Текст книги "Год 1942 – «учебный»"

МЕЖДУ ДОНОМ И ВОЛГОЙ

С интересом приглядывался к обстановке прибывший на фронт заместитель командующего 64-й армией генерал В.И. Чуйков. До 1942 года он находился в Китае в советниках у Чан Кайши, по сталинскому выражению, «дергал за хвост японского тигра руками китайских товарищей». На этой новой для него войне генерал еще новичок и поэтому старательно вспоминает, чему его учили в Военной академии: «По всем нашим уставам и наставлениям, обороняющийся должен, прежде всего, оценить противника и местность, на которой он решает принять бой или сражение, и разместить свои силы в наивыгоднейшем положении. Для обороняющихся местность всегда должна быть союзником, она должна ему дать тактические выгоды для контратак, для использования всех огневых средств, для маскировки.

В то же время местность должна по возможности затормозить движение и маневр наступающего, а при инженерном обеспечении – сделать ее недоступной для танков, чтобы наступающий не имел скрытых подступов и как можно дольше находился под огнем обороняющегося».

В общем, в теории Чуйков все очень верно излагает. Но то ли он учился в какой-то другой академии, чем его начальники, то ли он про все эти тонкости уже после войны разузнал, однако: «Оборонительная линия для 62-й армии выбиралась без учета этих требований. Мы не успели использовать естественные преграды – реки, речушки и овраги, которые можно было легко усилить инженерными сооружениями и сделать их труднодоступными для наступающего; позиции были размещены в голой степи, открыты для наблюдения и просмотра их как с земли, так и с воздуха. Много получилось разрывов между обороняющимися подразделениями и частями, особенно на правом фланге, которые давали возможность противнику охватывать позиции обороны и выходить ей в тыл».

Все время одни и те же грабли: как обороняться – не успели приготовиться, как наступать – не успели сосредоточиться. Маршал Тимошенко «академиев не кончал», провел ногтем по карте – тут тебе и «стоять насмерть», а где там реки, где овраги, какая разница? (На самом деле все это делалось в соответствии с Полевым уставом РККА, который работу на местности возлагал на командиров стрелковых полков и батальонов. Для вышестоящих командиров и штабов работа на местности при организации обороны не предусматривалась.) Само собой, не имелось инженерных средств заграждения, остро не хватало мин и взрывчатки. Вместо траншей и ходов сообщения отрывались отдельные стрелковые окопы, что в условиях открытой местности делало смертельным номером маневр живой силой и огневыми средствами во время боя. Противотанковые средства 62-й и 64-й армий – 944 орудия и 3660 противотанковых ружей – были равномерно распределены по всему фронту вместо сосредоточения их на танкоопасных направлениях. Очень слабым было обеспечение зенитной артиллерией.

Не менее интересно расположил войска на указанных ему позициях и принявший командование 64-й армией генерал Гордов. Почти целая дивизия из состава первого эшелона была выделена в передовые отряды на удалении от главных сил на 40 – 50 км, ни имея ни артиллерийской, ни авиационной поддержки. Основную полосу обороны на западном берегу Дона от Суровикино до Верхне-Курмоярской заняли четыре стрелковые дивизии, 154-я морская стрелковая и 121-я танковая бригада. Остальные свои силы Гордов оставил на восточном берегу Дона и реки Мышковка, лишив армию второго эшелона и резервов.

В дополнение к этому противник непрерывно фиксировал все передвижения советских войск, его разведывательные самолеты подолгу кружили над позициями, а «…мы не могли вести с ними борьбу, потому что в армии не было зенитной артиллерии, а истребители воздушной армии фронта были заняты на другом участке фронта». Если взглянуть на сложившуюся диспозицию с высоты птичьего полета, то невольно хочется спросить: а какие такие важные участки имелись еще на Сталинградском фронте, где так сильно были заняты истребители воздушной армии генерала Т.Т. Хрюкина?

Штаб фронта, как раз совсем наоборот, о противнике не имел ни малейшего представления – разведывательная авиация, по-видимому, тоже действовала «на другом участке». Свидетельством этому служит хотя бы приказ, полученный Гордовым и Чуйковым 22 июля: направить по правому берегу Дону к станице Цимлянской 66-ю морскую и 137-ю танковые бригады и нанести удар по переправляющейся там «группе войск противника». При сосредоточении сил и переправе через реку экспериментальным путем выяснилось, что мост у Нижне-Чирской (но какова рекогносцировка!) не выдерживает веса тяжелых и средних танков. В итоге ушла в ночь бригада моряков и мотострелковый батальон в сопровождении 15 танков Т-60 с задачей «ударом во фланг и тыл уничтожить» ни много ни мало… 4-ю танковую армию Гота.

В этот же день произошла смена командующих Сталинградским фронтом. На место загубившего все дело Тимошенко Сталин назначил генерал-лейтенанта Гордова. Качество управления и руководства боевыми действиями от этого ничего не выиграло. По мнению подчиненных Гордова, он «не обладал тогда опытом крупного военачальника. К сожалению, это представление подтвердилось в дальнейшем… Гордов, конечно, старался делать все, что мог. Но задача была ему не по силам». Генерал к тому же отличался крайне неуживчивым характером и тоже, как и многие другие советские генералы, был «горячий человек». Н.С. Хрущев так охарактеризовал нового командующего: «…недостаток его заключался в грубости. Он дрался с людьми. Сам очень щупленький человечек, но бьет своих офицеров». Впрочем, в глазах Сталина рукоприкладство как раз являлось не недостатком, а свидетельством «твердости руководства» и поощрялось Верховным.

Маршал же Тимошенко еще долго и плодотворно служил на благо Отечества. Новых званий ему уже не полагалось, но свою долю полководческих орденов он получил. Однако звезду Героя за Отечественную войну Сталин ему не дал, не счел необходимым.

Согласно постановлению ЦИК СССР от 16 апреля 1934 года Золотая Звезда Героя Советского Союза являлась высшей степенью отличия и присваивалась «за личные и коллективные заслуги перед государством, связанные с совершением геройского подвига». Первыми Героями стали семь летчиков, участвовавших в спасении челюскинцев. Вскоре высокого звания удостоились знаменитые на всю страну летчики-испытатели и участники дальних перелетов – М.М. Громов, В.П. Чкалов, Г.Ф. Байдуков, А.В. Беляков; первые женщины-летчицы – В.С. Гризодубова, П.Д. Осипенко, М.М. Раскова. Это были подвиги мирных дней. Затем были Хасан, Испания, Халхин-Гол и Зимняя война, за которую получил свою Звезду и Тимошенко. Основу первого потока Героев Советской страны составляли, как правило, летчики, танкисты, пехотинцы, офицеры младшего и среднего звена, одним словом – люди поля боя. В послевоенное время в СССР главными «героями» стали космонавты и генералитет.

18 февраля 1965 года маршал Тимошенко получил-таки свою вторую Золотую Звезду. Какой же «геройский подвиг» совершил 70-летний инспектор Министерства обороны? Да просто у него юбилей, вот дожил, в отличие от миллионов своих подчиненных, вот и достойная награда с формулировкой «за заслуги перед Родиной и Вооруженными Силами СССР».

Идея получать Звезду Героя «за заслуги» понравилась нашим полководцам. Со временем она стала «штатной» в комплекте наград советских маршалов. Сталин умер. Бывшие сталинские «соколы», «боги войны», «цари полей» перековались в верных хрущевцев и объявили на весь мир, что Верховный, оказывается, воевал по глобусу. Разве мог он оценить по достоинству их стратегические таланты и безмерные заслуги? И вообще, одна Золотая Звезда на целом маршале – как-то даже несолидно смотрится. И вот, заняв высшие посты в государстве и армии, бросились наверстывать упущенное, не понимая своим начальственным умишком, что выглядят смешно и стыдно.

Вторую Звезду «за заслуги перед Родиной» получили маршал Малиновский и маршал Москаленко.

Генерал Гречко за время войны геройского звания «по ошибке» не удостоился. Но вот в 1955 году он стал маршалом – и пожалте: в 1958 году награда нашла героя, а в 1973-м – вторая. А как красиво звучит: «советский партийный, государственный и военный деятель, полководец, Министр обороны СССР, Маршал Советского Союза, дважды Герой Советского Союза, Гречко Андрей Антонович».

Не имел среди своих многочисленных орденов Золотой Звезды и генерал Ротмистров, но стоило ему стать главным маршалом бронетанковых войск – и дело в шляпе.

Не проявил Сталин справедливости и по отношению к самым первым, самым «народным маршалам» образца 1935 года. Пришлось, похоронив Великого Пахана, наверстывать упущенное: Ворошилов стал дважды Героем Советского Союза, а Буденный – трижды. Последний свой «геройский подвиг» Семен Михайлович совершил в 85-летнем возрасте.

Маршалы Конев, Крылов, Рокоссовский, Катуков, Якубовский, Чуйков, Кошевой свои две Звезды заработали во время войны. Больше им «по штату» было не положено.

В самом начале этого чудного периода еще в силе был самый-самый выдающийся из маршалов – Г.К. Жуков. Ему и звезд полагалось больше, чем остальным. В 1956 году Георгий Константинович, трижды герой, стал Героем Советского Союза в четвертый раз – «За выдающиеся заслуги перед КПСС и советским народом». Впрочем, заслуги действительно были. Не каждый решится сбросить атомную бомбу на собственную армию.

Апофеозом этой комедии самонаграждений стало вручение в мирное время четырех геройских Звезд (высшая степень отличия), ордена «Победа» (высшая полководческая награда, ввиду отсутствия наличия, пришлось позаимствовать орден покойного Василевского), именного Золотого оружия (высшая награда Гражданской войны) маршалу Л.И. Брежневу – вот величайший полководец ХХ века!

В совокупности 35 советских маршалов, не считая маршалов родов войск и генералов армий, стали Героями 56 раз, из них «за войну» – 30 раз, остальное – «за заслуги».

22 июля 1942 года сменилось командование Сталинградского фронта.

На следующий день началось наступление 6-й немецкой армии, которая ввиду возросшего сопротивления советских войск была значительно усилена. 19 июля в нее был включен 14-й танковый корпус под командованием генерала фон Виттерсгейма. 20 июля в армию был возвращен 51-й армейский корпус генерала фон Зейдлица. 22 июля в распоряжение командования 6-й армии была передана из резерва одна охранная дивизия, а действовавшая на левом фланге 75-я пехотная дивизия передана во 2-ю венгерскую армию. После всех перегруппировок в 6-й армии насчитывалось 18 дивизий, в том числе одна танковая и две моторизованные – по советским данным, около 250 тысяч человек, 7500 орудий и минометов, 740 танков. Бог знает, откуда взялось столько танков? По-нашему, их должно быть не более 300. Непосредственно на сталинградском направлении против советских 62-й и 64-й армий первоначально действовали девять дивизий, а с 25 июля – двенадцать плюс еще 150 танков.

Нет сомнений, что если бы сразу после разгрома Юго-Западного и Южного фронтов германское командование, как это первоначально планировалось директивой № 41, двинуло на Сталинград хотя бы 4-ю танковую армию, к концу июля город был бы взят. На деле дивизии Гота и Клейста в середине июля были ориентированы фюрером на организацию «ростовского котла», а 6-й полевой армии предстояло вести фронтальное наступление на сталинградском направлении при значительно менее благоприятной оперативной обстановке.

Паулюс образовал две ударные группировки: северную – 14-й танковый и 8-й армейский корпуса (позднее в ее состав вошел и 17-й армейский корпус, которым командовал генерал Голлидт); южную – 51-й армейский и 24-й танковый генерала фон Кнобельсдорфа (последний был «реквизирован» у Гота, переброшен из района нижнего течения Донца и переподчинен армии 24 июля).

Обе эти группировки имели своей задачей продвинуться вдоль берега Дона внутри его большой излучины до Калача и, окружив основные силы противника в этом районе, соединиться для форсирования Дона и наступления на Сталинград.

23 июля северная группа четырьмя дивизиями Виттерсгейма нанесла удар по правому флангу 62-й армии, который обороняли 33-я гвардейская, 192-я и 184-я стрелковые дивизии, и с боями продвинулась на глубину 20 км. Чтобы не допустить прорыва неприятельской группировки, генерал Гордов решил временно передать 13-й танковый корпус в подчинение генерала Колпакчи. Последний в 5 часов утра 24 июля отдал приказ танковому корпусу и 33-й гвардейской дивизии с батальоном танков нанести контрудар с тем, чтобы восстановить положение на своем правом фланге. На подготовку удара отводилось пять часов. Однако с утра 24 июля германские «клещи» сомкнулись в районе Верхне-Бузиновки, где разгромили штабы 184-й и 192-й дивизий; при этом погиб комдив-192 полковник А.Ф. Захарченко и пропал без вести комдив-184 полковник Т.С. Койда.

13-й танковый корпус, который возглавил полковник Т.И. Танасчишин, был заново укомплектован, имел в своем составе три танковых, одну мотострелковую бригады и 123 танка. В составе бригад не было противотанковой и зенитной артиллерии. Боевые возможности корпуса сильно снижала низкая обученность подразделений. В 10 часов он перешел в наступление в направлении Манойлина, но этот наспех организованный маневр, не поддержанный не успевшей выйти на рубеж развертывания пехотой, не дал ощутимого результата и был отбит. Только от ударов авиации противника танкисты потеряли 21 машину.

К исходу дня 3-я и 60-я немецкие мотодивизии прорвались к Дону в районе станиц Голубинской и Каменской, завершив окружение трех советских стрелковых дивизий, 40-й танковой бригады, 644-го танкового батальона и трех артполков РГК. Германские части вышли к правому берегу Дона в районе Каменской, правый фланг 62-й армии был глубоко охвачен с севера.

25 июля из района Обливской перешла в наступление южная группировка Паулюса. Главный удар по правому флангу 64-й армии, временное командование которой принял Чуйков, наносил одной танковой и двумя пехотными дивизиями 24-й танковый корпус Кнобельсдорфа. Ровно сутки спустя и здесь оборона была прорвана и немецкие подвижные соединения устремились к реке Чир, выходя в стык советских армий. Резервов, по милости Гордова, у Чуйкова на правом берегу не имелось. К тому же в тылах армии пронесся слух, что немецкие танки находятся в двух-трех километрах от переправ, и началась паника. Многие устремились к переправе. Чтобы остановить людей и повозки, Чуйков послал на переправу офицеров штаба. Но все было напрасно. Авиация противника, заметив большое скопление людей и транспорта, начала их бомбить. Во время этой бомбежки были убиты начальник артиллерии армии, начальник оперативного отдела, начальник инженерной службы и другие командиры. Лишь к вечеру 27 июля войскам 64-й армии удалось закрепиться на восточном берегу рек Чир и Дон и остановить противника.

Однако положение на правом фланге оставалось нестабильным. Севернее Калача немцы глубоким охватом прорвались к переправам через Дон и угрожали выходом в тыл всем советским войскам, находившимся в большой излучине. Для ликвидации обозначившейся опасности необходимо было принять срочные меры. Сталин потребовал не только остановить продвижение противника, но отбросить его за реку Чир. Из резерва Ставки начали прибывать 126, 204, 205, 321, 399, 422-я стрелковые дивизии и другие соединения. Приехавший в штаб Сталинградского фронта генерал Василевский приказал нанести контрудары силами 1-й и 4-й танковых и частью сил 64-й и 62-й общевойсковых армий. Одновременно из района Серафимовичей в южном направлении, в тыл группировке противника, предстояло наступать дивизиям 21-й армии генерал-майора А.И. Данилова.

Две танковые армии – это сила, это около 40 000 бойцов, почти 1000 орудий и минометов и более 700 единиц бронетехники. Правда, маршал Еременко кручинится о том, что они «почти не были укомплектованы танками», но это он просто бьет на жалость. В состав 1-й танковой армии под командованием уже «многому научившегося» генерала К.С. Москаленко входили 13-й и 28-й танковые корпуса, 158-я тяжелая танковая бригада, 79-й полк гвардейских минометов, 131-я стрелковая дивизия, два артполка ПВО и один полк противотанковой артиллерии. В корпусах имелся ровно 301 танк (общий недокомплект 31 машина), в том числе 162 «тридцатьчетверки». Тяжелая бригада получила эшелон новеньких КВ. В 4-ю танковую армию генерала В.Д. Крюченкина входили 22-й и 23-й танковые корпуса, 51-й полк «катюш», 133-я танковая бригада, 18-я стрелковая дивизия, артиллерийские полки ПТО и ПВО.

Загвоздка была в другом – в организации. Самих армий, как единого боевого организма, на практике не существовало. Так, генерал Москаленко приказ о формировании 1-й танковой получил 22 июля, утром следующего дня его штаб приступил к исполнению обязанностей, в этот же день последовало указание о готовности к нанесению контрудара утром 25-го числа. К этому времени соединения и части нового объединения были разбросаны на значительном пространстве, а 13-й танковый корпус уже готовился вступить в бой в составе 62-й армии. Все эти корпуса, бригады, дивизии не имели связи между собой, не были готовы к слаженным боевым действиям, у вновь испеченных командармов не было времени даже познакомиться с собственными войсками, не говоря об отработке взаимодействия и управления.

Согласно плану операции, 1-й танковой армии предписывалось переправиться через Дон в районе Калача и наступать в направлении населенного пункта Майоровского. Ближайшая задача – уничтожить прорвавшегося врага и к исходу дня овладеть рубежом Верхне-Бузиновская – Манойлин. В дальнейшем предстояло развивать наступление на Перелазовский и там соединиться с 4-й танковой армией. Войска Крюченкина не успевали сосредоточиться на исходных позициях в указанный срок, поэтому они должны были начать боевые действия 27 июля, продвигаясь из района Трехостровской на Перелазовский. Сказанное означает, что контрудар наносился неодновременно, причем силами армий, не закончивших формирование и не получивших всех положенных средств усиления. На подготовку фронтовой наступательной операции отводились одни сутки! Маршал Москаленко уверяет, что «неготовность к контрудару была хорошо известна и принимавшим решение, и выполнявшим его», но, мол, другого выхода просто не было – «обстановка требовала быстрого нанесения удара».

Так ли, нет ли, но в ночь на 25 июля назначенные войска в основном сосредоточились на восточном берегу Дона. 28-му танковому корпусу (178 танков) полковника Г.С. Родина предписывалось с утра перейти в решительное наступление, разгромить противника, а затем преследовать его до Ново-Григорьевской и Логовского. 13-му танковому корпусу предстояло наступать в направлении Верхне-Бузиновская, Клетская. Во втором эшелоне армии за корпусом Родина следовали 158-я танковая бригада и 131-я стрелковая дивизия. Левее корпуса Танасчишина частью своих сил должна была нанести удар 62-я армия.

С рассветом 1-я танковая армия приступила к нанесению контрудара по противнику, который тоже возобновил наступление с целью захватить переправы у Калача. Завязалось встречное сражение 14-го танкового корпуса Виттерсгейма с бригадами Москаленко. Несмотря на превосходство в силах, советские войска с самого начала оказались в крайне невыгодных условиях. В первую очередь в результате нерешительных действий танковых бригад, отсутствия данных о противнике и абсолютного германского господства в воздухе.

«Вражеская авиация, – вспоминает маршал, – действовала группами по два-три десятка самолетов, появлявшихся над нами каждые 20 – 25 минут. Им, к сожалению, ничего не противопоставила наша 8-я воздушная армия, занятая, видимо, на других (?) направлениях… Войска 28-го танкового корпуса отбросили в упорных боях неприятеля на 6 – 8 км от Калача. Ночью мы произвели перегруппировку и пополнили боеприпасы. Утром 26 июля 28-й танковый корпус возобновил наступление. Атака началась на рассвете, в 3 часа, до появления авиации противника (на свою надежды нет никакой. – Авт.). Мы рассчитывали, что удар будет не только стремительным, но и внезапным.

Однако оказалось (!), что к его отражению вражеские войска готовились всю ночь. Они заняли выгодные рубежи, зарыли в землю танки, подтянули противотанковую артиллерию. Применили против наших танков 88-мм зенитные пушки (поскольку никакая германская противотанковая артиллерия наши средние и тяжелые танки не брала. – Авт.).

Атака, проведенная на рассвете частями 28-го танкового корпуса, успеха не имела. Вторая атака, предпринятая в 15 часов, также была отражена противником. Мы понесли чувствительные потери. Например, в 1-м батальоне 55-й танковой бригады на ходу осталось 9 танков… Наша атака территориальной цели не достигла. Однако противник был остановлен, почувствовал силу нашего удара…»

Вот вам разница в организации боевого управления и, в конечном счете, профессионализме. Немцы, вступив в бой с ходу, за каких-нибудь шесть часов ночного времени успели и закопаться в землю, и создать опорные пункты, и «напрячь все силы для удержания достигнутого рубежа». Словом, в кратчайший срок создать оборону, непреодолимую для наших ударных соединений, которые, кстати, бездумно пытаются пробить ее лобовыми атаками в одном и том же направлении. А советскую оборону германские танки легко прорывают в тот же день, когда получают горючее для своих топливных баков.

Эти бои только утвердили немцев во мнении, что «самым слабым местом Красной Армии по-прежнему оставалась ее убогая тактика. Русские танкисты совершенно не использовали преимущества рельефа местности и, похоже, не знали принципов стрельбы и маневра». По признанию Москаленко, в ходе боевых действий «все время давали себя знать и пробелы в обучении войск», поэтому после ожесточенных дневных боев, длившихся по 17 – 18 часов, приходилось проводить ночные учебные сборы выживших механиков-водителей танков, чтобы с рассветом бросить их в новую атаку.

Если все знали о неготовности к контрудару, то, может, не стоило его затевать? Может, надо было самим занять выгодные рубежи, использовать водную преграду, закопаться в землю, создать опорные пункты и прочее? А если контрудар был так необходим, как уверяет маршал Василевский, то, может быть, стоило хотя бы по-хозяйски распорядиться имеющимися немалыми силами. Складывается впечатление, что вся реальная подготовка состояла из написания боевых распоряжений. Например, поражает тот факт, что под Калачом решается судьба фронта, а никто не в курсе, чем занимается 8-я воздушная армия, или сама она не знает, чем ей заниматься.

Рядовой 389-й пехотной дивизии генерала Магнуса писал домой: «Ей-богу, мы в полной безопасности, ведь в небе наши асы. Кстати, русских самолетов я вообще не видел». (Правда, наши авиаторы утверждают, что они «всеми имеющимися силами днем и ночью… уничтожали танки и моторизованные войска противника».)

В эти же дни левее наступал 13-й танковый корпус. Но, оказавшись в двойном подчинении, он продолжал выполнять прежнюю задачу: наносил удар на Манойлин вместо того, чтобы повернуть на Верхне-Бузиновку и Клетскую. Связи с полковником Танасчишиным генерал Москаленко не имел. В результате ударные группировки 1-й танковой армии били по расходящимся направлениям. Пришлось специально послать в 13-й корпус генерала Е.Г. Пушкина, который лишь 28 июля поставил ему новые задачи и повернул бригады с северо-западного и западного направления на север.

Воспользовавшись тем, что 1-я танковая армия в течение первых дней наступления сражалась, по существу, одна, противник сосредоточил против нее большую часть огневой мощи своей артиллерии и крупные силы авиации. Штаб генерала Москаленко с нетепением ждал, когда сможет включиться в операцию 4-я танковая армия Крюченкина, чтобы совместными с ней действиями сломить сопротивление врага. Но ожидания не оправдались. Даже к 16 часам 27 июля из состава 4-й танковой на западный берег Дона переправились только 17 танков одной из бригад 22-го корпуса.

4-я танковая армия запаздывала с началом наступления, а 13-й танковый корпус по-прежнему вел бои в районе Манойлина. Поэтому удар на Верхне-Бузиновку 1-я танковая армия наносила лишь силами 28-го танкового корпуса. 131-я стрелковая дивизия наступала на север вдоль правого берега Днепра, а 158-й тяжелой танковой бригаде было приказано очистить от противника высоты западного берега Дона. Армия «ехала» в разные стороны и ни на одном направлении не могла прорвать немецкую оборону.

Лишь 13-му танковому корпусу удалось к 28 июля соединиться в районе Майоровского с частями 184-й и 192-й стрелковых дивизий и 40-й танковой бригады, объединенных под общим командованием полковника К.А. Журавлева. Однако это не было разгромом противника. Немцы просто пропустили танки и вновь замкнули кольцо окружения. Танковые бригады были отрезаны от штаба корпуса и от своих тылов без достаточных запасов горючего и боеприпасов, длительного боя они вести не могли. Командир корпуса, находившийся вместе с бригадами, оказался отрезан от штаба и не имел средств управления.

Германское командование поспешило принять меры для парирования удара. На правом фланге у Москаленко появилась еще одна пехотная дивизия 8-го армейского корпуса. На левом – одна танковая и две пехотные дивизии 24-го танкового корпуса форсировали реку Чир, разорвали смежные фланги 62-й и 64-й армий и создали угрозу удара на Калач с юго-запада, отрезая 1-ю танковую армию от переправ через Дон. Для ликвидации этой опасности Москаленко пришлось направить в район Суровикино резервную 163-ю танковую бригаду из состава 13-го корпуса и вновь прибывшие 204-ю и 321-ю стрелковые дивизии. Сюда же перебрасывался 23-й танковый корпус. Введенные в бой на стыке 62-й и 64-й армий, эти соединения сыграли решающую роль в отражении удара противника на Калач. Немецкие дивизии были разбиты и отброшены за реку Чир.

В последние июльские дни 1-я танковая армия, таким образом, действовала на двух противоположных направлениях: северо– и юго-западном, причем последнее требовало соответственного внимания со стороны командования и штаба армии. Командующему армией пришлось обзавестись двумя наблюдательными пунктами и мотаться с одного на другой, чтобы руководить действиями войск на обоих направлениях. Направив все подкрепления на юго-запад, Москаленко не смог нарастить усилия на направлении главного удара.

4-я танковая армия смогла переправиться на правый берег Дона лишь к вечеру 28 июля и поэтому перешла в наступление только утром следующего дня силами всего лишь двух танковых бригад 22-го корпуса. За три дня они продвинулись до рубежа Верхне-Голубинский, Евлампиевский, Малонабатовский, где были остановлены противником. 31 июля ударом через Верхне-Бузиновку вышла из окружения в расположение 4-й танковой армии группа Журавлева. Вместе с частями 13-го танкового корпуса в группе насчитывалось менее 5000 человек и 66 танков.

30 – 31 июля боевые действия против северной группировки Паулюса достигли наивысшего напряжения. В 4 часа утра, сковав немцев с фронта, правофланговые соединения 1-й танковой армии – 28-й танковый корпус, 131-я стрелковая дивизия и 158-я тяжелая танковая бригада вновь перешли в наступление. Стремясь обойти противника с запада, они медленно продвигались вперед. На этот раз советскому командованию удалось достичь и наращивания сил армии, действовавших с юга. Как только 23-й танковый корпус выполнил задачу по разгрому врага в районе устья реки Чир, он был перенацелен для действий в северном направлении. В это же время 13-й танковый корпус, переданный в состав 4-й танковой армии, совместно с частями 22-го танкового корпуса начал наступление на Осиновский, в тыл немецкой группировке. Над германскими 3-й и 60-й мотодивизиями нависла угроза окружения. Однако реализовать ее русским не удалось.

Немецкая пехота создала систему плотного противотанкового огня, генерал Паулюс четко маневрировал своими силами, просчитывая маневры противника, а немецкая авиация господствовала в воздухе, беспрерывно атакуя советские части и нанося им чувствительный урон. Например, в корпусе Танасчишина осталось 27 танков, и он, по существу, потерял боеспособность. Вплоть до 5 августа продолжались в этом районе кровопролитные бои. В течение двенадцати дней советские войска непрерывно атаковали, пока окончательно не выдохлись, после чего сами перешли к обороне.

Тем более что пополнения к ним больше не поступали: центр тяжести боев в начале августа переместился на котельниковское направление.

Как мы помним, одновременно с «разгромом» северной группировки противника 64-я армия, которую возглавил генерал М.С. Шумилов, и 62-я армия, которую принял генерал-лейтенант А.И. Лопатин, должны были нанести удар по южной группировке Паулюса, прорвавшейся к Суровикино и Нижне-Чирской. Маршал Чуйков оставил подробное описание исполнения этой части советского плана, к которому просто нечего добавить:

«В это же время была получена директива фронта за подписью начальника штаба генерал-майора Д.Н. Никишева. Директива предписывала одновременным ударом двух армий (62-й и 64-й) уничтожить обе группировки противника в районе Верхне-Бузиновки и на реке Чир. 64-я армия усиливалась 204-й стрелковой дивизией и 23-м танковым корпусом.

Распоряжение было получено в 14 часов 28 июля, а начало операции назначалось на 2 часа ночи 29-го, то есть через 12 часов.

Нам надлежало с М.С. Шумиловым немедленно найти (?) 204-ю дивизию и 23-й танковый корпус. Мы об их местонахождении ничего не знали. Запросили по телефону штаб фронта. Нам ответили:

– Ищите эти части между Доном и рекой Лиска.

Всю ночь мы колесили по степи в поисках приданных 64-й армии частей (самое подходящее занятие для командарма и его заместителя. – Авт.). Проискали все утро и только к полудню 29 июля в районе Жирков нашли одну танковую бригаду 23-го корпуса. Командир бригады ничего не знал и к наступлению не готовился (а в штабе фронта уже десять часов рисуют стрелы? – Авт.).

Разыскивая штаб 23-го корпуса в совхозе «Победа Октября», мы по пути заехали в хутор Володинский, где расположился командный пункт 62-й армии.

Полный, белокурый и внешне очень спокойный генерал А.И. Лопатин встретил нас на командном пункте хорошим обедом и объявил нам, что 62-я армия не может выполнить распоряжение начальника штаба фронта, так как части не готовы, боеприпасы не подвезены и Военный совет фронта это распоряжение не подтвердил.

А.И. Лопатин высказал свои предположения, почему Военный совет фронта не подтвердил директивы штаба фронта. Наши 1-я и 4-я танковые армии под командованием генералов К.С. Москаленко и В.Д. Крюченкина предприняли контрудары по наступающему противнику. Контрудар наших же 62-й и 64-й армий должен был наноситься в развитие ударов танковых армий