поединка одежду, похожую на кимоно, но без вычурности, пояса и широких штанин. И, главное, совсем не походил на отморозка-мясника, репутацию которого имел уже долгие годы. Рядом с Генрихом стоял вооруженный помповым ружьем боевик в униформе подведомственного ЧОПа.

– Давно ждешь? – продолжил Генрих, глядя на Максима.

– Давно, – кивнул Богданов.

– Посадить меня хотел? Компру собрал? – усмехнулся Генрих. – Стоило ли, Богданов?!

– Если тебя сажать, то только на кол, – отозвался Максим, встав в боевую стойку.

– Попробуй! – В свою очередь, Генрих также принял стойку, именуемую в карате как «неокаши-дачи».

Это была немного пижонская, короткая «кошачья стойка». Но именно из нее Генриху было удобнее всего атаковать. Сейчас для мясника наступил «звездный час». Если он убьет в рукопашной этого зарвавшегося «циркача», то будет вечным, непререкаемым авторитетом для всех. Еще бы – менты не скрутили, наемники не завалили, лишь он один, Генрих-трюкач, Геня-«мясник», смог обуздать «клоуна»-правдолюбца. Навечно обуздать.

– А ты отойди! – небрежно бросил Водорезову Генрих.

Охранник-чоповец сделал в сторону подполковника предупреждающее движение стволом своего помповика. Николаю ничего другого не оставалось, как выполнить «приказание», отойти в угол. Охранник с помповиком мог держать его, таким образом, на прицеле.

Генрих провел обманно-разведывательное движение – атаковал правой ногой в корпус, одновременно обозначив и боксерскую атаку в голову. Максим легко ушел-уклонился и, улучив момент, ударил его прямым правым в лицо. Однако Генрих сумел поднырнуть под его руку, впечатал локоть левой руки в солнечное сплетение Максима. Приняв такой удар, Богданов согнулся, Генрих готов был ребром ладони добить его, рубанув по кадыку, но в последний момент Максим упал на колени, и, обхватив ноги Генриха, резко дернул на себя. Это был один из излюбленных его приемов, так называемая «коронка». Генрих не удержал равновесия, но уже в лежачем положении исхитрился отбросить от себя Максима, ударив его ногой в грудь.

– Не шевелиться! – скомандовал в этот ответственный момент Водорезову охранник с помповиком.

Николай и так не делал лишних движений, но у охранника была нелегкая задача. Ему нужно было держать под контролем Водорезова, но, с другой стороны, он не мог не наблюдать схватку двух признанных мастеров. И Максим, и Генрих оба были на ногах и более не теряли равновесия. Генрих яростно атаковал Богданова, столь яростно, что Максим не имел возможности дотянуться до мясника. Сам же Максим преимущественно блокировал удары, но захватить руку или ногу Генриха никак не удавалось, тот и в самом деле был мастером рукопашного поединка. Максиму удалось быстро восстановить дыхание, но он уже заметно уставал. Генрих же работал, словно робот, боевая машина. Перед схваткой он принял специальный транквилизатор, позволяющий без отдыха и устали «рубиться» не менее сорока минут. Водорезов видел, что его бойцу сейчас нелегко. «Терминатор» и не думал снижать ритма, а Максим уже заметно выдохся. Очередная серия «мясницких» ударов достала-таки гвардии рядового. Прошедший удар в голову послал Максима в нокаут. Колени его подкосились, и Богданов упал точно под ноги «терминатору». Тот перевел наконец дух, усмехнулся, позволил себе переглянуться с застывшим в своем углу Водорезовым. Все это происходило в течение считаных мгновений, однако Николай, в отличие от Генриха, разгадал тактический ход Богданова. И, в свою очередь, подыграл ему. Водорезов дернулся всем корпусом, словно хотел покинуть угол.

– Стоять! – скомандовал охранник, вскинув помповик.

Взгляд Генриха остановился на Николае, и в ту же секунду Максим схватил «мясника» за пятки и рванул на себя. «Коронка» сработала во второй раз. Генрих и Максим оказались в партере, возобновить свою яростную атаку «мясник» не сумел. Он попытался ударить Максима в лицо, но искушенный в приемах боевого самбо Богданов поймал руку Генриха и взял ее на излом.

– Ну вот, Генрих, теперь и отдохнем немного, – удерживая в таком положении «мясника», сказал Максим.

Генрих попытался вырваться, но лишь тяжело застонал. Максим усилил захват и чуть не сломал Генриху руку. «Мясник» угодил своей лапой в железный капкан, дергаться было бесполезно, этим он лишь причинял себе лишнюю боль.

– Ну вот, теперь побеседуем. Ты убил семью человека, которого я охранял? – спросил Максим.

– Жаль, что и тебя… вместе с ними… – прорычал обливающийся потом Генрих.

– Меня ты под двадцатилетний срок подставил, – продолжил Максим. – Вот теперь за это и отвечаешь…

И тут Богданов неожиданно выпустил Генриха. Тот выдернул руку, вскочил, но принять боевую стойку не успел. Максим стремительно ударил «мясника» по-тайски, локтем в лицо. Генрих не устоял на ногах, а Максим довольно-таки банальным способом уселся поверженному врагу на живот и, уже самым простецким образом, нанес «мяснику» несколько ударов в лицо.

– А ну встать! – в голову Максима смотрел ствол помповика.

Охранник вышел из ступора и решил выручать своего президента.

– А ну лечь! – скомандовал Водорезов, в мгновение ока допрыгнувший до охранника и в прыжке выбивший у него помповик.

Охраннику не осталось ничего иного, как растянуться рядом с поверженным боссом. Генрих был без сознания, все лицо его было залито кровью, Максим поработал от души.

– Похоже, допинг жрет, потому усталости не чувствует. – Николай увидел выпавшую в ходе боя упаковку лекарства.

– Кое-чему научился, гнида, – усмехнулся Максим.

Он повернулся к командиру, хотел было добавить еще что-то шутейно-бодрое, но Николай неожиданно подсек ноги Максима и отработанным броском отшвырнул его в сторону. И тут же выстрелил из помповика. Два выстрела не слились в один. Пришедший в себя Генрих успел-таки выстрелить из миниатюрного «браунинга», выхваченного из потайной набедренной кобуры, пуля прошла над головой Водорезова, второй выстрел достался Генриху.

– Врага прежде обыскать надо. Даже мертвого, – заметил поднявшемуся на ноги Максиму Николай.

– Даже мертвого, – кивнул тот.

Уцелеть после выстрела из помповика с близкого расстояния нереально, даже приняв двойную дозу транквилизаторов. Генрих был мертв, его охранник мелко подрагивал, но головы при этом не поднимал.

4

Войдя в кафе, Алексей Алексеевич поморщился. Картина была впечатляющая – семеро охранников ЧОПа «Защита Люкс» были рядком выложены мордами в пол. Обезображенное выстрелом из помповика тело Генриха лежало рядом с барной стойкой.

– Опустите оружие, Николай, – обратился к Водорезову синеокий стратег.

По обе стороны от Алексея Алексеевича выросли неизменные молчаливые парни, рядом встал майор Воробьев.

– Кончайте валять дурака, гвардейцы, – сказал майор. – Дело вы свое сделали, остальное – как договаривались, – кивнул Воробьев в сторону Алексея Алексеевича.

«Стало быть, и этот в курсе…» – подумал Водорезов. Теперь все окончательно сошлось. Прибывший на место преступления майор милиции Воробьев зафиксировал лишь труп президента «Защиты Люкс», убитого в результате криминальной разборки. Николай молча отбросил в сторону помповик. Если бы он начал стрельбу, их с Максимом наверняка успели бы изрешетить очередями – у телохранителей «стратега» под пиджаками угадывались компактные пистолет-пулеметы, помповик против них, да еще и на расстоянии, применять бессмысленно.

– Таким образом – все точки расставлены, – подвел итог Алексей Алексеевич.

Майор Воробьев молча кивнул головой. Он теперь метил в полковники, никак не ниже.

– Вы даже не представляете, сколько добрых и полезных дел сделали для нас, – неожиданно улыбнулся «стратег».

И Воробьев тоже улыбнулся. Беззлобно, почти так же, как и его новый работодатель.

– А теперь прощайте! Я с вами больше не увижусь! Остальные вопросы к Никите Петровичу Воробьеву, – бросил Алексей Алексеевич и направился к выходу.

На лбу Воробьева красовался пластырь, да и по всей физиономии были заметны следы от его недавнего столкновения с гвардии рядовым Богдановым. Тем не менее именно он сумел вычислить их маршрут по подземным коммуникациям, догадался раздобыть схему.

– Я вызову вас к себе, гвардейцы, – сообщил Воробьев. – Тогда и решим финансовый вопрос и новые документы для тебя, Богданов. Надеюсь на ваше благоразумие. А теперь быстро отсюда! Вас тоже касается! Быстро поднялись и за мной. Теперь я ваш командующий!

Последние фразы были адресованы лежащим на полу боевикам «Защиты Люкс». Они, в свою очередь, не заставили себя долго ждать и незамедлительно выполнили приказ нового «командующего».

– Выходит, убив Генриха, мы вновь освободили МЕСТО ДЛЯ КОГО-ТО? – спросил Максим. – Получается, что для этого Воробьева, – тут же самому себе ответил он.

Они сидели с Водорезовым на берегу реки, пили купленную в соседнем ларьке минеральную воду, заедая ее жареным картофелем из пакетика. Отъехав километров на пятнадцать от злосчастного кафе, они наконец-то смогли уединиться и поговорить.

– Да, эта мразь использовала нас как наемников… Но Генрих в любом случае мерзавец и убийца. Твой кровник, Максим, – отозвался не слишком бодрым голосом Водорезов.

– Шутишь, командир? Мы с тобой не горцы, не знаю, как у тебя, а у меня кровников нет. Я справедливости хотел.

– Кто ж ее не хочет, Максим? Просто каждый ее под себя кроит…

– Банально выражаешься, командир. Как в плохом сериале. Ты еще напомни мне, что я не мальчик, должен понимать… Впрочем, жизнь у нас и в самом деле – как плохой сериал. Мы снова в дерьме оказались…

– Или, культурно выражаясь, в эпицентре интриг, – закончил за Максима Николай. – Тут другое дело, Богданов. Мы невольно спровоцировали в этой мафии большую чистку. Мафия, она, понимаешь ли, как всякий организм, должна периодически очищаться, точнее обновляться.

– Менять одни фигуры на другие?

– Да, – кивнул Водорезов. – И мы этому поспособствовали.

– Уничтожили Мятликова, Угря, Каляева, Генриха, – подхватил мысль Максим. – Ну на место Генриха встанет либо Воробьев, либо его послушный ставленник-агент, на место Каляева – милицейский чин… А вот вместо Сторожева кто? Ведь Угорь организовал и держал все это «производство».

– Синеглазый этот больше на шестерку похож, – пожал плечами Водорезов, – такой может быть на подхвате, но возглавить все это… Не верю, этому Леше такие вещи не по плечу. А поехали-ка к Юрию Сергеевичу Яковлеву.

Полковник Яковлев встретил их у себя дома. Он только-только покинул госпиталь МВД, его состояние здоровья, кажется, нормализовалось, тренированный организм быстро сумел восстановиться, сердечный приступ оказался не опасным для жизни.

– Вы толковые ребята, – кивнул Юрий Сергеевич, выслушав их. – Поэтому наверняка поняли – все, абсолютно все повязаны. МВД, прокуратура, структуры высшей власти, чиновники от медицины. Паутина…

– Нет, не паутина. Гордиев узел, – выдвинул свое определение Водорезов. – Развязать невозможно, можно только разрубить… Значит, придется рубить.

– Кому? – уточнил полковник.

Ни Николай, ни Максим с ответом не нашлись. Они приехали к полковнику за советом, а тот сам вопросы им задает.

– Они хотят все похоронить! Раз и навсегда! «Долгострой», разумеется, прикроют. Склад «сырья» и «обработки» перенесут в более безопасное место. И продолжат в том же духе, – продолжил после паузы Юрий Сергеевич. – Все очень просто, ребята. Угорь слишком хорошо отладил бизнес – пообещал, что сумеет в результате опытов получить некий эликсир молодости. И убедил очень многих людей, обладающих большими капиталами. И властью.

– Откуда вы это знаете? – спросил Максим. – Обычная версия?

– Один умный человек сообщил. Он тоже давно копает под Угря, но без всяких успехов. Я вам про него раньше не говорил… Потому как бесполезно все это.

– Что за человек? – уточнил Водорезов.

– Пропащий человек. Смертник. Вам он не помощник. Давайте решать один раз и навсегда! Задний ход даете?

– Вы, Юрий Сергеевич, лаборатории, рефрижераторов не видели… Трупов, вырезанной семьи, которую я охранял, не видели.

– Видел, – кивнул Юрий Сергеевич. – На фотографии, правда. Но что тебе на сегодняшний день нужно, Богданов? Все твои враги мертвы – Угорь мертв, Каляев мертв, Генрих…

– Но что из этого? Найдутся другие…

– Пушкину замены нет, – вставил свое слово Водорезов. – Тарковскому, Цою, Высоцкому замены нет. Второго Евстигнеева никогда не будет. А этой сволочи всегда замена найдется.

Никто не возразил. В самом деле – сволочам переводу нет, а вот с талантливыми поэтами, кинорежиссерами, артистами ныне серьезный дефицит. Даже не с гениальными, а просто с хорошими.

– Смотри, полковник, что получается, – взял инициативу в свои руки Водорезов. – Мафия зачистила концы, убрала всех лишних. Кто остался во главе системы, созданной Угрем-Сторожевым?

– Какая разница? – неожиданно злым и раздраженным голосом отозвался Яковлев. – Я выхожу из игры, что и вам советую. У меня дочь, а у нее со здоровьем проблемы! Серьезные! Вот это меня волнует… Ну что нам еще нужно? Угорь мертв, возглавить столь крупное «предприятие» очень непросто. Не исключено, что все само собой рухнет, как минимум законсервируется…

– Поэтому я спросил, кто станет во главе? – настаивал Николай.

– Понятия не имею. Этого Лешу, про которого вы рассказывали, я знаю. Не лидер. Хоть и с самого «верха», – полковник кивнул в потолок, – но лишь исполнитель.

– Я тоже так думаю, – согласился Водорезов.

– Генерал из моего министерства? Ни в коем случае, – категорическим тоном продолжил Яковлев. – Опять же на подхвате, в холуях. Как Каляев у Альфреда Степановича.

– У Альфреда Степановича, – повторил за полковником Николай. – Слушайте, а почему Сторожеву дали прозвище Угорь?

– Потому что выкручивался из самых безнадежных передряг, – ответил Яковлев. – Хитрый, умный, коварный…

– А что, если… он и сейчас сумел выкрутиться? – спросил Николай.

Полковник хмыкнул, Максим покачал головой, вопросительно посмотрел на командира.

– Да нет. Газеты писали, по телевизору труп показывали… – отозвался полковник, но не слишком уверенным тоном. – С чего ты это взял, Водорезов?

– Интуиция. Когда я беседовал с этим Лешей, шестеркой на подхвате, как ты его, Юрий Сергеевич, охарактеризовал, то несколько раз назвал покойного Альфреда Степановича уродом, мразью и козлом вонючим. Сначала просто к слову пришлось, смотрю, занервничал Леша, так я умышленно продолжил в том же духе. Сначала подумал, что он и мертвого Угря боится. А потом сообразил – а почему мертвого? Что, если Угорь весь наш разговор сейчас слушает и выводы делает?

– Тогда козла вонючего он тебе, командир, не простит, – вставил Максим.

– И это все? – спросил, чуть помолчав, Юрий Сергеевич.

– Не хотите верить? – парировал Водорезов.

– Скорее наоборот, – тяжело вздохнул полковник, – если Угорь жив… Даже не знаю…

Настроение полковника менялось чуть ли не каждые пять секунд, он то взбадривался, выпрямлял спину, то, наоборот, сутулил плечи, превращаясь в пожилого утомленного жизнью человека.

– Даже не знаю, – повторил он.

– А я знаю, – отрезал Водорезов, – если Сторожев жив, он продолжит свое черное дело. С не меньшим, а то и с куда большим успехом. А мы… Мы будем жалкими пешками в его руках. Ведь именно с нашей помощью он устранил Генриха, да и Каляева с Мятликовым. И тут же заменил их на ментовскую крышу. Он действительно очень умен и изворотлив, этот Угорь.

– Ладно, гвардейцы! – Юрий Сергеевич в очередной раз приободрился. – Если Угорь жив, то он уже не сможет легализоваться в открытую, – полковник кивнул в сторону газеты, лежащей на журнальном столе. – Официально его похоронили, поэтому скорее всего он отсидится за границей, возможно сделает пластическую операцию. Но, прежде всего, он лично эвакуирует базу. Этого он посторонним лицам доверить не сможет.

– У нас вначале был разговор о каком-то смертнике? – напомнил Максим.

– О смертнике? – усмехнулся Яковлев. – Он не совсем смертник, конечно же. Главное, терять ему нечего, а к Сторожеву личные счеты. Кровник, одним словом.

При последних словах полковник усмехнулся, но не столь бодро, как в начале фразы.