Электронная библиотека » Владимир Свержин » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Сеятель бурь"


  • Текст добавлен: 26 января 2014, 02:11


Автор книги: Владимир Свержин


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Сеющий ветер пожнет смертоносную бурю.

Что станет жатвой твоей, сеятель бурь?

Шарль Нодье

Пролог

…Что вы называете старыми друзьями, друг мой?

Одни из них слишком старые, другие еще не совсем друзья.

Бернард Шоу

Количество дорогих твидовых пиджаков на квадратную милю аккуратно подстриженной лужайки наводило на мысль, что в Англии по-прежнему нет проблем с выращиванием тонкорунных овец, а стало быть, наш высокочтимый лорд-канцлер может преспокойно восседать на мешке шерсти, открывая заседания Парламента. Темная строгая клетка, делавшая костюмы утонченно-элегантными, сегодня была призвана стереть все различия, ибо в этот ясный весенний день не было ни служащего «Форин-офис»,[1]1
  Министерство иностранных дел Британии.


[Закрыть]
ни директора банка, ни лорда-мэра, ни камергера двора – были мы, единые и сплоченные выпускники Итонского колледжа одного уже незапамятного года. «Гаудеамус игитур, ювенус цум сумус»[2]2
  «Возрадуемся, пока мы молоды» – студенческий гимн.


[Закрыть]
рокотало под сводами зала, помнящего еще прапрадедов нынешних запевал. Сегодня, как много лет назад, каждый из нас, сбросив дома или в кабинете свой официальный имидж, мог вновь ощутить себя частицей старинного мужского братства под названием Итонский колледж.

О, эта великая кузница государственных кадров, из горнила которой явился миру цвет британского общества! О, этот тайный клуб, в котором поколение за поколением вынашивались планы глобального переустройства мира и закладывались краеугольные глыбы будущих головокружительных карьер!.. Так думал я, один из многих, примчавшихся сегодня на зов сигнальной трубы к воротам любимой школы. Думал, с невольной тоской оглядывая пиршественный стол и раскрасневшиеся от выпитого лица тех, кого в последнее время мог видеть лишь на страницах «Таймс» и «Кроникл».

В своих парадных мундирах мы с закадычным другом Джозефом Расселом, XXIII герцогом Бедфордским, смотрелись черными воронами в клетчатой великосветской толпе. Честно говоря, за годы, прошедшие с момента выпуска, это был первый случай моего появления в Итоне. Но когда нынче утром Зеф Рассел ввалился в мою холостяцкую каморку, оглашая ее криком: «Какого черта?! Сегодня юбилей!», что-то ностальгическое кольнуло в сердце, впуская туда полузабытые юношеские воспоминания…

И вот теперь я имел полную возможность расплачиваться за неуместный душевный порыв. За все прошедшие годы я, пожалуй, не вытерпел стольких похлопываний по плечу и снисходительных взглядов на мои капитанские погоны. «Оу, – точно говорил каждый подходящий вплотную однокашник, – неужели ты все еще капитан? Ну ничего, брат, всякое бывает. Зайди ко мне на следующей неделе – я созвонюсь, с кем надо…»

– Оу, Уолтер, старина! Сколько лет! Ты все еще капитан? Ну ничего, бывает! – Мэнис Стрикленд, некогда кудрявый юноша, ныне имеющий лоб, перетекающий в затылок, и в прежние годы не отличался тактом. Ныне же с высоты поста заместителя министра финансов он покровительственно поглядывал на обоих записных классных драчунов и не видел ни малейшей необходимости прятать едкую усмешку. – Впрочем, этого следовало ожидать. Хотя, – он словно по пальцам сосчитал звезды на моем погоне и перевел взгляд на знаки различия на погоне Рассела, – Зеф уже полковник. В мирное время чинопроизводство коммандос продвигается медленно. – Мэнис указал на объятую пламенем саламандру на моем мундире. – Первый отряд, если не ошибаюсь?

– Не ошибаешься, – старательно глядя поверх головы Стрикленда, проговорил я.

– А мне, честно говоря, больше нравится Беллерофонт.[3]3
  Беллерофонт – мифологический герой, оседлавший Пегаса. Эмблема воздушно-десантных войск Британии.


[Закрыть]

Мы с Расселом напряглись, как по щелчку. Историю о Беллерофонте каждый из нас слышал не одну сотню раз.

– Мой прапрапрапрапрадед Роберт Монтегю был лейтенантом на фрегате «Беллерофонт», который вывозил из Франции самого Наполеона Бонапарта. И можете мне поверить, это злобное чудовище, доставившее столько бед Англии, было раздавлено, сокрушено, словно брокер, проигравшийся на бирже. Он был полным банкротом!

– Мэнис, – увещевающе начал XXIII герцог Бедфордский, – ты уже рассказывал эту историю.

– Нет-нет, вы послушайте! – хватая нас за руки, настаивал изрядно подвыпивший финансист. – Он был полным банкротом! Куда девалось его величие, его гонор? Это уже был не покоритель Европы, а толстый корсиканский недомерок в затасканном егерском мундире! Он предлагал моему пращуру сто тысяч фунтов и столько же каждому офицеру корабля, если они возьмут курс на Америку. Вы только представьте себе! Беглый император, разводящий индюшек в каком-нибудь Кентукки. А между тем могло быть и так. Но мой прапрапра…

– Прапрадед, – продолжил Рассел.

– Да, именно он, – утвердительно кивнул неуемный рассказчик. – Лейтенант Монтегю был в тот вечер вахтенным офицером. Он вошел к Наполеону и сказал ему: «Сир, императору не зазорно быть пленным. Это поворот судьбы, а она в руке Господней. Но стать беглецом и копаться в индюшачьем дерьме (да-да, он так и сказал – индюшачьем дерьме!) недостойно императора».

– Замечательные слова, – не выдержав затянувшегося монолога, оборвал XXIII герцог Бедфордский. – А когда император вернулся с Эльбы, он прислал твоему предку орден Почетного легиона. Замечательная история! Кстати, мы ее уже как-то слышали.

– Да? – Стрикленд наморщил лоб по всей его длине. – Разве?

– Абсолютно точно, – с военной четкостью подтвердил представитель ее величества в Институте Экспериментальной Истории, сотрудниками которого мы оба имели честь состоять. – А сейчас извини. Сам понимаешь, служба! К великому сожалению, мы вынуждены вас покинуть. – Мой друг развел руками, демонстрируя, что наше сожаление никак не меньше той рыбины, которую он вчера поймал, рыбача на берегу Темзы. – Капитан Камдейл, следуйте за мной!

Я, щелкнув каблуками, послушно последовал. Пожалуй, немного было в моей жизни приказов, которые я выполнил бы с такой охотой.


– Проклятие! – в сердцах проговорил я, открывая дверцу расселовского «ягуара».

– Вечер не удался, – констатировал герцог Бедфордский, поворачивая ключ зажигания в замке.

– Пожалуй, – согласился я. – Вино итонского братства безнадежно прокисло. А тут еще этот Стрикленд со своим предком.

– Забудь, – отмахнулся Рассел, – он всегда носится со своим незабвенным предком. А о чем, по-твоему, ему рассказывать? О баталиях в Палате Общин по поводу утряски бюджета на следующий год? А ты, если бы захотел, мог бы поведать этой публике, как был рыцарем Круглого Стола, флигель-адъютантом Екатерины Великой, личным другом Уолтера Рейли и по совместительству королем Франции. – XXIII герцог Бедфордский просигналил фарами, требуя открыть ворота. – А твои похождения с Наполеоном? Да ни Стрикленду, ни Роберту Монтегю с его «Беллерофонтом» такое даже не снилось.

Я невольно усмехнулся: мне эти похождения тоже не снились.

Глава 1

Все возвратится на круги свои,

Только вращаются круги сии.

Андрей Вознесенский

Редкий человек в наше время может с полной ответственностью сказать: «В гробу я видал Вильгельма Завоевателя!» Я могу. А еще я могу описать, как благодаря неосторожно оброненной фразе моего закадычного друга и напарника Сергея Лисиченко по прозвищу Лис в битве при Гастингсе король Гарольд стравил между собой нормандский десант с датскими захватчиками, и лишь когда столкнувшиеся в тумане армии вволю изрубили друг друга, ударил по ним свежим войском.

Впрочем, эту информацию, пока доступную немногим, я с возможной скрупулезностью изложил в отчете и теперь, идя по коридору в кабинет Отпрыска, искренне недоумевал, что могло вызвать столь острый приступ начальственного интереса. Я прикинул дистанцию, отделяющую меня от двери, за которой хранились консервированные громы и замороженные молнии, и снял с пояса старенький «Нокиа». Что и говорить, прибор закрытой связи – вещь куда более совершенная и удобная в обращении, но почему-то в нашем мире Льежская конвенция запрещает его использование. Приходится обходиться банальными мобилками, что, согласитесь, почти возвращение в каменный век. Голос Лиса в трубке звучал, как всегда, энергично и напористо:

– Капитан, шо опять случилось на этом черно-белом свете?

– Пока ничего, – честно признался я. – Просто его премудрое высочество Готлиб фон Гогенцоллерн потребовал меня пред свои ясны очи, а никаких иных причин для столь несвоевременного интереса, кроме наших с тобой отчетов, я лично не вижу.

– Да ну, расслабься! – обнадежил меня Сергей. – Может, его осенило или уж там озеленило, кто его знает, и он наконец дотумкал, какие мы классные парни. Решил сесть с нами вечерком, выпить, закусить, чтоб все по-людски, мол, заблуждался, был не прав, пелена с глаз обвалилась, узрел и прозрел! В общем, типичное осложнение после гриппа.

– Тогда бы он вызвал нас обоих.

– А, это ж другое дело! Я догадался об его коварном плане! Он выяснил, шо у меня скоро день рождения, буквально месяца через три, и решил сделать маленький, но душевный презент. Ну а так как странную жидкость для керосинок, шо вы именуете уиски, я не употребляю, поскольку не керосинка, то он хочет по буквам записать название благородного напитка, с которого Рассел вчера так насвинячился. Ты уж не подведи – самогон пишется через «о», в смысле «са-мо-гон». – Из трубки в моей руке послышался сдавленное «гы-гы».

– Лис, прекрати, – поморщился я и, рефлекторно оглянувшись на дверь, перешел на шепот. – Лучше скажи, ты в отчете о карте сокровищ острова Авалон, часом, не упомянул?

– Сэр рыцарь! – деланно возмутился Лис. – Я что-то не вдуплил, шо за немытые намеки? Неужто ты считаешь, что духовное прозрение и, опять же, замечательный пейзаж плюс физическая работа на свежем воздухе не стоят тех двух-трех золотых монет, которые я, заметь, для блага дела, получил с одного меркантильного герцога?

– Скажи лучше, трех тысяч.

– Да ну, не придирайся к цифрам! Что я, бухгалтер, что ли? – с укором отозвался Лис. – Темно там было, может, герцог и обсчитался чуток. Сам вон казенную безлимитку палишь – и ничего. Смело гляди в глаза начальству, запамятовал я об этом, с позволения сказать, незначительном эпизоде, когда отчет писал. Всякую глупость в голове носить – она ни в какой шлемак не влезет!

– Спасибо, успокоил, – облегченно вздохнул я.

– Да чуть шо – обращайся, – послышалось из трубки, и связь отключилась.

Итак, с этой стороны опасность, кажется, не грозила. Больше суровым плакальщикам из службы этического надзора придраться, кажется, было не к чему. Вернув телефон на прежнее место, я глубже вдохнул и решительно открыл обитую кожей дверь.

Кабинет Отпрыска мог служить небольшим музеем, когда бы вдруг Институт открыли для посещений любознательной публики. Я покосился на золотую, с перегородчатыми эмалями, фибулу[4]4
  Фибула – застежка для плаща.


[Закрыть]
в аккуратном застекленном ящике на каминной полке. Совсем недавно этот дар византийского императора Константина Мономаха украшал мой пурпурный шелковый плащ. Теперь же ему была уготована роль экспоната в коллекции ученого светила, воссиявшего над нашим беспокойным отделом.

Вернуться из «командировки» без милого сувенира для старины Готлиба почиталось среди оперативников дурным тоном и плохой приметой. Очаровательные безделушки вроде этой или, скажем, портрета шефа работы Эль Греко, как жертвы древним богам, смягчали праведный гнев, непременно возникавший у высоколобого начальства по возвращении увенчанных славой героев из сопредельных миров. Да и как не возникнуть праведному гневу, когда люди, живущие по ту сторону камеры перехода, сплошь и рядом ведут себя совсем не так, как означенным начальством планировалось. Ну а нам, понятное дело, приходится импровизировать на ходу. Не всегда удачно и очень редко – в рамках писанных политкорректными теоретиками правил.

Вот и на этот раз лицо Гогенцоллерна было мрачно, морщины на его выпуклом лбу казались траншеями, в каждой из которых засело не меньше роты стрелков. Однако, к моему счастью, он был не один. У камина, картинно облокотясь на розоватый мрамор псевдоантичной колонны, озаряемой языками играющего в очаге пламени, стоял импозантный мужчина немногим старше пятидесяти лет. Он улыбался с приветливой мягкостью профессионального дипломата, в устах которого резкий отказ кажется изысканной похвалой. Впрочем, полагаю, гость нашего шефа был искренне рад меня видеть. Уж я-то его – точно.

– Сэр Джордж Барренс, – недовольно бросил Отпрыск, указывая рукой на стоявшего, – сэр Уолтер Камдейл. Впрочем, помнится, вы знакомы.

Да, мы, конечно же, были знакомы. Пару лет назад, когда я был всего лишь тренером, обучавшим местных кадетов обращению с оружием и рукопашному бою, именно его мне выпало сопровождать из Англии последней трети XVIII века в Санкт-Петербург. Это стало моим боевым крещением в должности институтского оперативника. А лорда Барренса, несомненно, можно было назвать моим крестным.

– Здравствуй, дорогой племянник,[5]5
  См.: Владимир Свержин. «Трехглавый Орел».


[Закрыть]
– бархатным голосом царедворца проговорил мой первый наставник в деле придворной интриги, – ты хорошо выглядишь. Откуда сейчас?

– Разбирались с королем Гарольдом, – уклончиво бросил я, косясь на мрачное начальство.

– Вот как! Значит, обратился к древности. Можно сказать, к истокам. А я тебя уже тут заждался! – Лорд Джордж отошел от камина и взял в руки лежавшую перед Отпрыском обтянутую малиновым сафьяном папку. – У тебя ведь, кажется, были приятельские отношения с тем молодым артиллерийским лейтенантом из корпуса Лафайета? Помнишь, с тем самым, который устроил парад в Нью-Йорке?

Вопрос старого интригана звучал небрежно, но, зная, что может таиться под маской безучастности моего доброго знакомого, я не замедлил уточнить:

– Вы имеете в виду Наполеона Бонапарта, сэр?

Лорд Барренс кивнул слегка удивленно, точно в корпусе волонтеров, сражавшихся за независимость Америки, был один-единственный лейтенант.

– Да-да, конечно, речь именно о нем.

– Не скажу, чтобы мы были особо дружны. Так, считались хорошими приятелями.

– Вот и замечательно, – улыбнулся Барренс. – Надеюсь, вы успели хорошо изучить этого рьяного корсиканца.

– Мне снова придется отправиться в Америку – Русь Заморскую? – с легким недоумением предположил я. – Но ведь мы с Лисом были расстреляны отрядом генерала Гоу.

– Мой мальчик, – вновь улыбнулся Барренс, – неужели ты думаешь, что я забыл об этом прискорбном факте? На этот раз тебе не придется присягать на верность Петру III Пугачеву. Но, вероятнее всего, с подвигами рыцарства временно придется распрощаться. Твои знания и умения вновь понадобятся в России.

– Я должен отправиться в Москву к императору Наполеону? – высказал я робкую догадку.

– О нет! – Барренс покачал головой, выдерживая паузу. – Ты должен будешь отправиться в Санкт-Петербург к генерал-поручику русской службы графу Наполеону Бонапартию.


Когда речь идет о дальнем путешествии потомка одного из знатнейших и богатейших родов Европы, пожалуй, вполне уместно вообразить золоченую карету на рессорах, запряженную шестеркой превосходных рысаков, а никак не седло боевого коня. Но камера перехода не рассчитана на транспортировку золоченых карет. Впрочем, и любых других тоже. А потому мне, графу Вальтеру Турну из Цеверша, чье имя в Богемии звучит как звон золотых монет, и моему секретарю и по совместительству управляющему, господину Сергею Лису, пришлось мчать по дороге в столицу Священной Римской империи германского народа верхом, точно простым фельдъегерям. Впрочем, теперь она более известна как столица Австрии, и ничего ни священного, ни римского в ней не осталось уже ко времени воцарения династии Габсбургов.

– Капитан, – придерживая коня, начал Лис, – ты только не подумай чего плохого, но ты б не мог кратенько так, концептуально, поведать, какого рожна от нас здесь требуется?

– Сергей, – я удивленно посмотрел на друга, – ты же вчера вместе со мной был у разработчиков!

– Ну, был, – согласился мой секретарь, считая неразумным отрицать очевидное.

– Своими ушами все слышал!

– На этом бы я, пожалуй, не настаивал, – буркнул Лис. – Главное, не где я был, а каков я был! Вот в чем вопрос, как говорил принц Гамлет, опоздав на похороны собственного шута.

– Но ты же кивал?! – возмутился я.

– Видимость обманчива, – философски заметил мой секретарь. – Я был шо былинка на ветру! После вчерашнего башка плохо держалась. Сам понимаешь, сели с ребятами, отметили благополучное возвращение. Опять же, Вилли, в смысле Завоевателя, помянули, царствие ему небесное.

– Но ты же кивал в тему!

– Ну так не первый год на службе! – Лис попытался гордо расправить плечи. – Могучая закваска отечественного производителя.

– Чего? – уточнил я.

– Производителя, – без тени сомнения отчеканил Сергей.

– Ладно, – я вздохнул, – запоминай. Надеюсь, сейчас у тебя с головой все нормально?

– Все путем. Я ее чувствую.

– Значит, так. – Я пустил коня шагом. – В 1792 году молодой лейтенант французской артиллерии Наполеон Буонапарте вместе с семьей был вынужден бежать с острова Корсика после неудачной попытки захватить цитадель Аяччо. Во Франции нашего старого приятеля ожидал суд за самовольное продление и без того затянувшегося отпуска из полка. Его многочисленные братья и сестры во главе с любимой матушкой ютились на крошечной съемной квартирке, живя на еще более скромную пенсию, которой даже при самом воробьином аппетите не хватало и на неделю. Именно в этот момент, когда жизнь казалась безнадежно неудавшейся, а у власти в стране стояла, как мы помним, ненавидимая Наполеоном чернь, он решился, возможно, на отчаянный, но, как показало время, правильный шаг. Придя к российскому послу Апраксину, маленький лейтенант подал его превосходительству прошение о переходе на российскую службу.

В нашем мире тоже случилось нечто подобное, но там, видишь ли, стороны не сошлись в звании. По тамошнему закону Наполеон мог вступить в российскую службу только чином ниже, чем имел во Франции. Закон этот был принят буквально за месяц до неудавшейся попытки Наполеона и перекроил всю историю в известном нам направлении.

Здесь же то ли закон был написан иначе, то ли совсем Буонапарта прижало, но очень скоро он, передав семье большую часть подъемных, направился в далекую Россию, причем на этот раз без великой армии. Как мы с тобой помним, государыня Екатерина всегда жаловала офицеров высоких да статных, а потому худощавый корсиканец, едва достававший до плеча ее лейб-гренадерам в Царском Селе, пришелся не ко двору.

И гнить бы ему в заштатном гарнизоне, когда б на каком-то смотре не попался на глаза графу Панину. Тот по достоинству оценил познания в баллистике юноши с горящим взглядом и странным для избалованного французской речью аристократического уха корсиканским выговором. В результате исторической встречи поручик артиллерии Бонапартий отправился прямиком в Гатчину к великому князю Павлу Петровичу и, невзирая на порывистый южный темперамент, сделал недурную карьеру. Смертный час Екатерины он встретил уже капитаном. Затем, блестяще проявив себя в итальянском и альпийском походах Суворова, возвратился в Россию полковником.

– Стоп! – Лис потряс головой. – Капитан, я, конечно, бешено извиняюсь, но с этого момента поподробнее. Если Наполеон на стороне Суворова, то кто ж в лавке остался? В смысле, кто отвечает за Францию?!

– За Францию, как ты выразился, «отвечает» Александр Дюма.

– О, точно! Я думал, это мне вчера с бодунища померещилось. Прикинь, беда какая! И шо, теперь в этом мире не будет «Трех мушкетеров»?

Я оторопел от неожиданного вопроса. Что и говорить, Лис всегда умел глянуть в суть проблемы.

– Надеюсь, будут. – Мои слова звучали не совсем уверенно, но, строго говоря, какая уж тут уверенность. – Видишь ли, речь идет не о писателе Александре Дюма, а о его отце, доблестном генерале. Этот двухметровый гигант, обладающий невероятной силой, прообраз господина Портоса, был живой легендой Якобинской армии. Однако в Париже этого яростного мулата не любили и, как показало время, небезосновательно побаивались. Когда его утомил парижский клуб болтунов, он поднял военную школу, которой в этот момент руководил, и быстро навел в столице порядок, несовместимый с дальнейшими разглагольствованиями записных политиканов. Теперь храбрый и талантливый потомок нормандского маркиза де ла Пайетри и рабыни из Сан-Доминго назвался базилевсом-императором и мнит себя новым Александром Великим. Вот с ним-то здешнему Наполеону и пришлось столкнуться.

– Да… – ошеломленно почесал затылок Лис. – Чудны дела твои, Господи!

– Но это не все, – обнадежил я, не давая другу растечься мыслью о превратностях божьего промысла. – В 1801 году, в марте, когда заговорщики решили положить конец царствованию Павла I, полковник Наполеон был дежурным флигель-адъютантом при особе императора в Михайловском замке. Увидев вооруженную толпу офицеров на плацу перед воротами крепости, он не стал доискиваться причин ночного визита, а, развернув пару шестнадцатифунтовых орудий, плеснул навстречу мятежникам залпом картечи. В результате – золотоносная монаршая благодарность, безмерное доверие царя, графский титул, генеральские эполеты и множество замечательных безделушек вроде креста святого Андрея Первозванного, о которых, в сущности, можно и не упоминать.

– Наш пострел везде поспел, – не без гордости проговорил экс-генерал Закревский пугачевского розлива. – А помнишь, как мы с ним в Аппалачах на пум охотились?

– Это был другой, – задумчиво произнес я, вспоминая старого приятеля – беглого кадета Бреенской военной школы, дезертировавшего из экспедиции Лаперуза, чтобы лично принять участие в боях за свободу Америки.

– И шо теперь не понравилось нашим хранителям недреманного ока?

Я поднял брови, пытаясь сформулировать ответ:

– У них есть основания считать, что в данный момент фаворит рыцарственного императора Павла ведет какую-то свою игру. Проще всего предположить, что он сам желает захватить власть, но, честно говоря, каково бы ни было его влияние при дворе, такой поворот мне кажется сомнительным. Все-таки для России граф Бонапартий остается чужеземцем, и хотя ее история знает примеры восшествия на трон иностранцев, они так или иначе были связаны с царствовавшей фамилией. А это…

– Короче, фамилией не вышел. Зато имя хорошо прижилось. Такой замечательный тортик! Буквально – ежедневно по Наполеону в каждую семью! – громогласно провозгласил Лис. – Ладно, если без балды, шо он там не того наиграл?

– Судя по выдержкам из писем, которые вместе с немалыми суммами денег Наполеон посылает своим ненаглядным родственникам во Францию, он вербует сторонников. Каких и для чего – непонятно. Но факт остается фактом, и, как утверждали вчера, генеральское жалованье Бонапарта вместе с доходами от его имений куда меньше переводимых во Францию сумм. Пока это все, что есть у нас на руках. Впрочем, бумаги, я надеюсь, мы скоро увидим сами. Как бы то ни было, игра, которую ведет Наполеон, очень интересует наше с тобой руководство. Хорошо еще, если эта очередная финансовая афера или же через нашего с тобой знакомца император Павел решил поддержать тайную оппозицию во Франции. А если нет? В общем, разработчикам необходимо загодя выяснить, что на уме у генерала Бонапартия, чтобы знать, не ждет ли этот мир пришествие императора Наполеона I.

– А если ждет, то как долго оно еще согласно ждать! – поставил жирную точку в моем рассказе не любивший политических длиннот секретарь.

Дорога шла под уклон, что в гористой Австрии обычное явление. Насколько я успел заметить, большинство дорог здесь идет вверх или вниз. Маячившие вдали над кромкой леса отроги заснеженных Альп точно утешали, что это еще не худший вариант езды. Впрочем, слава Богу, карабкаться по горам мы не собирались. Наш путь лежал к голубому Дунаю и его жемчужине, роскошной столице оперных див – Вене. Но пока, увы, до ее залитых солнцем парков и волшебных дворцов оставалось порядка шестидесяти миль. Это если по карте. А учитывая спуски и подъемы, то и все сто.

Запах хвои, висевший над дорогой, напоминал о приближении рождественских праздников. И хотя в наших краях в эту пору еще не витают мечты о подарках Санта Клауса, холодный ветер, обгоняющий пущенных в галоп скакунов, безжалостно гнал одиноких путников в тепло. Забиться куда-нибудь под крышу, к горячему очагу, над которым, шкворча, обжаривается поросенок или хотя бы пара куропаток, а сдобренный пряностями глинтвейн уже готов разгорячить застывшую в жилах кровь.

– До жилья еще две мили телепаться, – словно подслушав мои мысли, бросил в пространство Лис.

– Что? – поворачиваясь к нему, переспросил я.

– Холлабрун. – Сергей указал на верстовой столб с резным указателем. – Если «холл» по-английски значит «дом», то по-нашему это что-то вроде халабуды.

Я усмехнулся столь вольному переводу и поспешил напомнить другу, что здесь пользуются другим языком.

– Один черт, – отмахнулся сообразительный напарник, втягивая морозный воздух. – Надеюсь, толковый постоялый двор у них здесь найдется.

Должно быть, у моего друга какое-то особое чутье на постоялые дворы, таверны, трактиры и прочие места, где наливают и подают закусить. Не было случая, чтобы, потянув воздух носом, приобретшим в ходе жизненных передряг форму латинской буквы «S», он не определил верного направления. Сегодняшний день не стал исключением. Полнощекая хозяйка заведения, носившего романтическое название «Серебряная кружка», расплылась в простодушной улыбке, по достоинству оценив бобровые воротники на плащах вновь прибывших гостей.

– Всегда рады! Господа желают заночевать?

– Господа желают заночевать, отужинать, согреться. – Сергей быстрым взглядом оценил сдобную фигуру трактирщицы. – Ну и, там, побеседовать о возвышенном после всего, упомянутого выше. Фрау все поняла?

– Фройляйн, – кокетливо поправила молодуха, накручивая на палец выбившийся из-под чепца светлый локон.

– И это замечательно. – Лис взглядом указал ей на горевший в глубине залы очаг. – Но беседы при луне катят только после ужина.

Если уж Сергей что-то обещает, то исполняет непременно. Вот и сейчас, насытившись пуляркой с грибами под белым соусом и пропустив чарки три жженки, он раздобыл у хозяйки некое подобие гитары и залился майским соловьем о том, как ноет разбитое сердце, когда предмет любви, ступая по нему, уходит прочь.

– Лис. – Я активизировал закрытую связь. – Пойми меня правильно, я не собираюсь читать тебе лекции о морали и нравственности, но у нас нет времени для твоих амуров.

– Ну шо за дела, Вальдар! Все будет пучком. Утром мы сядем в седла, а амуры, если захотят, полетят следом на собственных слабо окрепших крыльях. А не полетят, то кто им доктор? Кстати, ты, часом, не знаешь, кто доктор у амуров? Насчет же всех прочих, крыльев не имеющих, вроде нас с тобой, я бы порекомендовал присмотреть какие-нибудь путные колеса и на них отправиться покорять Вену. – Лис из-под ресниц глянул на миловидную трактирщицу, затуманенные глаза которой, подобно белому флагу над крепостными башнями, свидетельствовали о готовности сдаться захватчику без единого выстрела.

– О, ваше сиятельство! – приглушив ладонью струны, перешел на сухую прозу покоритель доверчивых простушек. – Да вы, я вижу, уже спатоньки хотите. Глазки-то, поди, совсем закрываются. Капитан, вали на боковую, – раздалось в моей голове. – Не видишь, что ли, фройляйн уже рвется из корсета! Ульрика, солнце мое закатное, готова ли опочивальня для графа? А то ведь у него строгий режим, все по часам. Сама понимаешь, голубая кровь, это тебе не в скатерку высморкаться.

– Один момент, – заверила расторопная Ульрика, с явной неохотой поднимаясь, чтобы проводить высокопоставленного гостя в его свежевыметенные, пропитанные лавандовым маслом покои. – Один малюсенький, крошечный момент.

Как утверждают ученые, поздняя осень – это время, когда женятся самые закоренелые холостяки. Действительно, если ветер, заглушая вой продрогшей волчьей стаи, завывает самым большим и самым голодным волком, если дождь, леденея от собственного холода, отчаянно стучит в окна, умоляя пустить его согреться, если горящие в шандалах свечи не разгоняют мрак, а лишь наводят на мысли о похоронах, – приходит время либо жениться, либо завести собаку. Стояли последние дни ноября, а у меня не было ни жены, ни верного пса.

Я недовольно ворочался в своей нагретой серебряными грелками постели и никак не мог заснуть. Крахмальные простыни все больше сбивались в комок, а сон, еще недавно такой желанный, никак не приходил. Снизу, то ли из зала, то ли из каморки, где находилась спальня хозяйки, доносился то приглушенный голос Лиса, то грудное похохатывание разбитной трактирщицы, то игривое взвизгивание.

«А некоторые развлекаются! – с досадливой завистью думал я, покрепче зажмуривая глаза. Счет баранов давно уже перевалил за тысячу, и этой виртуальной отарой вполне можно было бы накормить городок, предоставивший нам убежище. Но в тот миг, как вспомнивший о своих обязанностях Морфей примчался на мой затянувшийся зов, с улицы послышался окрик, и в ворота постоялого двора забарабанили. Отметив про себя, что легкокрылый бог сна не пользуется столь приземленными методами проникновения в жилище, я огорченно перевернулся на другой бок, вновь пытаясь заснуть.

Стук закрываемых ворот доносился уже через дремотную пелену, превращавшую обыденные звуки в части разноцветного сна. Шаги по зале и голоса, доносившиеся снизу, и вовсе едва коснулись моего слуха, прежде чем исчезнуть в бездне ушедшего времени.

– Капитан. – Голос Лиса на канале связи звучал настороженно.

– Да вы что, сговорились, что ли?– непритворно возмутился я. – Только-только заснул – ты орешь.

Должно быть, наблюдательный пункт моего друга находился на ложе фройляйн Ульрики, поскольку я отчетливо услышал характерный скрип, когда Лис прижимался ухом к тонкой деревянной перегородке, отделяющей спальню хозяйки от общей залы.

– Мне, пожалуйста, вина – все равно какого, но только хорошего, – явственно донесся до меня незнакомый мужской голос. – А даме – что-нибудь согреться и, конечно же, поесть. Что вы можете подать?

Судя по голосу, говоривший был мне не знаком ни в малейшей мере, но одно казалось несомненным: неизвестный отвратительно говорил по-немецки.

– Есть сардели с тушеной капустой, козий сыр…

– Лис, – с плохо скрытым возмущением начал я. – Ты разбудил меня, чтобы ознакомить с ночным меню заведения твоей подружки?

– Вальдар, ты зря не психуй. – В голосе Лиса сейчас не было слышно обычного ерничества. – Вникни, перед тем, как Ульрика подошла к гостям принять заказ, та подруга за стеной сказала бой-фраеру на замечательном французском языке, чтобы тот не сомневался, граф Бонапартий примет их с распростертыми объятиями.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации