Текст книги "Пока летит пуля"

Глава 2

Футбольное поле было небольшим и пыльным. На маленьком островке Гоцо в Мальтийском архипелаге трава не росла, по крайней мере такая, которая обычно растет на футбольных полях. Мальчишкам, гонявшим мяч, было от четырнадцати до семнадцати. Со времени взрыва самолета, летевшего сто третьим рейсом «Пан Американ» над Локербаем, прошло пять месяцев, и футбольный сезон уже подходил к концу.

Рядом с отцом Мануэлем Зерафой на церковных ступенях сидел крупный мужчина и внимательно наблюдал за игрой. Сам священник отвечал за местный сиротский приют. Оба они были знакомы и дружили уже не первый год.

Очертив в воздухе дугу, мяч упал на поле, и вокруг него тотчас сгрудилась куча ребят. От нее отделился смуглокожий паренек, кативший перед собой мяч. Резко увеличив скорость, он без труда обошел двух защитников противника и, хладнокровно обыграв вратаря, забил мяч в ворота.

Священник вскочил со ступенек, громко крича от восторга и хлопая в ладоши, хотя столь бурное проявление чувств явно не пристало его сану.

– Вот какого игрока нам так недоставало, – проговорил он, садясь на свое место. – За последние семь сезонов команде приюта ни разу не удавалось побить команду Санната. – Он взглянул на часы. – Осталось всего десять минут. Два гола им за это время не забить никак.

Священник подбородком указал на человека, сидевшего на противоположной стороне футбольного поля, и ехидно усмехнулся.

– Отец Джозеф разозлится.

– Что это за паренек? – спросил Кризи. – Тот, который забил гол.

– Майкл Саид, – с теплотой в голосе ответил святой отец. – Лучший игрок из всех, кого я видел в приюте за те двадцать лет, что им руковожу. В один прекрасный день он будет играть за сборную Мальты. Хамрун Спартанс хочет в следующем сезоне взять его в молодежную сборную острова. Они готовы заплатить приюту триста фунтов. Ты можешь себе такое представить, Уомо?

Поскольку многие жители Гоцо носили одинаковые фамилии, у каждого островитянина было свое прозвище. Кризи здесь звали Уомо. По-итальянски это означает «человек».

– Сколько ему лет?

– На прошлой неделе исполнилось семнадцать.

– Сколько времени он в приюте?

– С рождения.

Кризи внимательно следил за бегавшим по полю пареньком, который явно лидировал в игре. Он не был ни особенно высок, ни атлетически сложен, но на пыльном поле изящно и решительно перехватывал мяч даже у более сильных старших ребят. Последние полчаса Кризи не сводил с паренька глаз.

– Расскажи-ка мне о нем поподробнее, – попросил он священника.

Святой отец пристально взглянул на сидевшего рядом друга.

– Ты разве раньше его не видел?

– Да, замечал его время от времени в поселке, но внимания на него никогда не обращал… Так что ты можешь мне о нем рассказать?

Кризи говорил спокойно, но вместе с тем напряженно. Священник снова внимательно взглянул ему в лицо и пожал плечами.

– История его, к сожалению, вполне обычная. Мать – проститутка из Гзиры на Мальте. По смуглой коже мальчика я решил, что отец его был арабом. В Гзире их хоть пруд пруди. Ребенка она заводить не хотела, вот и подбросила его нам.

– По-арабски он говорит?

Священник с некоторым оттенком разочарования кивнул головой.

– Да, и очень неплохо. Так по крайней мере мне говорил кувейтянин, который учил детей в приюте арабскому языку. Он был неплохим человеком, этот араб. Даже иногда не прочь был в футбол погонять. Он преподавал в младших классах в Куале. А к Майклу проявлял особый интерес. Когда на острове сменилось правительство, в школах наряду с другими иностранными языками ввели и арабский. Но из этой затеи ничего не вышло, потому что вскоре всех преподавателей-арабов выслали домой.

В этот момент паренек, блестяще проведя на поле обходной маневр, прорвал защиту игроков противника. Оказавшийся рядом другой питомец приюта принял подачу и забил в ворота еще один мяч. Священника просто распирало от гордости.

– Три-ноль! – закричал он. – Ура! Нам раньше никогда не удавалось победить команду Санната с таким перевесом.

Он громко рассмеялся и сделал рукой грубый жест в сторону более молодого священника, сидевшего на противоположной стороне футбольного поля. В ответ он получил неодобрительный взгляд, полный досады. Отец Мануэль Зерафа сел, продолжая заливисто хохотать.

Кризи спросил:

– Он умен?

– Между нами говоря, – ответил Зерафа, – этот священник – круглый идиот. Понять не могу, как ему удалось закончить семинарию. Разве только благодаря своему троюродному брату – он епископ.

Кризи улыбнулся.

– Я тебя о мальчике спросил.

– Что ты дурацкие вопросы задаешь? Конечно, умен, – сказал священник. – Любой, кто в состоянии сделать такой пас, умен. Я тебе точно говорю, в один прекрасный день он обязательно будет играть за сборную Мальты.

– А как у него с остальными предметами дела обстоят, кроме арабского и физкультуры?

– Очень неплохо.

– Он, кроме футбола, еще каким-нибудь спортом занимается?

– Майкл у нас лучший игрок в настольный теннис, а сильных игроков в пинг-понг в приюте немало. Кроме футбола, это единственный вид спорта, который мы можем себе позволить. Поэтому в свободное время ребята часто в него играют.

Кризи продолжал внимательно следить за мальчиком, бегавшим по полю.

– А характер, – продолжал он донимать священника, – какой у него характер?

Мануэль Зерафа развел руками.

– Трудно сказать, парнишка он замкнутый. В приюте у нас шестьдесят восемь мальчиков, и в основном они сплачиваются в группы по возрасту. Майкл никогда не принадлежал ни к одной такой группировке. Пара-тройка друзей у него, конечно, есть, но насколько их дружба близкая, не знаю. – Священник смолк, но, почувствовав, что любопытство Кризи не удовлетворено, продолжил: – Как все ребята в этом возрасте, он иногда капризничает и шалит, но меньше других. Хотя, пожалуй, теперь у него это прошло.

– О родителях своих он спрашивает?

– Да. Когда ему исполнилось тринадцать лет, он зашел ко мне и спросил.

– Что ты ему сказал?

– Правду.

– Что он ответил?

– Ничего. Только поблагодарил меня и вышел из комнаты. С тех пор к этой теме он никогда не возвращался.

После непродолжительного молчания Кризи задал очередной вопрос:

– Он набожен?

Священник печально покачал головой.

– Боюсь, что нет.

– Но к мессе-то ходит?

– Он обязан ходить, как и все остальные, но делает это без особого энтузиазма.

Раздался свисток судьи, матч закончился, игроки команды сиротского приюта в радостном порыве повисли друг на друге. Кризи со священником встали, святой отец отряхнул с рясы пыль.

– Ты бы не мог его попросить зайти ко мне? – спросил Кризи.

Отец Зерафа выглядел озадаченным.

– К тебе? В дом на холме?

Кризи смотрел вдаль, через футбольное поле и приземистые домики селения, на высокий холм. С левой его стороны, на самой вершине, упираясь задней стеной в скалу, стоял старый каменный сельский дом.

– Да, ко мне домой, – сказал он. – Сегодня вечером, часам к шести.

Он обернулся к священнику и пристально на него взглянул.

– Хорошая игра была, отец мой. И победа вполне заслуженная.

Вместо слов прощания он коснулся рукой плеча священника, сошел вниз по ступеням паперти и направился к своему джипу.

Святой отец смотрел, как машина тронулась с места и поехала по пыльной дороге. Потом его окружили возбужденные игроки.

* * *

Когда мальчик взобрался по тропинке к дому на высоком холме, солнце уже клонилось к западу. Священник был, как обычно, краток. Уже в приюте он отвел Майкла в сторонку.

– Сходи сегодня к Уомо домой. Он будет тебя ждать в шесть часов.

– Зачем? – спросил паренек.

Священник пожал плечами.

– Не знаю. Но к шести тебе надо там быть.

* * *

Мальчик знал об Уомо все, по крайней мере все то, о чем знали остальные жители небольшого островка. Кроме этого прозвища у него было еще одно, которое по-мальтийски звучало Иль Мейет и означало «мертвец». Пареньку было известно, что лет пять назад Уомо провел на острове пару месяцев, а потом внезапно исчез. Несколько месяцев спустя темной ночью в непогоду он вернулся на Гоцо. Ему навсегда запомнилось, как отец Зерафа, обратившись ко всем мальчикам приюта, сказал, чтобы они никогда ничего не говорили об Уомо, особенно незнакомцам.

Было ему известно и кое-что еще. Жители Гоцо, наверное, самые набожные люди в мире, потому что девяносто пять процентов населения островка регулярно ходит в церковь. Мальчик знал, что в первое воскресенье после возвращения Кризи все священники во всех церквах острова обратились во время проповеди к своей пастве с такими словами:

– Не говорите ни с кем о человеке, которого мы зовем Уомо, особенно с чужаками. Он – один из нас.

Естественно, на таком маленьком островке, как Гоцо, какое-то время все только и судачили, что об Уомо, но только между собой. Ни с одним иностранцем, даже с мальтийцами, о нем не говорил никто. Однако среди самих островитян слухи росли и множились.

Мальчик знал, что Уомо вернулся на полицейском катере береговой охраны. Ему было известно, что после этого многие месяцы он безвыходно оставался в доме Пола Шкембри, а потом женился на его дочери Наде, и у них родилась девочка. Не было для него секретом и то, что жена и дочь Уомо погибли во время катастрофы самолета «Пан Американ», случившейся над городком Локербай в Шотландии.

Знал он и кое-что еще. Мальчик дружил с сыном Риты, которая держала в поселке бакалейную лавку. Ее муж служил в полиции, в ее элитном подразделении. Его сформировали несколько лет назад для борьбы с террористами, которые могли угрожать мальтийцам. Друг Майкла рассказал мальчику, что когда это подразделение еще только создавалось, Кризи помогал обучать бойцов, правильно выбирать оружие и проводить тактические операции по борьбе с бандитами и террористами. Конечно, тот факт, что племянник этого фермера – Пола Шкембри, был начальником специального подразделения полицейских сил, сыграл в этом не последнюю роль.

* * *

Майкл подошел к дому, сгорая от любопытства. Само здание и примыкавшую к нему территорию окружала высокая каменная стена. Выглядела она очень старой, однако мальчик знал, что ее построили лишь несколько лет назад. Ребята тогда часто наблюдали из поселка за ее возведением, нередко взбираясь на холм, чтобы посмотреть, как рабочие перестраивают большой старый фермерский дом, используя только бывшие в употреблении камни. Стена эта в ширину достигала пяти футов, а в высоту – двенадцати. В ней были массивные деревянные ворота и дверь, рядом с которой выглядывала кнопка старомодного металлического звонка.

На мальчике были поношенные джинсы и майка с короткими рукавами. Он аккуратно заправил майку в джинсы, разгладил складки на животе и нажал на кнопку звонка немного нервничая от напряженного ожидания. Он услышал, как в доме раздался дребезжащий звук, и уже через минуту дверь распахнулась.

На открывшем ее человеке были только яркие плавки. Его левый бок и живот пересекали страшные шрамы. Еще один шел от левого колена вверх, скрываясь под плавками. Мужчина протянул руку и сказал:

– Привет, Майкл, рад тебя видеть. Проходи, не стесняйся.

Майкл пожал протянутую руку, машинально обратив внимание на то, что на ней недоставало мизинца. Кроме того, он заметил на тыльной стороне руки шрамы от ожогов. На второй руке было то же самое. Мужчина убрал руку и отступил на шаг. Паренек прошел в дверь. Перед ним тянулась широкая, мощенная известняковыми плитами дорожка, которая огибала голубой прямоугольник бассейна. Унылое однообразие серого известняка скрашивала сочная зелень пальм, усыпанных яркими цветами кустов бугенвиллеи и виноградника, увивавшего стены дома и деревянные решетчатые навесы по обе его стороны. В тени одного из навесов стоял круглый каменный стол с придвинутыми к нему деревянными стульями. Мужчина пригласил мальчика к столу.

– Присаживайся. Что будешь пить?

Мальчик замешкался с ответом. Мужчина сказал:

– На эту верхотуру взобраться нелегко. Что больше хочешь – холодного вина или, может быть, пива?

На карманные расходы сироты получали в приюте гроши, и спиртное Майкл пил лишь раз в жизни – на сельском празднике, куда детей пригласили в прошлом году.

– Можно мне пива? – спросил он.

– Конечно. И я с тобой за компанию пивка холодного выпью.

Мужчина прошел в дом. Майкл остался стоять у стола, глядя на открывавшийся перед ним вид Гоцо и далекий островок Комино, за которым в туманной дымке различались очертания Мальты. В это время года цвета были яркими и сочными: густая зелень полей, глубокая синева моря и прозрачная голубизна небес. Дом стоял на самой высокой точке Гоцо. Паренек смотрел на столицу островка и на древнюю крепость. Он думал о том, что здесь, наверное, было самое замечательное место в том маленьком мирке, где он прожил всю свою жизнь и кроме которого еще ничего не успел повидать.

Глава 3

Отца Мануэля Зерафу удивить было нелегко. Сан священнослужителя он получил тридцать три года назад, из которых первые десять провел в Сомали и Северной Кении. Он был человеком широких взглядов и неплохо знал современный мир.

Святой отец сидел на балконе бара «Глиниглз» в Мджарре, смотрел на небольшой залив и ярко раскрашенные рыбачьи баркасы. Рядом с ним сидел Кризи. Стаканы, которые мужчины держали в руках, были пусты. Уже несколько минут священник размышлял над словами друга. Не поворачивая головы, он угрюмо произнес:

– Тебе тогда снова придется жениться. Таковы правила, Уомо. Для этого обязательно нужна супружеская пара.

Уомо кивнул.

– Значит, придется на это пойти.

Священник резко обернулся. Он был удивлен, почти потрясен.

– Ты что, сможешь так быстро снова жениться?

Кризи кивнул.

– Сам же сказал, что это необходимо.

Святой отец лишь покачал головой.

– Люди тебя не поймут, смогут даже счесть это оскорблением. Надю любили все. Все знали, как ты к ней относился. Прошло всего пять месяцев… Во время заупокойной службы по Наде и Джулии все церкви острова были переполнены. Столько народу там еще никогда не бывало.

– Отец мой, брак этот будет фиктивным, я заключу его только для того, чтобы удовлетворить требования властей… ваших властей.

Священник снова покачал головой.

– На ком же ты собираешься жениться? – настороженно спросил он.

– Понятия не имею.

От удивления Мануэль Зерафа даже тряхнул головой.

– Надо же, он понятия не имеет! Ты хочешь усыновить мальчика как можно быстрее, но даже не знаешь еще, на ком женишься! – фыркнул он. – Комиссия, которая станет с пристрастием опрашивать вас обоих, должна будет удостовериться, что вы – достойная пара и вам можно доверить воспитание ребенка.

Кризи уверенно и немного грубовато бросил:

– Об этом можешь не беспокоиться – той, на ком я решу жениться, комиссия сможет доверить все, что мне от нее потребуется.

Священник глубоко вздохнул.

– Объясни мне, пожалуйста, к чему такая спешка? Почему бы тебе еще хоть годик не переждать? И члены комиссии, и люди, живущие вокруг, поняли бы тебя тогда гораздо лучше. Да и с мальчиком ты только раз встречался.

– Мне этого хватило, – ответил американец.

Он резко взял пустой стакан священника и встал со стула. Войдя в прохладный зал бара с высоким сводчатым потолком, он поставил стаканы на стойку перед лысеющим барменом.

– Тони, будь добр, налей мне еще пару стаканчиков пива.

В углу несколько рыбаков играли в излюбленную на острове карточную игру – бишклу. Главное в ней было – умело блефовать, а именно это все игроки умели делать превосходно. Пока Тони разливал пиво по стаканам, Кризи наблюдал, с каким мастерством игроки пытаются надуть друг друга. Один из рыбаков подмигнул ему. Уомо был единственным иностранцем, посвященным в тайны бишклу. Американец взял со стойки стаканы и сказал:

– Тони, налей и себе.

Бармен покачал головой.

– Мне еще рановато, – ответил он.

Кризи терпеливо ждал. Через десять секунд лицо бармена расплылось в широкой улыбке, и он произнес:

– Пиво «Блю лэйбл».

Кризи отвернулся. Так было всегда. Совсем не случайно бармена прозвали на острове Почему-Бы-И-Нет.

* * *

Вернувшись на балкон, он поставил перед священником полный стакан.

Занимался вечер. Большой белый паром отходил от пристани, увозя на Мальту усталых туристов. Склонявшееся к закату солнце окрашивало известняковые холмы в медно-красный цвет.

– Так, значит, говоришь, на это уйдет недель шесть – восемь?

Священник опять вздохнул.

– Если заниматься этим вплотную, да и то лишь потому, что епископ знает тебя лично и с гражданскими властями у тебя отличные отношения.

Кризи отпил глоток пива.

– Хорошо, тогда с мальчиком я поговорю завтра, а послезавтра уеду. Вернусь примерно через месяц с женой и необходимыми документами. Сколько ей надо будет здесь пробыть?

Священник повернулся к нему, снова озадаченный вопросом друга.

– Что ты имеешь в виду?

– Я спрашиваю, сколько времени жена должна будет оставаться на Гоцо?

Было видно, что священник начинает понимать замысел Кризи.

– Значит, ты так решил поступить?

Паром выходил из бухты в открытое море. Кризи спокойно сказал:

– Да, отец мой, именно так.

– По крайней мере шесть месяцев, – ответил священник, – иначе всем все станет ясно. Меня ты выставишь в самом неприглядном свете, а что станет с членами комиссии, я вообще не представляю. Так что придется ей жить в твоем доме с тобой и с мальчиком и играть роль его заботливой матушки. – Следующая фраза священника прозвучала резко и повелительно. – Никак не меньше полугода, Уомо.

Кризи осушил стакан и встал.

– Будь по-твоему, – сказал он. – Полгода так полгода. Ты сможешь завтра переговорить с епископом, а после этого – с мальчиком? А потом прислать его ко мне домой около шести вечера? Естественно, если сам он захочет прийти.

Священник попытался сделать последнюю попытку. Глядя Кризи прямо в глаза, он произнес:

– Почему бы все-таки тебе не переждать несколько месяцев… Почему не усыновить мальчонку помоложе? В приюте есть несколько отличных ребятишек, из которых кто-нибудь тебе обязательно приглянулся бы.

Кризи пожал плечами.

– Уверен, что там есть хорошие ребята, но я собираюсь усыновить Майкла Саида, и сделать мне это надо не позднее, чем через восемь недель.

Сказав это, он повернулся и пошел прочь.

* * *

Майкл Саид сидел в одиночестве в дальнем углу приютского двора. Он машинально перелистывал журнал, но не видел ни текста, ни иллюстраций к нему. Мыслями он был в доме на холме, куда приходил вчера вечером.

Он сидел за столом под увитым виноградом деревянным навесом часа два, и за это время выпил три большие банки пива. Огромный американец сходил на кухню и принес оттуда на подносе тонкие ломтики вяленого мяса.

– В Америке такое мясо называют джерки, но я научился готовить его в Родезии. – Он взглянул на паренька. – Знаешь, как теперь называется Родезия?

– Зимбабве, – тут же выпалил Майкл.

Американец одобрительно кивнул, прожевал тонкий ломтик вяленой говядины и сказал:

– Родезийцы называют такое мясо бильтонг. Готовят его обычно из мяса диких животных, чаще всего газелей. Его сильно солят, а потом на несколько дней вывешивают на самом солнцепеке. После этого оно может храниться годы. Десятка фунтов бильтонга достаточно, чтобы человек не умер от голода в течение нескольких недель. А я делаю бильтонг из говядины, которую покупаю в мясной лавке Джона. Давай попробуй кусочек.

Майкл взял ломтик мяса и положил в рот. Ему показалось, что на вкус он как кожаная подметка. Но чем дольше он жевал, тем сильнее становился вкус мяса. Съев первый кусок, он решил, что бильтонг просто великолепен. Не прошло и пятнадцати минут, как на подносе ничего не осталось.

Они много говорили в тот раз. Американец задавал массу вопросов. Мальчик понимал, что он проверяет его знания и сообразительность. Сначала, правда, он этого не замечал. На вопросы отвечал легко. После второй порции пива он так освоился, что смог наконец произнести слова, которые повторял про себя всю дорогу, взбираясь на холм. Прямо взглянув в глаза огромного мужчины, он спросил его:

– Как мне вас называть?

Мужчина слегка улыбнулся.

– Кризи, – сказал он. – На ты, без всякого «мистера» и на «ты». Или по прозвищу. Ты его знаешь?

Мальчик кивнул:

– Уомо, мне очень жаль твою жену и дочь. Нам всем их очень жаль. Надя всегда приходила на Рождество в приют с подарками, иногда приносила нам вкусную еду. Овощи и фрукты, наверное, приносила с фермы отца. Нам всем очень ее не хватает.

Он продолжал так же пристально и прямо смотреть хозяину дома в глаза, хоть в них ничего не отражалось. Полуприкрытые тяжелыми веками, чуть ли не сонные, они бесстрастно смотрели в лицо мальчику. Потом Кризи кивнул, встал и пошел на кухню за пивом.

Они все говорили и говорили, а солнце медленно тонуло в море. Майкл чувствовал себя уже настолько непринужденно, что сам стал задавать Кризи вопросы. Сначала он спросил:

– Уомо, откуда у тебя эти страшные шрамы?

Мужчина пожал плечами.

– Это – память о войнах, в которых я участвовал.

– Где?

– Да везде – в Северной, Южной и Западной Африке, в Азии, на Ближнем Востоке. Куда меня только жизнь не заносила.

Паренек совсем расхрабрился.

– Ты был наемником? – спросил он.

– Любой, кто работает за деньги, – наемник.

– Ты много людей убил?

Последовало продолжительное молчание. Кризи смотрел вдаль, мимо холмов и селений Гоцо, мимо голубых волн моря, мимо Комино и Мальты.

Он спокойно ответил стандартной фразой:

– Не помню.

Потом Кризи встал и спросил:

– Плавать умеешь?

– Конечно.

– Давай поплаваем.

– Я плавки не взял.

Американец усмехнулся.

– Они тебе не нужны. Но если стесняешься, можешь плавать в трусах.

Мальчик сбросил с себя всю одежду. Они поплыли вместе. В длину бассейн составлял сорок футов. В какой-то момент Кризи сказал пареньку:

– В заплыве на две длины я тебя обгоню.

Мальчик плавал хорошо и быстро, но отстал от Кризи на шесть футов. Окончив заплыв, он повис в воде, ухватившись за край бассейна, и, задыхаясь, проговорил:

– Ну и силен же ты, Уомо!

Кризи усмехнулся.

– Я каждое утро проплываю этот бассейн в длину сто раз. Это – лучшая зарядка, о которой только можно мечтать.

Когда парнишка уходил, Кризи, прощаясь с ним у двери, с серьезным видом негромко сказал:

– Майкл, я собираюсь с тобой поговорить еще раз. Через пару дней. После этого ты сможешь приходить сюда, когда тебе вздумается. Плавай сколько хочешь в бассейне, пей пиво, если оно тебе понравилось, но бывать здесь ты должен только один.

Мальчик ничего не ответил. Спустившись вниз по склону до половины пути, он остановился, оглянулся и посмотрел на дом. Он долго стоял, совершенно не двигаясь, и смотрел. Потом повернулся и стал дальше спускаться к селению.