Книга: Любовь к трем цукербринам - Виктор Пелевин

Хватает и разрывающих мозг своей несочетаемостью образов и приложенных к ним философских измышлений. Когда до меня дошло, откуда автор взял Птиц, это была истерика. Я бегала за людьми и кричала им об этом, не в силах сдержать восторг. Так уж попало в настроение.

Будущее ещё со времён Снаффа у Пелевина очень живое и для многих почти сбывшееся. Мне особенно нравится когда он перестаёт ностальгировать по Союзу и девяностым и обращает взор вперёд сквозь время. Отлично у него получается.

Если раньше к новым книгам переходила с лёгкой паникой, не зная, чего ожидать, то теперь как-то спокойнее и доброжелательнее готовлюсь к новому опыту. Пелевин - отличный способ растормошить себя и вернуть тревожную жажду развития. Спасибо ему.

Как всегда, текст полон афоризмов, острот, словотворений, аллюзий, намеков, издевательств: «В книге почти нет связи с актуальной действительностью. Думаю, что в наше время это скорее достоинство, чем наоборот». «...отсутствие пути и есть он самый». «Я помогал людям чем мог ... и вообще был покладистым и добрым: это позволяло быстро забывать встречных». «Интернетом я пользовался как загаженным станционным сортиром - быстро и брезгливо, по необходимости, почти не разглядывая роспись на стенах кабинки». «Но исчезновение стало неминуемым, ибо их двухполюсный эйдос несся, разгоняясь, навстречу идее грязного асфальта, и в месте столкновения неминуемо должна была появиться идея страшного удара». Ну разве не уничтожающе точно сказано: «Невидимая, но волосатая рука рынка... Кстати, словом «рынок» сегодня называет себя власть, когда не хочет, чтобы над пепелищем торчали ее уши». Космогония Пелевина: «... реальность ископаемых космических объектов обратно пропорциональна кубу расстояния до них». Или вот: «Газенфюрер» и мн.др.

Некоторое внимание уделено теологии, но, как всегда, в искаженном авторскими привычками виде: «Творец напоминал им циркового эксцентрика, разъезжающего по канату на одноколесном велосипеде, жонглируя набором тарелок. С того момента, как он въехал на канат и бросил первую тарелку вверх, свободы выбора у него уже не оставалось. Вернее, выбор был лишь один: с грохотом обрушиться в тартарары вместе со всем хозяйством - или сохранять равновесие и дальше. В космосе не было более несчастного и загруженного существа. Творец не мог никому помочь, даже себе...» Рассматривая уже упоминаемую игру как универсальную схему мироздания, Пелевин вновь приходит к манихейской дилемме бесконечной битвы добра и зла. Задумываясь над тем, что видит и чувствует запущенный из катапульты одушевленный снаряд, Виктор Олегович не стесняется подчеркнуть, что именно (конкретно) в каждом человеке происходит извечная битва добра и зла, ведь «Кеша сам служил и стрелой, и мишенью». Выдавить из себя по капле раба и стать Господином – вот предлагаемая Птицами альтернатива. Их план автор описывает следующим образом: «Бога можно умертвить лишь одним способом - забыть его полностью».

Отзывы либеральной прессы на выход этой книги Пелевина были крайне отрицательными. Так, например, рецензия в «Афише» («Воздухе») Варвары Бабицкой, которую можно определить как выражающую общее мнение, называется «Нас всех тошнит». Ну, во-первых, не всех тошнит, а во-вторых, отчетливо ясно, почему именно тошнит тех, кого тошнит. В основном из-за того, как в романе выведено существование оппозиционного сайта contra.ru, под которым подразумевается в основном colta.ru и проч. снобы. (А писатель/поэт Дмитрий Быков мелькает в тексте даже дважды – как писатель/поэт Гугин и как бегемот Гуго). Ну и из-за отсутствия в романе отчетливой политической критики. По актуальному украинскому кризису совершенно не высказался автор, не заклеймил, не припечатал.

Контра.ру натурально описана с юмором и задором: «Contra.ru занималась в основном тем, что сканировала выхлопы мировых агентств, выуживала оттуда совпадающие с повесткой события и клеила их на свою электронную ленту вперемежку с собственной мелкой выпечкой». О свободе бесцензурной журналистики: «Как и все низкооплачиваемые провайдеры ментальных услуг, Кеша сам чувствовал, какой надо взять тон, чтобы прижиться». Ведь и так понятно, что «...современная медиа-культура больше всего ценит спонтанные и свободные проявления человеческого духа, полностью совпадающие с набором текущих гештальт-нормативов...» Весь этот набивший оскомину пафос евроценностей ничего кроме насмешки у Пелевина не вызывает: «На выходе из мемориала он тщательно и горько, так, чтобы расшэрилось наверняка, покаялся за то, что он русский...» Или вот о Гагарине, как его воспринимают через пару сотен лет: «Св.Юрий был в каноническом наряде - черной рясе, порванной зубами обезьян, в клетке с которыми опричники запустили его в космос. На груди его блестел золотой крест, а борода была обильно смазана тюленьим жиром».

Итак, автор опубликовал несколько набросков, объединив их в единое целое. Уже привычные философствования о человеке как о кино, которое показывают ему же, связывают текст воедино. К счастью, у этой книги есть сильная основа, а именно чумовейшая фантасмагория о Ке - части единого будущего медиа-пространства, написанная в стиле «киберпанк», очевидно, с явными реверансами Балларду, Гибсону, Филипу Дику и Тимоти Лири. Мощнейший маразматический текст высочайшего уровня провокативности, уж точно закономерно вызывающий тошноту (что автор и планировал, без сомнений).

Вывод: «Отлично». Не хуже прочих пелевинских книга. Читал с удовольствием, чего и всем желаю…

 Такими словами ознаменовывает начало представления перед жаждущей развлечения публикой герой оперы "Любовь к трём апельсинам" Маэстро, чью роль в телевизионной адаптации 1970 года сыграл советский актёр Владимир Басов - её я посмотрел для того, чтобы самому узнать, имеются ли какие-то связи помимо названия между романом Виктора Пелевина "Любовь к трем цукербринам" и оперой. Оказалось, что нет. Лишь заключительные слова вступительной речи Маэстро перед публикой, свистящей и кидающей в него яблоки, напоминают ту ситуацию, в которую попал Пелевин. Не секрет, что из книги в книгу перетекают не только традиционные для Пелевина сюжеты, но и его стиль - кому-то они нравятся, кому-то нет, и угодить читателю ему уже сложнее, учитывая также неадекватно высокую цену на его новые книги в момент выхода. Говоря о пелевинском стиле, чуть ранее в своих рецензиях я написал, что "картонность мира" сопутствует почти всей его большой прозе, включая в том числе и прочитанным мною в 2014 году "Цукербринам". Недавно, решив дочитать в хронологическом порядке то, что я ещё не прочёл у Пелевина, я перечитал "Цукербрины", вклинившиеся между прочитанным мною несколько дней назад «Бэтманом Аполло» и пока ещё нет «Смотрителем» - мне захотелось узнать, как изменятся мои впечатления от чтения той книги, что прежде я считал слабой и мне неинтересной. И почему-то я не был удивлён тем, что читая роман в этот раз не только внимательнее, но и без предъяв к автору, он мне понравился. Конечно, большую роль сыграло то, что в недавнем времени с таким же подходом я прочёл семь предшествующих "Цукербринам" романов, от чего следующее в этой цепочке произведение легко встроилось в общую картину развития пелевинских идей. По большому счёту главная мысль о преодолении границ и бегстве героев к чему-то лучшему одна и та же, начиная с первого романа «Омона Ра» , но каждый раз Пелевин привносит в неё что-то новое, внося в неё коррективы "согласно времени" - наблюдение за "коррективами", собственно, и представляет сейчас для меня самый большой интерес в чтении Пелевина, а глубины в его романах я уже перестал искать. Благодаря всему вышеперечисленному при перечитывании "Цукербрин" раскрылась их неожиданная красота и глубина, прежде мною незамеченная.

 История "Цукербрин" состоит из трёх отдельных частей и ещё одной, связующей их воедино и представляющей из себя пронзительные лирические рассуждения-комментарии главного героя Кипклопа, в которых угадывается голос самого автора (а в первый раз эти рассуждения я воспринял как пафосные, неискренние, коэльообразные, но так было из-за того, что "Цукербрины" я прочёл после «Generation П» , минуя семь романов между ними, а главное - минуя «Бэтман Аполло», в котором вводится несколько идей, нашедших своё продолжение в "Цукербринах"). Такое имя "Киклоп" (равнозначное "Циклопу") получает двадцатипятилетний парень как побочный результат от медитационного упражнения "Циклоп", открывая в себе "третий глаз". Новоприобретённый глаз даровал парню способность видеть историю и возможное будущее всего того, на что он бросит свой взгляд (почему "возможное" - потому что как раз-таки в его силах будет изменение настоящего ради исправления будущего).

 Смысловые зигзаги возникали перед моим взором, как шоссейная разметка, несущаяся в свете фар под колёса. Я мог пройти по любому маршруту...Это был бесконечный лабиринт, к любой точке которого я мог перенестись - как если бы впереди раскинулся светящийся город, а сам я сделался током, питающим его огни.

 Дар всевидения может показаться крутой суперспособностью, но Киклоп "чувствовал себя ныряльщиком, окружённым стаей агрессивно настроенных рыб, каждая из которых хотела ворваться в его ум и проглотить его - для этого ему было достаточно остановить внимание на любом из окружающих его объектов и чуть-чуть ему поддаться" (хотя не только киклопам дарована эта способность, потому что "в головах обычных людей постоянно раздаётся множество голосов, которые он сам не осознаёт: в подвале человеческого ума постоянно происходит воровская сходка, где решается судьба всего дома - эти голоса спорят между собой, пока они говорят разное - крыше ничего не слышно, затем некоторые голоса соглашаются между собой и начинают говорить в унисон, и тогда их общая громкость делается достаточной, чтобы их стало слышно на крыше - они становятся командой. Можно долго спорить о природе таких голосов. Раньше считали, что они принадлежат богам, духам, ангелам и бесам. Потом их стали называть интериоризованными социальными кодами [интериоризация - это формирование внутренних структур человеческой психики, посредством усвоения внешней социальной деятельности, присвоения жизненного опыта, становления психических функций и развития в целом. Любое сложное действие, прежде чем стать достоянием разума, должно быть реализовано вовне. Благодаря интериоризации психика человека приобретает способность оперировать образами предметов, которые в данный момент отсутствуют в его поле зрения. Человек выходит за рамки данного мгновения, свободно «в уме» перемещается в прошлое и в будущее, во времени и в пространстве], фрагментами управляющих человеком программ, инвариантами иерархически обусловленной матрицы поведения, и так далее — но сами голоса от этого не изменились ни разу"). Естественно, герой начал переставать после таких трипов понимать, кто он такой на самом деле, примеряя на себя судьбы не только людей, но и неживых предметов. Даже мытьё в ванной превратилось в "неподарок", потому что "душ окатывал его страшной правдой о состоянии районного водопровода, после чего возникло желание вымыться ещё раз под какой-нибудь водой" (- этот эпизод запомнился мною ещё в 2014 году, когда я читал роман впервые, после чего я всегда его вспоминаю, когда задумываюсь о качестве проточной воды). Как вы могли уже догадаться, на самом деле дар Киклопа можно рассматривать как метафору о даре самого Пелевина, который однажды ( «Синий фонарь» ) научился пользоваться своими писательскими способностями, после чего сюжеты и истории окружающих его объектов буквально напрашивались быть им воспетыми, из-за чего он начинал путаться в них, теряя самого себя.

 Вместе с способностью к всевидению Киклоп узнал о мультиверсе - оказалось, что вселенных-миров бесчисленное множество, и "в каждой такой реальности свой Бог, а у каждого Бога - свой чёрный балдахин космоса с неповторимой вышивкой." Но каждый из миров подчиняется законам вероятности - что-то может случится с определённой вероятностью, а что-то нет - "каждый Бог - это царёк вероятностного пузырька, раздутого до размеров трёхмерной иллюзорной Вселенной, общая энергия-масса которой равна нулю".

 Поток нашей истории состоит не из осмысленных действий «субъектов», движущихся к своей цели, а из переплетения мириад причинно-следственных связей, бесконечно древних, совершенно бессмысленных в своей пестроте – но управляющих ходом жизни.

 Вселенная - не более чем кубический пузырь шанса, в котором спрятана своя вечность. Киклоп не в силах постичь предназначения вселенных, лишь догадываясь об их пути. Догадка - это единственный способ, которым путь может быть познан, а "Любовь к трем цукербринам" и есть подобная задокументированная анекдотичная догадка Киклопа о трёх путях, которые касаются его самого и той истории, что связывает их воедино.

 Объединяющая история связана с тем, что "киклопность-циклопность" на самом деле не дар, а профессия - таких людей-всевидцев бессчётное множество. В каждой вселенной есть свои киклопы, и даже на Земле их несколько - наш Киклоп отвечал за русскоговорящий континент. Профессия киклопа связана с тем, что будущее - предопределено, но иногда могут произойти флуктуации, способные привести к изменению предопределённого (кем - киклопам неизвестно) будущего (например, убийство доисторической бабочки в рассказе Рэя Брэдбери , приведшее к изменению будущего). Работа киклопов состоит в том, чтобы их не допускать, зная, где, когда и как они могут произойти благодаря возможностям своих профессиональных навыков, сохраняя гамлетовскую "связь времён" (хотя, даже если бабочка будет убита, а связь времён распадётся, то ничего страшного не произойдёт, потому что это никто не заметит). В той реальности, что находится главный герой, оказывается, существует группа нарушителей, прознавших о том, что они являются частью замысла какого-то Бога (что они не самобытны, лишь винтики в чьём-то механизме), и не желающих мириться с этим, решивших уничтожить своего Бога. Им кажется, что Бог - это киклопы, поэтому они задумывают их убить, но киклопы всего лишь мелкие функционеры, маска, за которой прячется сила, неясная им самим и следящая за порядком в отдельной вселенной - об этом нарушители не знают. Роман начинается с теракта, устроенного в редакции одного интернет-издания обмотанным пластитом террористом, целью которого являлся Киклоп, но по ошибке Птицы (...what?) направляют его на этаж ниже, потому что до теракта Киклоп ненадолго наблюдал за историей одного из сотрудников редакции - хомячка-сисадмина Кеши, из-за чего таинственные нарушители приняли Кешу, в которого "вселился" Киклоп, за их творца. Далее в трёх отдельных историях будет рассказано:

кто именно возжелал убить Бога;

затем один из вариантов будущей жизни Кеши (самая большая часть из трёх и наиболее интересная);

а третья, коротенькая, подытожит роман и обобщит его идеи.

 Первая часть раскрывает личность повстанцев. Ими оказываются таинственные Птицы-birds, довольно angry на своего создателя, старающиеся попасть в него с помощью рогатки-катапульты, чьим снарядом иногда оказываются живые люди, отобранные птицами по особым принципам. Когда я читал "Цукербрины" в первый раз, то эта часть мне не понравилась, потому что в ней я увидел лишь растягивание и размазывание одной метафоры через игру "Angry Birds" и её якобы истинного предназначения. Теперь же она мне пришлась по нраву, потому что оказалась не растянутой, а совсем короткой, к тому же действительно смешной в силу своего обаяния.

 Вепрь был добрым, бесконечно добрым, и полным любви к каждой парящей в пространстве былинке. Он создал мир, чтобы любить его – чтобы все твари в мире любили друг друга и своего Творца и жили одной большой дружной семьей. Но мир был несовершенным. Не потому, что Древний Вепрь был зол или глуп, а потому, что иначе мир просто не смог бы существовать. Совершенство нельзя было совместить с бытием. Николай попытался понять почему – и в глазах Вепря промерцал ответ: мир существовал во времени. Время подразумевало изменения. А изменения подразумевали «лучше» и «хуже». Так появлялось хорошее и плохое, и чем сложнее становился мир, тем труднее было предсказать их чередование. Но никто не хотел этого понимать. И все созданные Вепрем твари – от высших ангелов до простых зверей – мстили ему за это несовершенство, не понимая, что без несовершенства не было бы их самих <...>

 Это была равная схватка. Нет, почти равная. В ней побеждали Птицы, потому что они не любили Вепря. А Вепрь любил Птиц, и в этом была его слабость.

 Классная обложка нового издания

 Прежде чем перейти ко второй истории, стоит упомянуть о том, что "поэты часто прозревают будущее с удивительной, просто пугающей точностью. Пример: одно из лучших русских стихотворений двадцатого века, «Элегия» Александра Введенского , содержит такие — странные, должно быть, для современников поэта — строки:"

 Летят божественные птицы,

 Их развиваются косицы,

 Халаты их блестят как спицы,

 В полете нет пощады.

 Они отсчитывают время,

 Они испытывают бремя,

 Пускай бренчит пустое стремя,

 Сходить с ума не надо.

Прежде Пелевин уже говорил о своей любви к «Элегии» Введенского, написав в 2003 году стихотворение «Элегия 2». Я же, благодаря Пелевину, открыл это стихотворение в исполнении солиста группы "АукцЫон" Леонида Фёдорова на его альбоме "Весна", который и стал моим саундтреком к "Цукербринам".

 Вторая история рассказывает, кем мог бы стать Кеша, если бы он появился на свет в будущем, которое находится в одном мире, что и «S.N.U.F.F.» . Но прежде Киклоп рассказывает о первой жизни Кеши, в которой он является сотрудником интернет-издания Contra.ru. На работе Кеша страдал большую часть времени фигней, занимаясь интернет-троллингом. Описывая троллиную деятельность Кеши, Пелевин вспоминает и известное "напихо червие" Владимира Сорокина :

 Сначала он проглядел френдленту. Там опять была одна политика. Белочервие ядовито угрызало быдломассу, а быдломасса тупо топтала белочервие. Нашли друг друга.

Кеша сам осознаёт, что тратит жизнь впустую, теряя свои жизненные силы в лучах света монитора, чья сила которого ранее уже была описана Пелевиным и в «Принце Госплана» , и в рассказе "Акико", и в «S.N.U.F.F.» в лице божества Маниту (=монитор). Троллируя в интернете лиц, обиженных хулиганами и охотясь за порнографией, Кеша при этом параноит, боясь, что система и Они за ним следят и могут прийти и покарать, что очень созвучно творчеству Томаса Пинчона , а затем, в будущей жизни Кеши, сходств с работами и даже стилем Пинчона станет только больше, что наталкивает меня на определённые мысли...

 Система – это светящийся экран на расстоянии шестидесяти сантиметров от глаз, с которым мы трахаемся, советуемся и интересуемся, какие для нас сегодня будут новости. Путин, Обама – это на нем просто разные картинки. А экран один и тот же… Мы думаем, что экраном управляем наполовину мы, а на другую половину спецслужбы, но на самом деле сам экран уже давно управляет и нами, и спецслужбами. Вот что такое система. И как, спрашивается, с ней бороться, если про борьбу с ней мы читаем на том же экране?

Одновременно Кеша не чурается мыслей о том, что на самом-то деле - "конспирология, чрезвычайно уютная норка для ума".

Много ещё чего смешного есть в описании деятельности Кеши: например, он называет рэп - пиндошансоном, а рядовых мозгопромывателей СМИ - "низкооплачиваемыми провайдерами ментальных услуг". Развивая идею «Бэтмана Аполло» о том, что в частности компьютерные, мобильные игры создали вампиры специально для того, чтобы продуктивнее выкачивать из людей страдание, Пелевин пишет:

 Если вдуматься, мы в двадцать первом веке даже римлян обогнали по жестокости. У них Колизей был один на всех, и ходили туда раз в неделю. А у нас колизей в каждом доме, работает двадцать четыре часа, и все чисто. Никакой ответственности, никакой моральной вины. И птички, чик-чирик, уходят в последний бой за наше электронное счастье. Верные тамагочи режима.

 И уже во вступлении ко второй части, которая раскроет шире обозначенную здесь идею, Пелевин задаётся вопросом предназначения интернета

А занят он в основном тем, что прокачивает сквозь себя порнуху

и тем, кому это выгодно. А выгодно это окажется Цукербринам (синтез имён двух гигантов современной web-индустрии — основателя Google - Сергея Брина и Facebook - Марка Цукерберга). Из второй части, описывающей один из вариантов будущего, увиденный Киклопом, читатель узнаёт о богоподобных паразитах-Цукербринах, высасывающих сексуальную энергию человека во время его соития с "экранным светом"-порнографией. Управляют Цукербрины людьми с помощью технологии, прежде описанной Пелевиным во многих романах (здесь её описание звучит так: ).

 Мы с рождения подключены к информационному потоку, который промывает наши мозги с таким напором, что там не способна появиться ни одна случайная мысль. Системе незачем читать мысли. Ей гораздо проще прокачать через твою голову мысль, которую ты примешь за свою, — а потом, как бы в ответ на нее, прокачать рекламу, удивляющую своей уместностью. Если цукербрины рекламируют картофельное пюре, они сначала заставят тебя подумать о чем-то круглом. Потом прокачают мысль, что это похоже на картошку. А затем уже включат рекламу пюре.

 Я не буду больше описывать вторую часть, потому что кто захочет - сам прочтёт, лишь скажу о двух вещах:

 1. Снова подчеркну, что заоблачное гетто-кластер, в котором находятся капсулы с людьми, подключёнными к фейстопам, находится в том же пространстве, что и офшоры "S.N.U.F.F.", что расширяет мир последнего и добавляет ему красок.

 2. Пелевин окончательно раскрывает метафору "света монитора" (он же "свет Маниту", он же "божественный свет Цукербрин") - конечно, он описывал её и намного раньше (в «Жизни насекомых» , например, в образе человека-мотылька, летящего к свету и погибающего от него), но именно через встречу Кеши с Цукербринами она раскрывается в апофеозе (сегодня же, после выхода фильма "Маяк", можно считать, что метафора была раскрыта полностью).

 из фильма "Маяк" (2019)

 Третью часть, завершающую, я тоже пропущу - она не нуждается в моих комментариях, потому что её назначение в обобщении всего сочинения.

 Перечитав "Цукербрины", обнаружив, что я конкретного мало что из них помнил, мне они понравились. Пелевин как всегда бескомпромиссно относится к современному обществу потребления, считая, что оно заслуживает той участи-ловушки вампиров, в которую оно попало:

 Мы подключены к матрице. Но мы отлично это знаем. Мало того, мы за подключение платим. И у нас даже есть профессиональные юмористы, зарабатывающие себе на жизнь скетчами по этому поводу – причем от их унылой самодовольной тупости нас всех давно тошнит.

 Реальность не запрещена. Она всего лишь не видна. Она скучна, и мы прячем ее под обои фейстопа. Физический мир скрыт за ворохом электронных симуляций и рекламных поп-апов. Нас не надо вводить в принудительный транс уколами наркотиков или настроенными на ритмы мозга вспышками. Мы зомбируем себя сами – и больше всего боимся, что это прекратится. Мы способны в любой момент увидеть реальность, отвлекшись от наложенной на нее лжи, но мы этого не делаем. Зачем? Мы и так все знаем про этот скучный и всегда одинаковый бэкграунд… Ре-аль-ность. Ну и что? Зачем, Нео? Не интересно…

Но окромя он всё-таки по-прежнему даёт подсказки-Надежду (имя героини третьей части) тому, кто захочет изменить мир вокруг себя:

 Если вы заметили вокруг себя мир, который совсем вам не нравится, вспомните, что вы сделали, чтобы в него попасть. Может быть, вы даже не военный преступник, а просто слишком часто смотрите френдленту или телевизор. Тогда из всех привычек достаточно изменить только эту. Если бы я ощущал в себе задатки проповедника и верил, что людей можно уговорить прыгнуть из плохого мира в хороший, я надел бы маскировочную балаклаву (иначе не будут слушать), залез бы на бронетранспортер и прокричал бы что-то вроде: - Человек! Не нравится то, что вокруг? Желаешь жить среди нормальных людей? Стань таким, каким хочешь видеть других. Только не притворяйся на пять минут, не хитри - а действительно стань. Миру не останется ничего, кроме как последовать за тобой. Это и есть магия.

Я доволен и рад, что перечитал "Любовь к трем цукербринам", получив от чтения большое удовольствие - это один из самых смешных, цельных и лёгких романов Пелевина, но который в моём случае раскрылся лишь в контексте его остального творчества и спустя время, когда "предъявы" к нему отошли на дальний план.