Текст книги "Из огня да в полымя: российская политика после СССР"
Автор книги: Владимир Гельман
Жанр: Политика и политология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Владимир Гельман
Из огня да в полымя: российская политика после СССР
© Гельман В. Я., 2013
© Оформление, издательство «БХВ-Петербург», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Предисловие
Эта книга никогда не была бы написана, если бы не инициатива Екатерины Трубей из издательства «БХВ-Петербург». Осенью 2011 года она обратилась ко мне с предложением написать книгу о предстоящих парламентских и президентских выборах. Но поскольку понимание лишь одного, пусть даже и значимого, эпизода современной российской истории требовало его осмысления в рамках более масштабного процесса постсоветской политической эволюции, мне поневоле пришлось вписать эти события в рамки теоретического и сравнительного анализа. Я стремился сделать книгу интересной и полезной как для тех, кто серьезно и глубоко интересуется профессиональным изучением политических институтов и процессов в России и в мире, так и для более широкого круга читателей, кому небезразлична политическая жизнь нашей страны. Те, кто прочтут книгу, смогут судить, удалось ли мне решить эти задачи, не провалившись между двух стульев.
Эта книга никогда не была бы написана, если бы не моя многолетняя работа в Европейском университете в Санкт-Петербурге (ЕУСПб). Творческая профессиональная атмосфера, созданная коллегами на факультете политических наук и социологии и в Центре исследований модернизации, и многочисленные обсуждения и обмены идеями с преподавателями, сотрудниками, слушателями и выпускниками ЕУСПб, позволили мне не замыкаться на собственных суждениях и по-новому взглянуть на многие проблемы. Отечественные и зарубежные специалисты, участвовавшие в обсуждении ряда фрагментов, составивших потом основу глав книги, помогли мне своими ценными советами и критикой. Некоторые разделы книги подготовлены на основе моих статей, ранее опубликованных в журналах «Полис», «Полития», «Pro et Contra», а также в интернет-издании slon.ru, и я благодарю редакторов этих изданий за работу, которая помогла улучшить качество своих текстов. На заключительном этапе подготовки книги моя работа была поддержана в рамках исследовательского проекта Choices of Russian Modernization, финансируемого Академией наук Финляндии, которой я также выражаю благодарность. Разумеется, никто из указанных лиц и организаций не несет ответственности за любые возможные ошибки и неточности в моей книге. Все высказанные в ней тезисы и аргументы отражают исключительно точку зрения автора, которая может не совпадать с их мнением.
Наконец, эта книга никогда не была бы написана, если бы не поддержка и терпение со стороны моей семьи. Оксана и Ева Бояршиновы не только проявили редкостные заботу и понимание, помогая в работе, но и делают всю мою жизнь более осмысленной и наполненной. Оксане и Еве и посвящена эта книга.
Июнь 2012, Санкт-Петербург
Глава 1
Российская политика: по дороге разочарований
22 августа 1991 года на улицах Москвы, Ленинграда и некоторых других крупных городов России царил праздник. Знакомые и даже малознакомые люди поздравляли друг друга с провалом путча, организованного частью тогдашних руководителей советского государства, и с победой выступавших под лозунгами свободы и демократии новых политических сил во главе с президентом России Борисом Ельциным и Верховным Советом России. Это событие, казалось, стало логическим завершением длившегося несколько лет в Советском Союзе процесса демократизации. Лидеры путчистов были арестованы, коммунистический режим рухнул, правящая партия, монополизировавшая власть на протяжении семи с лишним десятилетий, оказалась сметена с политической арены, как и многие заметные публичные фигуры прежней поры – короче, прежний политический порядок ушел в прошлое, будто бы открывая путь к политической свободе. Похоже, популярный тезис американского политолога Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории» и предстоящем всеобщем торжестве демократии в мире[1]1
Fukuyama F. The End of History and the Last Man. New York, Free Press, 1992.
[Закрыть] нашел свое безусловное воплощение в те дни на московских улицах.
Но прошло свыше двух десятилетий, и те же самые сторонники политических свобод, их дети, а то и внуки, вынуждены снова и снова выходить на улицы Москвы и Питера, отстаивая право граждан страны на честные выборы и выступая против произвола со стороны властей. За это время наша страна не только не приблизилась к демократии, но, напротив, отдалилась от ее идеалов, казавшихся почти что уже достигнутыми в августе 1991 года. Едва ли кто-либо из участников тогдашних событий мог предвидеть, что траектория политического развития страны окажется именно такова. Пройдя через серию драматических турбулентных событий в 1990-е годы и обретя некоторые черты внешней стабильности в 2000-е, российская политическая жизнь начала 2010-х годов имеет мало общего как с политическим порядком советской эпохи, так и с демократическим устройством, – ее черты включают в себя довольно широкий спектр индивидуальных и гражданских свобод в сочетании с ограничениями свобод политических. Атрибутами российской политики сегодня стали и нечестные фальсифицированные голосования взамен конкурентных выборов, и слабые безвластные политические партии, и СМИ, подверженные политической цензуре (а то и самоцензуре), и послушные манипулируемые парламенты, штампующие спущенные им «сверху» решения, и зависимые и глубоко пристрастные суды, и произвол государства в управлении экономикой, и повсеместная коррупция. Эти процессы нашли свое отражение и в многочисленных критических оценках различных международных и отечественных агентств и экспертов, которые, используя различные термины и опираясь на разные методики анализа, сходятся в характеристике сегодняшней российской политики как глубоко недемократической. Они заметны и в общественной дискуссии, которая в ходе волны протестов, начавшейся в 2011–2012 году, все чаще выходит в нашей стране из кабинетов, аудиторий и со страниц СМИ на улицы и в публичное пространство. Однако даже простое сопоставление общественных ожиданий августа 1991 года с практикой их воплощения в жизнь (или, точнее, отсутствием этого воплощения) дает поводы не только констатировать, что «большие надежды» недавнего прошлого обернулись горькими разочарованиями в политическом настоящем нашей страны и глубокими сомнениями относительно ее будущего. Такое сопоставление ставит на повестку дня и многочисленные вопросы о логике российских политических процессов в постсоветский период: «как мы дошли до жизни такой?» Почему и как два с лишним десятилетия российской политики после СССР так и не приблизили нашу страну к политической свободе? Какие причины обусловили траекторию политического развития России после 1991 года? Какие механизмы вызвали «бегство от свободы» страны, всего лишь недавно избавившейся от коммунистического режима? И каковы шансы, что Россия все-таки сможет преодолеть нынешние политические тенденции и выйти на путь свободы и демократии, – или же этот путь закрыт для нее если не навсегда, то на долгие годы или даже десятилетия?
Я полагаю, что поиск ответов на эти вопросы важен как для российских граждан, которым не безразлично, что происходит в политической жизни их страны, так и для прочих участников и наблюдателей происходящих здесь политических процессов. Он также важен и для тех, кто, глядя на российский опыт, стремится осмыслить политические процессы и в других странах и регионах мира, в том числе и в постсоветских государствах, сталкивающихся с отчасти схожими явлениями. Эти вопросы значимы как часть общественной дискуссии, но они также интересны и в качестве предмета научного анализа, которым занимаются специалисты-политологи. На такие вопросы нет и не может быть однозначных, а тем более единственно правильных, ответов – изучение мира политики по определению предполагает различные, подчас остро конкурирующие друг с другом, точки зрения. На страницах этой книги я представлю свои варианты ответов на некоторые из поставленных вопросов. Отчасти они опираются на мой профессиональный опыт научных исследований политических институтов и политических процессов в России на протяжении последних двух десятилетий, а отчасти и на ряд исследований и разработок многих отечественных и зарубежных специалистов. В данной главе книги мы сперва разберемся с ключевыми понятиями и терминами, на которые будет опираться дальнейший анализ, затем выделим основные характеристики российского политического режима и обсудим важнейшие параметры его эволюции в период с 1991 по 2012 годы, а также окинем взглядом панораму тех процессов и явлений, которые будут детально рассматриваться в последующих главах.
О чем пойдет речь: очень краткое введение
Прежде чем начать обсуждение проблем российской политики постсоветского периода, нам необходимо договориться о тех понятиях, которые зададут всю систему координат последующего анализа. В противном случае автор и читатели станут говорить на разных языках и могут попросту не понять друг друга – такая ситуация часто встречается в социальных науках (в политологии в том числе), и расхожее высказывание «два политолога – три мнения» довольно точно отражает суть этого недопонимания. Но речь здесь пойдет не столько о теоретических терминах и понятиях, сколько о рабочих определениях, – то есть о том, какое конкретно содержание стоит за теми или иными терминами, что имеется в виду на страницах именно этой книги (авторы других книг могут вкладывать в те же самые слова совершенно иные смыслы и оттого прийти к совершенно иным выводам). Решение этой задачи сэкономит нам время и силы, а заодно позволит прояснить логику политического развития России.
Достаточно взглянуть на подзаголовок книги, чтобы задаться вопросом о том, что есть политика. В русском языке это слово обычно используется в двух значениях: и как деятельность, связанная с борьбой за власть, и как те или иные меры, которые проводит правительство и другие организации в различных сферах (поэтому говорят о социальной, внешней, образовательной и иной политике). В английском языке указанные варианты политики обозначаются разными словами: politics и policy соответственно. В рамках нашей книги мы будем понимать политику только как борьбу за достижение, осуществление и удержание власти (politics), а тот аспект, который имеют в виду под словом policy, назовем «политическим курсом». Однако тут же перед нами встает другой вопрос – а что такое власть, кто и как ее осуществляет, и зачем? Дискуссия на эту тему бы могла увести нас слишком далеко от основного сюжета, поэтому здесь мы ограничимся одним из самых распространенных определений, принадлежащим выдающемуся политологу современности Роберту Далю. Оно звучит несколько формально и даже непривычно: «А обладает властью над В, если А служит причиной определенного поведения В при условии, что без воздействия со стороны А тот вел бы себя иначе»[2]2
Dahl R. The Concept of Power // Behavioral Science, 1957, vol. 2, N3. P. 202–203.
[Закрыть]. Иными словами, власть – это причинно-следственные отношения между теми, кто властвует, и теми, кто подвластен, возникающие в силу наличия у А неких ресурсов: денег, знаний, социального статуса, силы и т. д., а также умения данные ресурсы использовать. Под это определение подпадает и власть монархов или президентов над гражданами, и власть школьного учителя над учениками. Средства осуществления власти разнообразны: от прямого насилия до убеждения и переговоров, но само по себе определение Даля предполагает, по крайней мере, что В подчинится А, а не взбунтуется против него или проигнорирует его намерения (в противном случае власть остается «на бумаге» и оборачивается фикцией). Для выполнения этого условия одного насилия, как правило, оказывается недостаточно – необходимо, чтобы А обладал неким авторитетом в глазах В, который готов согласиться с его (ее) претензиями на власть. Механизм обеспечения этого авторитета важен, поскольку позволяет поддерживать хотя бы минимальный порядок в обществе и исключить противостояние между теми же А и В. Такой механизм принято называть легитимностью. Она основана или на традиции (как в некоторых семьях, где старший по возрасту всегда прав, или в католической церкви, где Папа служит главным религиозным авторитетом), или на вере окружающих в особо выдающиеся личные качества того или иного деятеля – харизму (как у некоторых политических лидеров, будь то Наполеон, Ленин или Гитлер), или на формализованных «правилах игры» – таких, как конституции, законы и т. д., задающих рамки и границы осуществления власти. Именно эти «правила игры» по большей части и определяют условия легитимной власти в современных обществах – Россия, как будет показано далее, не является здесь исключением.
В реальной жизни доля властвующих в обществе невелика – в любой стране существует относительно небольшая группа лиц, кто влияет на принятие значимых решений по ключевым вопросам, – их принято обозначать понятием элиты[3]3
Higley J., Burton M. Elite Foundations of Liberal Democracy. Lanham, MD: Rowman and Little field, 2006.
[Закрыть] (они, в свою очередь, подразделяются на политические, экономические, культурные и т. д.). Политические элиты (иногда еще говорят о политическом классе), в свою очередь, можно разделить на правящие группы, находящиеся у власти, и контрэлиты, находящиеся в оппозиции. Остальная же часть общества – массы — обычно оказывает на принятие решений лишь косвенное воздействие (поскольку элиты так или иначе вынуждены учитывать их мнение). Именно различные сегменты элит в основном и ведут борьбу за достижение, осуществление и удержание власти, используя для достижения этой цели самые разные средства, ресурсы и стратегии. Таких ключевых игроков – субъектов политики – принято называть словом акторы (с ударением на первый слог) – хотя это слово для русского уха звучит несколько непривычно. Акторами могут выступать и отдельные личности, и организации (например, политические партии или корпорации), и даже целые государства (прежде всего, на международной арене, но, подчас, и во внутренней политике других стран). Борьба акторов за власть, во многом и составляющая содержание политики, довольно редко представляет собой вариант «боев без правил» по схеме, которую Томас Гоббс, живший во времена английской революции середины XVII века, характеризовал как «война всех против всех». Чаще условия этой борьбы определяются набором формальных и неформальных «правил игры», которые принято обозначать словом институты. Тот факт, что неформальные «правила игры» во многих странах могут сильно расходиться с формальными (например, в Советском Союзе ключевым местом принятия важнейших решений выступали не правительство и не парламент, собиравшийся на свои двухдневные сессии лишь дважды в год, а Политбюро Центрального комитета КПСС, заседавшее еженедельно), не отменяет главного значения институтов – они предписывают акторам (именно так мы дальше будем называть субъектов политики) определенные рамки их действий и содержат санкции за нарушения этих правил.
Из сказанного следует, что характер политики в том или ином обществе в различные моменты времени, по сути, определяется двумя важнейшими параметрами: набором акторов и набором институтов. Сочетание этих параметров принято обозначать понятием политический режим. Различия между политическими режимами можно уподобить различиям между игровыми видами спорта – в каждом из них целью игроков является победа над своими противниками, однако набор и игроков, и тех правил игры, следуя которым они стремятся достичь этой цели, различается от одного вида спорта к другому. Достаточно сравнить между собой, скажем, теннис и шахматы, чтобы обнаружить различия между ресурсами и стратегиями игроков и санкциями за нарушение правил игры. Конечно, политические режимы (как и виды спорта) не являются играми, правила которых раз и навсегда заданы, – они меняются со временем, так же, как и правила, по которым проводятся спортивные соревнования. Но изменения политических режимов могут быть эволюционными и плавными, а могут носить «взрывной», или революционный характер – подобно тому, как если бы игроки в шахматы вместо передвижения фигур по доске начали бы колотить друг друга по головам теми же самыми шахматными досками. Именно стабильность тех или иных политических режимов во времени, устойчивость их равновесия (консолидация) и определяет одну из характеристик политики.
Еще со времен Аристотеля политологи описали множество различных вариантов политических режимов. Нет нужды подробно их обсуждать на страницах нашей книги – воспользуемся самым простым (если не сказать – примитивным) разделением режимов на демократические и недемократические (или авторитарные). Демократический режим (или демократия) – это, говоря словами Йозефа Шумпетера, – такой набор институтов, который предполагает осуществление власти как следствие конкурентной борьбы элит за голоса избирателей в рамках свободных и справедливых выборов[4]4
Шумпетер Й., Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995. С. 355.
[Закрыть]. Данное определение демократии (такой ее вариант еще порой называют электоральной демократией), безусловно, представляет собой упрощение – ее реальная практика куда сложнее и включает в себя помимо конкурентных выборов и ряд других элементов. Но, даже если вывести за скобки дискуссию о том, являются ли конкурентные выборы достаточным условием для демократии, это условие однозначно является, по крайней мере, минималистски необходимым: демократии без равноправной конкуренции элит на выборах не бывает – здесь проходит та черта, которая отделяет демократии от недемократических режимов. Из этого условия следует, что демократия – это такой режим, где политики и партии могут терять власть в результате поражения на выборах[5]5
Przeworski A. Democracy and the Market. Political and Economic Reforms in Eastern Europe and Latin America. Cambridge: Cam bridge University Press, 1991. P. 10.
[Закрыть]. «Могут терять власть» не всегда означает, что власть теряется на самом деле, – в некоторых западноевропейских демократиях одни и те же партии так или иначе находились у власти на протяжении ряда десятилетий, входя в состав менявшихся правительственных коалиций в различных комбинациях (подчас удерживая министерские посты даже после неудачных для себя результатов выборов). Именно политическая конкуренция, составляющая основу электоральной демократии, и создает условия для реализации тех политических свобод, которые присущи многим современным демократиям, – таких, как свобода слова, свобода ассоциаций (создания политических и неполитических организаций), а также вынуждает правящие группы быть подотчетными своим согражданам[6]6
См.: Даль P., Демократия и ее критики. М.: РОССПЭН, 2003.
[Закрыть].
Большинство тех современных политических режимов, которые невозможно отнести по рассмотренному критерию к электоральным демократиям, мы будем далее характеризовать как недемократические, или авторитарные. Иногда в качестве синонима слова «авторитаризм» специалисты используют также понятие «диктатура», но поскольку в русском языке слово «диктатура» обычно связывается с репрессиями и насилием, то мы в дальнейшем сведем его употребление к минимуму. На деле далеко не все авторитарные режимы опираются на «кнут» в качестве основного орудия своего господства – многие из них (и российский режим в том числе), скорее, предпочитают «пряники» в качестве средства поддержания лояльности сограждан.
Авторитарные режимы (как и демократические) довольно сильно отличаются друг от друга своими «правилами игры»: среди них можно встретить и традиционные монархии (как в Саудовской Аравии), и военные диктатуры (как в ряде стран Латинской Америки в 1960–80-е годы), и однопартийные режимы, в том числе и коммунистические (как в Советском Союзе и странах Восточной Европы той поры). Различаются и механизмы, используемые этими режимами для поддержания своей легитимности. Одни авторитарные режимы либо не проводят выборов вообще, либо эти выборы носят фиктивный характер голосования за безальтернативных кандидатов (как в Советском Союзе). В других же авторитарных режимах, напротив, институт выборов имеет вполне реальное значение, и в них порой допускается участие различных партий и кандидатов. Но формальные и неформальные правила таких выборов предполагают высокие входные барьеры для участия в них, заведомо неравный доступ участников кампаний к ресурсам (от финансовых до медийных), систематическое использование государственного аппарата для увеличения количества голосов, поданных за правящие партии и кандидатов, и злоупотребления в пользу последних на всех стадиях выборов, в том числе при подсчете голосов. В этой связи часто принято выделять «классические» авторитарные режимы, где преобладают «выборы без выбора» (таким примером на постсоветском пространстве служит, например, Туркменистан) и соревновательный, или электоральный, авторитаризм. Именно заведомо неравные «правила игры», которые призваны обеспечить победу носителей действующей власти и/или их преемников и ставленников (их принято называть словом инкумбенты) независимо от предпочтений избирателей[7]7
См., например: Levitsky S., Way L. Competitive Authoritarian ism: Hybrid Regimes after the Cold War. Cambridge: Cambridge University Press, 2010; Electoral Authoritarianism: The Dynamics of Unfree Competition / ed. by A.Schedler. Boulder, CO: Lynne Rienner, 2006.
[Закрыть], и отличают электоральный авторитаризм от электоральных демократий. Электоральный авторитаризм — явление не новое, но особенное распространение он получил в последние два десятка лет, в том числе и в постсоветских государствах, не исключая и Россию[8]8
Way L. Authoritarian State Building and the Sources of Regime Competitiveness in the Fourth Wave: The Cases of Belarus, Moldova, Russia, and Ukraine // World Politics, 2005, vol. 57, N2. P. 231–261; Hale H. Regime Cycles: Democracy, Autocracy, and Revolution in Post-Soviet Eurasia // World Politics, 2005, vol. 58. Nl.P. 133–165.
[Закрыть]. Классический авторитаризм уступает место электоральному, прежде всего, из-за того, что правящие группы этих режимов нуждаются в проведении выборов как средстве легитимации и внутри страны, и за ее пределами – в противном случае само функционирование этих режимов может оказаться под угрозой.
Если в основе демократии лежит политическая конкуренция, то авторитарные режимы предполагают либо монополию правящих групп на осуществление власти, либо, скорее, внутрифирменную конкуренцию между различными сегментами правящей группы, не предполагающую их открытую борьбу за голоса избирателей. Хотя лидеры, стоящие во главе авторитарных режимов, стремятся монополизировать собственное политическое господство (поэтому их иногда называют доминирующими акторами), в реальном мире они крайне редко осуществляют власть единолично. Наоборот – для удержания собственной власти им приходится опираться на поддержку части правящих групп (подчиненных акторов), создавая как формальные, так и неформальные выигрышные коалиции[9]9
Подробный анализ см.: De Mesquita В. В., Smith A., Siverson R.M. Morrow J. The Logic of Political Survival. Cambridge, MA: MIT Press, 2003.
[Закрыть] с их участием и применяя по отношению к ним как «кнут», так и «пряник», с тем, чтобы поддерживать среди элит консенсус (иногда добровольный, но чаще всего «навязанный») и таким образом минимизировать риски потери власти. Эти риски исходят не только от масс, восстание которых грозит положить конец и доминирующим акторам, и режимам в целом, но и от части элит, которые подчас могут прибегнуть к военным путчам или дворцовым переворотам как способам смены власти. Неудивительно, что в условиях авторитаризма само по себе понятие «режим» зачастую ни фактически, ни аналитически невозможно отделить от «правящих групп» или даже лидеров этих режимов, поэтому по тексту эти понятия порой будут использоваться как взаимозаменяемые.
Политические режимы сменяют друг друга в результате или изменения набора акторов, или изменения институтов, или (чаще) и того, и другого одновременно. Пожалуй, одной из основных тенденций мирового политического развития последних десятилетий стал переход от авторитарных режимов к демократическим (его принято обозначать словом демократизация), который, в свою очередь, выступает как важнейший элемент процесса модернизации — перехода различных стран к современным моделям устройства общества, предполагающим заимствование или создание базовых институтов по западному образцу[10]10
Цапф В. Теория модернизации и различие путей общественного развития // Социологические исследования, 1998, № 8. С. 18.
[Закрыть]. Политическая модернизация, которая и обуславливает становление демократического режима, является важнейшей (хотя и далеко не единственной) частью этого процесса. Однако было бы неверным рассматривать эти тенденции как всеобщие и универсальные. Зачастую под лозунгами демократизации в различных странах и регионах мира (Россия здесь отнюдь не исключение), скорее, отмечалась смена одних авторитарных режимов другими – то есть речь шла не о переходе к подлинной демократии, а о становлении электорального авторитаризма в тех или иных формах и проявлениях.
Но прежде, чем мы обсудим вопрос, почему и как постсоветская политика в России продемонстрировала траекторию смены одного авторитаризма другим по схеме «из огня да в полымя», стоит остановиться на другой, не менее серьезной, проблеме. Насколько важен политический режим для развития обществ в целом и российского общества в частности? И так ли нужны нашей стране (и другим странам) демократия и демократизация и связанные с ними политические свободы? Или, возможно, России пока стоит обойтись без них, отложив обретение нашими согражданами политических свобод до лучших времен?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?