Текст книги "Из огня да в полымя: российская политика после СССР"

Но важнейшей особенностью «учредительных выборов» 1993 года стало совмещение их проведения с конституционным референдумом. Фактически, проект новой Конституции был призван закрепить победу Ельцина и максимизировать его власть, в то время как полномочия парламента в проекте были значительно урезаны. Прежде всего, парламент был лишен возможности определять состав и курс правительства, а президент обладал довольно широкими возможностями по роспуску Думы в случае ее нелояльности. В то же время, хотя конституция содержала довольно обширный перечень прав человека и гражданина, ориентированный на самые лучшие зарубежные образцы деклараций гражданских и политических свобод, она не только не содержала каких-либо механизмов их реализации, но фактически отдавала их воплощение в жизнь на откуп президенту страны, который получал символический статус «гаранта конституции». В свою очередь, президент, согласно конституции, обладал возможностями делать все то, что ему непосредственно не запрещалось законами, а одна из ее статей прямо указывала, что президент определяет основные направления внутренней и внешней политики страны[73]73
  См., в частности: Холмс С. Сверхпрезидентство и его проблемы // Конституционное право: Восточноевропейское обозрение, 1993, № 4/1994, № 1. С. 22–25.


[Закрыть]. Сам Ельцин накануне референдума по принятию конституции сравнил устанавливавшийся ею политический строй с российской монархией периода 1907–1917 годов[74]74
  Известия, 1993, 16 ноября.


[Закрыть], а позднее высказал свой взгляд на роль главы государства более чем лапидарно: «кто-то должен быть главным в стране: вот и все»[75]75
  Ельцин Б., Записки президента. М.: Огонек, 1994. С. 15.


[Закрыть]. Фактически единственным ограничением президентской власти в тексте новой конституции была норма, запрещавшая занимать пост главы государства свыше двух сроков подряд.

С этой точки зрения, значение выборов было вторичным по отношению к референдуму. Неудивительно, что распределение мест в парламенте не было приоритетной целью для Ельцина, и он отказался от публичной поддержки даже лояльных по отношению к нему партий – прежде всего, «Выбора России», сосредоточив основные усилия на проведении конституционного референдума. Когда некоторые оппозиционные партии выступили с критикой проекта Конституции, Ельцин потребовал от них «не трогать» Конституцию, а первый вице-премьер правительства (и по совместительству один из лидеров «Выбора России») потребовал исключить эти партии из участия в выборах. Результаты голосования 12 декабря оказались весьма противоречивы[76]76
  Growing Pains: Russian Democracy and the Election of 1993 / ed. by T.Colton, J.Hough. Washington, DC: Brookings Institution Press, 1993.


[Закрыть]. В выборах и референдуме приняло участие 54 % избирателей, при этом в двух регионах России (Татарстан и Чечня) недовольные политикой Центра местные власти организовали бойкот голосования, бойкотировала выборы и референдум и часть радикальных противников Ельцина. По официальным данным, Конституция была принята незначительным большинством голосов – за принятие проекта проголосовало чуть более 58 % избирателей (почти тот же показатель, что и уровень поддержки Ельцина на референдуме в апреле 1993 года). Но результаты выборов и референдума так и не были опубликованы в полном объеме. Когда спустя несколько месяцев после голосования в прессе появились публикации, ставившие под сомнение официальные результаты голосования и обвинявшие власти в фальсификации его итогов, по поручению Центральной избирательной комиссии все бюллетени, использованные в ходе голосования по выборам и референдуму, были уничтожены по всей стране[77]77
  См., в частности: Собянин А., Суховольский В. Демократия, ограниченная фальсификациями. М.: Проектная группа по правам человека, 1995.


[Закрыть]. Скорее всего, истинных итогов голосования декабря 1993 года так никто никогда и не узнает, но, тем не менее, конституция России считалась принятой.

Таким образом, исходом конфликта элит в «критический момент» осени 1993 года стало политическое решение по принципу «победитель получает все»[78]78
  Frye Т., A Politics of Institutional Choice: Post-Communist Presidencies // Comparative Political Studies, 1997, vol. 30, N5. P. 523–552; Fish M.S. Op.cit, chapter 7.


[Закрыть] – избавившись от конкурентов, Ельцин смог максимизировать свою власть и навязать стране наиболее выгодные дня него «правила игры». Новая конституция России, хотя и задала основные рамки политического устройства страны, содержала весьма существенный авторитарный потенциал, лишний раз подтвердив справедливость тезиса Адама Пшеворского о том, что «поскольку любой порядок лучше любого хаоса, любой порядок и устанавливается»[79]79
  Przeworski A., Op. cit. P. 86.


[Закрыть]. Порядок, установившийся в 1993 году, во многом задал и всю траекторию последующего политического развития России.

«Загогулины»: Борис Ельцин и другие

Казалось бы, новые «правила игры», навязанные в 1993 году в результате разрешения конфликта элит по принципу «победитель получает все», позволяли Ельцину в отсутствие институциональных ограничений полностью монополизировать власть и применять стратегию подавления любых своих оппонентов (подобно тому, как вел себя Александр Лукашенко в Беларуси после 1996 года). Но на деле, вопреки вроде бы открывавшимся институциональным возможностям для неограниченного произвола, Ельцин после 1993 года вынужден был отказаться от монопольного господства. Напротив, вплоть до самого завершения своего президентства Ельцин никоим образом не выглядел неким единолично доминирующим на политической сцене страны жестким диктатором, да и в целом вел себя отнюдь не как «самый главный в стране». Скорее, он вынужден был вступать в самые разные неформальные альянсы и коалиции, стремясь удержать свою власть. В эти годы российская политика переживала весьма неожиданные повороты, которые сам Ельцин в присущей ему манере обозначал словом загогулины. В чем же причины такого развития событий?

Ограничения, с которыми после 1993 года столкнулся российский политический режим, носили не столько институциональный, сколько политический характер. Проще говоря, они были связаны не с «правилами игры», а с тем, что ни Ельцин, ни другие игроки не могли играть по этим правилам так, как им хотелось бы, – их ресурсы были ограничены, а выбор стратегий носил вынужденный характер. Во-первых, глубокий и длительный спад в экономике повлек за собой снижение массовой поддержки Ельцина и политического режима в целом, а списывать издержки непопулярного политического курса было уже не на кого. И элиты, и общество в целом воспринимали Ельцина как неэффективного руководителя и как не вполне адекватного лидера (особенно в свете таких его выходок, как попытки в нетрезвом виде дирижировать военным оркестром в Германии). Во-вторых, на фоне экономического спада все более явственной становилась слабость российского государства как механизма принуждения[80]80
  Bova R., Democratization and the Crisis of the Russian State // State-Building in Russia: The Yeltsin's Legacy and the Challenge of the Future / ed. by G.Smith. Armonk, NY: M.E.Sharpe, 1999. P. 17–40; В. Волков. Силовое предпринимательство. М.-СПб.: Летний сад, 2002.


[Закрыть]. Центральное правительство (далее – Центр) не могло эффективно контролировать управление регионами, и в особенности республиками, настаивавшими на своем «суверенитете» по контролю над природными ресурсами и финансовыми потоками. Правоохранительные органы в России переживали упадок и коммерциализацию, и функции поддержания правопорядка и отправления правосудия порой брали на себя «силовые предприниматели» из состава криминальных группировок. В таких условиях многие решения, принимавшиеся в Кремле, попросту оставались на бумаге. В-третьих, наконец, сложившаяся в ходе конфликта с парламентом «выигрышная коалиция» вокруг Ельцина оказалась слишком рыхлой и разнородной – она включала в себя и различные заинтересованные группы соискателей ренты, и часть бюрократического аппарата, и идейных либералов-рыночников, которые, впрочем, вскоре после 1993 года оказались отстранены от принятия ключевых решений. По сути, коалиция сторонников Ельцина распалась на несколько конкурирующих клик.

В таких условиях для Ельцина вопрос о подавлении своих реальных и потенциальных оппонентов уже не вставал – скорее, проблема заключалась в обеспечении политического выживания главы государства. С одной стороны, у Ельцина было недостаточно ресурсов для того, чтобы одержать верх над своими потенциальными противниками на всех аренах. Но и у его потенциальных противников, да и у всех других акторов, не было ни стимулов, ни ресурсов для взаимной устойчивой кооперации по принципу «негативного консенсуса» – хотя на парламентских выборах в декабре 1993 года оппозиционные партии различных оттенков смогли получить около половины мест в Государственной Думе. Но благодаря избранию в парламент большого числа независимых депутатов, состав Думы оказался в большей или меньшей мере подконтролен президенту и правительству. Несмотря на две попытки голосования вотума недоверия правительству (октябрь 1994 и июнь 1995 года), устойчивое антипрезидентское и/или антиправительственное большинство в парламенте сформировано не было. Основным механизмом принятия решений в Думе стало создание неустойчивых коалиций ad hoc (здесь – для данного случая) по поводу конкретных законопроектов[81]81
  Remington Т. The Russian Parliament: Institutional Evolution in a Transitional Regime. New Haven: Yale University Press, 2001.


[Закрыть]. Неустойчивость состава и численности думских фракций способствовали партийной фрагментации и политическому предпринимательству депутатского корпуса, в то время как стимулы к коалиционной политике оказались подорваны. В результате сложившееся после 1993 года частичное и неэффективное равновесие политических сил в стране поддерживалось «по умолчанию».

В этих условиях Ельцин вынужден был сменить свою стратегию и пошел на кооперацию с подчиненными акторами, включая и часть своих бывших противников, что значимым образом отразилось на неформальных «правилах игры» в российской политике. Начиная с 1994 года, лагерь Ельцина инициировал серию явных и неявных договоренностей с частью элит на манер «картельных соглашений» элит. Ряд региональных лидеров, которые были готовы «присягнуть» на лояльность Ельцину, подписали двусторонние договоры с Центром, предоставившие им многочисленные привилегии в части налогов и прав собственности (исключением оказалась лишь Чеченская республика, пережившая кровавые конфликты с Центром: две «чеченские войны» 1994–1996 и 1999–2001 годов)[82]82
  Treisman D., After the Deluge: Regional Crises and Political Consolidation in Russia. Ann Arbor MI: University of Michigan Press, 1999; Stoner-Weiss K., Resisting the State: Reform and Retrenchment in Post-Soviet Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 2006.


[Закрыть]. Оппозиционные партии и политики были включены в рамки нового режима, не создавая при этом угрозы его подрыва. Даже в 1995–1999 годах, когда КПРФ обладала почти что большинством в Государственной Думе, она предпочитала политическое маневрирование и компромиссы с исполнительной властью, а не конфронтацию с правящей группой.[83]83
  Remington Т., Smith S., Haspel M. Decrees, Laws, and Inter-Branch Relations in the Russian Federation // Post-Soviet Affairs, 1998, vol. 14, N4. P. 287–322.


[Закрыть] Ну а представители нарождавшегося российского крупного бизнеса стали ключевыми бенефициариями в ходе «залоговых аукционов»[84]84
  Hoffmann D. Oligarchs: The Wealth and Power in the New Russia. New York: Public Affairs Books, 2002.


[Закрыть] – правительство России передало контрольные пакеты акций крупнейших предприятий в нефтяной отрасли, металлургии и ряде других отраслей в залог представителям российских банков в обмен на прямую выплату ими денег, которыми правительство могло распоряжаться по своему усмотрению. Фактически, российские власти передали контроль над рядом активов произвольно отобранным и тесно связанным с ними представителям отечественного бизнеса, которые со своей стороны, помимо выплаты денег, гарантировали правительству свою политическую поддержку в преддверии намеченных на лето 1996 года президентских выборов. Такие меры позволили Ельцину поддерживать статус-кво, однако общественные настроения и расстановка сил складывались не в его пользу.

На состоявшихся в декабре 1995 года выборах в Государственную Думу второго созыва почти половину мест в палате получили представители КПРФ и ее союзников, в то время как проправительственный блок «Наш дом – Россия» во главе с Черномырдиным смог набрать лишь чуть более 10 % голосов избирателей. По сравнению с «чрезвычайной» избирательной кампанией 1993 года, прошедшей после роспуска Съезда, выборы 1995 года носили в целом справедливый характер. Хотя проправительственные партии и кандидаты и использовали административные ресурсы в свою поддержку, но в условиях открытой конкуренции это мало повлияло на исход кампании, и результаты голосования в основном отражали волю избирателей. Несмотря на то, что оппозиция добилась контроля над Думой, она не могла сформировать правительство или повлиять на его курс, а их инициативы блокировались президентом и правительством. Но поскольку результаты парламентских выборов продемонстрировали слабость позиций проправительственных партий и относительно высокую популярность оппозиции, то президентские выборы полгода спустя, казалось бы, неизбежно должны были завершиться избранием на пост президента оппозиционного кандидата и сменой политического курса правительства. Однако, к удивлению многих наблюдателей, летом 1996 года Ельцин одержал вполне убедительную победу над своим главным конкурентом – лидером КПРФ Геннадием Зюгановым.

Накануне президентской кампании уровень массовой поддержки Ельцина не превышал 5 %, будучи подорван и затяжным спадом в экономике, и непрекращающейся войной в Чечне. Поражение на выборах и приход к власти оппозиции исключали его выживание не только в качестве политического лидера, но и в смысле гарантий личной безопасности. Цена президентских выборов была слишком высока, чтобы Ельцин и его союзники могли пойти на такой риск. Следовательно, дилемма возможной отмены выборов или объявления их результатов недействительными в случае поражения Ельцина приобрела актуальность для правящей группировки в течение всего хода кампании. Такие варианты не просто обсуждались частью команды Ельцина, но его окружение даже приступило к роспуску Думы, намереваясь запретить КПРФ и отменить выборы[85]85
  Независимая газета, 1999, 23 июля.


[Закрыть]. Однако цена отказа от существующих «правил игры» и выживания правящей группы посредством подавления оппозиции (и отказа от выборов) была слишком высока. Это могло расколоть элиты еще глубже, чем в 1993 году, привести к окончательной утрате Ельциным контроля над ситуацией в ряде регионов и в стране в целом, да и легитимность Ельцина и всего политического режима в результате подобного государственного переворота оказалась бы под угрозой. Таким образом, в «критический момент» в марте 1996 года выбор в пользу проведения выборов оказался неизбежным. Но о справедливости этих выборов говорить не приходилось.

Избирательному штабу Ельцина во главе с Анатолием Чубайсом удалось мобилизовать в его поддержку практически все доступные ресурсы, что позволило добиться сплочения и расширения коалиции его сторонников и среди элит, и в обществе в целом. Задействовав административные рычаги, штаб использовал государственный аппарат в Центре и в регионах для ведения кампании, в том числе посредством контроля над СМИ. Используя большие денежные вливания, включая кредиты Международного валютного фонда, удалось купить лояльность большинства социальных групп, в том числе обеспечив выплату части государственных долгов по пенсиям и заработной плате военным и сотрудникам бюджетных отраслей. С рядом влиятельных региональных лидеров Ельцин заключил новые договоры о разграничении полномочий, а война в Чечне сменилась перемирием. Интеллигенция была запугана нагнетанием ужасов в случае возврата к власти коммунистов. Артисты на бесплатных концертах по всей стране призывали молодежь голосовать за Ельцина под лозунгом «Голосуй, а то проиграешь!» Некоторые конкуренты Ельцина были «включены» в его кампанию (как генерал Александр Лебедь, после первого тура выборов открыто перешедший на сторону Ельцина); другие, как лидер партии «Яблоко» Григорий Явлинский, подвергались давлению и дискредитации. В свою очередь, главный конкурент Ельцина Зюганов подвергся публичной обструкции в средствах массовой информации. Несмотря на довольно значительное число «твердых» сторонников, Зюганов в ходе выборов не смог создать достаточно широкой коалиции из числа противников статус-кво и оказался в политической изоляции. Не имея возможностей заручиться поддержкой необходимого для победы на выборах большинства избирателей, после первого тура выборов он фактически отказался от дальнейшей борьбы. Наблюдатели оценивали кампанию Зюганова как весьма бледную и маловыразительную, вплоть до того, что выдвигали предположения о сговоре между правящей группировкой и оппозицией[86]86
  McFaul M., Op. cit. P. 300–304.


[Закрыть]. Немалую роль сыграло также административное давление на избирателей в ходе голосования, свидетельством чего стало резкое изменение результатов голосования за Ельцина и за Зюганова в первом и втором туре выборов в ряде регионов. На отдельных территориях было документально зафиксировано немалое количество фальсификаций в пользу Ельцина, хотя и нет свидетельств того, что они обусловили исход голосования. Несправедливые выборы, впрочем, не встретили отпора со стороны хоть сколько-нибудь значимых политических акторов, включая и оппозицию, признавшую их итоги. Более того, проигравшая на выборах КПРФ сменила тактику, объявив лозунг «врастания во власть», и позднее уже никогда не представляла сколько-нибудь значимой угрозы для правящей группы[87]87
  Gel'man V., Political Opposition in Russia: A Dying Species? // Post-Soviet Affairs, 2005, vol. 21, N3. P. 226–246.


[Закрыть].

В итоге предвыборная кампания КПРФ, наряду с другими факторами, сыграла не последнюю роль в успехе Ельцина, одержавшего победу над Зюгановым в первом туре выборов (35 % против 32 %) и по итогам второго тура (53 % против 40 %). Но этот успех Ельцина оказался своего рода «пирровой победой» – 65-летний пожилой человек, организм которого был подорван злоупотреблением спиртным и перенесенным инфарктом, не выдержал жесткого ритма кампании. В промежутке между первым и вторым турами выборов Ельцин перенес сердечный приступ и до дня голосования не появлялся на публике. А после переизбрания ослабленный Ельцин оказался не в состоянии управлять своим окружением. В результате процесс «дележа добычи» по итогам выборов свелся к вознаграждению постами участников кампании. Чубайс возглавил администрацию президента, Лебедь на некоторое время занял пост секретаря Совета Безопасности (хотя через три месяца был отправлен в отставку), несколько влиятельных постов получили также крупные предприниматели, спонсировавшие кампанию Ельцина. Черномырдин, сохранив за собой пост главы правительства, был при почти полной поддержке оппозиционной Думы вновь утвержден на своем посту. В свою очередь, в правительстве было создано 10 должностей вице-премьеров, представлявших разные политические группировки и клики. Сам же Ельцин осенью 1996 года вынужден был подвергнуться тяжелой операции на сердце. Длительная болезнь вывела президента из строя более чем на полгода, и он уже никогда не смог восстановить былого физического здоровья и политического влияния. Так или иначе, президентские выборы 1996 года сыграли ключевую роль в поддержании механизма «картельных соглашений» и сохранении статус-кво. «Любой порядок» снова оказался лучше «любого хаоса» – хотя ни один значимый актор не был удовлетворен существующей ситуацией, никто не был способен односторонне изменить «правила игры» в свою пользу. Неэффективное равновесие политических сил, однако, вскоре привело к весьма пагубным последствиям.

«Война за ельцинское наследство», эпизод 1-й

В 1997 году «выигрышная коалиция» вокруг Ельцина по-прежнему оставалась рыхлой и неустойчивой. С одной стороны, для физически и политически ослабленного Ельцина встала задача подбора «преемника», способного обеспечить гарантии безопасности ему и его окружению, с другой – общая неудовлетворенность положением дел в стране так или иначе вынуждали к смене правительственного курса и к более активной политике. В марте 1997 года Ельцин предпринял попытку использовать президентскую власть в целях проведения социальных и экономических реформ. Он провел реорганизацию кабинета Черномырдина, в котором ключевые посты первых вице-премьеров заняли «молодые реформаторы»: Чубайс и бывший нижегородский губернатор Борис Немцов, который рассматривался в качестве возможного «преемника» Ельцина на его посту. Но такое решение не устраивало ряд сегментов элиты. Прежде всего, за интересованные группы, извлекавшие ренту благодаря своей близости к власти и доступу к принятию решений, не желали лишаться привилегированного положения, и попытки правительства избавиться от «захвата государства»[88]88
  Hellman J., Op. cit.


[Закрыть] представителями крупного бизнеса («олигархами») встретили с их стороны жесткое сопротивление. Конфликт вокруг приватизации некоторых предприятий вскоре приобрел более масштабный и публичный характер – телеканалы ОРТ и НТВ, контролируемые «олигархами», соответственно, Борисом Березовским и Владимиром Гусинским, начали кампанию дискредитации новых претендентов на лидерство. Влияние «молодых реформаторов», основанное почти исключительно на поддержке со стороны президента, оказалось подорвано, а их планы по проведению реформ налоговой системы, жилищно-коммунальной и социальной сферы, бюджетного устройства и отношений Центра и регионов оказались нереализованными. Чубайс и ряд его соратников были обвинены в получении крупных сумм в виде гонорара за еще не написанную ими книгу о приватизации в России и лишились своих ключевых постов[89]89
  См. Шевцова Л. Указ. соч. С. 316–349; Согрин В. Указ. соч. С. 198–202.


[Закрыть]. Фактически внутри «выигрышной коалиции» возник раскол, обусловленный борьбой за передел сфер влияния и началом «войны за ельцинское наследство». В этот период российский политический режим все чаще стал обозначаться как олигархия[90]90
  Solnick S., Russia's Transition: Is Democracy Delayed Democracy Denied? // Social Research, 1999, vol. 66, N3. P. 805–812.


[Закрыть] в связи с той ролью, которую стремились играть «олигархи» в борьбе за власть. Другим ключевым словом при описании российской политики стала семья, которое в широком смысле обозначало не только непосредственно членов семьи Ельцина, но и все его окружение, символизируя неэффективность управления и коррупцию.

В преддверии цикла думских и президентских выборов 1999–2000 годов становилась все менее реальной перспектива избрания Ельцина на третий срок. Дело было не только в том, что конституция страны ограничивала президентские полномочия двумя сроками подряд – в конце концов, лояльные юристы могли пытаться обойти эти ограничения с помощью правовой казуистики. И даже здоровье Ельцина не являлось в этом плане совершенно непреодолимым препятствием. Но все понимали – вновь, как в 1996 году, добиться поддержки Ельцина избирателями теперь уже будет нереально. Уровень недовольства россиян и экономической ситуацией в стране, и политическим режимом, и лично главой государства был весьма высок на фоне многочисленных нерешенных экономических проблем, хронических задержек с выплатами пенсий и заработной платы, фактического выхода ряда регионов из-под контроля Центра и упадка правопорядка и законности в стране. Недовольство нарастало и среди элит, которым порядком надоели и «загогулины» главы государства, и неэффективность управления в целом. Но с учетом значимости поста президента сам вопрос о том, станут ли выборы механизмом смены власти в России и если да, то как именно этот механизм сработает, приобретал особое значение. Ни разу за всю историю страны ни один глава государства не покидал свой пост в результате выборов. Между тем не только оппозиционеры: Зюганов, Явлинский, Лебедь, но и прежде лояльные Ельцину политики, в том числе Черномырдин и мэр Москвы Юрий Лужков, заявляли о своем намерении участвовать в намеченных на 2000 год президентских выборах. Отсутствие координации претендентов усиливало неопределенность, в то время как ни один из них не мог дать необходимых гарантий политического, да и физического выживания элит. В марте 1998 года Ельцин, неожиданно для большинства наблюдателей, принял решение об отставке правительства Черномырдина. На пост главы правительства был выдвинут 35-летний министр топлива и энергетики Сергей Кириенко, всего лишь за несколько месяцев до этих событий занявший свой пост.

Отставка кабинета и назначение Кириенко были восприняты российскими элитами негативно. Дума утвердила кандидатуру Кириенко на посту главы правительства лишь после того, как Ельцин в третий раз представил его депутатам, угрожая в противном случае роспуском нижней палаты. Не связанный непосредственно ни с одной партией или группой интересов, Кириенко мог проводить в жизнь свои решения, опираясь лишь на президента. Его кабинет носил не политический, а чисто «технический» характер, будучи призван решать тактические задачи. Правительство было в очередной раз реорганизовано. Хотя Кириенко и пытался проводить курс реформ в духе Гайдара, но неблагоприятная конъюнктура мировых рынков и разразившийся финансовый кризис в Азии на фоне низких цен на нефть, помноженные на фискальный кризис (неспособность собирать налоги) в стране, не позволяли правительству удерживать контроль над развитием событий. Вскоре рост пирамиды государственного долга приобрел угрожающие масштабы. Правительство же действовало с запозданием, сталкивалось с сопротивлением в Думе и за ее пределами и не обладало должными кредитом доверия и политической поддержкой[91]91
  См. Гилман M., Дефолт, которого не могло не быть. М.: Время, 2009.


[Закрыть]. 17 августа 1998 года правительство и Центральный банк с согласия Ельцина вынуждены были объявить о девальвации рубля и о замораживании обязательств государства перед отечественными и зарубежными кредиторами. 23 августа Ельцин подписал указ об отставке правительства Кириенко. Экономический кризис, таким образом, перерос в политический[92]92
  См. Шевцова Л. Указ. соч. С. 365–378.


[Закрыть].

Кризис не только обесценил сбережения граждан, породив волну массового недовольства. Он нанес сильный удар по российским элитам, увеличив уровень неопределенности. Не только «молодые реформаторы», но и в целом либеральные реформы оказались всерьез и надолго дискредитированы. Серьезные потери понесли некоторые группировки бизнеса, лишившиеся не только части своих активов, но и политического влияния, потеряв возможности для «захвата государства»[93]93
  Паппэ Я. Олигархи. Экономическая хроника 1992–2000. М.: ГУВШЭ, 2000.


[Закрыть]. Ряд региональных лидеров отреагировал на кризис требованиями большей самостоятельности от Центра по распоряжению ресурсами регионов. Партии и думские фракции, как левые, так и правые, возлагали вину за кризис на и без того крайне непопулярного Ельцина, который, в свою очередь, временно возложил исполнение обязанностей премьер-министра на возвращенного из отставки Черномырдина, вновь угрожая Думе роспуском в случае отказа утвердить его на этом посту. Но такое развитие событий не могло устраивать российские элиты. Во-первых, Черномырдин был непопулярным среди населения политиком, и его перспективы на выборах не могли внушить оптимизма. Во-вторых, он, по мнению избирателей и элит, нес ответственность за экономический кризис. В-третьих, никто не верил в способность кабинета Черномырдина переломить негативные тенденции и снизить неопределенность. Наконец, в-четвертых, возвращение Черномырдина означало бы фактическое признание его преемником Ельцина, который в преддверии выборов мог получить контроль над государственным аппаратом, что не устраивало других потенциальных претендентов. В результате кандидатура Черномырдина была дважды провалена в парламенте. Ельцин оказался перед сложной дилеммой: представлять вновь кандидатуру Черномырдина и, следовательно, идти на роспуск Думы и новые выборы, или найти приемлемую для депутатов кандидатуру премьера. Внеочередные выборы на фоне масштабного кризиса могли привести к еще большей неопределенности, и оттого в их проведении не был заинтересован никто, кроме КПРФ и ее союзников. Поэтому Ельцин был вынужден пойти навстречу депутатам – на пост премьер-министра была предложена нейтральная кандидатура 69-летнего министра иностранных дел Евгения Примакова. Он не был связан ни с одной из конкурировавших за влияние группировок, ни с кризисом в экономике, ни с коррупционными скандалами. В сентябре 1998 года Примаков стал главой кабинета при поддержке подавляющего большинства депутатов нижней палаты.

Как сама фигура Примакова, так и связанный с его назначением компромисс элит рассматривались многими как временное и частичное решение. Согласно конституции, правительство не было самостоятельным, являясь не более чем командой наемников-профессионалов, ответственных лично перед президентом. Но правительству Примакова удалось, опираясь, в том числе, на согласие почти всех фракций парламента, добиться немалых успехов: ситуация в экономике стабилизировалась и после болезненного дефолта вскоре начался экономический рост, позднее принявший устойчивый характер. Между тем смена власти в Кремле в ходе предстоящего электорального цикла становилась неизбежной, и Примаков все чаще рассматривался как перспективный кандидат на пост главы государства. Он был приемлемым для большинства партий, региональных лидеров, части экономических элит и общественного мнения. Но кабинет Примакова оставался заложником Ельцина – его независимая политика вступала в прямое противоречие с интересами «семьи» и связанных с ней группировок бизнеса. Это делало невозможным согласование интересов элит. Идея Примакова о заключении «пакта» между президентом, правительством и палатами парламента по поводу моратория на отставку правительства, роспуск Думы и импичмент президента до очередных выборов (то есть на временное статус-кво с последующим перехватом самим Примаковым позиции доминирующего актора) была отвергнута Кремлем.

Между тем в стране усиливались требования отставки Ельцина и проведения досрочных президентских выборов. Еще весной 1998 года Дума по инициативе КПРФ создала комиссию по подготовке импичмента президента на основании обвинения в ряде тяжких преступлений, включая роспуск СССР, расстрел парламента в 1993 году и ведение войны в Чечне. Ее деятельность долгое время служила лишь средством политического давления. Но в мае 1999 года большинство депутатов Думы (284 из 450) проголосовало за импичмент, обвинив президента в развязывании войны в Чечне. Данного числа голосов оказалось недостаточным для начала процедуры отстранения Ельцина от власти (по конституции необходимо не менее 300 голосов), но жертвой этого демарша оказался Примаков – накануне думского голосования Ельцин без каких-либо публичных объяснений отправил его в отставку. Главой кабинета стал прежний министр внутренних дел Сергей Степашин, который был безоговорочно утвержден на своем посту Думой в качестве «технического» премьера. Но Степашин, пытавшийся маневрировать между различными группировками элит и не имевший собственной политической повестки дня, не устроил «семью», и в августе 1999 года он столь же стремительно был заменен на своем посту главой Федеральной службы безопасности (ФСБ) Владимиром Путиным, которого Ельцин представил своим согражданам как будущего президента России. Казалось, что политический кризис в стране накануне выборов достиг своего предела.