Текст книги "Апокалипсис от Владимира"

Глава 11

К пятидесятому дню моего пребывания в России я успел осуществить немалый объем административной работы. Как правило, такого рода деятельность незаметна, а людям, относящим себя к творческим профессиям, и вовсе не близка, но без нее никаких шансов на эффективное выполнение ответственных поручений высокого руководства нет. Готов поспорить, что моя миссия в России с полным правом может претендовать на ответственность, а уж положение моего начальства в табели о рангах обсуждать и вовсе бессмысленно.

Первым делом я обзавелся офисом и штатом помощников. Переоборудовать Дом Пашкова под Апостольский приказ оказалось несложно. Были некоторые проблемы с вибрацией от проходящего под домом метро, да и общее состояние здания иначе как запущенным назвать было сложно, но приглашенные итальянцы с реконструкторской задачей легко справились. Набирать людей на службу я решил только из своих знакомых. Так надежнее. Не то чтобы я не мог справиться со всем один, просто сработала вековая традиция.

Директором-распорядителем я поставил Никиту Клебанова. В моих последних телевизионных проектах он занимался продюсированием и показал себя очень активным и ответственным профессионалом. Правда, не без доли горячности – спасибо его юношескому максимализму. Тем не менее именно он взял на себя материально-техническое обеспечение нашей деятельности.

Я намеренно ни с кем не хотел вступать в переговоры о финансировании приказа. Слишком хорошо знал – дадут мне все что угодно, но обязательно попросят о любезности взамен. По большому счету, даже просить не надо, достаточно намекнуть и не сильно отказываться. Отработанная практика подкупа должностных лиц тут же будет применена как в отношении меня самого, так и моих помощников. У нас сразу же будет все, и поначалу даже сложится впечатление, что за этими действиями стоят исключительно желание помочь, участие к нашему делу, раскаяние и симпатия. Я прямо слышал их сладкие голоса: «Ведь надо вам на чем-то ездить, а на «Жигулях» небезопасно. Возьмите вот эти «Майбахи», мне они ни к чему. Да какие деньги?! Обижаете, я ведь все понимаю! Да ничего мне не надо! Ах, оставьте, вы наносите мне рану в самое сердце! Ну неужели вы не верите в искреннее движение души?! Да вы и знать не будете, откуда что пришло…»

Не верю! Знаю, что и сколько в нашей жизни стоит. Вижу все их гаденькие помыслы. Пытаются затянуть меня в паутину душевных взаиморасчетов. Чем тогда это отличается от продажи индульгенций католиками во времена средневекового мракобесия? В мирской жизни это, конечно, широко принято – заплати налоги и спи спокойно. Смущает наработанная практика. А то ведь что получается: олигархи, конечно, мерзавцы и с ними надо бороться, но вот только все же не надо забывать, что и среди них есть нормальные ребята, с пониманием. Ведь они и денег дают (ой, это называется «прислушиваются к просьбам») на борьбу с себе подобными. Вот и получается истинная равноудаленность от Кремля: одних мерзавцев за кудыкину гору, в тюрьмы да под замок, а других – в Лондон и в замок. В километрах примерно одинаково и даже звучит похоже, но все равно слух режет.

Я уже умолчу о справедливости. А то если этим путем идти, то единожды «прихватизировав» Россию, можно будет не только прикупить себе футбольные клубы, самолеты, флотилии яхт и дома в Монако и Лондоне, но и райские кущи квадратными километрами захапать. Представляю себе эту картинку – до боли знакомые всей стране лица, прогуливающиеся по своим райским угодьям. Да без адских трезубцев в задницах, а с веночками на головах. И в глотки их льется не расплавленный свинец, а амброзия. И слух их тревожат не вопли грешников, а звуки арф. Это что же за Страшный суд такой получается – жуткий своей несправедливостью?! Мерзавцы окажутся правы – за деньги можно все? Вот уж дудки!

Деньги часто приводят к умопомрачению, искажают представление обо всем на свете. Забавно наблюдать за изменениями в сознании людей по мере обрастания их богатством. Поначалу они еще испытывают чувство вины, пытаются скрывать от соседей своей внезапный достаток и просыпаются каждое утро в ожидании вызова на допрос в прокуратуру со вполне логичным финалом – суд, тюрьма, Сибирь. С ростом благосостояния они вдруг осознают свое право на нынешний образ жизни, объясняя его природными дарованиями, склонностью к риску, умением брать на себя ответственность – дескать, умеют «крутиться» и во многом являются хозяевами жизни. Чем преступней природа богатства, тем активнее эти упыри пытаются утвердить в общественном сознании отношение к себе как к носителям новых ценностей. Зачастую они называют их демократическими, подразумевая тот факт, что большинство западных стран прошло период первоначального ограбления, извините, накопления капитала, довольно давно, и своих акул они простили.

Меня еще в журналистские годы восхищал предложенный олигархами алгоритм. Судить их за недостойное поведение в те лихие годы было нельзя, так как вся страна трещала по швам и каждый суетился как мог. Воровали все, и если бы не успели эти, то собственность подобрали бы красные директора, и вот тогда-то едва проклюнувшейся свободе пришел бы конец. А теперь их судить и вовсе безнравственно, потому что они и есть столпы новой демократической системы, спонсоры политических партий, хозяева «независимых» средств массовой информации, добрые меценаты – одним словом, соль земли русской. Да и что это за демократия, которая преследует состоятельных граждан, ведь частная собственность священна! Забывают они только об одном – воровать грешно. Ну, а когда в рамках традиционной морали им становится тесно, поскольку эго их уже перерастает размер государственных должностей, политических деятелей и даже целых партий, новые русские вдруг осознают, что их богатство – отметка о богоизбранности. Не больше и не меньше. А значит, они угодны Богу, и все, что с ними происходило, не случайно. Это их вел Всевышний! Так что критиковать их никто не смеет – они на прямой линии с Творцом. Но только вот, дружочки мои, одна неувязочка вышла. Деньги эти были для вас испытанием, и вы его не прошли. Был у вас шанс сделать страну и жизнь ее граждан лучше, справедливей, и как вы распорядились этой возможностью? Отвечать не надо, поздно, звоночек уже прозвенел – я приехал в город.

Естественно, с таким подходом к жизни мне не стоило решать бытовые проблемы. Конечно, я мог бы засунуть руку в карман и достать оттуда любое количество купюр, как уже делал не раз (спасибо Даниилу за эту возможность), но, учитывая размах нашей деятельности, несанкционированное печатание денег привело бы к непоправимым инфляционным процессам, а огорчать министра финансов мне не хотелось.

Никита подошел к задаче материально-технического снабжения с основательностью большого телевизионного профессионала. Вначале он задал мне несколько наводящих вопросов. Сводились они к выяснению разрешенных источников финансирования. Из-за того, что, по вполне очевидным причинам, частные пожертвователи отметались, Никита спросил о возможности использования государственного финансирования. Мой негативный ответ на некоторое время поверг его в недоумение. Пришлось растолковать, что строку в бюджете депутаты обсуждать не будут, а даже если и станут, все равно ни одному из чиновников, даже самого высокого ранга, не гарантировано Царствие Небесное. Скорее, наоборот.

Следующая идея Никиты рассмешила меня до слез. Он предложил начать собственную коммерческую деятельность – святая вода (спасибо, что не газированная!), майки с портретами Даниила, мои автографы. Этакий фан-клуб. Догадываясь о дальнейшем течении его мысли, я был вынужден пояснить, что надпись: «Официальный поставщик Апостольского приказа» не появится ни на одном продукте. Не дождетесь! Не будет во время телевизионных трансляций надписи «Балтика» – информационный спонсор Страшного суда» или «Скоротай ожидание приговора с «Толстяком». И даже «КОКА-КОЛА – возьми знакомый вкус в новую жизнь» – абсолютно ненаучная фантастика. Бред, короче.

Когда нам обоим стало казаться, что все варианты исчерпаны, к мозговому штурму решили подключиться другие участники команды. Решение финансовой проблемы нашлось изящное, и пришло оно в голову не мне, а Илье Левитову. Илюша совсем незаметно стал моей правой рукой. Талантливый мальчик из хорошей московской семьи с несколько горячечной, захлебывающейся речью, оказался идеальным собеседником для региональных лидеров. В приказе он бывал нечасто, так как его задачей было разъезжать по стране и встречаться, от моего имени и по поручению, с губернаторами и мэрами, крупными промышленниками и ворами в законе, священослужителями и лидерами оппозиций, хотя последних найти было не так просто.

Его внешность классического еврейского интеллигента производила обманчивое впечатление. За добродушным, чуть скептическим и печальным выражением лица, смущенной улыбкой на губах и вечными разговорами о шахматах скрывался очень внимательный, вдумчивый собеседник. И, что было гораздо важнее для меня, безжалостный аналитик, умеющий разглядеть за вечным нытьем и жалобами на жизнь, исходящими от его собеседников, их истинное лицо и намерения.

Так вот, предложение господина Левитова было по-шахматному изящным:

– Простите, а Церковь у нас отделена от государства?

– Формально, да.

– Но при этом она выступает от имени Бога, не так ли?

– Продолжай, – ответили мы с Клебановым в один голос.

– Но ведь Даниил, – сказал Илья, расплываясь в довольной улыбке, – и есть полноправный представитель Бога! Христос, Мессия – выберите по вкусу. Это де-факто признано как христианами и мусульманами, так и, извините, нами, иудеями. Следовательно, деньги, получаемые представителями всех этих религий, и должны пойти на финансирование нашего приказа. Много я бы не стал брать, но традиционную десятину мы вполне можем потребовать.

Никиту эта идея порадовала, и, увидев, что я не возражаю, он приступил к ее осуществлению, что оказалось довольно просто, учитывая интегрированность традиционных религий в государственный механизм. Деньги потекли ощутимым потоком. Их было существенно больше, чем нам требовалось, и, чтобы не вводить Никиту в искушение ненадолго пустить деньги в оборот, я приказал все излишки отдать на помощь сирым и убогим. Причем задачи пришлось разделить. Контролем над финансами занималась Зоя Петрова – спокойная, полная барышня, которую не так интересовали вопросы мироздания, как схождение бухгалтерского баланса. В ее исключительной порядочности я мог и не сомневаться, как и в болезненном пристрастии к точности. Ее нахождение в команде не вызвало никаких нареканий даже у Эльги, так как по Зое было видно, что для нее никаких других мужчин на свете, кроме мужа, не существует. Ко мне она относилась как к высшему существу, зато всех остальных нещадно гоняла, заставляя заполнять бесконечные формы отчетности, и разжалобить ее не было никакой возможности.

Решать, кому достанется наша гуманитарная помощь, я снарядил Табриза Шахеди. Единственный мусульманин в нашей компании, Табриз занимался связями с общественностью и анализом публикаций о нашей нескромной деятельности. Он вел интернет-сайт, на котором в форуме шла очень оживленная дискуссия, и отслеживал весь мой график, чтобы, не дай Бог, что-то существенное не пропустить. Идеальный музыкальный слух и консерваторское образование Табриза привели к тому, что в нашем приказе всегда звучала музыка, достойная нашей миссии. Так что как сотрудники, так и просители чувствовали себя возвышенно. Но не только музыкальный слух Табриза был абсолютным. Если он чувствовал в словах просителей фальшь, ему всегда становилось физически плохо. Каюсь, с моей стороны было довольно жестоко поручить ему распределение милостыни, но зато это был единственный шанс добиться уверенности в том, что деньги попадут по назначению.

Ребята в моей команде были молоды, никому еще не исполнилось и тридцати, и они были счастливы оказаться в числе избранных. Выбор пал именно на них не потому, что они были лучшими, просто я их знал по моему прошлому. Они не были ангажированы никакими кланами, их не знали широкие общественные массы, и их молодость позволяла им не мучиться вопросами о неизбежно грядущем Конце света. Никита был православным, Илья – евреем, а Табриз мусульманином. Хотя степень их религиозности я бы не стал преувеличивать, что тоже стало одним из плюсов при приглашении их на работу. Как-никак, излишний фанатизм может приводить к непредсказуемым результатам, а ежедневная совместная работа требует прогнозируемости.

Когда в руководстве страны узнали о моих кадровых решениях, представители администрации отнеслись к ним настороженно. У меня даже состоялся телефонный разговор с господином Фрадковым, за которым закрепилась слава не только технического премьер-министра, но и человека очень осторожного. Будучи старше меня по возрасту, он мог позволить себе бархатные, покровительственные нотки при общении:

– Ну что же вы так, Владимир, не посоветовавшись? Мы ведь волнуемся, можно сказать, переживаем за успех вашей миссии. Ведь весь мир сейчас смотрит на Россию. Такая честь – Даниил лично отправил вас именно к нам, то есть к вам. Ну, я имею в виду вашу историческую родину… То есть нашу общую родину…

Фрадков запутался и напряженно замолчал, восстанавливая дыхание и кислотно-щелочной баланс. С родиной действительно все не так просто. Воспитанный в советское время премьер с трудом расставался со стереотипами. В недавнем прошлом член КПСС, он теперь вынужден был на Пасху стоять церковную службу и даже изредка креститься. Хотя механические действия конечностями никак не сказались на его лингвистических клише. Учитывая национальность Михаила Ефимовича, а она, между прочим, такая же, как и у меня, фраза про «историческую родину», да еще и «нашу общую», сбивала с толку окончательно. О какой все-таки стране идет речь – России или Израиле? Но выяснять мне был недосуг.

– Уважаемый господин председатель правительства, – торжественно, как на параде, произнес я, – благодарю вас за участие! Правильно ли я понимаю, что у кабинета министров есть альтернативные кандидатуры?

– Конечно! Любой будет просто счастлив работать с вами!

Как ни странно, слова Фрадкова не вызвали у меня ни малейшего сомнения.

– Кто-то конкретно уже высказал пожелания? – поинтересовался я.

– Не совсем так, но я мог бы рекомендовать вам Кудрина и в особенности Грефа. Они, знаете, очень способные люди.

– Хорошо, что вы не предложили Зурабова, а то бы народ точно решил, что я слуга Врага Человеческого! Ему в пару прекрасно подошел бы Чубайс.

Хитрющий Михаил Ефимович, не дрогнув голосом, заметил:

– О его кандидатуре я тоже задумывался.

– Вынужден вам отказать. Прекрасно понимаю ваш мудрый план сразу решить как собственную, так и мою проблему, но останусь при собственном выборе.

Михаил Ефимович продолжал еще что-то говорить в трубку, но я его уже не слушал. Не надо лезть ко мне с советами! Мой лучший советчик всегда рядом, лишь только я подумаю о нем. Никто не может сравниться с Даниилом. Единственная реальность – это общение с ним. Проявляются все цвета жизни, запахи, звуки, проявляются тайные смыслы, и жизнь приобретает высший смысл.

Все остальное лишь бледная тень – искаженная, плоская и скучная.

Глава 12

Пресс-конференция не случайно была назначена на пятидесятый день. Да разве что-либо происходящее в жизни случайно? Конечно нет. Пятидесятый день исхода из Египта – дата дарования евреям Торы, и на пятидесятый день произошло крещение учеников Христа Духом Святым. Я не претендую ни на какие параллели, но стоит отметить, что и Билл, находящийся с апостольской миссией в США, также назначил встречу с журналистами именно на этот день. Мы не сговаривались и даже не обменивались мыслями, настолько наши поступки подчинялись общей задаче и направлялись Даниилом. Я сразу понял, что день этот будет особым, так как с раннего утра перстень Даниила на моей руке налился багрянцем и надпись на нем замерцала холодными огнями: «Да приидет царствие мое».

Проснулся я рано. Я всегда в Москве просыпаюсь рано, точнее, я изо всех сил стараюсь открыть глаза раньше Эльги. Мне нравится засыпать и просыпаться, чувствуя ее тело. Я никак не могу насытиться ею! Что бы ни случилось днем, ночь отдана ей без остатка. Каждое утро, будучи не в силах сдержать себя, я накидываюсь на свою возлюбленную как зверь, тревожа ее сон поцелуями. Она единственная женщина в моей жизни, с которой я в полной мере понял значение слова «овладевать». Она не ропщет, более того, ее чувство ко мне столь же животно.

Дремучая, первобытная страсть!

Адам и Ева!

Для меня нет и не может быть другой женщины, а для нее не существует другого мужчины.

Когда только начинались наши отношения, я боялся, что из-за служения Даниилу должен буду отказаться от Эльги. К счастью, Учитель никогда не требовал от меня этого и в одной из наших бесед даже обмолвился, что напрасно Евангелие от Петра занесли в список апокрифов. На самом деле отношения между Христом и Марией Магдалиной были куда более плотскими, чем принято считать. Петр писал об этом. И о том, что Иисус любил и частенько целовал Марию в уста, и шутил, и смеялся. А официальная Церковь рисует нам портрет какого-то престарелого монаха, а не сына Божьего, полного сил и здоровья. Он же был молодым и обаятельным мужчиной, за которым пошли сотни и тысячи мужчин и женщин. Он просто не мог быть сексуально непривлекательным для своих последовательниц.

Ум, сила и власть – всегда сексуальны.

Я не стеснялся своих отношений с Эльгой, но и не афишировал их. Тем более что попытки папарацци застать нас вдвоем всегда заканчивались неудачей. Фотопленка неизменно оказывалась засвеченной, а цифра просто сходила с ума – мои маленькие защитные шалости. В общем, идиллия в отдельно взятом полусемейном сообществе при сопутствующем содействии божественных сил. Счастье.

Утром пятидесятого дня все вроде бы начиналось как обычно. Я первым проснулся и, как полагается, набросился! Только вот моя любимая вместо того, чтобы после самой замечательной в мире утренней зарядки пожелать мне доброго дня и вернуться ко сну, неожиданно села в постели, вся подобралась и начала разговор, которого я давно ждал и боялся.

– Владимир, – сказала Эльга с такой непривычной мне интонацией, что я вздрогнул.

– Ничего себе! – сказать, что я был поражен, значит не сказать ничего. – Спасибо, что хоть не по имени-отчеству, а то после такого официального обращения я начинаю стыдиться своей наготы. Может, мне встать и надеть официальный костюм с галстуком?

Мое ерничанье осталось незамеченным – Эльга хладнокровно пропустила его мимо ушей. Видимо, она давно собиралась с духом для этого разговора, и теперь остановить ее было уже невозможно.

– Кто я тебе? – поджав губы, спросила она.

– Любимая, – ответил я.

– А в глазах родителей, друзей и соседей я так – временная утеха известного человека, или кем ты там себя считаешь?

В душе недоумевая, но понимая, к чему идет разговор, я нежно взял ее за руку и, стараясь говорить как можно спокойнее, произнес:

– Я честно предупреждал тебя, что со мной не может быть простого человеческого семейного счастья.

– Конечно, – Эльга резким движением выдернула руку из моих ладоней, – у твоей бывшей жены оно могло быть, а я недостаточно хороша, да? На ней ты мог жениться и дать свою фамилию, а меня об этом даже не надо спрашивать? Как же – это ведь былое пошлое мещанство, а теперь ты поумнел! Но почему я должна из-за этого страдать? Получается, что мы друг другу никто – детей ты больше не хочешь, жениться не хочешь, а все, для чего я тебе нужна, это банальное удовлетворение твоих сексуальных желаний!

Я никогда не рассматривал наши отношения в таком ракурсе – благодаря начавшемуся служению Даниилу я просто не успел этого сделать, и оттого наш разговор был мне безумно неприятен. Тем более что, если бы я ответил честно – а именно, что плотская составляющая наших встреч для меня играет не последнюю роль, я тут же схлопотал бы по своей апостольской непричесанной башке и ближайшие полтора часа успокаивал бы рыдающую возлюбленную. Обычный мужской эгоизм – мы тратим все силы на спасение мира, а помочь конкретному, близкому и очень любимому человеку не считаем нужным.

Неужели так сложно уделить пару часов для совершения всех этих дурацких церемоний, столь никчемных для мужчин и невероятно значимых для женщин? Ну, появится штемпель в паспорте, и что? Что – свадебный кортеж, списки приглашенных и толпы обиженных, которые узнали о церемонии только из газет, бесконечные обсуждения наряда, подарков, букетов и прочая чушь, за которой можно будет уже и не вспоминать о начале Страшного суда, меня убьют? Нет. Останусь жив и здоров. Но, с другой стороны, я теперь не просто Вован Соловьев, а апостол и, хотя я очень люблю Эльгу и готов тяжелым постельным трудом доказывать всю глубину своего чувства к ней, Даниил значит для меня несравненно больше, чем все женщины мира. Нет ничего и никого, способного затмить мою любовь к нему, хотя в этом чувстве нет ни малейшего сексуального оттенка.

Я не стал озвучивать свои мысли Эльге, в этом не было никакого смысла. Лучше уж сразу уйти из ее жизни, потому что, услышав такое, вряд ли она сможет, как прежде, быть рядом со мной. И я не смогу осудить ее за это. Терять я ее не хочу, поэтому и не буду тратиться на пустые слова. В конце концов, сегодняшний вечер потребует от меня столько сил и эмоций, что расходовать себя на семейные сцены мне было бы просто нерационально.

К счастью, мое затянувшееся молчание Эльга приняла за раскаяние. Наверное, ей стало меня жалко. Или она просто почувствовала, что мой ответ может привести нас к разрыву, а, значит, поставленная цель не будет ею достигнута. Рыба наживку заглотила, но, если передавить, то может и уйти с крючка. В этом не было хитрого расчета, скорее инстинктивное поведение красивой женщины.

Многовековая традиция.

Игры взрослых мальчиков и девочек.

Танцы вокруг постели.

Молчание – единственное работающее оружие в этой войне. Молчание – это холст, на котором противоположная сторона нарисует любую требуемую ей картину. Я держал паузу, думая о том, что Эльга даже не понимает, насколько мне легко сломить ее волю. Полностью подчинить себе. Но ведь тогда я потеряю все удовольствие от живого общения с ней! Раз, полное подчинение – и навсегда утерян интерес! А чем тогда мой объект страсти будет отличаться от резиновой куклы или ее живого венерического воплощения – проститутки? За деньги клиента, то есть по моей прихоти, она станет старательно охать и ахать. Это даже не пошлость – это жуть какая-то! Никогда не понимал мужиков, снимающих путан. Что за удовольствие тыкаться причиндалом в общественную собственность? Как представишь себе, чего только в этом, с позволения сказать, лоне, не побывало, сразу тошнит. Надо себя на помойке найти, чтобы так опуститься.

В человеке должна быть страсть – только тогда он интересен! Чувства не купишь за деньги, а собственная похоть проходит быстро.

Так что ломать волю Эльги мне не хочется. Захочу насладиться ароматом цветка, подойду и сорву его, но дорогое мне растение после этого медленно умрет. Выходит, что я получу удовольствие, наблюдая за его агонией. Нет уж. Оставлю его расти, только тогда я увижу, как он прекрасен. Радость моя будет долговечна и многогранна, ведь на моих глазах будет происходить его возрождение весной и засыпание осенью.

Засыпание и пробуждение. Таинство рождения – от набухающей почки до раскрывающегося бутона.

Должно быть, поэтому Создатель не сломил нашу волю – он получал удовольствие от наблюдения за нашим страстным и зачастую нелепым существованием. Страшный суд не трактор, гусеницами судьбы разламывающий цветы жизни и несущий смерть всему живому, а ножницы Великого Садовника. Точный инструмент, которым Господь отсекает сухостой и заболевшие ветки, придавая любимому кусту совершенную форму. Может ли пораженная ветка выздороветь и не быть срезанной – вопрос не к нам, а к тому, «в руце которого и жизнь, и смерть».