Текст книги "Пир на краю вселенной"

Первые ворота хорошо известны «мужам искушенным в красноречии» и у этих ворот располагается «стоянка госпожи Маймуны», говорит автор поэмы. Маймуна олицетворяет закон «животного» начала человека, как начало пути постижения любви, через обязательное сочетание мужчины и женщины. Что соответствует Библейской заповеди к человеку – «соединиться в одну плоть». В поэме об этом говорится так: «Первая из стоянок подобна раковине жемчужницы, по форме напоминающей бобовое семя. Соедини (с ней) свой уд, о друг, и обретешь блаженство и чувство самозабвения». У этой стоянки «животного начала» нельзя долго задерживаться, так как она отражает только начало пути и постижение закона природы и заповеди творца – «соединиться в одну плоть».

Вторые врата и стоянка: «истолченных в порошок, стоянка всех искушенных в постижении. Она именуемая стоянка указаний – средоточие чувств радости и блаженства. Это стоянка не имеет себе равных для постигших и умеющих облачаться». Это стоянка и «госпожи Саламы», символизируют красоту и изящество. Они творение Мухаммада «пробужденного» в знании. В символику этого имени от первой буквы, заложены понятия «благополучие, безопасность и освобождение от недостатков». О том же благополучии человека говорится во втором Евангельском послании Иоанна, где апостол ставит полноту жизни человека в зависимость от связи с женщиной.

Третьи врата и стоянка женщины Хадиджи Великой, место пребывания избранных Пророков и место истинного удовлетворения и «полнота наслаждений». С этим именем связывается познание человека своего «я» и упразднение эгоизма. Не секрет, что при истинной любви человека к своему избраннику, устраняется всякий личный эгоизм. В поэме говорится: «Это безмерно прекрасные врата, у этих врат ты по истине обретешь удовлетворение. Близ них – Марьям (Мария мать Иисуса) Возлюбленная Аллаха, там блаженство и полнота наслаждений». В этой связи с Марией, на этой стоянке человек обретает нечто от разума (логоса), как одно из имен Иисуса.

Четвертые врата и стоянка, связана с именем Айша и символизирует такие понятия, как «источник, сущность, истинное зрение», но в главном как «живая или оживляющее знание», которое дарует вечную жизнь человеческой душе. Об этих вратах Айши, говорится в поэме: «Там, постигшие совершают круговой обход. Это врата – стоянка тайны и завершение пути познания женщин, средоточие блаженства, радостей и наслаждений, там постоянно пребывает Избранный Пророк». Об этой четвертой стоянке говорится, что она «от века и прочно утверждена» и если знание человека несовершенно, то этой стоянки ему не достичь.

Кто научится не делать различий между четырьмя вратами, назовут красноречивым, он становится способен войти внутрь Града и достичь пятой стоянки Фатимы Светозарной. Это стоянка «блаженства и полнота наслаждений, она совершенна без меры».

По одной из версий исследователей, она сопрягается с пятой женой Пророка – Сафией (чистой) и символизирует чистоту помыслов. Если четвертая стоянка и врата символизируют тайну и завершение первого кругового обхода, то с пятой стоянкой начинается новый круг и познание новых черт любви, что отражено в поэме о новых стоянках.

Весь путь познания любви в поэме, представлен крепким и «свадебным кораблем» на котором жених плывет к своей избранной невесте. В других религиозных учениях морское судно часто представлено как «корабль духов» – символ учений, оторванных от нормальной, практической жизни человека. А «корабль мертвых» символизирует аскетические учения, в которых отсутствует полнота жизни. В учении суфиев корабль носит позитивный характер и сделан он из Мирового Древа (жизни). При плохом кормчем (учителе) он может разбиться или долго кружить в плавании. Но если человек вникает в учение суфиев и в частности поэмы о «море женщин», то «тот, кто приникнет в смысл (учения), прославится. И этого знания и способа (действий) достаточно для познающего». Об этом важном, финальном понятии поэмы и ее учения, как пути человека к полноте жизни, Хамза Фансури писал: «Эта тайна от Печати Пророков снизошла к общине влюбленных, тот кто облачился в нее, обрел истинную уверенность, забыв о дольнем (земном) мире и всех существующих в нем верах.» А в тюркской поэме «Мухамедийе», которую можно отнести к репрезентации иных, более глубинных образных систем, дается образ жизни, которая нас ожидает в новом мире:

 
После смерти вам райское будет жилище!
И раздолье ж там будет насчет всякой пищи.
Зацелуют вас там сотни нимф, те есть гурий.
Что возникли из самой светлейшей лазури.
Говорят: Коль они световые созданья,
Как возможны тогда им объятья, лобзанья?
Но на этот вопрос вам готов уж ответ:
Их субстанция есть осязаемый свет,
Так что можно от них наслажденья вкушать,
Целовать, обнимать, душу негой питать.
Перед свежестью их день горит от стыда,
Перед нежностью слов их трепещет луна,
И не портят родами они своих тел,
Да и ревность друг другу, не есть их удел.
Все становятся девами каждую ночь.
Этой сладости в мыслях постигнуть не в мочь.
По пяти сотен нимф всем вам будет дано,
Да таких, что во сне не видал здесь никто.
 

Веришь ли сему? – говорят пророки истины, если нет, то они добавляют: что разрешите на земле, будет разрешено и на брачной Вечери.

БРАЧНЫЙ ПИР САМСОНА

«И брачный пир наполнился возлежащими. Царь вошел посмотреть возлежащих и увидел там человека, одетого не в брачную одежду. И говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал…»

(Евангелие от Матфея)

Когда речь идет о любви, дело не в интенсивности чувства отдельного человека или умении самому наслаждаться другим, но в заботе об этих же чувствах другого. А так же, чтобы принадлежать общей работе любви двух. Если под любовью, подразумевать быть желающим и желаемым, то это означает превращение желаний в свою судьбу и способность создавать свою судьбу. Это то, что не получилось у библейского Самсона. Он понимает любовь не как опыт целого, но как двойственность различных движений: Опыт, который хочет быть на границе – избытка и недостатка, чтобы любовь другого и любовь к другому смыкалась там, где расположено его собственное тело, жаждущее авантюры не глубоких отношений. Самсону понравилась женщина из другого племени, но он ничего не сделал, чтобы понравится ей и он упросил родителей взять ее в жены. У него не было друзей и очевидно по этой причине на свадебном пиру со стороны невесты ему избрали тридцать брачных друзей. Они не его друзья и он предложил им загадку, которая оказалась сложной и заведомо не разгадываемой. Потому что исходила не из общего культурного наследия, но от его личной жизни, которая изобиловала странностями авантюризма. Если они разгадают в семь дней пира, то получат тридцать праздничных рубашек и тридцать перемен одежд, а если нет, то они должны отдать одежды ему. Они не могли разгадать и «разгадали» по подсказке невесты. Самсон рассердился, ушел с пира и убил на дороге тридцать человек, снял с них одежды и отдал брачным друзьям. Они получили «переменные» одежды, но не новые как было обещано, а старые с чужого плеча. В этой истории с одеждами замечается прообраз зависимости человека от старых традиций прошлого, когда человек не обновляется в новых отношениях между мужчиной и женщиной. Мы все являемся «друзьями брака», когда идем к друзьям на это торжество или сами готовимся к нему. И мы можем все «семь дней» брачного пира или всю жизнь будучи брачными, так и не понять на каких основаниях этот союз бывает крепок. «В этом мире те, кто надевает одежды – избранные по одеждам. В царствии небесном одежды избранные у тех, кто наложил их на себя водой и огнем, которые очищают все место», – говорил апостол Филипп. Брак Самсона расстроился, потому что непонимание между женихом и невестой наступило уже в первый день их брачного пира. Из страха мести от своего народа, она не смогла сохранить этот, заведомо неравный союз. Виноват и Самсон, что не проявил качеств мужчины, когда ушел с брачного пира по причине не уравновешенности характера. И когда он пришел к ней второй раз, чтобы познать ее по плоти, то принес ей в подарок козленка, которого по обычаям того времени давали блуднице за соответствующую услугу. Самсон отсутствовал всего несколько дней, но ей хватило этого времени, чтобы понять, что представляет собою ее жених. Она вышла замуж за одного из брачных друзей Самсона. Следующей женщиной у Самсона была блудница, от которой он ушел сам, рано утром. Очевидно, поняв что такой тип отношений не для него. Была и другая женщина, которую он полюбил, – говорит Писание, но она тоже оказалась зависимой от местнических целей своего племени. Она много дней вопрошала у Самсона – в чем заключается сила его. Плакала и осуждала Самсона, что он не любит ее. Она знала, что он погибнет, если расскажет тайну, но продолжала допытываться, чем засвидетельствовала свою не любовь к мужу. По вине ее он погиб, так и не познав взаимной любви.

Поиск любви в избраннике может происходить через многие союзы, что можно заметить так же в истории жизни царя Давида и его связях с женами. Этот поиск не может определяться только через брак, где часто любовь вменяется в обязанность. Любовь не определяется удачливый или не удачливый опыт человека в браке, но насколько этот опыт устремлен в будущее новой жизни. Любовь как и истина едина, нам она является через множество, и так ради нас, чтобы научить нас этому единству посредством любви через множество, – говорил Филипп. Присмотримся к истории искания своего «ребра» в женах Давида. Он был муж, которого избрал Господь по сердцу Своему, утверждает Писание. Давид, как все патриархи был пастух, он вырывал из пасти медведя и льва, потерянную овцу. Сердечность Давида проявлялась во многих делах любви к ближнему. Первая жена Давида Мелхола, была дочерью царя и которая стала его женою по клятве ее отца. Она полюбила Давида, говорит Писание, но ее любовь оказалась слабой, как «ручеек», что вытекает от значения ее имени. От царственного положения она не смогла уберечь свою юную любовь к нему, что не позволило ей познать радость любви к мужу в простоте сердца и дать эту радость ему. Она принизила любовь Давида к Богу и за это лишилась радости познания любви в материнстве в продолжение всей жизни. В современной характеристике ее характера, она просто стала сварливой. Далее, Давид взял в жены Авигею, которую полюбил за ее ум и уста, через которые она помогла Давиду сберечься от мщения злому человеку. Не от этого ли опыта общения с женщиной, он не мстил за себя многим своим врагам. По значению имен последующих жен Давида, можно сделать вывод, что в жене Ахиноаме он имел нечто от «благодати»; в Аггифе – «торжество» в любви; в Маахе – «угнетение»; в Авитале – «покров»; и в Егле уже – «излишество» своего поиска. Но Давид все еще нуждался в избраннице, «кость от кости» своей. И вот он со своего балкона увидел в обнаженном виде женщину Вирсавию. Эту женщину привели к нему. В моральном учении его грех заключался в том, что когда он увидел ее в обнаженном виде и не совладел с собою. Так же он осуждается как царь, что уклонился от царских обязанностей вести войны страны лично, когда все цари были в походах, а он прогуливался по крыше царского дома. Более серьезным обвинением служит то, что Давид хотел скрыть зачатого ребенка в ней за именем ее мужа. И когда это не получилось, он посылает мужа-воина в сложные боевые условия и он погибает. На Вирсавии можно было считать, историю искания любви Давида к женщине законченной, потому что от нее продолжился род, в котором родился новый Пророк. Серьезен вопрос, почему именно от Вирсавии, а не от умной Авигеи или Аггифы, с которой испытал торжество в любви? Чтобы ответить на него, необходимо опять вспомнить первую жену Мелхолу, когда она стала женой Давида по клятве ее отца царя. Она была царица, а он пастух и несомненно над ним довлело ее царственное положение. Вирсавия от имени означает «дочь клятвы» и по которой она принадлежала другому мужчине потому, что становясь женою Урии, очевидно давала соответствующее слово верности (клятву) мужу. По слабости своего положения к царю Давиду, она не могла исполнить свое обещание мужу, а царь Давид разорвал эту клятву силою своего царственного положения, забыв что по своему рождению и духу он является пастух и пастырь слабых. Слабость положения Вирсавии к своему клятвенному слову, есть образ слабого положения человека в способности исполнять свое клятвенное слово. А Иисус учил – «не клянитесь вовсе», чтобы человек проявлял осторожность и не становился в зависимость от клятвенного слова, которое при новых обстоятельствах в жизни и новых встречах, может быть нарушено. Истинная любовь не ищет клятв в верности, что уже свидетельствуется о ее несовершенстве и предполагает возможность ее нарушения в умирании старой, и обновлении новыми чертами в новом избраннике. По любви к девушке Марии из Магдалы, Иисус изгнал из нее семь бесов и по любви к ней покрыл (забыл) ее не лучшее прошлое. Мария ответила Ему любовью, а не клятвенным словом и верностью пребывания с Ним во все дни Его жизни. Такая любовь не требует клятвенных подпорок в союзе двух. Давид разорвал клятву силой, а Иисус совершил Свое священнодействие любовью, где закон упразднился не поступком противоречащим заповеди о клятве: «дал слово – исполни», но любовью в которой не нашлось места закону. Потому в Библии не найти места описания брачного союза, основанного на клятве, но более замечается несовершенство всех браков, где предполагается действие клятвы от традиций и учений человеческих. Если в русле этой темы размышлять о числовом значении жен, то прежде вспоминаются слова, что «в воскресении не женятся и не выходят замуж», где любовью движет не клятва, но ее поиск в избраннике. То уже не покажется странным, что Давид имел других жен и наложниц, когда воцарился в Иерусалиме как царь. Прообразом земного Иерусалима, является небесный Город, куда призывается человек. Где не ставится вопрос о количестве жен, но о качестве любви к конкретно одному избраннику, в настоящий период вечного времени.

Всякий союз между мужчиной и женщиной предполагает любовь, радость, мудрость и все то, что делает их союз счастливым. Мудрость отношений в брачном союзе свидетельствует история любви между Иосифом и Асенефой. Писание не дает подробностей их совместной жизни, но через ее имя, означающее – «служительница богини мудрости», возвещается это качество женщины. Счастливым союзом можно было считать одну из лучших Ветхозаветных историй любви между Иоакимом и Сусанной. В книге Даниила она представляет образ жены, почитающей Бога и верно служащей любовью к мужу. Иоаким почтенный человек, в его дом были вхожи многие старейшины и судьи. Сусанна была обречена погибнуть от двух старых служителей, которые были судьями, но когда они возжелали молодой женщины и получили отказ, то решили погубить ее обманом. Получается, что ее благочестивый муж оказался не на высоте любви к ней, «которая всему верит». Если он поверил заговору, то проявил близорукость в любви и не имел тех качеств любви, «которая все покрывает». А если он не поверил измене и не защитил ее, то этим показал, что в своем доме любви он не был хозяином, но боялся, что его дом останется пуст без старейшин и судей. Это последняя история не совершенной любви двух, заканчивает историю любви ветхого народа, уходящая в новозаветные времена.

В еврейских источниках слова рассказывается, что во времена Давида брачный союз носил черты свободного союза. В законе о разводе сказано, что мужчина «только тогда выходил на войну», когда давал жене разводное письмо. Чтобы она не только в случае гибели мужа, но и долгого его отсутствия, не оставалась без союза с мужчиной, с которым она полнее могла реализоваться в области любви и тем исполнить основную заповедь Творца: о соединении в одну плоть. Именно о несовершенных отношениях в брачном союзе, Иисус говорил, что «вначале не было так». Любовь древнее брака, который должен был сохранять ее и приспосабливаться под нее, чтобы полнее раскрылись ее приоритеты, а не союза основанного на клятве. Брак, как союз с одной женщиной, характеризуется отгорожением от других друг для друга. Иудаизм осознает относительность «вечной любви» в одном партнере, а потому не категоричен в брачных обещаниях «на всю жизнь», но в соглашении есть слова обещания быть вместе «в радости и горе».

При таком положении полнее отражается условия счастья во времени «здесь и сейчас», а не в перспективе исторического пространства. Таким образом, законы развития человеческого общества, упраздняют устаревающие объекты истории, а во главу ставят человека и его жизнь, направленную на его совершенствование в союзе двух.

Обратим внимание на единственный Новозаветный брак в городе Каны, который посетил Иисус. Именно об этом браке сказано, что там не хватило вина, а по сути радости. Как не хватает этой радости современным бракам, которые не основываются на всей полноте любовных отношений. Недостаток этого брака Иисус устранил претворением воды в вино, где вода является символом множества учений. Каменные водоносы, предназначенные для иудейского очищения откуда была взята вода, также подразумевают старые (консервативные) учения от закона, не могущие приносить полноту радости в брачном союзе двух людей. Это было первое чудо, – говорит Евангелист, где под образом нового вина подразумевается новое учение в «брачных» отношениях. Старое религиозное учение не может согласовать учение о том, когда говориться, что Иисус пришел исполнить весь закон, но в тоже время не исполнил его браком. Не исполнил не потому, что был чужд человеческой любви к женщине, но любя Марию Магдалину как всякий человек, утверждают Фома и Филипп, но не вступал в брачный союз по клятве, которая по сути принижает саму любовь. В этом утверждении необходимо различать понятие самой любви от обязанности любить. В человеческой практике брачных союзов можно заметить тенденцию, что там где неограниченно долго преобладает долг над любовью, человеческий дух огрубляется и ожесточается. Не всякий брак относительно чистый верностью в партнерстве, обретает черты «чертого брачного». Но если женщина «соединится со своим мужем в чертоге брачном, ибо кто соединился так, более не будут разделены». От неканонической части апостольского учения и сокрытой части Библейского канона, не брак определяет чистоту этого союза, но что скрывается в его внутренних пределах. По этой причине ученики спросили Иисуса: «Господи, много вокруг источника (любви), но никого нет в источнике. Он сказал: Многие стоят перед дверью, но единственные те, которые войдут в брачный чертог». В учениях от канона Писания, задача любви и путях ее обретения в полноте истины еще не ставилась, а если ставилась, то на уровне проповеди как обязанности любить. Современный брак основанный на обязательстве, боится ставить вопрос, который был поставлен Христом перед учениками: «В этот (земной) день вы – одно, вы стали двое (в браке). Когда вы станете двое, что вы будете делать? Или когда вы окажетесь в свете (истины), что вы будете делать?» Все Писание в прообразах дает ответы на эти вопросы, но более открыто они даются в Евангелии от Филиппа: «В этом мире рабы служат свободным. В Царствии Небесном свободные будут прислуживать рабам. Сыновья чертога брачного будут прислуживать сыновьям брака». Здесь хорошо заметно различие земного брака, как не совершенного союза, от «чертога брачного», как союза возвышенного и свободного. Вопрос о проявлении любви в свободе, далеко не праздный для вечности и потому в учении Филиппа пишется: «Чертог брачный – не для рабов и женщин оскверненных (не свободой). Но он для мужей свободных и дев. Познайте общение не оскверненное, оно обладает великой силой». «Оскверненных» не столько от перверсных дел плоти, но от закона, страха заповедей и старых традиций человеческих. Различные типы брачных союзов просматриваются в женах и праматерях еврейского рода: Лия, как представительница закона; Вирсавия представляет союз, основанный на клятве; Раав, родоначальница свободного брачного союза; союз Руфи называется «браком мая», потому что она много младше мужа. В современном религиозном учении, брак предполагает преграду против «случайных» связей, но несовершенная преграда и ложно поставленная цель, уже предполагает игнорирование познания разнообразия путей обретения любви в избраннике. С позиции познания этих путей, уже не покажутся странными некоторые союзы с женщинами ветхих пророков. Так, пророку Исайе до начала служения в слове, было повелено приступить к пророчице и зачать от нее. То есть, объединиться с женщиной, которая служит словом и в этом союзе сказать или воспеть нечто новое. В книге Зогар говорится, когда вышел Ковчег из Египта «и то что скрыто внутри него, и ради скрытого в нем говорится: пойте напев новый – это мужское. Пойте множеству колесниц, множеству князей, множеству ступеней, которые вышли навстречу ковчегу». Другими словами, мужчинам определено выносить новые знания из «скрытого» в ковчеге. А женщины пели «песню» – это дело женское, поднимать дух мужчин, как это делали Марьям и другие женщины: «Она взяла тоф в свою руку и все женщины последовали ей…». Любопытно, что «тоф» (бубен) в переводе означает «соблазнение», связь с добротой и согласием… В религиозных учениях «соблазн» осужден и предан анафеме, как отлучению от полноты жизни. Религии он представлялся дьявольским ухищрением, черной магией совращения и порчи всех истин. Соблазн – это всегда соблазн зла. И это проклятие, наложенное на соблазн религией, часто воспринимается моралью и философией, а ныне подхватывается психоанализом и дискурсом «освобождаемого желания». Сегодня, когда вырос спрос на секс, на зло, на перверсию, когда все некогда проклятое справляет возрождение, часто так или иначе запрограммированное, соблазн все-таки по-прежнему остается в тени, а то и вовсе окутывается мраком. Но природа человеческого добивается своего безоговорочного исполнения через все мыслимые метаморфозы вытесненного, через освобождение всех мыслимых энергий – психических, социальных, материальных. Соблазн и женственность неизбежны – это оборотная сторона пола и смысла жизни. В исторической перспективе соблазн проявлялся в культуре гинекея, в институте японских гейш, кабинетных секретарш, косметики и все прочие пространства сексуальных игр, создавали не что иное, как пространство вызова и ответного желания у мужчины. Библейская книга «Песни песней Соломона», так же является книгой «соблазна», где она (женщина) в поисках своего возлюбленного все время подчеркивает, что она – красива, смугла, глаза голубиные, груди как башни, ланиты с подвесками, шея в ожерельях и так далее. И тогда, по сути, быть обольщенным – значит быть приближенным к другому полу, к сочетанию и к истине.

В еврейской традиции празднования субботы, женщина не совершала молитв и не обременялась делами внешнего религиозного служения, но готовила себя к главному служению – любви. Потому пророку Исайе было повелено соединиться в союзе с женщиной, которая ищет и пророчествует такую любовь, которая преодолевает несовершенство и страх старых союзов от закона – нельзя, не трогай, не прикасайся. Апостол новой любви говорил, что «боящийся не совершенен в любви» и таковые по книге Откровение, не входят в свободное Небесное Царство любви. От этой связи пророка Исайи родился сын, по имени – «спешит грабеж и ускоряет добыча». Это пророческое имя отражает другие слова Иисуса, где Он говорил: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю, но меч и разделение» старым привязанностям, которые приводят к раздорам в семье. С появлением новых союзов двух, ускоряется грабеж старых привязанностей и ценностей в миру, но которая радует новыми надеждами, завершающимися на Его Небесной брачной вечери. В этом отношении примечательно рождение близнецов от Фамари. Зара один из близнецов, во время родов которого рука показалась первой и на нее была повязана повязка, как первенца. Но второй близнец по имени Фарес – «расторгающий преграду», появился на свет первым. Так на земле по внешнему виду первенствуют дела по плоти, какой была рука Зары, а в новый мир выходит, расторгающий преграду «старого», каковым оказался Фарес, через которого продолжился род Иисуса.