Текст книги "Год 1942 – «учебный»"

В первом эшелоне с задачей непосредственной поддержки пехоты наступали 3-я, 12-я и 143-я танковые бригады, а также соединения 7-го танкового корпуса Ротмистрова. 4-й и 16-й танковые корпуса составляли подвижную группу армии, имея задачей развить успех первого эшелона. При этом 16-й корпус генерала А.Г. Маслова должен был вводиться вслед за 4-м корпусом, которым командовал генерал А.Г. Кравченко.

Противник южнее Котлубани располагал удобными для обороны позициями и к тому же успел их сильно укрепить. Передний край обороны проходил по гребням господствующих высот. Ими прикрывались огневые позиции артиллерии и все передвижения в глубине обороны. Окружающая местность с этих высот просматривалась на многие километры. Оборону здесь держали немецкие 60-я и 3-я моторизованные, 79-я пехотная дивизии. Советским войскам вновь предстояла лобовая атака по голой степи.

Наступление началось утром 18 сентября. Но сначала, как и в начале сентября, первой заговорила германская артиллерия, открыв огонь по местам сосредоточения советских войск – немцы были готовы к встрече. Затем полуторачасовую артподготовку провела армия Москаленко, и советские танковые бригады атаковали передний край обороны противника. Преодолевая упорное сопротивление, они продвинулись на 1 – 1,5 км и сумели подняться на гребни высот. Но взломать оборону на всю ее глубину не удалось.

Чтобы нарастить силу удара, в 14 часов командарм ввел в сражение 4-й танковый корпус и две дивизии второго эшелона. Однако они запоздали с выходом на «Большой гребень». В 18 часов немецкая пехота, усиленная 50 танками, предприняла контратаку и сбросила с высот поредевшие и не закрепившиеся части 308-й и 316-й стрелковых дивизий. К этому времени советские танки были выбиты, артиллерия сопровождения отстала еще утром, штабы потеряли управление.

Дневник капитана Лорингофена: «Русские атаковали с холма, наши же части находились на склоне. Два дня они следовали одним и тем же маршрутом. Прекрасные цели! Тогда мы сожгли не меньше сотни танков».

В течение следующих четырех дней советские дивизии беспрерывно гнались на штурм высот, но снова овладеть гребнем не удалось. 23 сентября в наступление перешел 16-й танковый корпус. Однако и его соединения не смогли достичь цели, атакуя противника в лоб на тех же участках и направлениях, где в течение нескольких дней пытались прорвать оборону 4-й и 7-й корпуса.

В эти дни Рокоссовский находился на КП рядом с Гордовым, наблюдая работу командующего фронтом, и «убедился, что он отличался большой горячностью и стремился нагнать побольше страха на подчиненных. Это явствовало из телефонных переговоров, которые Гордов вел с командармами… Не случайно командный состав фронта, о чем мне впоследствии довелось слышать, окрестил его управление «матерным».

К концу месяца наступление выдохлось. Войска понесли большие потери, но прорвать оборону противника нигде не смогли. Неунывающий Москаленко сообщает, что и на этот раз он кого-то «сковал» и сильно «обескровил».

1-я гвардейская армия была расформирована, а то, что от нее осталось, передали в 24-ю армию. Потерявший за три месяца три комплекта боевой техники генерал Ротмистров «глубоко задумался» о том, что «пора нам, прежде всего старшим командирам, научиться воевать грамотно, со знанием дела… Малоуспешное проведение… контрудара при наличии большой массы танков свидетельствовало о слабом умении применять крупные танковые соединения…

…Даже имея данные о противнике, основные потери мы несли не во время прорыва переднего края вражеской обороны, а при бое в ее глубине, когда нарушалось взаимодействие танков с артиллерией и пехотой и отсутствовала авиационная поддержка. Беда здесь состояла прежде всего в том, что наши артиллеристы из-за неудовлетворительно налаженной разведки или недостатка тяжелых пушек в период короткой огневой подготовки атаки полностью не подавляли противотанковые средства гитлеровцев. Не оказывали в этом им помощи и авиаторы. Прорвав вражескую оборону, танки сразу же наталкивались на мощный огонь артиллерии и танков противника из глубины его обороны (а вот немецкие танки, судя по ходу военных действий в 1942 году, легко прорывали нашу оборону и ни на что не наталкивались. – Авт.), при этом оставались в одиночестве, поскольку гитлеровцы отсекали нашу пехоту пулеметным и минометным огнем, прижимали ее к земле непрерывной бомбежкой.

Но надо признать, что в отсутствии надежной артиллерийской поддержки была доля вины и танкистов. Готовясь к бою, они («они» – это как раз сам Ротмистров. – Авт.) лишь информировали артиллеристов о своих задачах, а не согласовывали взаимодействие по рубежам, пристрелянным артиллерией, не устанавливали сигналов вызова артиллерийского огня (!), не поддерживали постоянной связи с командными и наблюдательными пунктами артиллеристов».

Поразительно: генерал уже год воюет, до этого два года преподавал тактику бронетанковых войск, защитил диссертацию и стал доцентом, участвовал в Финской войне, в создании первых механизированных корпусов и вот, наконец, «задумался». Полагаю, не в последнюю очередь Ротмистрова заставил задуматься доклад комиссара госбезопасности Абакумова в ГКО и Генштаб, в котором прямо указывалось, что в больших потерях 7-го танкового корпуса виноват его командир.

Командование 62-й армии также получило приказ: одновременно с войсками Сталинградского фронта нанести удар в направлении на северо-западную окраину города и уничтожить противника в этом районе. Начатое Чуйковым 19 сентября наступление вылилось в трехдневные встречные бои в районе Мамаева кургана и поселка Рынок. Эти контратаки не дали никаких результатов и поглотили все и без того мизерные резервы армии.

Кстати, маршал Крылов, не давая никакой оценки действиям Малиновского, отмечает, что, с точки зрения осажденных, «предположение, что действия советских войск севернее города вынудят противника оттягивать какие-то силы из-под Сталинграда (а в штабе фронта одно время почему-то были уверены, что это уже происходит), в тот раз, к сожалению, не оправдалось… наша армия получила лишь небольшую передышку на несколько часов от бомбежек с воздуха, да и то не полную: фашистские самолеты не исчезали совсем, их только поубавилось. А натиск наземных сил противника не ослабевал. Скоро стало ясно, что он никуда не перебросил ни одной действовавшей перед фронтом 62-й армии пехотной или танковой части». То есть с оперативно-тактической точки зрения результатом наступления 1-й гвардейской армии был нуль. Не вызывает сомнений и ответ на вопрос: кто кого обескровил?

21 сентября на фронте от Мамаева кургана до зацарицынской части города немцы перешли в наступление силами пяти дивизий. К полудню из-за обрыва линий связи Чуйков потерял управление своим левым флангом, посылаемые туда офицеры связи не возвращались. Сутки спустя 22 сентября 62-я армия была разрублена на две части: на участке буквально растаявшей дивизии Родимцева (так, от 1-го батальона 42-го гвардейского полка, оборонявшего вокзал, в живых остались шесть человек) немцы вышли к центральной переправе севернее реки Царица. Отсюда они имели возможность просматривать почти весь тыл армии и вести наступление вдоль берега, отрезая советские части от реки. Генерал Родимцев вспоминает:

«Боевые действия, развернувшиеся ранним утром 22 сентября на участке дивизии, по напряженности, ожесточению и потерям превзошли все предыдущие бои, которые пришлось вести гвардейцам в городе. Среди пламени и дыма, под непрерывным огнем пулеметов, артиллерии и танков, под бомбовыми ударами авиации неприятеля гвардейцы бились насмерть, отстаивая каждую улицу, каждый дом. Повсюду то и дело вспыхивали яростные рукопашные схватки. Это поистине был ад. Я побывал не в одном сражении, но в такой схватке мне довелось участвовать впервые».

Чтобы восстановить положение, Чуйков на следующий день бросил в контратаку вновь прибывшую 284-ю дивизию подполковника Н.Ф. Батюка (10 тысяч человек). В ходе двухдневных ожесточенных боев было приостановлено наступление противника из района центральной пристани на север. Но соединиться с 42-й и 92-й стрелковыми бригадами, действовавшими за рекой Царица, не удалось. Их остатки отступили за Волгу, причем первыми, бросив войска, бежали с поля боя штабы. Впоследствии командиров и комиссаров обеих бригад трибунал приговорил к высшей мере наказания.

Развязав себе руки на южном фланге, немцы начали перебрасывать оттуда части к Мамаеву кургану и севернее.

Для восстановления снабжения «чуйковцев» срочно организовывались новые пристани и водные коммуникации: первая – в районе Верхняя Ахтуба, вторая – в районе Скурди, третья – в районе Тумак. Отсюда на кораблях и судах Волжской флотилии и на лодках грузы переправлялись к пристаням у завода «Красный Октябрь» и у поселка Спартановка. От завода «Баррикады» на остров Зайцевский был наведен пешеходный мост на железных бочках, а между островом и левым берегом Волги действовала лодочная переправа. Стрелковые бригады, действовавшие у реки Царица, снабжались самостоятельно через остров Голодный. Всего за время обороны на правый берег было перевезено около 100 тысяч солдат и офицеров, 11 429 тонн грузов, 1975 ящиков с минами, 404 автомашины и др.

К вечеру 24 сентября бои в центре города стали стихать, первый кризис был 62-й армией преодолен.

«Начавшийся в середине сентября период боев за Сталинградский Промышленный район, – пишет Ганс Дерр, – можно назвать позиционной, или «крепостной», войной. Время для проведения крупных операций миновало, из просторов степей война перешла на изрезанные оврагами приволжские высоты с перелесками и балками, в фабричный район Сталинграда, расположенный на неровной, изрытой, пересеченной местности, застроенной зданиями из железа, бетона и камня. Километр, как мера длины, был заменен метром, карта Генерального штаба – планом города.

За каждый дом, цех, водонапорную башню, железнодорожную насыпь, стену, подвал и, наконец, за каждую кучу развалин велась ожесточенная борьба, которая не имела себе равных даже в период Первой мировой войны с ее гигантским расходом боеприпасов. Расстояние между нашими войсками и противником было предельно малым. Несмотря на массированные действия авиации и артиллерии, выйти из района ближнего боя было невозможно. Русские превосходили немцев в отношении использования местности и маскировки и были опытнее в баррикадных боях за отдельные дома; они заняли прочную оборону… позиционная война нагрянула неожиданно для немецких войск, потери в людях и технике были несоизмеримы с успехами, которые исчислялись квадратными метрами захваченной местности».

Насчет опыта немецкий генерал загнул, откуда у Красной Армии мог взяться опыт баррикадных боев? Мы и окопы-то рыть не умели и города до этого момента никогда не обороняли.

Городские постройки дробили боевые порядки наступавших германских дивизий и направляли их силы вдоль улиц. Советские подразделения удерживали особо прочные здания, создавали в них опорные пункты с немногочисленными гарнизонами, способными в случае окружения вести круговую оборону. Во время артиллерийской и авиационной подготовки противника «чуйковцы» вплотную подбирались к его позициям, сознательно идя на самый ближний бой. Защитники города первыми в Красной Армии освоили методы оборонительных действий: научились пропускать над собой немецкие танки – под огонь противотанковой артиллерии и бронебойщиков, отсекать огнем пехоту, укреплять рубежи, использовать инженерные заграждения, массово применять снайперов, маскироваться, скрытно маневрировать и внезапно контратаковать. По наблюдению Исакова: «Здесь впервые за войну бойцы стали надевать каски: при обстреле кирпичи, падавшие с верхних этажей, наносили тяжелые увечья, а то и убивали».

Обстановка в Сталинграде сложилась так, что красноармейцы получили своеобразную, не виданную ранее свободу, оставшись без «видных полководцев», которые укатили за Волгу. Самым большим начальником был комбат, который сражался и умирал рядом. Были еще настоящие фронтовые комдивы, которым приходилось ежеминутно самим рисковать жизнью и принимать самостоятельные решения. Солдаты понимали обстановку и верили своим командирам – это очень важно!

Генерал Еременко в обороне Сталинграда, по большому счету, играл роль начальника тыла, обеспечивавшего снабжение 62-й армии, и делал это хорошо. Сражение вел Чуйков и «чуйковцы». Командарм, правда, как и большинство сталинских выдвиженцев, по воспоминаниям генерала Ласкина, был крут, ценил «настоящих вояк» и недолюбливал «штабных», в отношении своих офицеров «бывал несправедлив». Этот дипломатический язык переводится просто: Чуйков мог запросто под горячую руку выбить зубы начальнику штаба какой-нибудь дивизии за не понравившийся ему доклад. И, конечно, «он был беспощаден с паникерами и трусами».

Севернее города Жуков, Гордов, Москаленко, Малиновский бессмысленным необученным стадом (новобранцы проходили 12-дневную подготовку!) гнали на бойню десятки тысяч солдат и не продвинулись ни на шаг. В Сталинграде в условиях уличных боев, ежедневных схваток небольших групп, индивидуальных поединков значение приобрели индивидуальные качества каждого бойца, его желание выжить и победить. Причем даже в этих невероятно трудных условиях шансов выжить и смысла было больше, чем в жуковских атаках. Вот тогда и проявились настоящие природные качества русского солдата, а не только бесконечная терпеливость и способность «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы».

«Требовалось постоянно придумывать что-то новое, – вспоминает Крылов. – И этим занимались в армии увлеченно, даже с азартом, множество людей – от старших командиров и штабистов до рядовых солдат. У людей обострялось чувство личной ответственности за результат боя, развивалась инициатива, способность дерзать, бойцы научились мыслить по-командирски». Об этом же пишет полковник Исаков: «Каждая атака требовала своего решения и мало чем походила на предыдущие. Естественно, в таких своеобразных условиях неизмеримо возросла роль командиров отделений, командиров взводов и рот. Нередко им приходилось действовать самостоятельно, иногда даже в отрыве от других подразделений. Поэтому все большее значение приобретали инициатива, сообразительность и находчивость». Широкое распространение получило снайперское движение. Такие «знатные стрелки», как Зайцев, Чехов, Ильин, Пассар, стали в Сталинграде «культовыми фигурами».

Думается, что сержант Я.Ф. Павлов, старший лейтенант И.И. Наумов или командир 3-го батальона 42-го гвардейского стрелкового полка капитан А.Е. Жуков нанесли войскам Паулюса куда больший ущерб, чем сановный однофамилец последнего, при гораздо меньших «затратах».

О буквально преображении бойцов в сталинградских условиях вспоминает и Виктор Некрасов: «Подкрепления бывали порой просто жалкими. Через реку переправляли – с большим трудом, – скажем, двадцать новых солдат. Это были либо пожилые люди лет 50 – 55, либо 18– или 19-летние юнцы. Они стояли на берегу, дрожа от холода и страха. Им выдавали теплую одежду и отправляли на передовую. К тому времени, когда новички туда добирались, немецкие снаряды успевали уничтожить пятерых или десятерых из двадцати – ведь над Волгой и над нашими позициями постоянно висели немецкие осветительные ракеты, так что полной темноты никогда не было. Но что поразительно – те из новобранцев, которые все же добирались до передовой, очень быстро становились на редкость закаленными солдатами – настоящими фронтовиками! …битва за Сталинград была торжеством и величайшей славой русской пехоты».

Рождалась тактика ведения современного уличного боя: наряду со взводами и отделениями появились новые тактические единицы – малые по численности, но мобильные и мощные штурмовые группы, вооруженные автоматическим оружием, ножами, гранатами, толовыми зарядами, огнеметами и ампулометами. За ними следовали группы закрепления со станковыми пулеметами, легкими минометами, минами и противотанковыми ружьями: «Никаких штатных штурмовых подразделений мы не создавали. Вопрос был поставлен так: уметь штурмовать должен каждый!» (Справедливости ради уточним: немцы первыми начали действовать небольшими штурмовыми группами, ведь они же их и придумали еще в 1918 году.)

Недаром два с половиной года спустя, во время штурма Берлина, на острие главного удара 1-го Белорусского фронта находились гвардейцы Чуйкова.

К сожалению, еще через сорок лет, в 1996 году, этот опыт оказался забыт. Полководцы новой генерации вновь предпочли учиться «методом тыка», оплачивая образование кровью российского солдата. И некому было, планируя взятие Грозного, заставить маршала Грачева хотя бы книжку почитать.

С 16 сентября по приказу командования группы армий «Б» Паулюс стал отвечать за весь ход операций в Сталинграде. 48-й танковый корпус, входивший в состав танковой армии Гота, был переподчинен 6-й армии. В район западнее Орловки перебрасывались 24-я танковая дивизия генерала фон Ленски и снятая с северного участка 389-я пехотная генерала Магнуса. В центре была перегруппирована из района севернее Городища 295-я пехотная дивизия генерала Кортеса. Перегруппировка войск производилась с таким расчетом, чтобы основные их усилия направить для действия против центра и северной части города.

С 27 сентября по 4 октября активные боевые действия велись на северных окраинах за поселки заводов «Красный Октябрь» и «Баррикады», а с 4 октября за эти заводы. Одновременно немцы вели наступление в центре на Мамаев курган и на крайний правый фланг 62-й армии в районе Орловки.

К вечеру 27 сентября пал Мамаев курган. Крайне трудное положение сложилось в районе устья реки Царицы, где оборонялись 42-я, 95-я стрелковые бригады и полк 10-й дивизии. Понеся большие потери, испытывая острый недостаток в боеприпасах и продовольствии, потеряв управление, они не выдержали натиска противника и разрозненными группами стали переправляться на левый берег Волги.

К 30 сентября встречными ударами Паулюсу удалось ликвидировать орловский выступ.

62-я армия отвечала контратаками вновь прибывших 39-й гвардейской, 193-й и 308-й стрелковых дивизий. Чуйкову регулярно подвозили подкрепления, но они стремительно таяли. 193-я дивизия генерала Ф.Н. Смехотворова за шесть дней боев потеряла 4/5 своего состава, от 13-й и 35-й гвардейских, 10-й дивизии НКВД, провоевавших в городе две недели, остались только штабы. Численность большинства немецких дивизий упала до уровня полка.

28 сентября Ставка образовала новый фронт – Донской. В его состав вошли почти все армии Сталинградского фронта, кроме 62-й. Фронт занимал рубеж по реке Дон от Павловска до Качалинской и далее до Ерзовки на Волге. Командующим был назначен генерал К.К. Рокоссовский; генерал Гордов отправился принимать 33-ю армию, фронтами он больше не командовал. Тогда же из состава Юго-Восточного фронта, войска которого сражались в городе и южнее, был образован Сталинградский фронт под командованием генерала А.И. Еременко. Каждый фронт подчинялся непосредственно Ставке.

В первые дни октября армия Чуйкова оборонялась на фронте протяженностью 25 км и глубиной от 200 м до 2,5 км. На этой узкой прибрежной полосе, целиком простреливаемой противником, передвижение частей и подразделений могло осуществляться лишь ночью. Маневр из глубины был практически невозможен из-за отсутствия постоянных переправ через Волгу. Когда немцы заняли районы города к югу от реки Царица до Купоросное, севернее вышли на вершину Мамаева кургана, они стали просматривать и простреливать всю территорию, удерживаемую защитниками Сталинграда, а также переправы через Волгу. В «чертовых куполах» – водонапорных баках на вершине кургана – надолго поселились немецкие наблюдатели и корректировщики артиллерийского огня.

С этого момента направлением главного удара стал район Тракторного завода. С севера и северо-запада его обороняла группа полковника С.Ф. Горохова в составе 124-й, 149-й стрелковой бригад и полка 10-й дивизии. С запада подступы к заводу защищала 112-я стрелковая дивизия. В районе поселка Баррикады держалась 308-я стрелковая дивизия полковника Л.Н. Гуртьева. 193-я стрелковая сражалась за поселок Красный Октябрь. 39-я гвардейская дивизия под командованием генерал-майора С.С. Гурьева продолжала отбивать атаки противника на завод «Красный Октябрь». Ожесточение борьбы нарастало. Паулюс наращивал силы в этом районе. Чуйков 5 октября бросил к Тракторному свежие пополнения – 37-ю гвардейскую дивизию генерал-майора В.Г. Желудева и 84-ю танковую бригаду (49 танков) полковника Д.Н. Белова. С левого берега непрерывно вели огонь орудия фронтовой артиллерийской группы, на отдельных участках обороны 62-й армии плотность артиллерии была доведена до 110 стволов на километр фронта.

Войска Чуйкова продолжали удерживать рубеж Рынок, поселок Тракторного завода, заводы «Баррикады» и «Красный Октябрь», северо-восточные скаты Мамаева кургана, вокзал. Потери 6-й армии принимали катастрофические размеры: в 94-й пехотной дивизии осталось 535 человек, 76-я дивизия была выбита практически полностью. Немцы полностью увязли в тяжелых боях на улицах Сталинграда и прилегающих к нему районах. К исходу первой декады октября их атаки стали ослабевать.

В превращенном в руины городе оставалось более 200 тысяч жителей. В захваченных районах немцы организовали две комендатуры и приступили к массовому выселению гражданских лиц из Сталинграда в Калач, Гумрак и станицу Нижне-Чирскую. Около 60 тысяч, по советским данным, были вывезены на принудительные работы в рейх и на Украину, более 3 тысяч расстреляны и казнены. Примерно 12 – 15 тысяч человек были оставлены на оккупированной территории для обслуживания нужд германской армии.

Кроме того, тысячи женщин и детей прятались в развалинах домов, подвалах, в системе канализации, в пещерах, выкопанных на волжских склонах (в подвалах знаменитого «дома Павлова» проживало около 35 местных жителей, которые помогали гарнизону «рыть ходы сообщения, а иногда брали в руки автомат или винтовку»). Добыть еду и питьевую воду было практически невозможно. По ночам дети, ставшие основными кормильцами, пробирались к реке за водой или к сожженным зернохранилищам, где можно было разжиться обгоревшим зерном. Многие из них стали жертвами немецких часовых или советских снайперов. «Основной пищей ограбленного до предела населения в этот период было мясо и кожа убитых и павших животных, – говорится в докладной записке на имя Л.П. Берии, – что привело к массовым смертным случаям, заболеваниям и опуханию на почве голода и истощения».

Люди, естественно, погибали и умирали сотнями. Поразительно другое – около 8 тысяч выживших после пяти месяцев Сталинградской битвы.

14 октября 1942 года Гитлер отдал приказ своим войскам о переходе к стратегической обороне на всем советско-германском фронте, кроме сталинградского направления, а также в районах Нальчика и Туапсе. Тем самым фюрер признал крах всех своих стратегических планов. Война была уже проиграна, и с военной точки зрения было неважно, кому достанутся развалины города на Волге. Но это был город, названный именем Сталина, и взятие его стало первостепенной задачей вермахта.

В середине октября Паулюс готовился к решающему штурму. Он сосредоточил в районе заводов на пятикилометровом участке три пехотных и две танковые дивизии, здесь он решил нанести новый удар. Со всех концов фронта, с флангов стягивались подкрепления, инженерные и противотанковые части. Из Германии по воздуху прибыли пять саперных батальонов. Перед фронтом 62-й армии пополнялись и готовились к боям восемь немецких дивизий, насчитывавших 90 тысяч солдат и офицеров, при 2300 орудиях и 300 танках. 14-я танковая и 29-я моторизованная дивизии выводились в резерв. Штурм должен был поддерживать 8-й авиакорпус в полном составе.

Чуйков имел в это время 55 тысяч человек, 1400 орудий и минометов, 80 танков. 8-я воздушная армия насчитывала 188 исправных боевых самолетов.

Наступали дни небывалых даже для Сталинграда по жестокости боев.

В 8 утра 14 октября, после мощных налетов германской авиации и артподготовки, которые длились два с половиной часа, перешли в наступление наземные войска, их основные силы – три пехотные и две танковые дивизии – рвались к Волге на 4-километровом участке между Сталинградским тракторным и «Баррикадами», стремясь расчленить 62-ю армию и уничтожить ее. В воздухе не было ни одного советского самолета. Чуйков сумел дозвониться до командующего 8-й воздушной армией и «попросил немного угомонить фашистских стервятников. Генерал Хрюкин сказал откровенно, что сейчас помочь нечем. Противник плотно блокировал аэродромы армии. Пробиться нашей авиации к Сталинграду пока невозможно… В тот день мы не видели солнца». Буквально все пишут о беспомощности советской авиации, а между тем на сталинградском направлении было задействовано 36 авиационных дивизий! Толку-то, если у немцев зеленый летчик-истребитель прибывал во фронтовую часть, имея 440 часов налета, из них 240 на боевой машине, а Хрюкин получал пополнение пилотами, налетавшими всего 42 часа, из них лишь 12 часов (и это в лучшем случае, зачастую – только 2 часа!) непосредственно на истребителе.

Главный удар пришелся по 112-й, 308-й стрелковым и 37-й гвардейской дивизиям. К 16 часам эти дивизии, расчлененные и обойденные танками противника, вели бои в окружении.

«Сведения от войск поступали противоречивые, – вспоминает Чуйков, – уточнять их становилось все труднее и труднее. Командные и наблюдательные пункты полков и дивизий разбивались снарядами и бомбами. Многие командиры погибли. На командном пункте армии погибло 30 человек. Охрана штаба армии не успевала откапывать людей из разбитых блиндажей…»

Начальник штаба армии генерал Крылов считал, что «таким тяжелым положение армии не было никогда», она была очень близка к полному уничтожению.

15 октября немцам удалось овладеть Тракторным заводом и прорваться к Волге, разрубив 62-ю армию пополам. Советские соединения, действовавшие севернее завода, оказались отрезанными от основных сил. Они были объединены в группу, насчитывавшую около 7000 бойцов, под командованием полковника С.Ф. Горохова. Заняв круговую оборону в районе Рынок, Спартановка, группа, снабжаемая боеприпасами по воздуху, отбивала атаки противника до конца битвы.

О себе Чуйков неоднократно и скромно повторяет, что у него никогда, даже в самой тяжелой ситуации, не возникало мысли о переправе на левый берег Волги: «Я лично не думал об отходе на противоположный берег, считал невозможным даже отход на один из островов… Однажды К.А. Гуров сказал мне, что у него в запасе несколько лодок для Военного совета армии. Я ему ответил, что это меня не касается, на левый берег я не попаду, если буду в полном сознании».

Этой версии придерживается и Крылов: «Вопрос о перенесении командного пункта той ночью и не возникал… Вопрос о перенесении командного пункта по-прежнему не поднимался… Ясным оставалось одно: отходить нельзя и некуда».

Но лавры сталинградских героев многим не давали покоя. А полководцы наши ревнивы к славе, аки женщины. Поэтому маршал Москаленко с сочувствием (вот, мол, как Чуйкову было трудно), ссылаясь на архивы Министерства обороны, привел в мемуарах «переписку» командарма-62 со штабом фронта:

«Военному совету фронта

14.10.42 г. 21.40

Армия разрезана на две части.

Штаб армии находится 800 м от противника.

Управление идет только по радио через радиоузел на левом берегу реки. Телефон все время рвется.

Прошу разрешить перейти на запасной КП на левом берегу сегодня ночью, иначе управлять невозможно.

Чуйков Гуров Лебедев Крылов»

Резолюция начальника штаба фронта:

«Опер. отд.

Ком. фронта приказал КП 62А оставаться на западном (правом) берегу р. Волги.

Захаров»

«Т.т. Еременко, Хрущеву

15.10.1942

Противник, введя новые силы пехоты и танков, наступает на северную группу Горохова. Одновременно развивает удар на юг, подошел Минусинск.

37-я и 95 сд, всего 200 человек, не могут задержать противника, двигающегося на юг и выходящего на КП штарма и тылы 308 сд.

Положение осложнилось. Оставаться дальше на КП невозможно. Разрешите переход КП на левый берег, другого места нет.

Чуйков Гуров Крылов»

Резолюция командующего фронтом:

«Т. Чуйкову

Оставаться КП в Сталинграде. Принять меры переправы в ночь с 15 на 16 138-й сд на правый берег р. Волги.

Еременко».

Так что были, были моменты, когда и у золотозубого командарма в белых перчатках возникало порой желание «вырваться из пекла». Интересно, что запись Крылова – «отходить нельзя и некуда» относится к 16 октября и совпадает с резолюцией командующего фронтом.

В этот день командный пункт 62-й армии посетил генерал Еременко. В связи с этим маршал Василевский рассказал Симонову следующую историю:

«По словам моего собеседника, Еременко, в частности, в тяжелые для Сталинграда дни, когда у Чуйкова все висело на волоске и когда Сталин потребовал через Василевского, чтобы Еременко выехал туда, на правый берег Волги, к Чуйкову и помог ему, – именно такое выражение употребил Василевский и, очевидно, это было выражение Сталина, – Еременко два дня откручивался от этого и поехал только на третий день… Он умел выкручиваться и вместе с тем имел большие способности к подхалимажу. Вылезать наружу из блиндажа или подземелья он не любил».

Косвенным подтверждением служит рассказ Крылова об этом историческом посещении командующего фронтом: «Андрея Ивановича Еременко я не видел с тех пор, как два месяца назад представлялся ему, прилетев в Сталинград с Кавказа. Командующий фронтом и теперь держался без особой официальности, но был хмурым. Оно и понятно: прибыл в армию, которая за последние дни – в тяжелейших, неравных боях, но все-таки потеряла – важные для фронта позиции… Однако о Тракторном Еременко не спросил.

– Пришел поглядеть, как вы тут живы, – сказал он, входя в штольню. И добавил с прямотой и откровенностью, немного меня удивившими: – Товарищ Сталин приказал самому у вас побывать и доложить, что здесь творится».

Надо сказать, что в течение короткого срока, командуя Брянским фронтом и 4-й ударной армией, генерал Еременко получил два тяжелых болезненных ранения, руководство обороной Сталинграда он принял будучи еще на костылях – поневоле оценишь удобства блиндажа. При всем том Сталин высоко оценивал действия Еременко на подступах к Сталинграду, называя его «генералом обороны».

После захвата Тракторного завода немцы поставили цель разгромить основные силы 62-й армии. 16 октября они повернули свой ударный кулак на юг и повели наступление вдоль берега Волги. К этому времени соединения Чуйкова очень ослабли. В некоторых дивизиях, например в 37-й гвардейской, 95-й и других, оставалось всего по несколько десятков бойцов, от оборонявшего завод «Баррикады» рабочего отряда – пять человек, 112-я стрелковая дивизия насчитывала 598 человек. Собственные резервы армия израсходовала, ее необходимо было усилить. 17 октября в состав армии прибыла 138-я дивизия полковника И.И. Людникова. Ее переправили на правый берег корабли Волжской флотилии. Части дивизии с ходу вступили в бой. С 18 октября таран Паулюса стал заметно терять свою силу.