Текст книги "Путешествие Иеро"

Стерлинг ЛАНЬЕ
ПУТЕШЕСТВИЕ ИЕРО

ГЛАВА 1. ЗНАК РЫБОЛОВНОГО КРЮЧКА

«Не человек, а дубина стоеросовая, – размышлял Иеро, покачиваясь в седле. – Здоровый, энергичный и слишком важный. К тому же, – добавил он в список своих отрицательных качеств, – из тех парней, что сперва рубят, а думают потом.»

Под его ягодицами ритмично вздымалась и опадала спина крупного лорса по кличке Клоц, который бежал иноходью по грязной дороге, пытаясь иногда ухватить пучок молодых листьев с ближайших деревьев. Его толстые, выпяченные наружу губы были прекрасно приспособлены для этой цели.

Пер Иеро Дистин, священник-заклинатель второй степени, Страж Границы и киллмен, отбросил свои бесплодные размышления и выпрямился, оперевшись ладонью о высокую луку седла. Лорс, перестав хватать листья, вдруг фыркнул, остановился и тревожно замер, высоко задирая разлапистые рога. Хотя сейчас их отростки были мягкими, огромный черный зверь, превосходивший размерами и мощью любую породу давно вымерших лошадей, являлся смертельно опасным бойцом. В этот период, когда ветвистая поросль рогов еще не отвердела, главным оружием Клоца оставались острые тяжелые копыта.

Иеро, сдерживая скакуна, чутко прислушался. Впереди нарастали смутный гул и рев, превращаясь в громкий топот, от которого, наконец, сотряслась земля. И всаднику, и лорсу были хорошо знакомы эти звуки: хотя еще стоял август, стада баферов уже начали свою осеннюю миграцию с севера в южные края, как они делали это бессчетное количество лет. Священник попытался разглядеть животных сквозь плотную стену лиственниц, пальм и ольхи, которыми заросла обочина тракта. Стволы деревьев и кустарник ограничивали обзор, но доносившиеся до путников звуки становились все отчетливей и сильнее.

Наконец Иеро решил положиться на чутье Клоца, который мог инстинктивно определить, куда направляется стадо. Им угрожала немалая опасность, если бы они очутились перед фронтом огромного скопища быков, не имея возможности убраться с их пути. Баферы не считались особенно зловредными тварями, но, кроме огня и неприступных гор, ничто не могло их остановить.

Лорс забеспокоился, чувствуя, что они оказались в опасном месте в опасное время. Иеро решил не медлить дольше и, свернув с тракта на юг, положился на Клоца, предоставив ему выбирать дорогу.

Едва они расстались с трактом, священник обернулся: стадо, бесконечный поток бурых тел и огромных косматых голов, увенчанных острыми рогами, проламывалось через подлесок на дорогу. Рев и топот животных стали теперь оглушающими; во главе их, яростно фыркая, мчались огромные быки.

Стиснув коленями косматые бока лорса, Иеро отдал ментальный приказ. «Беги, парень, не медли! Ищи безопасное место, не то нас растопчут!»

Клоц рысью рванулся вперед, его большое мощное тело двигалось на удивление быстро. Огромное животное мчалось по лесу, уклоняясь от древесных ветвей и кустарника, но всаднику, который трясся на его спине, приходилось труднее; он внимательно следил за крупными ветками, способными вышибить его из седла.

Высокие сапоги, куртка и штаны из оленьей кожи являлись надежной защитой от тонких ветвей, хлеставших по ногам и плечам. Голова Иеро оставалась непокрытой, но в одной из сумок, притороченных к седлу, лежали кожаный подшлемник и медный шлем. Он поднял руку, прикрывая лицо, и мысленно пришпорил лорса. Могучий зверь увеличил скорость; раздражение поднималось в нем, и мозг Иеро ощутил эту волну ярости.

«Прости старина, если мешаю делать твою работу», – мягко подумал он. Ни одна домашняя тварь не была так предана людям, как лорсы. Выведенные много поколений назад путем направленных мутаций гигантского дикого лося, уцелевшего после Смерти, они сделались прекрасными боевыми и верховыми животными. Стада их в Аббатствах тщательно охранялись, а высоко ценимых производителей продавали на сторону с большой неохотой и в самых редких случаях. Однако ментальная чувствительность и ум сочетались у лорсов с упрямой независимостью и капризностью нрава, которую никто не мог преодолеть; специалисты Аббатств все еще продолжали селекционные работы с ними.

Внезапно Иеро выругался и хлопнул себя по лбу: атаковавшие его тучи москитов и веером взлетевшие брызги подсказали, что Клоц устремился в болото. Рев животных за спиной стал затихать – баферы не любили воду, хотя при необходимости могли проплыть несколько миль.

Иеро тоже не питал пристрастия к грязным болотным лужам. Он подал сигнал «стой!», слегка сжав ногами лорсиные бока, и Клоц остановился. Зверь тяжело дышал.

– Ах ты, неслух, – произнес Иеро, ласково потрепав шею скакуна.

Вокруг них темнели озерца и лужи, сливаясь впереди в довольно большой водоем с топкими пологими берегами. Путники остановились на скалистом мыске, загроможденном хаосом древесных стволов, принесенных в последнее половодье. Здесь царила тишина; топот стихал, еле слышный шум стада удалялся к востоку. Маленькая птичка с темном оперении проскользнула вниз по упавшему стволу. Бурые сосны и похожие на зеленые свечки кипарисы вставали прямо из вод, затеняя лучи солнца и придавая пейзажу сумрачную угрюмоватую торжественность. Облака мошкары роились над головой; спасаясь от них, священник начал обмахиваться сломанной ветвью. Лорс топал ногами и недовольно фыркал.

Рябь на антрацитовом озерном зеркале – вот что их спасло. Хотя Иеро обладал превосходной реакцией, борьба с насекомыми поглощала все его внимание, и лишь случайный взгляд, скользнувший по стеклянистой глади водоема, заставил его насторожиться. Две расходившиеся полосы от какого-то предмета, что в полном безмолвии двигался под поверхностью вод, стремительно приближаясь к скакуну и всаднику.

– Беги! – крикнул он, пришпоривая лорса. Зверь рванулся вперед, так что между ними и берегом пролегло уже добрых десять футов, когда бронированная башка снапера показалась из воды.

Сражаться было делом бессмысленным. Метатель, висевший в чехле за спиной Иеро, а тем более его копье и меч – бесполезные игрушки против взрослого снапера. Клоц тоже чувствовал это, несмотря на всю свою силу и постоянную готовность к драке в любое время дня и ночи.

Отвратительная голова монстра достигала четырех футов в длину и трех в ширину. Припав на мгновение к земле, гигантская черепаха тут же стремительно рванулась вперед, царапая когтями неподатливый камень и расшвыривая загромождавшие берег бревна. Янтарные глаза чудовища сверкали, вода потоками струилась с выпуклого, зазубренного по краям панциря. Хотя монстр весил не меньше трех тонн, движения его казались на удивление проворными. До Смерти вес предков этих тварей составлял не больше шестидесяти пяти фунтов, но с тех пор они чудовищно выросли, сделавшись грозой озер и водоемов. Даже Народ Плотины, для коего вода являлась самой привычной обителью, опасался их.

Все же, каким бы быстрым ни был снапер, он не мог состязаться на суше с перепуганным лорсом. Клоц сломя голову ринулся прочь с болота, и когда монстр вылез на скалистый гребень мыска, лорс и его всадник уже мчались на сотню футов впереди, разбрызгивая воду в лужах и направляясь к дороге, по которой ехали ранее. Близорукий, как все представители его вида, снапер мог разглядеть только мелькающую впереди точку. Он с громким щелканьем захлопнул пасть, разочарованно наблюдая исчезавшей в зарослях добычей.

Как только беглецы достигли сухого участка, Иеро вытер пот со лба, натянул поводья и прислушался: слабые звуки – топот и рев баферов – удалялись на юго-восток. Его дорога лежала в том же направлении, а потому, не колеблясь, он погнал лорса прямо за мигрирующим стадом. Оба они – и человек, и зверь – были потрясены своей неосторожностью. А в год от рождества Христова семь тысяч четыреста семьдесят шестой потеря бдительности стоила дорого.

Иеро опять ехал по тракту, который незадолго перед тем покинул, уступая дорогу баферам. Всадник и скакун двигались неторопливо, чтобы не потревожить бегущих в арьергарде самок с телятами и старых ослабевших быков. Баферы ушли далеко вперед, но над дорогой в безветренном воздухе все еще витал тяжелый запах стада, почва была истоптана тысячами копыт, а ветви на деревьях обломаны. Смрад, исходивший от многочисленных куч помета, перебивал все другие запахи; и человек, и лорс ощущали неуверенность, так как привыкли полагаться на свое великолепное чутье ничуть не меньше, чем на зрение и слух.

Священник, однако, решил ехать за стадом, прикинув, что оно невелико, всего лишь тысячи две голов. Странствие вслед за могучими животными отчасти гарантировало от опасностей, которыми полнился зеленый океан Тайга. Правда, и тут был риск – в Тайге беда подстерегала всюду – но осторожный и опытный путник всегда предпочтет меньшую опасность большей. К этим малым опасностям относились хищники, тянувшиеся за стадом и пожиравшие раненых и старых животных, а также неокрепший молодняк. Сейчас на дороге перед Иеро маячила пара больших серых волков, которые то и дело с рычание поворачивали к нему оскаленные пасти. Несмотря на резкую мутацию животных и растительных форм, невзирая на огромные перемены в окружающем мире, волки остались практически прежними. Казалось, они относятся к тем немногим существам, которые упорно сопротивляются спонтанным генетическим изменениям, и это выглядело едва ли ни чудом; волки, пластичность генов которых позволила вывести в древние времена сотни пород собак, смогли сохранить после Смерти свой основной тип. Они, однако, сделались умнее и, по возможности, избегали столкновения с человеком – зато убивали любую домашнюю собаку, которую могли обнаружить, выслеживая ее с дьявольским упорством и терпением. Поэтому обитатели Тайга держали своих собак при дворах, надежно запирая их на ночь.

Иеро, будучи священником и заклинателем – а, следовательно, человеком ученым – превосходно все это знал. Он знал и то, что волки не доставят ему хлопот, если они с Клоцем не дадут к тому повода. Он мог мысленно ощутить – или, как говорили в Аббатствах, «услышать» – исходившую от них эманацию ненависти; таким же даром эмпатии обладали его скакун и многие другие существа, обитавшие в лесах и водах. Впрочем, оба, и человек, м лорс, понимали, что грозящая им опасность в данном случае невелика.

Переставляя в мерной иноходи длинные ноги, Клоц двигался по следам стада, мчавшегося по дороге на расстоянии двух-трех миль от путников. Передвигаться по этому грязному разбитому тракту, на котором две повозки не разъехались бы, было тяжело, но он считался важной торговой артерией между Метсом, западной частью Канды, и востоком, куда лежал путь священника. Республика Метс, его родные края, располагалась на обширных землях с весьма нечеткими границами. Она поглотила ряд западных провинций древней Канады – Саскачеван, Манитобу и Альберту, а также изрядную часть бывшей Северо-Восточной территории. Здесь обитало ничтожное число людей по сравнению с размерами области, а потому проводить границу в старом смысле слова было бы нелепостью. К тому же граждане Республики являлись скорее этническим и религиозным сообществом, нежели национальным.

Тайг, огромный хвойный лес, который произрастал в этой части мира по крайней мере за миллион лет до Смерти, опять стал доминирующим фактором в северных землях. Он, однако, сильно изменился, включив в свой состав многие древесные породы, характерные прежде для теплых стран. Многие растения и животные погибли, исчезли полностью, но большинство выжили и адаптировались к более мягкому климату. Зимы на западе Канды были теперь сказочно мягкими; температура редко падала ниже пяти градусов Цельсия. В эту эпоху полярные шапки планеты таяли и отступали; мир стоял на грани очередного межледникового периода. Потепление было причиной резких измененений как рода людского, так и животных и окружающей среды, и этот факт являлся отправным моментом обучения в школах Аббатств. Древние книги предостерегали от последствий парникового эффекта, но пока накопилось слишком мало данных, позволявших утверждать что-то определенное. Ученые Аббатств никогда не оставляли попыток раздобыть новые сведения о прошлых веках в надежде яснее предвидеть очертания будущего – тем более, что древний ужас Смерти, несмотря на истекшие пять тысячелетий, все еще витал над миром. Догмат о том, что Смерть никогда не должна повториться снова, главенствовал во всей научной подготовке, и с этим были согласны все люди – кроме мерзавцев, объявленных вне закона, и приспешников Нечистого. Как искренне верующий священник Аббатств, Иеро частенько размышлял о проблемах прошлого – даже сейчас, когда, казалось, он просто размечтался, мерно покачиваясь в седле.

Внешность у него была эффектной, и он, не без доли тщеславия, сознавал это. Молодой человек, коренастый и крепкий, чисто выбритый, с прямыми черными волосами, кожей цвета меди и орлиным носом коренного метса… Он гордился – конечно, в разумных переделах – чистотой своего происхождения и мог без ошибки перечислить тридцать поколений предков. Впрочем, Иеро довелось испытать глубокое изумление, когда в школе Аббатств старый священник вежливо указал ему, что все истинные метсы, включая и самого отца Демеро, происходят от метисов, франко-индейских полукровок, которые в давние времена были почти бесправным меньшинством в Канаде и которых спас от Смерти уединенный образ жизни и изоляция от больших городов. После этого юный Иеро и его товарищи по обучению никогда больше не хвастались своим происхождением и кровью. Основное правило Аббатств – место человека целиком определяется его заслугами – стало для подростков новым источником внутренней гордости.

За спиной Иеро, стянутой ремнем перевязи, торчал стальной тесак, похожий на короткий массивный меч с сорокадюймовым лезвием, заточенным с одного края. Старинная вещь, изготовленная еще до Смерти; Иеро он достался в качестве награды за школьные успехи. На лезвии были выгравированы буквы и цифры: «U.S.», дата – «1917», и еще надпись «Сделано в Филадельфии»; ниже находилось изображение предмета, похожего на луковицу с листьями. Иеро знал, что его оружие являлось невероятной древностью и когда-то принадлежало воину из Соединенных Штатов, огромной империи, владевшей некогда всем Югом. Это было все, что он или кто-либо другой в Республике Метс могли поведать о корпусе морской пехоты США, сражавшемся в долгих кампаниях в Азии и Центральной Америке и полностью позабытом пять тысячелетий спустя. Но, несмотря на почтенный возраст, тесак был отличным оружием, и Иеро любил ощущать в руке его вес.

В его снаряжение также входило короткое тяжелое копье с древком из ореха и десятидюймовым стальным наконечником. Копье не было старинным; его сделал для Иеро оружейный мастер Аббатства в Саске, когда он прошел обряды Посвящения. За спиной у него висело еще одно орудие убийства, деревянный приклад которого торчал из кожаного чехла. То был метатель, заряжавшийся с дула гладкоствольный карабин, стрелявший шестидюймовыми разрывными снарядами. Оружие стоило безумно дорого; его ствол высверлили из бериллиевой бронзы, а снаряды производились вручную в маленькой мастерской, расположенной в тайном месте. Карабин был подарком отца, преподнесенным Иеро после окончания школы; его цена равнялась стоимости двадцати плащей из лучшего меха куницы. Мощное, однако не столь надежное оружие в сравнении с клинком – ведь, когда запас снарядов истощится, метатель станет бесполезной игрушкой. Но в сумке, висевшей у седла, Иеро хранил пятьдесят маленьких ракет; немногие хищные твари выжили бы после их удара. Шестидюймовый нож с костяной рукояткой, висевший в ножнах на поясе, завершал боевое снаряжение священника.

Его одежда была легкой и отлично сшитой из коричневой оленьей замши, выделанной почти так же тонко, как ткань, но более прочной. В притороченных к седлу сумках хранились меховая куртка, перчатки и зимняя обувь, запас пищи, несколько кусков меди и серебра для обмена, а также принадлежности заклинателя. Ноги Иеро обнимали кожаные сапожки с каблуками и прочными подошвами, легкие и удобные для ходьбы и бега. Символ Аббатств – крест и меч в круге – сиял серебряным блеском на его груди; прочный ремень поддерживал тяжелый медальон. На бронзовом лице путника были нанесены знаки, определявшие его ранг в иерархии Аббатств: желтый кленовый лист на лбу и под ним – две змеи, обвивающие древко копья. Эти символы считались очень древними, их ввел еще Великий Отец, первый глава Аббатств, когда впервые устанавливал систему рангов. Каждое утро Иеро возобновлял их, пользуясь красками из маленьких баночек, лежавших в его сумках. Повсюду на Севере эти символы узнавали и почитали – кроме людей, стоявших по ту сторону закона, и мерзких созданий, лемутов, отродий Смерти, которые были величайшими врагами человечества.

В свои тридцать шесть лет Иеро еще оставался холост, хотя многие мужчины в его возрасте уже являлись главами больших семейств. Он также не хотел становиться аббатом и закончить жизнь в качестве администратора высокого ранга – вот в этом-то он был совершенно уверен! Когда ему слишком надоедали с подобными вопросами, он с непроницаемым лицом заявлял, что женщины интересуют его не более, чем сапоги, сношенные три года назад. Впрочем, он не давал обета безбрачия, так как религиозные доктрины изменились вместе с природой и климатом, и целибат являлся частью погибшего прошлого. Сейчас считалось, что священники принадлежат миру, в котором они должны бороться и жить – а ведь нет ничего более мирского, чем женщина. Аббатства не были уверены, уцелел ли где-то за восточным океаном древний Рим, легендарное средоточие их веры, но даже если бы Рим еще существовал, их традиционное повиновение его Первосвященнику ушло безвозвратно, кануло в вечность вместе с искусством быстрого преодоления огромных расстояний и другими подобными знаниями.

Дружный хор птичьих голосов раздавался над головой; Иеро неторопливо ехал по разбитому тракту, прислушиваясь к пению птиц и купаясь в ярких лучах полуденного солнца. Небо было безоблачным, августовская жара – умеренной и приятной. Лорс бежал небыстрой иноходью; он мог двигаться так часами без каких-либо понуканий со стороны седока. Клоц любил своего хозяина и точно знал, насколько далеко дозволялось ему заходить в своих капризах, чтобы не вывести Иеро из терпения. Большие уши зверя слегка шевелились – звуки были источником новостей, а Клоц мог слышать шорох любой мелкой твари в лесу на расстоянии четверти мили. Но пыльная дорога, расстилавшаяся перед длинной мордой лорса и внимательными глазами всадника, была пуста. Волки исчезли, и только кучки помета напоминали о стаде баферов, мчавшемся где-то далеко впереди.

Их путь проходил через девственный лес. Многие районы Канды еще не были заселены, и многое в них оставалось совершенно неизвестным и загадочным. Наиболее отважные и предприимчивые устремлялись на новые земли; волны колонизации расходились кругами от каждого из крупных центров Аббатств, но случалось и так, что поселенцы исчезали без следа. Пионеры, отправившиеся в дикие области, утерявшие связь с центром, лишившиеся твердого руководства, пропадали таинственно и необъяснимо. Однажды какой-то лесной рейнджер – охотник или, возможно, священник, посланный пограничным Аббатством, – нашел в глухом лесу развалины домов, заросшие сорняками поля и жалкие остатки раздробленных человеческих костей. Жители ближайших районов были предупреждены об опасности, но в народе прошел слух, что священники специально сдерживают поселенцев, чтобы воспрепятствовать захвату земель в дальних лесах. Однако ни у кого не появилось даже мысли, что Аббатства сами могут быть причастны к этим трагедиям. Подобные слухи не отвечали бы реальности; секретов у Аббатств имелось немного, и они никогда не накладывали запретов на повседневную жизнь людей. Совет Аббатств повторил предостережение, призывая к осторожности в освоении новых территорий. Это, однако, не уменьшило стремления многих смельчаков к опасным скитаниям. Совет пытался строить новые Аббатства в заселяемых районах, создавая форпосты цивилизации и знания, вокруг которых могли бы сплотиться поселенцы. Однако, хотя мужчин и женщин в Канде хватало, очень немногие из них могли стать хорошими священниками и солдатами. Это была медленная работа.

Размышляя на такие темы, Иеро покачивался в высоком седле. Специальная мнемоническая тренировка помогала ему без труда запоминать все увиденное для будущего отчета. Вздымающиеся в небо сосны, большие белокорые осины, масличные пальмы, огромная куропатка, мелькнувшая среди деревьев – все было интересно священникам-регистраторам Аббатства. Еще в ранней юности будущий служитель Бога усваивал, что в жестоком и ненадежном мире лишь знание является единственным реальным оружием.

Лорс и его всадник находились сейчас на расстоянии восьми дней пути от самого восточного Аббатства Метсианской Республики. Эта южная дорога, один из основных торговых трактов, связывающих Метс с Союзом Атви, была мало известна. Иеро выбрал ее после длительных размышлений, потому что он собирался двигаться на юг и на восток одновременно, а также по той причине, что путешествие в этих краях могло дать новые сведения для исследовательских центров Аббатств.

Постепенно мысли священника обратились к его миссии. Он был лишь одним из шести добровольцев, посланных Аббатствами, и не питал никаких иллюзий относительно полученного задания; поручение было опасным. Смертельно опасным! Мир наполняли жестокие звери и еще более жестокие люди, которые не признавали никаких законов и заключили союз с темными силами и лемутами. А сами лемуты, что они такое? За свою жизнь он дважды сражался с ними; последний раз – два года назад. Свора из полусотни отвратительных обезьяноподобных тварей верхом на неоседланных полосатых собаках гигантских размеров атаковала караван на Великой восточной дороге, охраной которого он командовал. Несмотря на всю его бдительность, несмотря на то, что под его командой была сотня опытных солдат и целая армия торговцев, которые также являлись хорошими бойцами, нападение удалось отбить с большим трудом. Двадцать погибших, несколько исчезнувших повозок и ни одного пленника, ни живого, ни мертвого – вряд ли это можно было считать победой! Если лемут падал сраженным, одно из пятнистых собакоподобных созданий хватало его и уносило прочь.

Изучая лемутов долгие годы, Иеро узнал о них немало подробностей – пожалуй, не меньше, чем специалист, имеющий высший ранг Аббатства. Он знал о них достаточно, чтобы представить себе, сколь многого он еще не знает, и что в этом огромном мире существуют вещи, о которых он не имеет ни малейшего понятия.

Мысль о том, что дальнейший путь и ближайшее будущее нуждаются в изучении, заставила его притормозить лорса. Использование сил разума для дальновидения и прекогнистики, как с помощью лукинаги, так и без нее, являлось весьма опасным занятием – ведь слуги Нечистого тоже обладали телепатической мощью и способностью к восприятию невысказанных человеком слов. Не стоило гадать, что произойдет, если свора таких же монстров, как атаковавшие караван, наткнется на одинокого путника на безлюдной дороге.

Но если существовала какая-то опасность, дальновидение иногда помогало избежать ее – разумеется, если не впадать в крайности. В школе Аббатств учили: «Ваш ум, ваши знания и ваши чувства являются наилучшими помощниками, которых не заменят телепатический поиск, дальновидение и предсказание будущего. И если слишком часто прибегать к этим средствам, они могут стать очень опасными.» Это было очевидно, как Божий день. Но пер Иеро Дистин, даже без всех своих талантов заклинателя, вовсе не был беспомощным; он являлся ветераном, опытным священником-воином, и все подобные соображения давно перешли у него из области разума в разряд безошибочно действующих инстинктов.

Он направил своего лорса на север, в сторону от дороги, различив близкое сопение баферов. «Быстро они двигаются», – подумал Иеро и удивился – с чего бы?

На маленькой солнечной прогалине в сотню ярдов длиной он натянул поводья, спешился и велел Клоцу стоять тихо и наблюдать. Большому лорсу эта процедура была известна не хуже, чем всаднику; он задрал голову вверх, встряхнул своими еще неокрепшими рогами и принюхался. Тем временем Иеро извлек из седельной сумки деревянные знаки Сорока Символов, кристалл и ритуальную накидку. Набросив ее на плечи, он уселся, скрестив ноги, на мягкую подстилку из сосновых игл и принялся сосредоточенно всматриваться в кристалл. Через некоторое время его левая рука шевельнулась, ладонь легла на кучку крохотных деревянных фигурок; одновременно он начертил правой рукой знак креста перед лбом и грудью.

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – негромко произнес он. – Я, священник Божий, прошу показать мой дальнейший путь. Я, смиренный служитель человеческий, прошу помощи в моем странствовании. Я, существо земное, прошу Творца о знамении… – При этих словах он сконцентрировался, вглядываясь в кристалл и направив свои мысли на дорогу, на ее юго-восточную часть, являвшуюся ближайшей целью его путешествия.

Ясная глубина кристалла затуманилась, помутнела, наполнилась плывущей призрачной дымкой. Тысячи лет назад, еще до Смерти, антропологи двадцатого века отказывались верить собственным глазам, когда видели двух австралийских туземцев, пристально вглядывающихся в водяные лужи и обменивающихся мыслями на расстоянии сотен миль. Сейчас человек семьдесят пятого века готовился разглядеть то, что ждало его впереди в опасных странствиях.

Дымка рассеялась, и Иеро ощутил, что погружается в кристалл, как будто бы становясь его частью. Он отогнал прочь это привычное ощущение, и вдруг ему ясно представилось, что он парит в воздухе на высоте нескольких сотен футов и смотрит вниз на стадо баферов, на лес и на дорогу. В какой-то части его сознания мелькнула мысль, что на этот раз он использует глаза птицы, почти наверняка – ястреба. Возникшее перед ним изображение местности качалось взад и вперед по широкой дуге, пока он фиксировал в памяти все увиденное. Тут было озеро, южнее – река у большого болота, и мили три тракт тянулся через какие-то нагромождения валунов и каменные завалы. Они явились Иеро на краткое мгновение, и он не смог понять, что же это такое (птица не сознавала, с какой целью ее используют), но отметил, что здесь придется ехать с осторожностью. Он не держал птицу полностью под своим телепатическим контролем; это было бы трудное, почти невозможное дело. Но его сосредоточенность на предстоящем пути как бы притягивала сознание любого существа, которое видело этот путь яснее, чем он – подобно тому, как магнит притягивает железо. Если бы в небе не оказалось птицы, он увидел бы дорогу глазами белки на высоком дереве или даже глазами бафера – если бы не нашлось ничего более подходящего. Лучшими «глазами» являлись, конечно, ястребы и орлы, а так как здесь их водилось в избытке, шанс попасть в цель был достаточео велик. Их глаза не походили на человеческие, но, по крайней мере, обеспечивали бинокулярное зрение. Впрочем, разница не вызывали затруднений у человека с опытом Иеро; при нужде он мог воспользоваться глазами любого создания в лесу, в поле или в небесах.

Он заметил, что баферы двигаются быстро. На паническое бегство это не походило, но животные казались встревоженными. Волки, которых он видел раньше, не могли быть источником серьезной опасности для могучих быков. Что же их обеспокоило?

Привычным усилием воли Иеро вышел из транса и взглянул на свою левую руку. В его кулаке были зажаты две крохотные фигурки, два из сорока деревянных знаков священника-заклинателя. Он раскрыл ладонь и увидел в ней другую миниатюрную ладонь – Руку, вырезанную из дерева. Этот символ означал «друг». Иеро бросил его в кучку остальных фигурок и посмотрел на второй знак. То был маленький Рыболовный Крючок. Он медленно уронил его на кучку деревяшек, затем сложил их в кожаный мешочек, в котором хранились символы. Его опыт предсказателя-прекогниста подсказывал, что такая странная комбинация нуждается в обдумывании. Рыболовный Крючок имел несколько значений: одно из них – скрытая опасность, другое – скрытый смысл чего-либо. С добавлением других символов Крючок мог означать тайну, секрет, загадку. В сочетании с раскрытой Рукой его можно было истолковать двояко: как встречу с таинственным другом или как предостережение: «остерегайся, кажущийся другом сделает тебе зло». Все это не имело ничего общего ни с рыбой, ни с рыболовством.

С использованием лишь Сорока Символов смысл пророчества часто оставался неясным, а сама процедура – вызывающей определенный скепсис. Но, как указывали всякому начинающему предсказателю, если неясное и сомнительное временами спасало вашу жизнь или чью-то жизнь вообще, то дело, пожалуй, того стоило, не так ли? Впрочем, одаренный человек, мужчина или женщина, обладавшие нужными способностями, могли многое сделать с этими деревянными фигурками. Иеро оценивал свои собственные таланты в данной области как средние; их нельзя было сравнить с его искусством дальновидения – то есть использованием глаз различных Божьих тварей для разведки. Но символы не раз помогали ему, и священник чувствовал себя уверенней, если пользовался ими.

Когда он упаковал седельную сумку, лорс, все еще стоявший на страже, вдруг фыркнул. Иеро стремительно обернулся, его тяжелый клинок, казалось, чудом вылетел из-за пояса и, стиснутый в сильной руке замер в оборонительной позиции. Только тогда он поднял взгляд и увидел небольшого медведя.

Их порода тоже мутировала за прошедшие тысячелетия, как и большинство других животных. Сейчас перед священником находился черный медведь, и зоолог двадцатого века на первый взгляд не нашел бы никаких заметных перемен в его обличье – кроме, быть может, более выпуклого лба. Однако, хотя внешне зверь почти не изменился, в его глазах можно было явственно различить проблески разума. Медведей и раньше никто не назвал бы тупицами; теперь же они несомненно поднялись над уровнем мышления животного. Этот медведь, как заметил Иеро, подкрался один; других рядом не было.

Качнув головой, медведь встал на задние лапы; передние забавно болтались перед грудью. «Весит фунтов сто пятьдесят, – прикинул священник, – и выглядит подростком. Но не исключено, что зверь взрослый – какая-нибудь новая разновидность…» Иеро мысленно настроился на животное, с осторожностью зондируя его мозг. Мысли, которые он принял в ответ, были поразительны:

«Друг – человек друг – пища (просьба). Друг – помогать – опасность (чувство жары). Друг – медведь (имеет в виду себя) – помогать – опасность.»