Электронная библиотека » Сергей Рокотов » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Час Совы"


  • Текст добавлен: 28 октября 2013, 14:31


Автор книги: Сергей Рокотов


Жанр: Боевики: Прочее, Боевики


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Сергей Рокотов
Час Совы

1

Октябрь 1999 г.

Октябрь девяносто девятого года в поселке Дорофеево, находящемся в ста с лишним километрах от Москвы неподалеку от Александрова, как и во всей Средней России, выдался солнечным, ясным и погожим. Обитатели поселка молили Бога, чтобы эта благодать продержалась хотя бы до октябрьских праздников…

Места тут были живописные – леса, поля, речка, озера… И люди были под стать местам – веселые, певучие, хлебосольные… Вот и сегодня местный коренной житель по кличке Дристан проснулся в прекрасном расположении духа. Вчерашний вечер он хорошенько провел за добрым самогоном с добрыми людьми на лоне природы, да и сегодня намеревался провести время ничуть не хуже. Впереди хороший погожий денек, впереди доброе похмелье. Несколько портило настроение то обстоятельство, что в кармане у него было всего-то тридцать две копейки, но и это не беда для хорошего человека. Вчера он угощал, сегодня его угостят… Просыпался Дристан, как всегда, с петухами, раньше всех в поселке. Потянулся он со смаком, слегка помочил лицо холодной водицей и проскользнул на улицу, пока жена не проснулась и, схватив его за рукав ватника, не помешала хорошо начинающемуся дню… А даже если бы она задала свой глупый вопрос, куда, мол ты прешься в такую рань, он бы нашел что ответить – иду, мол, живность проверить, как она там, потому что работал Дристан скотником, то есть человеком, надзирающим за живностью…

Вышел он на улицу – было ещё совсем темно. Но и темнота не повод для плохого настроения. Он прошел немного, и решил спеть веселую песню.

«Жила-была бабка возле синя моря, захотела бабка искупаться в море, и купила бабка три пуда мочала, эта песня заебись, начинай сначала…»

Хотел было Дристан начать второй куплет, но тут вдруг его нога в кирзовом сапоге наткнулась на какое-то препятствие. Что такое? На земле лицом вниз лежал человек. Кто таков? Человек был одет в куртку защитного цвета, какие-то темные брюки и сапоги. Озираясь по сторонам, Дристан аккуратно перевернул лежавшего на спину.

– Ить это Вован! – провозгласил он, словно желая своим громким словом пробудить себя от дурного сна. Поглядел ещё с полминуты и подтвердил сам перед собой свои слова: – Точно, Вован! А голова-то вся в крови! Эх-ма!

Сказал он вслух свое веское слово, но от этого ничего не переменилось, сон очевидно оказывался явью, и труп так и продолжал лежать на земле. Открытые остекленевшие глаза, искаженное лицо, лоб весь в крови…

Стоял Дристан и тупо глядел на труп. Трудно сказать, чтобы ему было очень жалко покойника. Хотя, в принципе, был он человеком жалостливым – жалел всякую божью тварь, будь то собака, кошка или даже лягушка… А вот Вована Сапрыкина ему жалко почему-то не было… Противно было и гнусно на душе. И песню веселую петь больше не хотелось…

Вован не был коренным жителем поселка Дорофеева. Пришлым он был человеком… Появился Вован, молодой крепкий парняга лет двадцати пяти от роду в поселке примерно год назад, прошлым летом, когда на окраине Дорофеева начал строиться добротный кирпичный двухэтажный дом. Приехали строители, с умом бойко взялись за дело. Дристан свой, так называемый хозблок, сколоченный из всяких дрянных отходов, строил куда дольше, чем возводился этот дом. Вован руководил строительством, а когда строительство закончилось, остался жить в этом доме, обнесенным двухметровым частоколом. Завел себе собаку, здоровенную кавказскую овчарку, посадил её на цепь около дома и зажил своей, в общем-то никому не ведомой жизнью. Не то, чтобы он так уж сторонился коренных обитателей поселка, просто слишком уж разные у них были интересы и проблемы. Таких домов в поселке отродясь не было – бедновато жили дорофеевцы. Иногда Вован выходил из дома, балакал с односельчанами о том, о сем, о дороговизне, о зарплате, о всякой всячине. Несколько раз выпивал с соседями, пару раз сходил на охоту и раза три на рыбалку. Но на конкретные вопросы отвечал неохотно. Говорил, что отслужил армию, призаработал деньжат и решил осесть где-нибудь в глубинке, на природе. Вот и облюбовал себе поселок Дорофеево. Человек он молодой, неженатый, заботами не обремененный… Несколько раз видели сельчане, как из дома поутру выходили молодые девки и шли к дороге попутку ловить…

Короче, надышался Вован свежим лесным воздухом всласть…

Призадумался Дристан, почесал свою буйную голову… И тут увидел вдалеке местную достопримечательность по кличке Сова. Шествовала к нему Сова в своей ярко-желтой шубейке, с вылезающими наружу клочьями черной цигейки, с которой она расставалась разве только жарким летом, когда она щеголяла в цветастых длинных платьях, надетых одно на другое. Сова жила в поселке уже лет десять, обитала в самой дрянной избушке на окраине Дорофеева. А жила эта самая Сова поездным нищенством, дефилировала между Москвой и Александровым, Александровым и Ярославлем. А имени-отчества её никто не знал. Сова и Сова…

– Здорово ночевал, дядька Дристан, – приветствовала его старуха. На ней кроме желтой шубы была черная плюшевая кепка с огромным козырьком и круглые очки.

– Здорово, Сова, – продолжая глядеть на труп, проговорил Дристан.

– Эге, что это за дела такие? – выпучила глаза Сова. – Никак, мертвяк?

– Он самый, – торжественно провозгласил Дристан. – Мертвее не бывает. Вован Сапрыкин собственной персоной…

– Никак, подох? – равнодушным голосом уточнила Сова, кашлянула и отхаркнула прямо рядом с трупом.

– Подох, как пить дать, – деловито подтвердил Дристан. – И похоже, насильственной смертью, – выразился он по-научному. – Видать, по башке от кого-то схлопотал, гляди, вся в крови…

– Твоя правда, весь лобешник в крови. Эки дела никудышные, – неодобрительно покачала головой Сова. – Дела гнойные, – согласился Дристан. – Пойду к Юртайкину, сообщение сделаю. Случай сурьезный, – напустил он на себя важный вид.

– Сообщение непременно надо сделать, – сказала Сова. – Шуруй, дядька Дристан. Тут недалече до милиции, всего-то километра три, ноги у тебя ещё крепкие, мосластые… А я пойду, по-старушечьи, помяну усопшего…

– Есть чем? – пытаясь сохранить достоинство, спросил Дристан.

– Имеется в наличии кое-что. Вчерась в электричке мне один добрый человечек сотенную поднес за мою старость и лишения, мной перенесенные. А мне что? Купила пару поллитровок, закусончика там кое-какого, ну там, сырку, колбаски… А выпить-то не с кем… Не люблю одна, куражу нет. Пойду… А то присоединяйся, если желание имеешь…

Призадумался Дристан. Соблазн был велик и могуч. В конце концов, до халупы Совы тут недалече, ещё совсем рано, и он успеет быстро похмелиться и мухой долететь до отделения милиции к участковому Юртайкину.

– Пошли! – соблаговолил согласиться он, махнув своей заскорузлой, пропахшей навозом рукой, и они зашагали к обиталищу Совы.

… Дристан был человеком мало имущим, но, как и все обитатели Дорофеева на антураж жилища Совы глядел свысока. Больно уж бедно жила старушонка… Просто-таки даже неприлично. Прокопченный стол, пара сломанных стульев, да сундук в углу комнатки… И больше ничего…

Зато вот угощение на столе у Совы сегодня было, прямо скажем, знатное. Пара поллитровок, нарезанные сыр и колбаса, черный хлеб, огурцы и помидоры.

Сова разлила жидкость по двум грязным стаканам.

– Помянем усопшего! – провозгласила она.

Дристан чинно поднял свой стакан и махнул его залпом, до дна. Выпил, крякнул. Понюхал кусочек колбасы и лишь затем стал его жевать обломками зубов.

– Хорошо пошла, – заметил он.

После второго стакана он решил, как и положено культурным людям, развлечься приятной беседой.

– Давненько у нас в Дорофееве такого не было, – констатировал он. – Помнится, лет десять назад тоже труп нашли с проломленной башкой, а с тех пор ни-ни… Ты тогда у нас жила, Сова, или ещё нет?

– А я и не помню, жила, не жила, какая разница? – прошамкала Сова, высасывая мякоть из помидора.

– Да…, – Дристан вытащил из кармана бычок «Примы» и закурил. – А ты, бают мужички, тетка богатая, Сова… Нынче кто нищенствует, больше получает, чем человек трудовой, работящий, как я, например… Ты, небось с кажного поезда изрядный куш снимаешь… И без разовой сторублевочки сыто живешь, куда только денежки деваешь, кумекаем мы, мужички, промежду собой… – Эх, дядька Дристан, – вздохнула Сова. – Если бы все те денежки в мой карман шли… – Рэкет? – понимающе спросил Дристан, хмуря мохнатые брови. – Он самый, – вздохнула Сова ещё тяжелее.

– Да…, – многозначительно произнес Дристан. – Экая жизнь пошла гнойная… Даже нищенство рэкетом облагается… То ли дело раньше жили… А что это у тебя синяк какой-то на подбородке? Никак, поднесли?

– А ты как думал? Говорю тебе, дядька Дристан, заработок наш очень даже нелегкий… Можно сказать, даже с риском для жизни сопряженный…

– Да… Вот дела-то творятся на белом свете… Ну ладно, давай наливай ещё по одной…

… Очнулся Дристан лежащим на громадном старухином сундуке. Вскочил, потер голову, машинально взглянул на стол. В бутылке на донышке оставалось ещё немного беленькой. Прямо из горла вылил себе в рот и выскочил на улицу. Сова сидела на кривобокой скамейке около своего обиталища и смолила «беломорину», бесконечно мелко сплевывая перед своими чудовищных размеров валенками с калошами. – Времени-то сколько? – спросил Дристан. – Часов не имеем, – пыхнула дымом Сова. – Не разжились пока. Но по солнышку кумекаю, никак не меньше двенадцати… – Ах ты, мать твою, – схватился за голову Дристан. Экая незадача! Про труп давно уж, небось, начальству кто-то другой сообщил. – Побег я! – крикнул он. – А куда ты? А то ещё сообразим… Деньжат немного имеется, похмелиться надо бы… – Куда, куда? Про труп сообщение делать, вот куда! – Какой такой труп? Аль офонарел ты с перепою, дядька Дристан? – Про труп Вована Сапрыкина! – обозлился на её тупость Дристан. – Который мы с тобой утром видели!

– Совсем офонарел, – покачала Сова головой в плюшевой кепке. – Какой такой труп?

Но Дристан не слушал её, он на всех порах мчался к тому месту, где остался лежать труп…

Навстречу ему шагал председатель поссовета Михалыч, как всегда чем-то озабоченный и удрученный. – Опять прогуливаешь, Дресвянников? – гаркнул Михалыч, завидев шуструю фигурку Дристана, несущуюся в разгар рабочего дня неизвестно куда. – А труп-то где? – спросил, задыхаясь, Дристан. Он как раз подбегал к тому самому месту, где утром лежал труп.

– Какой труп? – насупился председатель.

– Как какой? Вована Сапрыкина труп. Вот здесь лежал. С пробитой окровавленной головой. Утром, в половине седьмого примерно. Я хотел прямо к товарищу Юртайкину, но призадержался… Дела были срочные… А вот… Где же он? – в отчаянии спрашивал и председателя и самого себя Дристан, который хотел стать героем дня, а так оплошал из-за соблазна Совы. – А труп свою пробитую башку взял подмышку и пошел своей дорогой, – сказал председатель, насупившись ещё сильнее. – Иди, проспись, Дресвянников! А я скажу директору скотного двора, чтобы он тебя, пьянчугу, уволил к едреной бабушке…

– Да святой истинный крест, был труп! – орал Дристан. – Вон Сова идет, как раз! Иди сюда, Сова! Вот, Михалыч не верит, что утром тут был труп Вована Сапрыкина, говорит, что я спьяну… А ну, подтверди… Сова уставилась на него сквозь свои круглые очки. – Какой труп? Обалдел ты, что ли, дядька Дристан? Напился у меня, проспался, приснилось ему чтой-то, выскочил, как угорелый и побег труп какой-то искать… Ой, чуден человек… Там с утреца пьяный какой-то валялся на дороге, только он живой был. – Так мы же с тобой поминать его пошли! – с пеной у рта спорил Дристан. – Кого поминать? Эка дурында ты неумная! – подивилась старуха. – Живого поминать? Это по каким таким богопротивным законам? Тот пьяный живее дедушки Ленина был, хрипел, матюгался, мы его хотели поднять, он ещё кулачьями сучить начал и даже чуть было тебе по кумполу не угодил. Я-то сослепу и не признала, кто это, Вован или кто другой… другой… Можа и Вован, тут спорить не стану…

– Иди домой, – мрачно прохрипел Дристану председатель, выпучив глаза.

Вокруг них уже собралась толпа досужих зевак. И Дристан никак не хотел выглядеть в глазах сельчан полным мудаком и пустомелей.

– А ну, пошли сей же час к кирпичному дому! – вытаращив глаза, предложил он народу. – И ежели сам Вован к нам выйдет, то тащите меня в дурдом! И тащить не надо, сам пойду.

Председатель пожал плечами и повел за собой народ к новому кирпичному дом, благо было совсем недалеко. Постучал в калитку. За ней раздался хриплый лай кавказской овчарки.

Тихо отворилась дверь. Но на пороге стоял не Вован, а какой-то совсем незнакомый человек. Высокий, кудрявый, молодой, лет двадцати семи. Вопросительно глядел на незваных гостей. – Здравствуйте, – сказал председатель. – А вы кто будете? – Я буду владелец этого дома Рыльцев Филипп Игнатович. А что такое случилось?

Председателю лицо Рыльцева показалось очень знакомым, где-то он определенно его видел. – Ничего вроде бы не случилось. – пожал плечами он. – А то пройдите в дом, познакомимся, поговорим, – предложил Рыльцев.

Председатель перешагнул порог и вошел на участок. Тут же на него рванула с цепи огромная кавказская овчарка, брызжа слюной и сверкая желтыми глазами. И хоть она была привязана так, чтобы никак не достать вошедшего, однако, было изрядно неприятно, уж больно погано и грозно было животное…

Михалыч в сопровождении хозяина вошел в дом, огляделся. Чисто, аккуратно, прибрано. Стены вагонкой отделаны, деревом пахнет… Мебель не дорогая, но новая, добротная… – А что же вы так редко у себя бываете? – спросил председатель. – Недосуг все. Дел очень много. Я по коммерческой части, торгую… Сами понимаете… Впрочем, я был, раза три был…, – словно оправдывался перед председателем хозяин дома. – А где же гражданин Сапрыкин? – задал напрямик вопрос председатель. – Вовка-то? А уехал он, – спокойно ответил Рыльцев. – Он давно собирался уехать. А я его просил, чтобы меня дождался… Вот сегодня рано утром он и уехал. Я вечером приехал, а он рано утром уехал. Надоело ему здесь без дела сидеть… Он сам-то нездешний, из Вологды он родом… После армии помог мне дом построить, пожил здесь у вас на природе с годик… Контузия у него была в армии, отдохнуть ему надо было. А природа в ваших краях ох, хороша… А теперь пора и за дело… Жить-то на что-то надо… Я ему немного приплачивал, а теперь разорился, нечем…, – улыбнулся, разводя руками, Рыльцев. И снова его лицо показалось жутко знакомым председателю. – Понятно, – тупо глядя на Рыльцева, произнес Михалыч. – А почему вас беспокоит его личность? Случилось что-то?

Председатель замялся, но Рыльцев сам вывел разговор на нужную тему.

– Понимаете, выпили мы вчера в честь моего приезда, перебрали… И он пошел с утра где-то достать самогону, у нас все кончилось… И упал лицом вниз… Приходит в седьмом часу утра, голова вся в крови… Но самогон все же принес, – рассмеялся Рыльцев. – Выпили мы с ним немного, и он уехал, машина за ним пришла, он заранее договорился. До Ярославля доедет, а там на поезд, и в родную Вологду…

– Ах вот оно что! – с облегчением вздохнул председатель. – Теперь-то все понятно… – Чайку, может быть? – предложил Рыльцев.

– Нет, нет, спасибо, мне пора, – отказался Михалыч. – Работа…

– Ну, как знаете…

… Когда захлопнулась калитка, Михалыч окинул Дристана уничтожающим взглядом и молча зашагал прочь. – Домой его проводите! – крикнул он, повернувшись на ходу двум здоровенным парнягам, возвышавшимся сзади огурцеобразной головы Дристана.

Парняг уговаривать не пришлось, они крепко схватили незадачливого Дристана под руки и препроводили его к толстухе жене. Та влепила супругу смачную оплеушину и приняла его в свои теплые объятия.

Но если бы председатель мог видеть в этот момент владельца кирпичного дома Филиппа Рыльцева, он бы, возможно и засомневался, насколько нелепы были сведения пьянчуги Дристана. Только Рыльцев проводил незваных гостей восвояси, он зашел в дом, сел за стол и так крепко сжал свою кудрявую голову руками, что она чуть не треснула. Лицо же его исказилось гримасой нечеловеческого страдания, и он глухо застонал…

Сова же и вовсе не ходила с визитом к новому обитателю поселка. Когда досужая публика гуртом повалила вслед за председателем и Дристаном, она подобрала полы своей ярко-желтой шубейки и засеменила в свою хибару. Вошла, заперла изнутри дверь на ключ, прошла в другую, совсем крохотную темную комнатушку и полезла в подвал…

2

Июль 2000 г.

Чего больше всего на свете боится человек? Он боится неизвестности… Непонятное, недосказанное страшит и тревожит его. То, что нельзя понять, осознать, то, что зыбко и туманно… Там серое студенистое нечто, там хаос, там ужас…

Филипп Рыльцев сидел на мягком диване в своей четырехкомнатной квартире на Арбате и тупо смотрел в огромный экран телевизора. Перед ним стояла бутылка виски, в хрустальной пепельнице дымилась очередная сигарета. И он знал – наступает час расплаты… Из мглистой тьмы выползают призраки…

Его не тревожили уже более полугода. И он начал было успокаиваться душой… Ему начинало казаться, что все обойдется, как это бывает с маленькими детьми, всегда верящими в счастливый конец страшной сказки… Странно, однако, устроен человек… Придумать страшную сказку, а вернее – страшную быль самому и самому же верить в её счастливый конец, надеяться и верить, что все обойдется… Однако, нет… Ему же уже двадцать восемь лет… И он должен отдавать себе отчет в том, что надо платить по счету…

А ведь всего год назад все было на самом деле легко и просто. И жизнь со всеми её житейскими радостями и проблемами была перед ним как на ладони… Как же все в корне переменилось за этот роковой год…

… Сын известного кинорежиссера и актера, народного артиста СССР Игната Рыльцева, давно уже занимался коммерцией, создавал фирмы, постоянно что-то продавал и перепродавал. Пару лет назад на одной сделке он заработал тридцать пять тысяч долларов и стал думать, на что ему их потратить. У него была двухкомнатная квартира на Юго-Западе, машина «Волга», на которой его возил шофер, так как сам Филипп водил машину очень плохо и не любил это занятие. Семьи не было, наличные деньги были… Куда девать? И тут как раз из мест, не столь отдаленных появился старый приятель Владимир Сапрыкин, Филипп поделился с ним своей радостью. Они дружили с детства – избалованный Филипп и шпанистый, драчливый Вовка. Тогда отец Филиппа пользовался большой народной любовью, и дружбы с его сыном искали многие. А он удостоил ею именно Вовку Сапрыкина, учившегося на два класса младше его. Судьба разлучила их, когда Филипп поступил в ИНЯЗ, и у него появились новые друзья а через пару лет Вовка пошел служить в армию. Отслужив, как положено, погулял с годик и снова покинул дом родной, теперь уже на четыре годика за злостное хулиганство с нанесением телесных повреждений средней тяжести. И вот он снова здесь, теперь уже в отдельной квартире Филиппа около метро «Юго-Западная». Вовка предложил Филиппу свой вариант вложения денег. «Я бы на твоем месте построил дом… Где-нибудь в глуши. Я даже знаю место, служил там неподалеку в стройбате… Классные места, Филя – рыбалка, охота, грибы, ягоды, воздух… Натерпелся я, то в казармах, то на нарах… Ну тебе-то все это до фонаря, ты привык к уюту, к отдельным квартирам, дачам, и все же подумай… Ну, допустим, купишь ты хорошую тачку – грохнешь, ты же и водить-то толком не умеешь, или угонят без следа, хата у тебя есть, ну, прокатишься по миру, погуляешь, повеселишься, так это успеешь еще, вся жизнь впереди… А тут – дом, недвижимость… Лучший вклад денег. Я сам возьмусь руководить строительством, сделаем все в лучшем виде. Недалеко – верст сто с небольшим от Москвы. Захочешь – с родителями приедешь, с женой, с детьми, с друзьями, с телками. Я там тебе все устрою в лучшем виде… Ну, решайся, Филя!» И Филипп решился. Он верил своему закадычному другу, дал ему денег, и тот действительно не подвел – в короткий срок воздвиг во Владимирской области двухэтажный семикомнатный дом. Самому Филиппу удалось побывать там только три раза, совершенно не было времени…

Закрутился Филипп в своих торговых делах и глазом не успел моргнуть, как оказался в серьезных долгах, и банку был должен за кредит, а значительно большую сумму – частным лицам. А дела шли так плохо, что отдавать было нечем. И кредиторы начали угрожать…

Незадолго до этого, когда дела ещё шли вполне прилично, Филипп познакомился в Доме Кино с очаровательной девятнадцатилетней девушкой Аленой Навроцкой. Нашлась и общая тема для разговоров – их родители были немного знакомы, отец Алены был в свое время довольно известным киноактером, хоть отец Филиппа Игнат Рыльцев никогда и не снимал его в своих фильмах. Между Филиппом и Аленой завязался серьезный роман, у двадцатисемилетнего Филиппа никогда до того ничего подобного не было, обычно он расставался со своими подружками быстро, не жалея… Тут же совсем другое дело… Наивная, синеглазая Алена очаровала его не только своей красотой, но, главное – непосредственностью, искренностью суждений. Она переехала жить в его квартиру на Юго-Западной, они проводили там чудесные дни и ночи… А потом они серьезно поссорились, и она снова ушла жить к отцу. Филипп знал, что Алена в раннем детстве лишилась матери, что воспитывала её мачеха Надежда Степановна, но недавно отец разошелся с ней, в доме начался полный разброд, и за Аленой никто не следил. Когда они познакомились, она была студенткой ГИТИСа, но уже через два месяца её оттуда отчислили, и она не занималась ничем, жила то за счет отца, то за счет мачехи, то за его счет… Через месяц с небольшим после ссоры Алена вернулась к Филиппу и сообщила ему, что беременность её подходит к концу третьего месяца…

Это сообщение, мягко говоря, не порадовало Рыльцева. И не только потому, что Алена была уверена, что он женится на ней и другого варианта не допускала. Была тому и более серьезная причина. Как раз во время размолвки с Аленой, он познакомился на одной вечеринке с другой девушкой, Алисой Кружановой. И именно это обстоятельство делало притязания Алены просто катастрофическими для него. Дело в том, что Алиса была дочерью мультимиллионера, магната Павла Николаевича Кружанова, дело в том, что Алиса по уши влюбилась в Филиппа, дело в том, что он лишил её девственности, и она также забеременела от него и главное дело в том, что финансовые дела Филиппа к тому времени из сложных стали просто ужасными. Кредиторы подступали со страшной силой. Алиса рассказала о своей связи и беременности отцу, он познакомился с Филиппом и дал благословение на их брак. Он смотрел фильмы, снятые Игнатом Рыльцевым и считал для себя честью породниться с таким знаменитым человеком. Раз Алиса полюбила, так тому и быть, кандидатура жениха более, чем приличная.

Для Кружанова помочь будущему зятю было делом совершенно плевым. Пятьдесят тысяч долларов, которые Филипп оказался должен с учетом процентов одному довольно крутому и мерзкому человеку, для Кружанова представляли примерно такую величину, как для самого Филиппа металлический рубль, а то и ещё меньше. Кружанов был собственником предприятий, банков, владельцем заграничных счетов, обладателем вилл в разных странах… Это открывало потрясающие перспективы… И тут как снег на голову объявилась Алена с сообщением о почти трехмесячной беременности. Ее появление Филипп воспринял стоически, тем более, что Алена нравилась ему гораздо больше Алисы, и он успел действительно соскучиться по ней. Она снова поселилась у него, потому что, как говорила она, отец совсем спился и с ним стало совершенно невозможно жить в одной квартире… Объяснить ей о серьезных переменах в его жизни не представлялось возможным… А кредиторы наступали и наступали…

Однажды поздним вечером к нему на трех иномарках нагрянула орава головорезов, которые ворвались в его квартиру, оскорбляли на чем свет стоит, делая резкие движения растопыренными пальцами ему в лицо, и даже нанесли несколько не сильных, но унизительных тычков в область печени. И главное – объявили окончательный срок расплаты – первое ноября. К счастью, в ту ночь Алены не было дома, у отца произошел сердечный приступ, он позвонил ей, и она уехала к нему.

Филипп не знал, что ему делать. Выхода не было. Просить помощи у отца было бесполезно – Игнат Рыльцев давно уже безуспешно клянчил деньги у меценатов на свой новый фильм… Филипп позвонил Вовану, и тот уже на следующий день был дома у друга. Филипп, меряя шагами комнату и ероша свои кудри, рассказал Вовану все подробности своей многострадальной жизни, и о долгах, и о двух беременных от него женщинах. Ситуация вполне водевильная, если бы не долги в неподъемную для него сумму… – Ты должен жениться на этой Кружановой, – твердо заявил Вован, когда Филипп закончил свое скорбное повествование. – Это решит сразу все проблемы. – Да разве же я против?! – крикнул Филипп. – Только что я буду делать с Аленой? Ты же не знаешь ее! Она беременна, аборт делать поздно! Откупиться от неё невозможно, она так любит меня… И у неё никого нет, росла без матери, отец теперь развелся и с мачехой, вырастившей её. Но и мачеха не желает ей заниматься, у неё глубокая депрессия… А если я буду настаивать на женитьбе с Алисой, Алена же пойдет и все расскажет… В какой ситуации я окажусь? Этот Кружанов очень серьезный человек, да ты сам знаешь, о нем постоянно в газетах пишут… И ему объявят, что я обрюхатил почти в одно время двух девушек, одна из которых его единственная дочь? Да он и разбираться с такой мелочью, как я, не станет. Сдался ему такой зять! Он просто плюнет мне в глаза и выставит вон. А своего внука они окружат роскошью – будут купать в молоке и кормить с золота… А мужа Алисе найдут любого, какого она только пожелает…

Вован призадумался. – Поговорить откровенно с этой… Аленой никак нельзя? – уточнил он.

– Исключено на сто процентов. Она обязательно пойдет домой к Алисе…

– А просто выставить её вон? Были же вы в ссоре полтора месяца…

– Она в курсе про Кружанову… Кто-то ей уже нашептал. Но я разуверил её, сказал, что все это чушь, что я никакого отношения к Алисе не имею… Но если я её выставлю, она знает, куда ей пойти… Такой характер…

И тогда Вован предложил планчик. Излагал он спокойно, медленным тоном, причмокивая и небрежно покуривая. Как будто он готовил план кражи яблок с соседского сада и их последующей продажи на местном рынке… А ведь речь-то шла… Речь-то шла…

– Ты обалдел…, – прошептал Филипп. – Ты обалдел, что ты такое говоришь? – Как знаешь, Филя, – пожал плечами Вован. – Дело твое. Я, разумеется, за тебя буду стоять до последнего, но что я против стольких? Да ведь ты на самом деле должен бабки, значит дело чести их отдать. А как только женишься на Кружановой, введешь тестя в курс дела, он тебе их мигом даст… А так ведь ухлопают почем зря, в наше время и не из-за таких сумм убивают… Жуткая сумма – только одному кредитору пятьдесят штук баксов должен, обалдеть! Так что мой планчик – это лишь борьба за выживание… Время такое жестокое… Лютое время… Или ты, или тебя… Естественный отбор… Я нахлебался всласть, разных людей видел… И жизнь знаю получше тебя…

Именно в эту минуту раздались два телефонных звонка. Первый от представителей злобного кредитора, полный грязного мата и угроз, второй от Алисы, щебечущей о их будущей свадьбе, об их ребенке, о свадебном путешествии и подарках, которые готовит им Кружанов.

– Он подарит нам квартиру, Филенька, – ворковал в трубке ангельский голосок Алисы. – В тихом центре, четырехкомнатную… А насчет путешествия, я хотела посоветоваться с тобой, куда нам лучше поехать – на Гавайи или на Мальдивы… А может быть, махнем на остров Бали, там, говорят, что-то потрясающее… Или в Южную Африку…

– Ты должна учесть свое состояние, дорогая, – строго заметил Филипп. – По-моему, имело бы смысл поехать куда-нибудь в Европу, поближе…

– Нет, мне так хочется чего-то экзотического, – возражала Алиса.

– Ладно. Еще будет время подумать, – кротко произнес Филипп. – Завтра я у тебя… Пока… Еду на работу! Целую!

Вован многозначительно, исподлобья глядел на друга. Филипп закурил и стал молча шагать по комнате взад-вперед.

Бог, как говорится, любит троицу. А дьявол? Вопрос решил третий звонок. На проводе была Алена.

– Филя, – серьезным голосом произнесла она. – Извини за просьбу, но папе очень нужно одно лекарство, а ни у него, ни у меня нет денег. Ты не мог бы одолжить ему полторы тысячи рублей? Это ненадолго, он обязательно скоро отдаст… – Я дам, – тихо ответил Филипп, пристальным странным взглядом глядя на курящего с притворно равнодушным видом Вована. – Конечно, я дам… Ты когда будешь?

– Наверное, завтра, ему ещё так плохо… Но если ты можешь помочь, приезжай к нам сам… Отец тебе будет очень благодарен…

– Приеду, Аленушка, – ещё тише произнес Филипп и положил трубку. И Вован посмотрел на него ещё многозначительнее. – Ну? – спросил он.

И Филипп едва заметно утвердительно кивнул головой.

План, по мнению Вована, был прост и гениален. Задачей Филиппа было выманить Алену из Москвы, приехать в Александров на электричке, а там… Остальное устроит он… – Все делаю по дружбе, бескорыстно, – сказал Вован. – Ну а уж если, когда разбогатеешь, захочешь отблагодарить – твое дело… А не захочешь, так и не надо… – Хорошо, хорошо, – вдруг дико занервничал Филипп. – Ну решились, так что? Надо же все хорошенько обдумать…

– Приезжаете в Александров, на площади берете частника. Меня берете. По дороге я выкидываю тебя из машины, бью для вида, увожу её и… Остальное – мое дело… – А я? – А ты пробираешься к своему дому, сидишь там и ждешь меня с радостной вестью об освобождении. Вот и все, что ты будешь делать… – А почему бы мне после того, как ты меня выкинешь, не обратиться в милицию? Так будет вернее… – А потому что они таких лохов, как ты, раскусят вмиг… А потом расколят, и ты выдашь меня. И загудим с тобой на пару в дом родной, Филипп Игнатович… – Так зачем же тогда выкидывать меня из машины? – недоумевал Филипп. – Какой в этом смысл?

– А это только из сочувствия к тебе, чтобы ты всего этого не видел, – хмыкнул Вован. – Зрелище не для слабонервных, сам должен понимать…

– Нет, не пойдет, не пойдет! – закричал, махая руками, Филипп. – Это какой-то собачий бред! А почему нельзя, например, здесь, в Москве? В подъезде, например…, – процедил он, глядя в сторону. – Можно, – согласился Вован. – Только тогда ты сам, я-то тебе зачем? Спрячься с пистолетом в собственном подъезде или в её, время выжди, когда она появится, и чтобы никто ни тебя, ни её не видел… Ты же мал, как букашка, как тебя приметить? Или ты будешь там стоять в спецназовской шапочке на потеху жителям подъезда? А, кстати, важный вопрос – ты стрелять из пистолета умеешь? Я, например, умею, но плохо, боюсь промазать, а ты, полагаю, и вообще никогда пистолет в руках не держал… Тогда можно ножом… Пырнул под ребра и бежать… И, главное, чтобы никто не заметил… Это, дружище, просто только на экране телевизора… Там профессионалы работают, а ты лох… И я лох… Но там, в темноте, в лесу, я сумею… Кое-какой опыт есть, четыре годика зоны за спиной, там всякое бывало… Ты же не сумеешь и там, – подвел итог Вован. – Соглашайся со мной, не пожалеешь… – Хорошо, а когда она исчезнет, отец-то в милицию пойдет, вывесят её фотографии… – И никогда её не найдут, – вздохнул Вован. – Знаешь, сколько людей у нас бесследно пропадает? А шансов на то, что кто-то заметит вас на вокзале, в электричке, очень мало… Риск, разумеется, кое-какой есть, но, сам знаешь, кто не рискует, тот не пьет шампанское… А ты больше рискуешь ничего не делая, не только шампанского, но и воды сырой не напьешься, твой кредитор тебя кровью твоей собственной напоит досыта… – К тому же, полагаю, никто её и искать не станет, – охотно добавил сам Филипп, побледневший от разговора о его собственной крови. – Отец её просто придуривается со своим сердечным приступом. Знаю я его приступы. Запоями они называются. А мачеха от этой семьи просто отказалась, когда её папаша с ней развелся, мне сама Алена рассказывала… Он теперь на какой-то молодой шлюхе собирается жениться по примеру моего старого дурака, меняющего жен, как перчатки… Он даже не в курсе, что его дочь беременна.


Страницы книги >> 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации