Текст книги "Право на меч"

VII. Все схвачено

Кобыла Рута плелась куда охотнее, чем мерин.

Облака не скрывали луну, и, возможно, только благодаря этому никто из нас еще не свернул шею в темноте.

Я оглядывался на Криг и не знал, на кого больше злюсь: на Варда, на обстоятельства, злодейку Воснию или на себя, дурака.

Позади меня ждали бандиты Симона, долги перед семейством Лэнгли и одна несносная воснийка. Все остались там и не отправятся следом. Рядом плелся только Рут – и то лишь потому, что теперь живет без дома и заработка. Моими трудами. Прочистив горло, я заметил:

– Я не мог иначе.

Приятель вздохнул и не ответил. В его молчании мне слышался укор. Я чуть поторопил Карего, чтобы поравняться с ним.

– Чего стоит моя жизнь, Рут, если я ни черта не способен сделать самостоятельно?

У приятеля появилось то удивительно скучное выражение на лице, различимое и в полутьме.

– Как по мне, все мы таковы.

– Пф. Оправдания! – вспылил я. – Дешевые отмазки. Так всю жизнь можно просидеть в канаве, ожидая счастья…

Зашуршала ткань – Рут то ли почесался, то ли пожал плечами.

– Или на цепи, – добавил я и зевнул.

– Проехали. – Рут перевел тему: – Каков твой план?

Мне страшно захотелось развернуться и все-таки свести счеты хотя бы с кем-нибудь из ублюдков, раз уж дело обернулось так. С тем же успехом я мог вернуться в Стэкхол за своими сапогами.

– У тебя же был план, когда ты это все затеял, – приятель хмыкнул и вовсе меня не щадил.

– Куда деваться? – скривился я. – Только под знамя. Хоть что-то получил за три года, кроме синяков и бестолковой короны. – Я на всякий случай проверил седельную сумку – внутри шуршала бумага. Все на месте. – Мне дали рекомендацию.

– Мои поздравления, – сухо заметил Рут.

Рут покидал родной город, а я ждал от него похвалы за бумажку с печатью, полученную бесчестным путем. Мой друг постоянно припоминал шкурный интерес, а сам пришел мне на выручку. Я же старался жить честно, а в итоге только плодил беды вокруг себя. Друг, который хуже врага?

Лэйн из дома Тахари.

– А ты теперь куда? – угрюмо спросил я.

Мы помолчали. Я уж было подумал, что Рут меня не услышал. Он ответил не скоро:

– Придумаю. Куда деваться.

Комары занялись шеей. Я накинул капюшон плаща и завязал его потуже. Помимо насекомых, я и сам себя доконал.

– Прости, Рут, правда. Я это все не со зла. Ошибся. Хотел как лучше.

Рут помахал ладонью:

– Кому, себе?

– Не только. – Я посмотрел на пятно на рукаве. Так и не отмыл, зараза. – Еще тебе, Сьюзан…

Возможно, лучшее, что я мог для них сделать, – вовсе не попадаться на глаза. Или проиграть Беляку.

– О, в следующий раз, как надумаешь доброе дельце, уж поинтересуйся, как мне с этим будет, лады?

Рут, казалось, злился все меньше. Оставалось только согласиться. Я заслуживал совсем других слов. Худших.

Я снова оглянулся на залив. Где-то там несет топленым жиром, левкоем, большими неприятностями. Чертовы башни, по которым я уже скучал.

Я совершенно не умел прощаться.

Камни хрустели под копытами, чавкала стылая грязь. Возле лица зудели кровопийцы. И похоже, все только начиналось. Новая жизнь попыталась принять меня в объятия, да уронила на первых шагах.

Рут перебил жужжание насекомых:

– Слышишь?

Я напрягся. Обернулся назад, ожидая погони. Положил руку на керчетту и спросил:

– Нас что, уже нагнали?..

– Да нет же, – примирительно помахал он рукой. – Река шумит, река. Смолка или ее приток. Не помню…

Я шумно выдохнул и продолжил другую войну – с чертовой сонливостью и комарьем.

– Не трясись, сдюжим. – Рут будто и вовсе не страдал от похмелья.

Воснийское пьянство казалось мне загадкой не меньшей, чем два солнца. Казалось, мы с приятелем еле ползем. Будто так и упрашиваем нас догнать, ждем неприятностей. Хоть и не стоит мчаться галопом в ночной темени…

– Эй, а все-таки… что, если нас догонят? – Во мраке мне уже мерещились силуэты воснийцев, их арбалеты и дубины.

– Кто? – удивился Рут. – Друзья Варда, в этот час, по херовой дороге? Миленькое дело.

Только я начал успокаиваться, Рут ткнул пальцем в небо, провел черту до Оксола и добавил:

– Птица летит быстрей и дешевле. Нас будут ждать в городе.

Пояснение сделало только хуже. Все беды остались в Криге? Ха! Симон дотянется до меня чужими руками.

Кони еле плелись. Я выдохнул и на всякий случай уточнил:

– Значит, пока нечего опасаться?

– Нечего, – уклончиво сказал Рут. – Если не считать разбоя, бродяг, голодных псов и волчьих стай… Ну и поноса, разумеется.

Будто в подтверждение к словам, у него заурчало в желудке. Я улыбнулся, а потом бессовестно заржал.

– Ты б так веселился, когда я в Криге шутил, – упрекнул приятель.

Потребовалось время, чтобы я успокоился. Руту необязательно было знать, что веселье здесь ни при чем. Я выдохнул и заверил его:

– Все-все. Есть у тебя вино? Я замолчу.

– А вот это лишнее. Уснешь и навернешься. – Он подвел кобылу ближе и практически впихнул мне флягу в руки. – Не налегай, промочи горло и рассказывай. Хотя бы про девчонок Излома или их матерей. – Рут достал какой-то сухарь и принялся им хрустеть. – Путь неблизкий…

– О боги. – Я отпил вина, вытер губы перчаткой, похлопал себя по щеке. – Рассказывать? Да я свалюсь к утру!

Рут чуть не поперхнулся: зашелся смехом. Забрал флягу и плотно ее закрыл.

– Это только начало, мой друг, первый мечник, гроза Крига! Привыкай, наслаждайся. – Луна скрылась за облаком, и наступила кромешная тьма. – Принцессам не место под флагом.

На рассвете

Когда мы увидели синюю полосу на небе, я уже клевал носом. Карий тоже не был в восторге от нашего похода: всхрапывал, спотыкался, тряс головой, отгоняя мух. Я почти простонал:

– Далеко еще?

Рут держался удивительно бодро.

– Смотря до чего, – рассудительно начал он, – до Оксола пять ночей, до Остожки – всего пару…

Из-за макушек елей показалась блестящая полоса, разрезавшая землю.

– Во-о-о, теперь точно Смолка, – Рут закивал пейзажу.

Я радовался как дитя, тупо улыбаясь соломенным крышам по ту сторону берега. Деревушка, постоялый двор. Горячая еда, постель, отдых…

– Мать двойного солнца, – процедил я и обернулся к Руту. – Я точно кого-нибудь убью, если не останусь на ночлег!

Рут отряхнул ладони от крошек – вот и все, что осталось от сухарей, – и сказал со странным весельем:

– Возрадуйся! Скорее всего, нам придется сделать и то, и другое.

Мы вошли в поселение как бандиты – во всеоружии и не спешившись. Впрочем, некому было нас пожурить: людей в такой час собралось мало. Парочка крестьян косилась в нашу сторону, окликала. Спрашивали, откуда мы и зачем.

– Мы ради ночлега и тепла, добрые люди, – осторожно объяснялся Рут уже в третий раз и поднимал руки.

Стараясь держаться ровно и не выдать своей слабости, я улыбался и заставлял себя не тянуться к рукояти, которую перевесил с седла на пояс.

Нам не верили: все так же тревожно провожали взглядом или прятались в домах. Может, потому, что добрых людей в Воснии не сыскать и при свете дня. Я не мог их винить. На месте селян я бы давно вывел собак и разбудил соседей.

Интересно, умеют ли здесь стрелять из лука? И догадываются ли, что наш арбалет нечем заряжать?..

– Как называется эта деревушка? – Я следовал совету Рута, чтобы не уснуть.

– Приречье, – быстро ответил мой друг.

Я поискал вывеску взглядом. Ничего.

– Точно?

– Понятия не имею, – отмахнулся он. – Нам этого знать и не нужно, чтобы пожрать и выспаться.

Так мы и добрались до широкого дома с конюшней. Мечты о постоялом дворе остались мечтами. Путников здесь не жаловали.

Рут спешился и жестом поприветствовал трех селян. Один из местных вышел с топором. То ли из особого гостеприимства, то ли из-за того, что колол дрова поутру.

Я опасливо обернулся. За нашими спинами уже собирались мужчины. Если приятель и задумал драку, начинать ее стоило явно не здесь.

– Дружище, ты там уснул? Слезай, – мягко попросил меня Рут.

Спешившись, я подарил еще одно преимущество врагу. А может, драки и не будет? Я скинул капюшон, выдавил из себя сиплое приветствие. Стоял и ждал, что кто-то вот-вот крикнет: «А я знаю эту кобылу!» или: «А я знаю этого ублюдка!» Больше всего меня пугало то, что воснийцы порой были удивительно хитры: крестьяне, лавочники, шлюхи и даже сельская чернь.

Пьяницы вели ночные сделки под носом у стражи, на турнирах побеждал не сильнейший, а тот, на кого меньше ставили. Если что и можно было предрекать на материке, так это одно – неприятности.

– Мы из гарнизона, держим путь в Остожку, – Рут забалтывал селян, называл чужие имена. – Нам бы напоить коней и отдохнуть. Сами от обеда не откажемся. – Он достал пару медяков, и глаза у местных сделались добрее.

Как же я удивился, когда мы договорились о цене за постой. Договорились крайне выгодно. И не поймешь, бояться ли теперь больше или плакать от счастья. В Воснии учишься радоваться мелочам.

Рут привязал скакунов прямо под окном и явно не хотел далеко отходить от поклажи.

Шагнув в невысокий дом, где мне обещали комнату, я спросил шепотом:

– Нас не тронули. Уверен, что будет бой?

– У тебя четыре часа, не больше. – Рут не думал отвечать на мои вопросы. – Можешь и потрепаться, конечно, но я б на твоем месте поспал.

Тем не менее своему совету он не последовал. Я даже не помнил, взял ли Рут себе комнату для ночлега.

– А ты? – Я опирался на дверь, почти падая с ног.

– А я не принцесса, – подмигнул мне Рут.

И сделал тот же жест, что я видел перед сенником, когда мы отняли три жизни.

Постель была грязной, но я рухнул в нее, почти взвыв от счастья. Вытащил всю сталь, сложил рядом, чуть ли не обнявшись с ней. Поворочался, представив, как меня зарежут во сне. Может, именно потому Рут и остался на ногах? Самый корыстный человек в Воснии.

С другой стороны, он и сам мог смыться с моими вещами. Быть может, я спокойно уснул лишь оттого, что считал это справедливым.

Я забрал у него гораздо больше, сам того не желая.

Полдень в Приречье

– Если ты сейчас же не проснешься, клянусь обеими матушками, я уеду один!

Я еле разлепил глаза и промычал что-то невнятное. Под веками явно сбился песок, и я потер глаза. Не помогло. В Воснии вообще ничего не помогало.

По крайней мере, я был все еще жив, как и мой приятель. Рут являл собой пример крайнего недовольства. Зато был цел, невредим, без новых пятен крови.

«Значит, не удрал». – Почему-то от этого мне стало и тоскливо, и радостно одновременно.

– С тебя десять серебряков, – тоном, не терпящим возражений, заявил Рут.

Будто всего, что приключилось за последние сутки, мне попросту мало…

– За что? – Я кое-как нацепил сапоги и поднялся с кровати.

Рут молча указал пальцем в стену. Кажется, за ней на привязи стоял Карий.

– Увидишь.

В мрачных предчувствиях я последовал за ним на улицу. Кровавой бойни не случилось, ведь так? И кто сказал, что это худшее, что может приключиться? Я бы не удивился, если перед конюшней нас поджидал Вард, пожал бы Руту ладонь и…

Кони были на месте. Поклажи прибавилось.

– Без котелка и провизии далеко не уйдешь, – Рут небрежно похлопал по седлу. – Ну и спать на чем-то надо, ведь так?

Подскочив в полночь в Криге, я совершенно не подумал, что вышел на дорогу практически голым. Стараниями друга у меня появилось все, что нужно в долгий путь.

– Даже флягу взял, – растерянно заметил я. – Рут, ты… в общем, держи.

Я протянул ему золотую монету. Ерунда, а не компенсация. От того, кто почти поверил, что проснется без коня и поклажи, обчищенным до сапог.

Рут нахмурился:

– Я про серебро говорил.

– У меня нет ничего мельче, – соврал я.

– Скажи это погромче и еще раз, – усмехнулся Рут, покосившись в сторону селян. Но плату принял.

Из села я выехал еще более виноватым, чем до него. Я обернулся с тревогой.

– Так драки не было?

– Свезло, – пожал плечами Рут. – Но ты не привыкай, рано.

Я заметил, что он кое-как убрал кровь с одежды. А точнее, замазал. На ее месте появилась дорожная грязь.

Дорога уходила за холм, земля дышала осенью. Перемены, увядание, холод. Я не видел конца пути. И поздний завтрак не лез в горло.

Рут дожевывал свежий хлеб и грозился поводьями во второй руке:

– Разминемся перед Остожкой, я поеду на восток…

Спать под открытым небом еще пять дней? Или ночевать, где постелют, ожидая весточки от людей Симона? После Остожки – в гордом одиночестве. Как я и прибыл в Воснию. Каким я, видимо, здесь и погибну.

– Да-да, конечно, – я неловко посмеялся. – Здраво. Со мной тебе точно ничего дельного не светит.

Рут ничего не ответил, только с аппетитом уплетал хлеб. Зачем соглашаться, подшучивать, если и так все понятно?

Я оценил нашу дружбу в один золотой. И ехал себе как ни в чем не бывало…

– Послушай, я не могу это так оставить – Я подогнал Карего ближе, чтобы Рут меня точно услышал.

Подумать только: я был уверен, что именно Рут не проживет и недели, сопьется и сгинет на улицах Крига. Пока что умирал я один – от недосыпа, мук совести и плохой дороги.

Было бы лучше, если бы я перестал портить чужую жизнь. Кто бы знал, отчего у меня все выходит не по уму.

– Я не заслужил твоего прощения, знаю. – Восния и меня заразила своей алчностью. – И все равно хочу его получить. Глупость последняя, да? – Я опустил голову. – Правда, мне очень жаль, что так вышло.

– Опять каешься. Чем поможет? – отмахнулся Рут и отпил из фляги. – От извинений толку не больше, чем от тощей бабы… или дохлой козы.

Скакуны прошли мимо деревенской ограды. За ней пасли облезлый скот. Я возмутился:

– Не скажи. Есть такие подонки, что не извинятся и за сущую мелочь. До самой смерти! – Вроде моего отца или старшего брата. Я добавил со злостью: – Вот уж на кого я точно равняться не хочу.

– Спокойно состарюсь без чужих покаяний, – хмыкнул Рут, прикончил хлеб. – А вот без золота, как и все, загнусь молодым.

Мы ехали молча до следующего поворота, когда дорога изогнулась и из сельской грязи показался щебень тракта. Я пытался себе представить, что изменится, если Вард со своими шестерками прибудет ко мне извиняться. Кто вернет мне три года жизни и гордость?

Смех да и только. По моей вине друг лишился крова. И что я ему предложил? Парочку, пусть и искренних, сожалений? Три года назад Рут, вовсе меня не зная, предложил несколько кружек, свой плащ и ужин.

Я потер лоб кулаком.

– Ты прав, Рут. Я жуткий болван, самонадеянный придурок… – я покачнулся в седле, пытаясь привыкнуть к долгой дороге, – но уж точно не последняя сволочь. Пока есть у меня хоть какие-то деньги, я не дам тебе пропасть, слышишь?

– Сомнительно звучит от болвана и придурка, – поддел меня Рут, взболтал флягу.

Я расквитался:

– Для пьянчуги – самое то!

Рут хмыкнул и наконец улыбнулся.

– Что, в содержанки назначишь?

Приятель не верил, что в моей голове порой попадались идеи получше. Я торжественно поднял ладонь. Вспомнил чужую речь у академии Стэкхола и с горем пополам ее воспроизвел:

– Отныне, Рут Агванг, за особые заслуги перед домом Тахари и… – Рут засмеялся, еще не дослушав. – Да погоди ты, уймись, – я сам боролся со смехом, – назначаю тебя оруженосцем, первым по…

Рут принял позу, подбоченившись в седле:

– А чего бы не бароном, а?

– Это потом.

– Телохранитель звучит лучше, – уже серьезнее сказал Рут и гордо задрал подбородок.

– У меня нет таких денег!

Рут поковырялся в дальнем зубе, задумчиво посмотрел в сторону Крига. Я покорно молчал. Пытался прикинуть, потяну ли оплату хотя бы за половину года. Сыпать обещаниями – мой особый, неисправимый дар.

– Так ты чего, всерьез? – огорошил меня приятель, покосившись с сомнением.

Я выглядел не лучше. Сомнения – мой новый друг после побега из Крига в полночь.

– Я пойму, если ты… э-э… откажешься. – Я развел руками и стал оправдываться: – От меня и правда бед больше, чем пользы…

Рут похлопал себя по колену, вытряхивая хлебные крошки, и оскалился:

– От всех друзей сплошные беды, это я тебе сразу сказал. – Он поднял указательный палец. – Но, с другой стороны… я-то не болван от щедрот бежать! С тебя выпивка, жратва, ночлег и девчонки, – заявил он тоном, не терпящим возражений.

Я старался выдохнуть как можно тише.

– А с меня чего потребуешь? – Рут покосился из-под сильно отросшего клока волос. Зачесал его пятерней назад.

Похоже, и за цирюльню платить тоже мне. Я растерялся.

– Ну, оружие носить? Мелкие поручения какие-нибудь. – Чем больше я говорил, тем больше Рут сомневался. – Честно сказать, у меня не было своего оруженосца.

Только гувернер, прислуга, банщицы, швея, лучший в мире наставник. И ни за одного из них я не платил. Рут продолжил отряхиваться и приводить себя в порядок.

– Будто у меня был, во имя всех матушек на земле, – закатил он глаза. – Ты учти: я жадный, но не бессмертный. Если надумаешь очередной побег, изволь уведомить как положено. Или там, как решишь поцапаться с новым воротилой…

– Пока мы не разобрались со старым?

– Тю! Забудь до самой смерти. Никогда и никаких воротил в приятелях или врагах, – он пригрозил мне кулаком, как мальчишке. – Без меня.

Рут не знал, что я спорил для вида. Тут-то я его и поймал:

– Это и в моих интересах. Так что, по рукам?

Приятель внимательно оглядел меня с ног до головы, будто мы только повстречались. Сказал:

– И милордом я тебя тоже обзывать не стану, не обессудь.

Я осторожно протянул правую ладонь, чтобы не свалиться с мерина.

– Лишнее. Этого дерьма у меня и так будет предостаточно. – Мой уверенный вид сразу же растаял, стоило Руту поднять бровь. Я добавил осторожнее: – Ну, через пару лет…

– Ловлю на слове!

Мы пожали друг другу руки, и я влип в очередные долги.

Нет, все-таки я совершенно не умел прощаться.

Под Остожкой, через несколько дней

Рут осушил первую кружку и ударил ей по столу. А затем сказал с важным видом:

– Скакунов стоит продать. До того как войдем в Оксол.

– Это еще зачем? – Я наслаждался сливянкой и думать не желал о плохом.

После мыльни и крепкого сна любой день покажется чуточку лучше. Прелести городской жизни. Рут положил ноги на бочку, которую поставили вместо третьего стула. И безжалостно спорил:

– Главные приметы. Если оружие можно спрятать, а плащи мы сменили, то скакуны…

Я цокнул языком и поднял глаза к потолку. Больше долгой дороги меня притомили наставления и пустая тревога.

– Прошлый раз ты говорил, что будет драка в Приречье!

– Было дело, – закивал Рут. – Я почти подрался с пекарем.

– Да? – я округлил глаза. – Ты ничего об этом не…

– У него и жена – такая пышка!

Я тяжко вздохнул и потер лоб. Продолжил нападать:

– А совсем недавно обещал, что нас зарежут на подходах к Остожке. – Я обвел кружкой питейную. – Неплохо для страшной смерти, не находишь?

Рут мог бы взять корону на турнире занудства:

– Смейся сколько хочешь и пока можешь. Скакунов нужно продать.

Я спорил, повысив голос:

– Да мало ли на свете белых меринов?!

– И бледномордых гостей из-за моря с керчеттами, – Рут чуть откинулся на спинку стула, улыбаясь.

Я сжал кулаки. Воснии было мало просто отнять у меня три года жизни. Этой суке нужно забрать все, обобрать до последней нитки…

Меня толкнули плечом, и я чуть не упал со скамьи.

– Ты откель такой взялси? – нависла надо мной воснийская туша.

– Ой-ой, – только и успел сказать Рут и убрать ноги с бочки.

Я резко выдохнул и схватился за ворот ублюдка. Вытянул к столу, добавил по затылку. Хрясь! Чужая голова разбила кружку. Дзынь! Посыпались приборы на пол.

– Ну, с-сука! Бей лишку! – заорало за моей спиной.

Одним ударом я отпнул скамью назад. Когда обернулся, въехал локтем в очередное вислое брюхо.

– Кху!

Враг согнулся. Ребром ладони я ударил по уху, отскочил. По месту, где я стоял, ударили стулом. Ножки погнулись, ржавый гвоздь выскочил из сиденья. Меня толкнули слева. Железо полетело мне в лицо – хрясь! – и уехало ниже. Враг упал, обнимаясь со спинкой мебели. За ним стоял Рут с разбитым кувшином.

– Хватай!..

На мгновение мы встретились взглядами. Глаза приятеля распахнулись в страхе. Я резко пригнулся, вслепую ударил локтем за собой. Бум! Дубинка выпала из чьих-то рук и покатилась по полу. Я развернулся. Тумаков желали двое – заплывший урод и рябой дохляк.

Позади послышались ругань и крик: Рут тоже вступил в бой.

Как на турнире, я подсек грузного воснийца ногой, уронил его на землю. Тут же ему подсобил рябой приятель, размахивая руками, как баба.

Я бросился к полу – вдох. Поднырнул под ударом, схватил дубинку – выдох. Оказался за спиной, пнул лежачего по ребрам. Рябой повернулся, скаля зубы. Я выбил их ему одним хорошим ударом.

«Тук-стук», – поскакали резцы по доскам.

– Пфу-ха-а! – вскрикнул, захрипел, а потом и заскулил восниец.

Пока он падал на колени, пытаясь удержать зубы во рту, я попятился в центр таверны. Заплывший урод поднялся. Зря.

Другим фразам их матушки не учили:

– Ты, м-мать, откеда такой…

«Взялся», – хотел бы продолжить урод, но я врезался в него, выбил воздух. Враг поднял руки для защиты. Я схватил его ведущую – правую.

Два удара по касательной обожгли мне щеку – раз и челюсть слева – два.

«Хруп!» – щелкнул сустав в чужой руке.

– А-и-и-и! – завизжала грузная туша.

Я толкнул врага в угол и выплюнул:

– Уж точно не из Воснии!

Заплывший урод пытался бормотать и, кажется, уже не сопротивлялся. Меня окликнули со спины:

– Лэйн, эй…

Потом. Эта мразь все еще стояла на ногах. И не думала извиняться.

– Ыг-х-х! – Слезы текли из его здоровенного носа.

Я вжал его в стену левой, расписывая лицо правым кулаком. Хрясь. Бум! Хруш. Так хрустело гнилое дерево, когда чужой затылок впивался в доски. Я бил, пока толстые руки не повисли плетьми. Бил до тех пор, пока кровь не стала стекать на жирную шею.

– Лэйн! – крикнул Рут.

– Да все, все, – выдохнул я, позволив врагу сползти по стене. Я знал, как калечить людей, – урод еще дышал.

Обернувшись, я надеялся на нового врага. Поднял кулаки выше для защиты, сдул волосы с лица. Сами растрепались или кто-то схватил за них? Не вспомнишь.

Углы плыли, голова кружилась. Забегаловка почти опустела. Лишь скрипела раскрытая уличная дверь. И подвывали местные хамы.

– Скатертью дорожка! – прикрикнул Рут. – Поплачьтесь вашим матушкам!

Кажется, ему подбили скулу и челюсть. Худший на свете друг – Лэйн Тахари.

Я твердым шагом дошел до связки мечей, поднял и стал вешать на пояс. Чего-то не хватало.

– Ну что, скоты? – огрызнулся я, обведя взглядом эту выгребную яму. – Кому еще интересно знать, откуда я родом, а?

Забегаловка молчала, если не считать жалобных всхлипываний и гнусавого воя за столом, где мы обедали.

– Или, может, хотите спросить, мои ли это мечи? Чего молчите?

– Ух-ху-ху, – плакал и шмыгал носом кто-то перед сапогами.

Я не утихал:

– А про коня разведать не желаете, добрые люди?!

Посмотрел под ноги, где тихо скулил рябой восниец.

– Может, тебе интересно? – я дернул подбородком в его сторону.

Рябой отчаянно затряс руками и головой, не переставая скулить.

– Выходит, – я залез в свой кошелек и поискал там серебро, – я на все вопросы быстренько ответил, и новых нет…

Рут предусмотрительно молчал и собрался быстрее меня – уже стоял на выходе с пожитками. Я бросил монеты на упавший стол.

– И не говорите, что я не плачу по счетам. Две монеты за выпивку и обед. Ты запомнил, будешь свидетелем? – я снова обратился к рябому.

Тот заскулил и отчаянно закивал. Видимо, какие-никакие мозги у него все же водились. А может, дубинка работает в обе стороны: делает из головастых дурачье, а из дурачья – ученых.

Из забегаловки мы вышли в спешке. Чудо, что не пришла подмога. Чудо, что не отыгрались на наших скакунах – видимо, жизнь дороже мести.

– Вот и подрались, как ты и хотел. – Я потрогал щеку. Больно, зараза. – Доволен? Теперь ты оставишь меня в покое?

– Не то чтобы я именно этого ждал или на то надеялся, – будто в извинениях, Рут развел руками. – Ну, зато хоть никого не убили.

– Это хорошо или плохо?

– Время покажет, – уклончиво ответил мой друг.

Я подул на разбитые костяшки. Пока что мне становилось только хуже. Погладив Карего по шее, я старался не испачкать его шерсть. Какие же у него большие черные глаза! Удивительно спокойные, хоть и ясно, что от меня только беды и ждут.

– Я не продам коня, – твердо сказал я.

Рут снова развел руками:

– Как скажешь, как скажешь. Я не против, просто предложил. Дело хозяйское.

Сегодня он был удивительно сговорчив.

– Вот именно! Мое, и только мое дело, – ругался я не пойми на кого, пока влезал в седло.

Если бы только синяки и ссадины заживали по моему решению чуточку быстрее.

Через три дня. Оксол, перед главными воротами

Теперь вместо вороной красавицы моего друга тащила какая-то доходяга ржавого цвета.

– Она точно не больна? – спрашивал я в третий раз, переживая за Карего.

– Да брось, просто старушка. Для похода – самое то. Ведь я твой оруженосец, а не мятежный лорд, так? – Рут скорчил максимально простецкую рожу. Я пожал плечами в ответ. – Да и сразу видно, что крадена.

Так вот почему приятель сбывал ее на отшибе, вдали от главного тракта. Рут добавил:

– Слишком уж хороша для таких, как я.

Я промолчал о том, что Рут слишком хороший друг для вспыльчивых мечников. Мы прошли высокие ворота без преград. В Оксоле досматривали только обозы и мелкие телеги.

– По пути заглянем на рынок. Нужно многое добрать, – Рут зевнул, – сушеного мяса, нормальную посуду, а не это дерьмо, – он поморщился, вспоминая наш путь, – и, конечно же, картишки…

– Думаю, в походе не будет времени на игры, – я приподнял бровь.

Рут тяжело вздохнул:

– Мое дело предупредить. Не будешь сам, так мне возьми.

Из чувства острой вины я сдался. Одним хлебом сыт не будешь, особенно если ты Рут. Через четверть часа я вернулся из торговых рядов. Приятель присматривал за лошадьми и явно скучал.

– Держи!

– Это еще что? – поморщился он, приняв деревянную шкатулку.

Я задрал подбородок:

– Лучшая игра по обе стороны моря! Финка или конкор…

– О, нет-нет-нет! – Рут приподнял крышку и взвыл: – В нее и пьяным играть невозможно, дружище!

– Ты просто не запомнил правила…

– И не собираюсь. – Рут спешился и вернул мне подарок. – Гони серебряк, я за картами.

Я вздохнул и полез в сумку. Обменял шкатулку на колоду. На лице Рута застыл немой вопрос.

– Стоило попробовать, – я пожал плечами.

Рут спрятал карты и мрачно предрек:

– Видит солнце, ты прогоришь в первый же месяц.

Я беззаботно махнул рукой. Энтузиазм гнал меня под знамя. Кому, как не Руту, это понимать?

На его глазах я разделался с лучшими гвардейцами, которых предлагала Восния. Когда начнется настоящая битва, я смогу показать свое мастерство в полной мере. Битва против крестьян с шестоперами, палками и стеганками вместо кольчуги? Шутка в сравнении с тем, что я уже прошел на манеже.

Я буду милосерден и справедлив к врагу, ибо уже превосхожу его на много порядков. И маршалы, и даже сам король не смогут обойтись без моих мечей.

От честной славы и достатка меня отделял сущий пустяк – разговор с сержантом. Или на крайний случай с десятником из вольных.

Вместо башни Восходы завели себе в Оксоле целую площадь с двумя казармами, фонтаном, постоялым двором.

Мы привязали коней, и я достал свой счастливый билет под знамя. Тот почти не помялся, все так же хорош. Я еще раз пробежал глазами по заветным строкам. Путь к новому дому, к свободе. Пусть и извилистый, но точно путь.

Все не зря.

К Руту вернулась болтливость:

– Я все думал, просечешь ли ты, отчего у Восходов плату не берут, а у Долов – требуют золотом.

Я вздохнул:

– Потому что пройдохи и взяточники, все до единого. Одни платить не хотят, другие не прочь еще и с тебя нажиться. Чего тут понимать…

Приятеля явно не устроил мой ответ, он покачал головой:

– Будь точнее. Думай еще.

– Это вообще важно? – Я почти его не слушал, высматривая жертву для расспросов. Меня волновало одно: как добраться до сержанта.

– Подскажу. Они меняются раз в сезон, – заметил Рут с таким видом, будто это имело значение.

«Вот! Нашел. Идет более-менее прямо, скорее устал, чем выпил. То, что надо», – я приметил помощника.

– Не понял. Кто и с кем? – Я заспешил к гвардейцу, Рут семенил следом.

– Долы с Восходами. По условиям приема. В Криге.

Я рассеянно кивнул и спросил у гвардейца:

– Доброго дня! Я ищу сержанта Восходов, вы не могли бы подсказать…

– Ум-хм, – пробормотало из-под шлема. – Там.

Боец махнул на здание слева, ткнул пальцем во второй или третий этаж. Уходил от нас гвардеец куда быстрее, чем патрулировал площадь.

– Спасибо, – сказал я, будучи уверен, что меня не услышали. – Так о чем ты говорил, Рут?..

Приятель вздохнул. Я уже спешил к нужной казарме.

– А о том, что выбора и нет. Видел, как рыбой торгуют на привозе? У входа дороже всего. Наценка такая, что брать страшно. Но вроде есть запасной вариант, так? – Рут не отставал, и по шуршанию плаща я догадывался, что он широко жестикулировал. – В самой середине, куда сложней пробиться, всегда толпа. Товар там, конечно, не первой свежести, зато и цена ниже. И вот ты, весь побитый локтями, с несвежей тушкой ползешь домой, считая, что победил…

До такой нищеты жизнь меня еще не доводила. Я ухмыльнулся:

– Не для меня пример…

– …а на деле-то все наоборот! Куда ни сунься – поимеют, – заключил Рут чуть тише, когда мы встали перед охраной корпуса. – Выбираешь из двух зол: большее или поменьше. – Голос у него стал тише. – Побеждают только они, дружище. Там все схвачено.

Мне снова захотелось с кем-нибудь подраться.

– Думаешь, обе стороны в сговоре?

– Жалование не платит ни одна. – Рут оглянулся на серый флаг со светилами.

– Даже если так, к чему это все? Сейчас.

Рут поковырялся в ухе, обвел взглядом роскошные владения Восходов. И сказал:

– Просто, чтоб был готов.

– К чему?

– К чему угодно, – он быстро пожал плечами. – Откуда ж мне знать? Я простой оруженосец.

В кабинете сержанта Восходов

К порядку здесь относились строже, чем в Криге. При входе мы сдали оружие: право на меч ценилось меньше, чем здоровье чинов. Я не возражал, а Руту и сдавать было нечего.

– Ой, – привстал со стула сержант. – Вы кто? Вас приглашали?

Странно, что не спросил, откуда мы и наши ли это доспехи. Вот так и привыкаешь к дурным традициям. Я вежливо кивнул и положил рекомендацию на стол – достаточно близко, чтобы не пришлось за ней тянуться.

Знали бы Восходы, как сложно не измять в пути простой документ…

– Доброго дня. Я Лэйн Тахари, первый мечник Крига и победитель турнира. – Я припомнил все, что могло впечатлить не только одиноких восниек, но и скупого маршала. – А это мой оружено…

– Сколько под вами? – сержант явно заскучал.

Я обернулся, посмотрел на Рута и заключил:

– Все здесь.

– М-да. А это еще что? – поморщился человек, от которого зависело мое будущее.

– Как что? Рекомендация. Для сержанта в Оксоле…

На чужом лице расцвело такое презрение, будто я попросил руки его матери. Сержант не прочитал ни строки. Только бросил:

– Идите-ка отсюда, пока я не позвал кого.