Книга: Гроб хрустальный. Версия 2.0 - Сергей Кузнецов

Но панки, отец, и не голосуют, — заметил Арсен. — А правда, что на выборах панки будут поддержать Зюганова? — спросил Андрей. — Я даже типа лозунг читал — "Папа Зю, гаси козлов!" — Я думаю, его в штабе Ельцина придумали, — сказал Ося.

Кстати о панках. Нацбол-евразиец-анархо-сатанист Ося Абрамович - это неизящно.

И он показал еще один значок, с изображением шестиконечной звезды в круге. — Наш, еврейский сатанизм, — сказал он. — Ты знаешь, что Антон ЛаВей многому научился у Бен Гуриона? Они дружили в юности. Учитывая, что Бен Гурион привел евреев в Израиль, то есть по определению мессия, нетрудно додумать остальное.

Над Дугиным уже только ленивый не стебался, но можно по-разному. Философ Дупин, закатывающий прах ментов в "лежачих полицейских" - тоже грубовато, но впечатляюще зато. Ну так Пелевин (которого тут просто до жопы прямыми цитатами и кривыми) мастер впечатления. Убитая барышня - такой аналог девочки-тусовщицы из "Брата" - разговаривает прямыми цитатами из Летова, Пелевина, "Палп фикшн", что кагбе означает не просто маркеры эпохи, но и их ээ доступность и даже истасканность: в джинсы облачились самые отсталые слои населения(с),тогда как Летов все еще играет только по кинотеатрам и дк, а у Пелевина два сборника - не так много, чтоб им все разговаривали.

— Нет, я просто люблю здесь. — Оглядев переполненную комнату, она добавила: — Это самая анархистская страна в мире. Сегодня Снежана была совсем иной: тихая, спокойная, даже рассудительная какая-то. — А ты любишь анархию? — спросил он. Я не верю в анархию, — ответила Снежана. — Просто все, что не анархия — то фашизм. И глянула заговорщицки. Глеб улыбнулся и кивнул.

— Меч в сердце, — присвистнул Ося, — нож в спину. Я в этом городе жил. Явно сатанистские дела.

Слушать Летова в 1996 году так же глупо, как БГ — в 1990-м.

Все это перемежается другой эпохой, в которую впадает ностальгически гг и в ней соответствующие маркеры - Галич, Высоцкий и самиздат. Не только это, конечно, там много про их неустроенное и при этом тепличное поколение (к чему, собственно, и привязана цитата из СЕ про котят и утят). Еще из интересного. Тут есть такой абзац

В комнате Глеб пересказывал Абрамову статью из «Комсомолки» про питерский «эфир»: такой номер, туда люди звонят и говорят все вместе. Обычно звонили и выкрикивали свой телефон — мол, позвони мне. Почему-то именно это нравилось Глебу больше всего: в эфире от людей остаются одни цифры, говорил он. Красуясь перед Оксаной, делающей вид, что не обращает на него внимания, многозначительно прочитал из Бродского: В будущем цифры развеют мрак Цифры не умира. Только меняют порядок как Телефонные номера

Я просто до сих пор помню книжку про советских хиппи (не только питерских), которая лежала в сети, а потом куда-то девалась и я забыла название. Вот там было про это "эфир", Черную речку и почему-то про белого спелеолога. Напомните, если вдруг кто.

Главный герой "Гроба хрустального" Глеб тоже считает, что надо постараться и вспомнить, и соединить кусочки разбитой истории - пусть получится мозаика, но пусть появится картинка. Он ходит между одноклассниками и коллегами по редакции первого виртуально-реального журнала, задает вопросы, запоминает ответы. Тянет ниточки, выуживает воспоминания у себя самого и у других. Соединяет, соединяет - это редкость после того, как в перестройку все посыпалось и поломалось, развалилось, почти исчезло. Но вот не исчезло, получается. Глеб восстанавливает прошлое и открывает правду настоящего, а Кузнецов фиксирует прошлое и таким образом оставляет нам память о временах, когда "все переворотилось и только укладывается".

С удивлением обнаружила, что мой отзыв будет первым. А я-то думала, что сюда уже забрели динозавры вроде меня с криками: помню аську! фидо форева! Не очень популярный роман, получается. Да и понятно, почему. Как именно все уложилось, мы теперь знаем. Ах ребята, выпускники 84-го, ну и накосячили же вы тогда... Точнее... мы тогда.

"Гроб хрустальный" - второй роман Сергея Кузнецова из детективной трилогии о девяностых, начатой "Семью лепестками". На этот раз на смену наполненной наркотиками рэйв-культуре 1994 года приходит культура Интернета и математических школ. Мышь и монитор заменяют героям романа косяк травы и марку ЛСД.

Впервые детективный роман о Сети написан одним из старожилов русского Интернета, человеком, который знает Сеть не понаслышке. Подключись к 1996 году.