Текст книги "«Города» и «замки» Хазарского каганата. Археологическая реальность"

Таманский полуостров и Крым: четыре не-хазарских города

Можно ли считать хазарскими города Тамани и Крыма? Говоря «хазарскими», я подразумеваю не только этнических хазар, но и болгар. По существу, именно к хазарским в ходе очерчивания ареала салтово-маяцкой культуры их относила С.А. Плетнёва ещё в 60-е гг. XX в. (Плетнёва С.А. 1967. С 47–49), развивая эту же мысль в последующих работах.

Ещё в 1928 г. в связи с городищами нижних течений Дона и Кубани Б.А. Лунин писал: «За последнее время некоторыми работниками усвоены и нередко применяются термины – «греческое поселение», «римское», «византийское» и т. п., распространяемые на соответствующие отложения древних поселений (городищ) того или иного района нашей страны. Нам кажется, что подобные термины не соответствуют тому вещественному материалу, который мы имеем с названных городищ и который уже с известной полнотой характеризует, в общих чертах, древний быт их насельников. Городища эти, за исключением, быть может, лишь некоторых крупных и исторически известных пунктов, являли собой и в греко-римское время, и в так называемый период «византийского средневековья» поселения, главную массу которых составляло местное население со своей местной культурой» (выделено мною. – В.Ф.). И далее автор заключает: «Мы нарочито позволили себе остановиться на данном вопросе, поскольку придаём, естественно, большое значение вопросам установления единой классификации и хронологизации археологических памятников;…слабо разработано у нас единство терминов и однообразное их понимание…» (Лунин Б.А. 1928. С. 12, 13).

Выделим главное. Б.А. Лунин, тогда ещё начинающий исследователь, в основу определения культурной принадлежности городищ интересующего нас региона кладёт состав местного населения и облик местной материальной культуры независимо от того, в какую политическую или государственную структуру входило то или иное поселение. Я полностью принимаю этот постулат. Исходя из него необходимо рассматривать Таматарху, Фанагорию, Боспор=Корчев, Сугдею.

Эти города были основаны ещё в дохазарское время. К появлению болгар и хазар уже давно сформировалась их планировка, мало менявшаяся от столетия к столетию. Включив на какое-то время эти города в сферу своих интересов, хазары не оказали существенного влияния на облик местной материальной культуры, остававшейся по сути провинциальной византийской. В культурных отложениях артефакты салтово-маяцкой культуры, преимущественно керамика, представлены незначительным количеством.

С.А. Плетнёва в 1967 г. писала: «Даже старинные города Причерноморья с их античными традициями, будучи заняты и освоены полукочевниками-полуземледельцами, приобретали, по всей вероятности, характерный облик кочевий. Особенно придавали им такой вид юрты…» (Плетнёва С.А. 1967. С. 50). Полезно перелистать старые издания! Увы, за истёкшие десятилетия раскопки Фанагории, Таматархи, Боспора не дали ничего принципиально нового, что могло бы изменить представления об облике этих городищ. Юрты, вернее, юртообразные постройки в них не обнаружены. Для собственно юрт в тесной городской застройке не было места.

Может быть, хазары внесли что-то новое в фортификацию и структуру этих старых городов?

Фанагория

Следы её средневековой, как, впрочем, и античной, оборонительной системы либо не сохранились, либо ещё не обнаружены.

Несколько странным выглядело у С.А. Плетнёвой сравнение Фанагории с кочевьями (Археология. 2003. С. 180), но городской облик Фанагории хазарского времени в последующем описании самой С.А. Плетнёвой сомнений не вызывает (сплошная застройка с уличной планировкой и др.), но какова в этом роль собственно хазар? На мой взгляд, застройка раннесредневековой Фанагории на первых порах сохраняла античную планировку, которая со временем утрачивалась (пишу, не только пользуясь трудами других авторов, но и по собственным впечатлениям от участия в работах на Центральном раскопе в 1970 г. в составе экспедиции М.М. Кобылиной).[23]23
  Пользуясь случаем, отмечу, что открытый мною в 1970 г. т. н. «жертвенник» описан С.А. Плетнёвой совершенно неверно (Там же. С. 181). Он не глинобитный, но был сложен из одного ряда поставленных на ребро по периметру сырцовых кирпичей (рис. 27). В центре не яма, а невысокий «столбик» в форме опрокинутого конуса. В том, что всё это заполненноё золой небольшое сооружение было жертвенником, у меня никакой уверенности на сегодня нет. Называть столбик идолом тоже нет оснований. Назначение этого миниатюрного сооружения могут прояснить только аналогии лучшей сохранности. Доследовать «жертвенник» мне не удалось – экспедиция была внезапно свёрнута по требованию местных властей из-за известной эпидемии холеры 1970 г. Сегодня это сооружение опубликовано (Флёров B.C., Чхаидзе В.Н. 2007). Из случайных поступлений 1970 г. публикую пифос VIII–IX вв. из Фанагории, полученный от местных жителей (рис. 28)


[Закрыть]Надо иметь в виду, что сегодня составить даже приблизительное впечатление о Фанагории в целом невозможно. Раскопано лишь несколько процентов её площади и не сплошь, а отдельными раскопами (рис. 26). От более подробного рассмотрения Фанагории меня избавляет выход в ближайшее время книги В.Н. Чхаидзе, посвящённой её средневековой археологии и истории. Она, безусловно, пополнит наши представления об этом памятнике и позволит вернуться к вопросу о хазарском присутствии на более широком материале. Но один факт из археологии Фанагории отмечу – использование в каменных основаниях ряда её жилищ кладки opus spicatum. В том числе небольшой участок строений с основаниями, сложенными в данной технике, был обнаружен на раскопе «Центральный». По моим наблюдениям в ходе раскопок этого участка в 1970 г., они относятся ориентировочно к VIII в., а для примыкающего слоя было характерно практически полное отсутствие салтово-маяцкой керамики. (О кладке opus spicatum см. далее.)

Илл. 26. Фанагория, городище.

План расположения раскопов; составлен В.Н. Чхаидзе

Илл. 27. Фанагория, Центральный раскоп.

Очажок, раскопки В.С.Флёрова, 1970 г.

Илл. 28. Фанагория. Пифос, 1970 г.

Экспозиция Таганрогского краеведческого музея, 1975 z.

Таматарха

Памятник (рис. 29) изобилует перекопами, оборонительная линия хазарского времени не сохранилась, но в 1952–1953 гг. на городище, на раскопе Н.И. Сокольского, сделана интересная находка: участок стены, сложенной из сырцового кирпича и укреплённой каменными панцирями (рис. 30). В основании её узкий глинобитный вал. Ширина стены 7,6 м. Формат кирпича: 42–40: 22–20: 7–6 см. В начале XI в. основание стены с внешней и внутренней сторон было укреплено кладками из камня, по мысли С.А. Плетнёвой встроенными в массив стены (Плетнёва С.А. 2000). В кладке использована система «ёлочка», но весьма небрежная. На «небольших участочках» удалось углубиться ниже стены… на о,5–0,6 м» (Там же. С. 24). По находкам на этих «участочках» немногочисленных фрагментов керамики С.А. Плетнёва датирует сооружение стены не позже середины – второй половины IX в.

Основное представление о стене был призван дать её разрез, на основе которого строятся все выводы автора, но он представлен в её публикации в реконструированном виде (Там же. С. 24, рис. 3), который не отображает, как выяснилось позднее, реальную кладку кирпичей, и опубликованный план стены. Опубликованный С.А. Плетнёвой разрез стены разительно отличается от полевого чертежа разреза (рис. 31), выполненного, кстати, весьма небрежно (Чхаидзе В.Н. 2008. С. 127, рис. 68; с. 130, рис. 70). К публикации есть и другие вопросы[24]24
  В публикации первого варианта данной работы (Флёров B.C. 2005. С. 340) я писал: «Обстоятельства находки стены и публикация вызывают много вопросов. Кирпичная кладка на рис. 2 изображена весьма схематично, пропорции кирпичей не всегда соответствуют указанным в тексте. Было бы чрезвычайно важно знать, кто непосредственно раскапывал и чертил стену, сам Н.И. Сокольский или кто-либо другой из его группы». Мои сомнения подтвердились. Ещё в апреле 2006 г. В.Н. Чхаидзе в ходе своего доклада на заседании Группы средневековой археологии ИА РАН продемонстрировал полевой чертёж Таманской стены (чертёж хранится в архиве института). Оказалось, что на нём кирпичи не изображены! Опубликованный С.А. Плетнёвой разрез является, таким образом, всего лишь недостоверной «реконструкцией». Оставался вопрос об источнике размеров кирпичей стены. Мне по-прежнему приходилось полагаться на данные из текста статьи. Но совершенно очевидно, что предлагаемый С.А. Плетнёвой стандарт «40: 20: ю» является усреднённым, а не реальным.
  Стратиграфия типов керамики на рис. 4 представляет также усреднённую картину для всех раскопов на городище. Рисунки керамики, найденной непосредственно в слоях около стены, не представлены. Упоминаемые монеты Романа II (959–963) происходят с других раскопов. Неудивительно, что публикатор, говоря о хронологии стены и слоёв около неё, употребляет такие выражения, как «со значительной долей уверенности», «вполне возможно», «кажется весьма вероятным» (С. 25). В итоге исторические реконструкции, в частности связь пожара, «учинённого Святославом», с прослойкой около стены, приходится воспринимать в лучшем случае как авторскую версию. В связи с интерпретацией С.А. Плетнёвой слоя этого пожара отмечу сомнение В.В. Майко: «Нет абсолютной уверенности в том, что войска киевского князя вошли в Тмутаракань, а тем более овладели Боспором» (Майко В.В. 2000. С. 237). «Выявленный на некоторых участках слой пожарища всё-таки может датироваться широко – второй половиной X в., так как монеты Романа II (965–963)… имели широкое хождение в конце X в. и позже» (Чхаидзе В.Н. 2006. С. 142).


[Закрыть].

Илл 29. Таманское городище, план расположения раскопов (по: Чхаидзе В.Н., 2008)

С.А. Плетнёва, развивая свою известную гипотезу о привнесении в Северное Причерноморье строительных приёмов из городищ Дагестана хазарами, сослалась на якобы идентичность размеров сырцовых кирпичей стены Таматархи и дагестанских городищ Сигитминского, Некрасовского, в Чечне Шелковского (Шелкозаводского) и «других». Приходится отметить, что на указанных ею страницах книги М.Г. Магомедова (1983– С. 140–142) размеры кирпичей перечисленных памятников не приведены, но на других указаны для комплекса из Верхнего Чир-Юрта (Там же. С. 129, 159) – Так, в кладке третьего периода каменной в основе оборонительной стены Чир-Юрта, а также в закладах катакомб на могильнике есть сырцовые кирпичи с размерами 40:20: 10 см. (Магомедов М.Г. 1977– С. 33). Отмечу, что сырцовые кирпичи в оборонительной стене Чир-Юрта чередуются со слоями глинобита, чего нет в стене Таматархи. Такие же сырцовые кирпичи на полах церкви №i, но здесь же есть и другой размер и формат, на что особенно обращаю внимание, формат (квадратный) – 30: 30: 10 см.

Некоторая «близость» размеров чир-юртовских кирпичей серии «40: 20: 10» с кирпичами Таматархи есть, но только не в толщине (о степени близости см. ниже). Чтобы ещё более «усилить» аналогию, С.А. Плетнёва предлагает считать «стандартом» для кирпичей Таматархи также «40: 20: 10», но возникает вопрос – каких же размеров сырцовые кирпичи в стене Таматархи преобладали количественно? Вопрос чрезвычайно важный. Ответ на него содержится в посвященной средневековой Таматархе книге В.Н. Чхаидзе: преобладающий размер сырцовых кирпичей в стене 40: 20: 6–7 см. Но есть и менее распространённые размеры 42: 22: 6–7 и 42: 21: 6–7 см (Там же. С. 122, 123). Таким образом, «обобщение» размеров сырцов по Плетнёвой приходится признать некорректным. В полной мере степень сходства или различия кирпичей Верхнего Чир-Юрта и таманской стены помогает оценить сравнение не только абсолютных размеров, но и пропорций кирпичей.

Обнаружить в литературе указания на размеры кирпичей Некрасовского и Сигитминского городищ, как указано выше, мне не удалось, но размеры сырцовых кирпичей Шелковской (Шелкозаводской) крепости известны. Здесь в чередовании с пластами глинобита лежат сырцовые кирпичи размеров 47: 28: 8 см, а кроме того, упоминается один обожжённый кирпич – 46: 28: 8 см (Виноградов В.Б., Нарожный Е.И., Савенко С.Н., 2003[25]25
  Авторы этой публикации делают на с. 93 странное сопоставление сырцовых кирпичей Шелковского городища с кирпичами Семикаракорской крепости и Саркела: «Средние их размеры [шелковских сырцовых кирпичей. – В.Ф.] 47: 28: 8 см, т. е. эти кирпичи по своим размерам очень близки размерам кирпичей (25–26: 25–26: 5–7 см), например, на Семикаракорском городище на Дону и в Саркеле». По-моему, о «близости» ни по размерам, ни по пропорциям, ни по объёмам речи быть не может.


[Закрыть]).

Итак, сравним сырцовые кирпичи Таматархи, Дагестана-Чечни и Нижнего Дона (см. таблицу).

Табл. Сырцовые кирпичи,

* За единицу отсчета пропорций для каждого кирпича принята его толщина.

Обратимся к таблице кирпичей. Абсолютные размеры таманских и чир-юртовских кирпичей лишь в одном случае равны по длине и ширине – 40: 20 см, но существенно различие в толщине: длина таманских больше их толщины в 7 раз, а чир-юртовских – только в 4 раза. Не менее существенна разница в соотношении ширины и толщины, соответственно 2,85 – 3,66 и 2,00 (здесь и далее детальное сравнение предоставляю читателю). Но на соотношениях пропорций дело не останавливается. Оно наталкивает на необходимость сравнить объёмы кирпичей размеры и пропорции обоих памятников. Если не ошибаюсь, на этот признак внимание хазароведов-археологов ранее не обращалось. Для таманских это от 6468 до 4800 см³, для чир-юртовских – 8000 см³. Да, именно столь, казалось бы, «незначительная» разница в толщине дала значительное различие в объёмах.

Как ни странно, сложнее обстоит дело при сравнении таманских и Шелковских сырцовых кирпичей. Абсолютные размеры у них в ещё большей степени разнятся, но пропорции Шелковских, 5,87: 3,5:1, до некоторой степени близки пропорциям – 5,85:3,00: 1 и 6,83:3,50: 1 – таманского кирпича серии «41: 21: 7–6 см», хотя полностью и не совпадают. Существенно различие в объёмах: 10528 см³ у Шелковских сырцовых кирпичей.

Илл. 30.

Таматарха.

Стена из сырцовых кирпичей.

Раскопки Н.И Сокольского, 1952,1953 гг.

(по: Чхаидзе В.Н., 2008)

Попытка С.А. Плетнёвой найти аналоги кирпичам стены Таматархи непосредственно на территории салтово-маяцкой культуры привела её к городищу Красное на р. Тихая Сосна – притоке Дона (Плетнёва С.А. 2000. С. 26) опять же с кирпичами размеров 40: 20: 10 см. Этот размер я уже рассмотрел выше на примере Верхнего Чир-Юрта. Как аналог он не приемлем. Стены укрепления Красное отличаются от таманских и конструкцией и наличием обожжённого кирпича совершенно иного формата. Вот как выглядит описание стены у автора публикации: «При строительстве панцирей был использован сырцовый кирпич размерами 40: 20: 10 см, тогда как при возведении кладки забутовки применялся плохо обожжённый кирпич размерами 55: 25–30: 7–8 см и 40–46: 40–46: 7–8 см» (Афанасьев Г.Е. 1987«

С. 116). Кроме глиняного раствора в стене применён и известковый. И наконец, слои кирпичной кладки Красного переслаивались деревянными плахами. Как мы видим, стены Таматархи и Красного не имеют буквально ничего общего.

Илл. 31. Таматарха. Стена из сырцовых кирпичей.

Раскопки Сокольского Н.И 1952,1953 гг. (по: Чхаидзе В.Н. 2008).

1 – полевой чертёж; 2 – «реконструкция» С.А. Плетнёвой

Совершенно не могу принять и сравнение С.А. Плетнёвой сырцовых кирпичей стены Таматархи и некоторых обожжённых кирпичей Семикаракорской крепости на Нижнем Дону только по толщине – 7 см (Плетнёва С.А. 2000. С. 26). Сравнение должно проводиться только с учётом трёх замеров и формата. Последний же на Семикаракорском городище квадратный, в отличие от прямоугольного в стене Таматархи. Кроме того, в Семикаракорской крепости кирпичи с толщиной 7 см, наряду с кирпичами толщиной 8 см, самые малочисленные и составляют 0,02 % от учтённых (Флёров B.C. 20096. С. 499, 500, табл. 8). В Саркеле массовые промеры толщины кирпичей не проводились.

В связи с вопросом о распространении сырцовых кирпичей размера 40: 20: 10 см упомяну кладку какого-то сооружения на Правобережном Цимлянском городище. Там же два погреба были облицованы сырцовыми кирпичами 40: 20: 8 см. Эти объекты открыты самой С.А. Плетнёвой (1994– С. 279, 305), но почему-то ею не упомянуты, особенно кирпичи из погребов, как наиболее близкие по толщине таманским. Серия правобережных сырцов 40: 20: 10 уводит нас к городищу Красному. Сходство же с чир-юртовскими требует объяснения на более широком материале.

Казалось бы, я сам нашел некоторую связь между размерами сырцовых кирпичей таманской стены и донской крепости в глубине Хазарского каганата. К сожалению, не всё так просто. Дело в том, что в ходе последующих раскопок Правобережного Цимлянского городища я обнаружил ещё одну кладку с сырцовыми кирпичами иных размеров, но, главное, иных пропорций – квадратных, не представленных в таманской стене (Флёров B.C. 19946. С 453):

В 2010 г. на Правобережном Цимлянском городище мною был найден ещё один погребок, облицованный грубо выделанными, но прочными сырцовыми кирпичами тех же размеров. Среди них оказался один 40: 28 см. (толщина не просматривалась). Итак, какие же размеры и форматы сырцовых кирпичей считать наиболее характерными для Правобережного Цимлянского городища? Пока ответить сложно. Данный пример показывает, что механический поиск аналогий по единичным образцам – задача неблагодарная. Сравнивать можно только размеры больших серий кирпичей, но не выборочные экземпляры или замеры.

В связи с кирпичами возникает ещё одна проблема уже методического характера: как расценивать отличия в размерах кирпичей, скажем, на примере таманской стены и Верхнего Чир-Юрта? Было ли значимо для строителей различие в три сантиметра в толщине кирпича при равных длине и ширине? Ответить трудно, тем более что мы не знаем критериев, которыми руководствовались сами строители. Отсюда, при слабой изученности кирпичного строительства на территориях Хазарского каганата, особенно в Дагестане, нам остаётся учитывать реальные размеры, не прибегая к субъективным оценкам типа «близкие размеры», или проводить сравнение, выбирая только один или два параметра и оставляя за скобками третий.

Приходится делать вывод: найти прямые массовые аналоги сырцовым кирпичам стены Таматархи пока не удаётся, а отсюда следует и главное заключение: говорить об использовании хазарских форматов сырцовых кирпичей при строительстве оборонительной линии Таматархи на сегодня не приходится. Слишком мала для этого база источников. Будем ожидать результатов новых раскопок в самой Таматархе, в бассейне Дона и в Дагестане, но прежде всего должен быть привлечён массив данных по сырцово-кирпичному строительству в ближайшей округе, где оно известно с греческой архаики. Один из примеров: на памятнике «Береговой 4» II в. до н. э. – I в. н. э. применялся формат 40: 24: 6 см (благодарю A.A. Завойкина за консультацию). Могли такие кирпичи со временем трансформироваться, т. е. «заузиться» до 20 см?

С другой стороны, надо иметь в виду, что в слоях Таманского городища встречается обожжённый кирпич семикаракоро-саркельского квадратного формата с размерами примерно 25: 25: 5 см (благодарю В.Н. Чхаидзе за информацию). На находки в постройках городища не только сырцового, но и обожжённого кирпича указывали И.Н. Богословская и О.В. Богословский (1992. С. 9).

Проблема сырцового кирпича важна, но есть более объемлющая – конструкция стены. Подытоживая описание стены Таматархи, В.Н. Чхаидзе делает следующее заключение: «Выделяются три основных конструктивных элемента стены: 1) Ядро из сырцовых кирпичей… 2) Внутренний и внешний каменные панцири; з) Пространство между панцирями и ядром стены» (Чхаидзе В.Н. 2008. С. 123). К этому необходимо добавить четвёртый элемент – кладка opus spicatum.

Что даёт сравнение конструкций стен Тамани со стенами Верхнего Чир-Юрта и Шелковского? Существенные различия. В Чир-Юрте основа стены – камень, а кирпич лишь дополнил её. В стене Шелковской крепости камень вообще не использовался, а сырцовый кирпич чередуется с глинобитом, чего нет в таманской стене. У меня вызывает сомнение то, что каменный пояс (я не называл бы его внешним панцирем) стены Таматархи был встроен позднее путем вырубки массива сырцовых кирпичей, а не был устроен сразу в процессе строительства стены как её элемент. Вырубка большого паза в сырцовой стене грозила бы её обрушением, по крайней мере частичным. В любом варианте такой приём (или приёмы) на городищах Дагестана неизвестен. Сравнивать таманскую стену со стенами других городищ дагестанской Хазарии (Сигитминского, Некрасовского и пр.) не представляется возможным в связи с их неисследованностью и отсутствием данных в литературе (не исключаю, что что-то осталось мне недоступно).

Ещё один признак таманской стены, оставить который без внимания нельзя, – её толщина в 7,6 м. Сравним с толщиной огромной Шелковской крепости – 2,5 м или чуть более (Виноградов В.Б., Нарожный Е.И., Савенко С.Н., 2003. С. 92[26]26
  На этой странице читаем: «Ширина стены в верхней части колеблется в размахе от 2 до 2,5 м. Размах ширины стен у основания колеблется от 30 до 32 м. Надо иметь в виду, что речь идёт о ширине т. н. вала, образовавшегося в результате обрушения стены. По М.Г. Магомедову, ширина вала, т. е. расплывшиеся стены Шелковского городища, в основании равна 30 м (Магомедов М.Г. 1983– С. 40). Распавшиеся стены образовывали «валы» на Маяцком, Семикаракорском и других городищах, и не только салтово-маяцких.


[Закрыть]).

Сегодня материалы многолетних раскопок Таматархи стали доступны благодаря книге В.Н. Чхаидзе. В ней подробно описана и интересующая нас стена, но в вопросе о прототипе технологии её строительства исследователь, как и я, к определённому выводу не пришёл. Может быть, отсюда и некоторое противоречие в её оценке самим автором: «…Преждевременно говорить о невозможности хазарского влияния на строительство оборонительной стены Таматархи», – это с одной стороны. А с другой – «при возведении стены были использованы именно местные строительные традиции, в частности, та же система укладки в технике opus spicatum, известная на городище с V в.» (Чхаидзе В.Н. 2008. С. 131).

Итак, построена ли сырцовая стена Таматархи хазарами? Была технология её строительства хазарским вкладом в фортификацию города? Всё изложенное не позволяет дать положительный ответ.

Ясно, что стена Таматархи должна стать предметом новых поисков в свете всех прежних и новых находок кирпичей и типов кладки на самом городище из раскопок, продолжающихся по настоящее время, а также на других памятниках Таманского полуострова, причём теми специалистами, которые непосредственно исследуют их в настоящее время.

Один же признак строительной технологии, представленной в Фанагории и Таматархе, рассмотрим в следующем разделе.

Боспор-Корчев

В Корчеве-Боспоре открыт только небольшой участок двухпанцирной стены, отдельные участки которой сложены по системе opus spicatum = «ёлочка» (рис. 32). Камни, за редким исключением, не обработаны (Макарова Т.И. 1998; сужу по фотографии на с. 357). Раскрывшая стену Т.И. Макарова при первой публикации писала, что иначе чем в качестве крепостной стены её интерпретировать трудно (Там же. С. 390). Что представляла эта «крепость» в целом – неизвестно. Данных об этом практически нет, тем не менее в следующей публикации в ответственном издании крепость названа «белокаменной».

Илл. 32. Керчь. Стена (по: Макарова Т.И. 1998)

Остатки стены отнесены к «цитадели». С оговоркой «вероятно» – уверенности у автора не было. Я же хочу обратить внимание на наличие у стены двух контрфорсов[27]27
  На чертеже на рис. и внизу изображена стрелка (Макарова Т.И. 1998. С. 360). Если она указывает на север, то указание в тексте на расположение контрфорсов к северу от стены может быть ошибочным. На видоизменённом чертеже в другом издании (Макарова Т.И. 2003. Табл. 28) стрелки вообще нет, хотя рядом с другими объектами на соседних чертежах на том же листе стрелки изображены. Признаюсь, в этой ситуации я не разобрался, поэтому пришлось ориентироваться по тексту. И ещё. На первом чертеже видны три контрфорса, на втором, видоизменённом, только два.


[Закрыть] – элемент совершенно неизвестный у крепостей Хазарского каганата (Маяцкая, Правобережная Цимлянская, Хумара). Возможно, контрфорсы помогут интерпретации самой стены, поискам для неё аналогий, уточнят строительную традицию.

Противоречивой была оценка фрагмента кладки постройки под южной стеной храма Иоанна Предтечи. Какому культовому зданию она принадлежала, не установлено, но Т.И. Макарова стратиграфическую ситуацию истолковывала в пользу синагоги. Суть в том, что вообще невозможно как-либо интерпретировать эту постройку из-за незначительности её фрагмента. С тем, что постройка была общественной, ещё как-то можно согласиться, но для обсуждения культового назначения данных просто нет. «Цитадель», «белокаменность», «синагогу», как и кладку «в ёлочку» (о ней ниже) приходится поневоле воспринимать как напоминание о хазарах. Но обратим внимание на важное для нашей темы заключение: «Археологические данные о пребывании хазар на Боспоре трудно назвать богатыми» (Макарова Т.И. 2003. С. 54–56).

Категорично высказался по вопросу о трактовке раскопанных Т.И. Макаровой объектов С.Б. Сорочан: «Нет ничего специфического в стенах и общей планировке сооружений, воздвигнутых местами в технике opus spicatum в портовом районе в период конца VI–IX вв., которые пытаются интерпретировать как остатки «хазарской цитадели», крепости, где сосредотачивались органы управления городом, находился хазарский гарнизон и синагога, якобы разрушенная при сооружении храма Иоанна Крестителя» (Сорочан С.Б. 2004а. С. 123).

Стоит обратить внимание на выводы Ю.М. Могаричева и A.B. Сазанова, подвергнувших критике заключения А.И. Айбабина, равно и Т.И. Макаровой, по итогам их раскопок в Корчеве-Боспоре. «Археологический вывод [Айбабина. – Б.Ф.] о подчинении хазарами Боспора в 679/670 г. и их господстве здесь в конце VII – первой половине IX в. обосновывается наличием на исследованных участках слоя пожара, отражающего захват ими города, существованием хазарской цитадели и мощного слоя с многочисленными постройками и ярко выраженными хазарскими материалами». В противовес этим выводам Могаричев и Сазанов констатируют: «Проведённый нами анализ стратиграфии и археологического материала показал, что единого слоя “хазарского пожара” не существует… В самом слое пожара никаких хазарских материалов обнаружено не было… Что касается “хазарской цитадели” то слой времени её строительства отсутствует». И что особенно важно в русле нашей темы: «Характер кладки и общая планировка сооружения не характерны для хазарских построек. Соответственно нет оснований говорить о хазарском слое в Керчи и тем более о хазарской цитадели». В итоге авторы отрицают и саму принадлежность города хазарам в VIII – первой половине IX в. (Могаричёв Ю.М., Сазанов A.B. 2005. С. 354, 355). Последнее, впрочем, не совсем очевидно и требует дальнейшего изучения. Город находился в районе столкновения интересов каганата и Византии, но это не означало массового проникновения в него носителей салтово-маяцкой культуры. Это проблема исторического исследования. С точки зрения археологии выводы авторов вполне корректны. Подробнее ознакомиться с ними они рекомендуют в работе 2002 г. В ней детально рассмотрена стратиграфия города и керамический материал, в частности из помещения 12 в Кооперативном переулке (раскопки А.И. Айбабина) и на Рыночной площади (раскопки Т.И. Макаровой), на основе чего предложены следующие выводы (Сазанов A.B., Могаричёв Ю.М. 2003. С. 501), сомневаться в которых пока нет оснований:

– единого слоя «хазарского пожара» в городе нет;

– «хазарский» период VIII–IX вв. на указанных участках не представлен;

– дата строительства стены так называемой цитадели неопределима, укладывается в промежуток от 570–580 гг. до середины IX в. «Нет оснований говорить о хазарском слое в Керчи и тем более о хазарской цитадели».

Этот последний вывод особенно важен для нашей темы. Мне остаётся констатировать, что вопрос о вкладе хазар в архитектуру и фортификацию Корчева-Керчи остаётся по крайней мере дискуссионным (вряд ли плодотворное продолжение дискуссии возможно без дальнейших раскопок) и привести общий вывод A.B. Сазанова и Ю.М. Могаричёва: «Материальная культура Боспора как VI–VII – нач. VIII в., так и середины – второй половины IX в. носит ярко выраженный провинциально-византийский характер. Археологические материалы не дают оснований говорить о хазарском периоде в истории Боспора» (Там же).

В плане решения несколько иных проблем, политических отношений Хазарии и Византии в Крыму, выводы Сазанова и Могаричёва в отношении «хазарского Корчева» полностью разделяет С.Б. Сорочан, попутно саркастически отметивший, что упомянутые К. Цукерманом «массовые» археологические следы хазарского присутствия в Корчеве (Цукерман К. 1998. С. 675) сводятся всё к той же сомнительной постройке в портовом районе («цитадели») и «усадьбе»-помещению 12 в Кооперативном переулке (Сорочан С.Б. 2002. С. 520, 521). К. Цукерман в данном случае ссылался в свою очередь на публикацию Т.И. Макаровой (1991).

Со своей стороны, должен отметить, что носители салтово-маяцкой культуры предпочитали на Керченском полуострове селиться за пределами городов, сохраняя традиционный не-городской образ жизни (Зинько В.Н., Пономарёв Л.Ю. 2005, 2007), возможно, и чувствуя себя таким образом в большей безопасности от перипетий политических событий. На этом фоне отсутствие «хазарского» слоя в Корчеве становится особенно заметным. Что касается военно-политической истории Боспора, о которой столько написано, то она продолжает оставаться дискуссионной и не является предметом моего рассмотрения. Но не могу не обратить внимание на другое исследование A.B. Сазанова и Ю.М. Могаричёва (2006), в котором сделана очередная попытка уточнить её ход на заре хазаро-византийских отношений. Не всё в предлагаемых гипотезах однозначно приемлемо, но сравнительный анализ текстов Никифора и Феофана заслуживает внимания и с позиций археологии. Общий вывод остался прежним: письменные и археологические материалы не дают оснований говорить о строительстве в городе Боспоре хазарской цитадели (Сазанов A.B., Могаричёв Ю.М., 2006. С. 127).

Всё изложенное выше не должно автоматически вести к полному отрицанию присутствия в городе отдельных носителей салтово-маяцкой культуры или небольших групп с неопределяемой этнической принадлежностью. На последнее обращаю особое внимание, поскольку в статье с утверждающим названием «Хазарский слой в Керчи» А.И. Айбабин поставил вопрос о поиске в Керчи этнических хазар (Айбабин А.И. 2000. С. 168). Статья была посвящена публикации нескольких построек и жилищ из «того же слоя в Кооперативном переулке, в нескольких сотнях метрах от раскопа Т.И. Макаровой» (Там же. С. 169).

Главный довод А.И. Айбабина – жилища с двухпанцирными основаниями с кладкой «в ёлочку» (Там же. С. 174). Последнюю он, с оговоркой «видимо», вслед за С.А. Плетнёвой считает привнесённой в Северное Причерноморье хазарами из Приморского Дагестана. Этот довод можно было бы принять к рассмотрению, если бы кладка opus spicatum была найдена на территории собственно салтово-маяцкой культуры. Но этот вид каменной кладки там неизвестен! Нет его в Саркеле, в Правобережной Цимлянской и Семикаракорской крепостях на Нижнем Дону, нет и на ещё немногих исследованных в бассейне Дона – Северского Донца поселениях.

Во-вторых, придя непосредственно из Приморского Дагестана, хазары непременно принесли бы в первую очередь собственную материальную культуру, маркируемую сероглиняной керамикой местных форм, но таковая в Керчи не обнаружена. Дагестанская керамика резко отличается от салтово-маяцкой, и опознать её было бы несложно, в частности по косым насечкам на ручках кувшинов (с керамикой Дагестана я знаком непосредственно по коллекциям, хранящимся в Махачкале).

Что можно принять за признак присутствия носителей салтово-маяцкой культуры, так это круглый очаг-«тарелку» в жилище 7 и лощеный кувшин (Там же. С. 179, 180, рис. 2, 3). Керамика из жилища многообразна, в ней преобладают местные и византийские формы, а единичные фрагменты горшков, по Айбабину, близких салтово-маяцким, он одновременно сравнивает с горшками из Дагестана, что не совсем корректно. Напомню, кстати, что в Дагестане нет котлов с внутренними ушками, повсеместно представленных в салтово-маяцкой культуре.

Итак, жилище с очагом, вероятно полуземлянка, действительно может служить подтверждением проникновения немногих носителей салтово-маяцкой культуры в Керчь-Боспор, но, возможно, не прямо из Подонья, а из сельских поселений Керченского полуострова. Оставить же после себя полноценный культурный «хазарский» слой они не могли, тем более, как показывают находки в жилище 7, сами предпочитали пользоваться преимущественно местной городской керамикой, включая краснолаковую, белоглиняную поливную и, конечно, амфоры, красноглиняные кувшины с плоскими ручками, пифосы (перечисление керамики из жилища 7 занимает в статье А.И.Айбабина более страницы; она настолько разнообразна, что не позволяет дать этому набору монокультурное определение).