Текст книги "Право на меч"

– Вот же печать из Крига, – я постучал пальцем по свертку.

Сержант рявкнул:

– Да хоть из спальни Ее Величества!..

– Прошу меня извинить, – вдруг подал голос Рут и подвинул меня плечом. – Аванс оставили господину Кассу, как и полагается, а вам должны золотой…

Повисло гнетущее молчание. Я невольно подумал, что и эта комнатка от пола до потолка куплена Симоном. Что нас признали, я зря не продал коня и теперь уже не удрать, не откупиться.

А Рут сиял.

– Вас двое, – поправил сержант и цыкнул зубом, – а значит, два.

– Позвольте, – выдохнул я, – но это же мой оруженосец! С каких пор…

Рут незаметно толкнул меня локтем. Две золотые монеты присоседились к письму. Возможно, последнее, что осталось у приятеля от продажи кобылы. Сержант смягчился, попробовал чеканку на зуб.

– А чего сразу не припомнили? – мрачно покосился он на нас.

Я как стоял с приоткрытым ртом, так и повернулся к Руту. Мой приятель не затыкался:

– Только с дороги мы, миленькое дело: плохой сон, еда через раз…

Этот жадный хмырь, отрыжка воснийской земли, ухмыльнулся:

– Все хитрят, вертятся. Мы тут, знайте, тоже не лыком шиты! – Кажется, кулаком по столу он ударил для острастки. Быстро остыл. – Но это ничего. Лучше хитрый солдат, чем солдат тупой, а? Так вы, того гляди, до капрала выслужитесь, или сотником возьмут…

Еще никогда в жизни мне не было так сложно держать язык за зубами. Я еле дотерпел, пока нас определили к некоему Тувиру. Пустую рекомендацию я забрал лишь для одного – запомнить имя на листке.

Выбравшись на свежий воздух, я дал себе волю:

– Если сержантам положено стать такой сволочью, я бы предпочел идти в палачи!

– Успеется, – беззаботно ответил Рут и что-то стал напевать под нос.

Мы отвязали коней, проверили поклажу. Затем прошли ряд покосившихся бедных зданий. Здесь строили еще хуже, чем в Криге: скакуны то и дело поскальзывались в грязи. На моих сапогах чистого места не осталось. Я не унимался:

– Не пойму, на кой черт тот ублюдок вручил мне рекомендацию. Она что, фальшивая? По рекомендации вообще никого не берут? Вольная страна…

Рут почесал затылок, явно ощутив причастность к воснийскому заговору. И поправил:

– Думаю, он тебя заверить хотел, успокоить. Умаслить, как сказала бы матушка. А сам потом тихой сапой – к Варду. Пока Вард не пришел к нему первым, – рассуждал Рут да поглядывал по сторонам.

Так вот кто меня сдал? Я сжал кулаки.

– Подонок. Не зря я его подрезать хотел. Нет, послушай, Рут, объясни же мне… как ты жил тут все эти годы? – Я поднял лицо к небу. – Как тут вообще жить можно…

Я бы продолжил ругаться и задавать пустые вопросы, но Рут меня прервал:

– Матерь солнца и все двойное! Погляди с другой стороны: мы в деле, под флагом. Как ты и желал, так?

Я опустил голову и с неохотой признался:

– И все – твоими стараниями.

– Да брось, – Рут помахал ладонью, – не только…

– Чего тут выдумывать. Ты настоящий ловкач, – похвалил я его. – Мне стоило нанять тебя гувернером, честное слово!

Рут покачал головой и улыбнулся. Почесал кобылу за ухом.

– У тебя нет таких денег, – напомнил мне приятель.

VIII. «Двойка из села»

Самое великое войско, которое я имел счастье лицезреть, толпилось перед вратами Стэкхола около семи лет назад. Парад в честь дня зарождения консулата, он же день казни короля. Не имея никаких симпатий к покойному, как и к королям в общем, я восторженно приветствовал кавалерию Содружества. И внаглую мечтал, что однажды сам вольюсь в ее строй. Непременно сияя кирасой (совершенно расточительное дело!), верхом на породистом коне (кобыла Рута справлялась с праздной ходьбой не хуже) и выкрикивая державные глупости.

Сейчас же, вполуха слушая болтовню приятеля, я озирал войско второго Восхода за стеной Оксола. Без восторга, трепета. Мечтал все умереннее: о крыше над головой да спокойном сне.

Клятвы, которые я давал себе за морем, так и остались благими пожеланиями. Три года я пресмыкался, дожидаясь победы в турнире, а дождавшись – сбежал под флаг и влез в долги. Врагов нажил больше, чем друзей, как и пророчил один пьяница.

Собственно, кроме пьяницы, друзей-то я и не сохранил. Отбросив мысли о Сьюз, я постарался занять голову полезными, умными вещами. Как бы плохо это у меня ни выходило.

– Ты запомнил, где нам искать этого Гвона? – Я сильнее потянул Карего за уздцы: мерин ленился.

– Капралов несложно приметить, – Рут беззаботно пожал плечами.

Я худо-бедно помнил знаки различия на маршальских щитах, кирасах. Нашивки на парадных жилетах и акетонах. Капралы интересовали меня не больше, чем десятники из когорт: до встречи с сержантом Восходов я наивно полагал, что запоминать капралов мне и вовсе не придется. Я оглядел поле с новобранцами и телегами, поморщился:

– Полагаю, их тут не меньше десяти.

Рут отхлебнул из фляги и не спешил на поиски. Впрочем, с его старой кобылой поспеть куда-либо все равно не представлялось возможным.

– Или пара дюжин, – весело ответил приятель.

По крайней мере, со своей стороны я сделал все возможное: следовал ориентирам, оказался у восточного крыла, взял курс на телеги. А стоило бы получше расспросить, как выглядит проклятый капрал.

– Бравый и улыбчивый солдат, вассал господина Годари, – передразнил я сержанта. – Бравых я не видел и в городе, а улыбчивых и подавно…

– О, а вот и он, помяни черта, – Рут душевно улыбнулся.

В нашу сторону шел краснощекий пропойца – явно ветеран Воснии. На боку у него болталась булава и лупила хозяина по бедру. Казалось, его не взволновал бы и пожар в городе.

– Как ты их различаешь? – Я тоже натянул на лицо немного дружелюбия.

Восниец нас совершенно не замечал.

– Ведет себя как дома. Пьет на службе. Так и просит тумаков, – почти не шевеля губами, сознался Рут, – а еще у него капральский плащ.

Пока я выискивал знаки отличия на плаще, мой приятель уже взял прямой курс на капрала и шепнул:

– Не сболтни чего лишнего.

Что именно могло оказаться лишним, Рут не уточнил. Я потащился следом, погладив Карего по шее. Погладил коня, чтобы успокоить себя, а не его. Шел любезничать с пьяницей из черни, моим будущим командиром. Слушался своего оруженосца. Воистину, хоть что-нибудь могло быть в Воснии на своих местах?

– Чудесный денек! – поприветствовал Рут. – Прошу извинений, но не вы ли капрал Гвон?

– Зависит от того, кто, хм-м, – капрал прикрыл рот ладонью, – спрашивает. Вы…

Рут, как всегда, сиял:

– Позвольте доложить. Первый мечник Крига, Лэйн из дома Тахари, и его покорнейший слуга, оруженосец Рут Агванг. – Кажется, всем в войске положено тараторить так, чтобы не удалось вставить и слова. – Прибыли к вам на службу по распоряжению сержанта Тувира.

Я выдержал нетрезвый капральский взор и кивнул, пытаясь вспомнить, видели ли мы этого Тувира в лицо. Кругом суетились люди второго Восхода: матерились, гоготали и таскали поклажу. То ли уже грабили, то ли собирались грабить. Капрал приценился к нам. А может, просто искал опору в собственных ногах.

– О. О-о, – пьяница соображал еще медленнее, чем убогий на подступах к храму. – Так это вы, выходит. А кони-то ваши, всамделе? – Капрал наполовину управился с отрыжкой. От него тянуло еще крепче, чем от Рута в худшие дни запоя.

Я изобразил прямодушие, посмотрел на своего «оруженосца». И заверил:

– Конечно. Как иначе?

Удивительное проворство. Капрал уже исследовал пасть моего коня как собственную поклажу.

– Да не простец какой! Крепенький! – почти причмокнул губами этот пьяница в потертом доспехе. – Мерин!

В Воснии и коню больше радовались, чем мне. Я не успел возмутиться. Этот пьянчуга снова заговорил:

– Представлюся, значит. – Постучал по нагруднику ладонью. – Как есть. Гвон, ваш капрал от сих и до конца энтого предприятия. Пока реет флаг, во имя Воснии, династии, короля-королевы, всех ихних дитяток и двух Восходов, – как скороговорку произнес он. – Принимаю, значится, вас на службу. Со всем имуществом, сталбыть. Коней нам в повозку поставим, добро дело. Вольно, бойцы…

Я вытянулся по струнке отнюдь не из-за чужих регалий. Это что же выходит: не успел я поступить на службу, а коня уже присвоили?..

– Премного благодарны, вовек не расплатимся, – кивнул Рут, и я почувствовал тычок в ребра.

Видимо, все лишнее у меня и без того написано на лице. Гвон алчно потер ладони.

– Энто вы зря наговариваете. Цены у нас самые милосердные.

Я не успел спросить, чем же капрал собрался со мной торговать во время похода. Гвон болтал не хуже Рута:

– Так чего же мы ждем, а? Пора бы знакомиться с нашим крепким семейством. – Речь, видимо, шла о новобранцах. Капрал нетвердо двинулся вдоль вытоптанных полей. – И да, вещички-то при себе лучше держать, коли вы впервой, всяко бывает, – выразительно шевельнул бровями наш командир.

Огрызнулся я до того, как успел подумать:

– А что делать, если вещички мои только конь и поднимет?

– Лэйн! – Рут явно за меня испугался.

Капрал нахмурился. Пошатнулся. Встал перед нами. Потом похлопал себя ладонью по животу, издал отвратительный звук горлом и снова подобрел.

– Тут уж каждый сам решает, чаго ему брать, чаго нет.

Командир поманил нас рукой и повернулся к лагерю. Пока я подсчитывал людей в походе, Рут поравнялся со мной и шепнул:

– Ты под флаг или в могилу собрался, дружище?

– Молчу, – с неохотой согласился я.

Кто бы знал, что самое сложное в Воснии – просто молчать.

Рут умел жить по уму, как ни странно. Даже если с капралом нам не свезло, препираться не имело смысла. Один пьяница в верхах не испортит всего дела. Я помнил про господина Годари, на коем и держался весь второй Восход. Надеялся на рыцарей похода, которым явно было за что бороться. В самом крайнем случае еще оставался сержант Тувир.

Кобыла Рута еле плелась. Уж кому меньше всех хотелось работать под флагом…

– Как бы она у тебя не померла по пути, – высказал я свои опасения.

И чуть не врезался в спину капрала – так резко он остановился перед рядом телег.

Под затертым и грязным флагом собрался крохотный лагерь из семи человек. Только половина из них чем-то занималась: грузила мешки, проверяла колеса. Остальные отсиживались на поклаже и о чем-то увлеченно болтали. Ни в одном из них я бы не признал солдата или гвардейца. В лучшем случае – подпевалу из ребят Симона. Я успел заметить игральные кости на ящике.

Нас явно не ждали.

– Эй, ребята, глядите, кого привел! – Мне показалась гордость в словах капрала. – Теперича у нас не восьмерик, а десяток! Да не яиц – гораздо лучше!

Если то и была шутка, оценил ее только долговязый эританец с тонкими запястьями. Хохотнул скорее из страха, чем веселья. Потом оглянулся на соседа, смутился и тут же примолк.

Я едва кивнул головой.

– Это Лэйн Криг из Тахари, – все перепутал мой командир. – И егойный слуга, Рут.

При слове «слуга» у лысого старика, что сидел возле бочки с припасами, дернулся глаз. Он скривился и что-то забормотал под нос.

– Да не одни, – покачнулся капрал Гвон, представив широким жестом и наших скакунов, – двое – как четверо, а!

Коням обрадовались куда больше. Если на вытянутых рожах этих бандитов вообще можно было считывать радость.

– Пульрих, Васко, Коваль, гребите сюды, – капрал повысил голос. Из-за телег, лениво перебирая ногами, явилась странная троица абсолютно похожих друг на друга воснийцев. – Братцы с низин, в работе и в бою – что звери…

Темные бороды, почти все лица в курчавом меху, только поблескивают черные бусины глаз. Все с булавами на поясе, будто так и вылезли из утробы матушки. Лишь один из них выдался ростом ниже прочих. Одна беда – не будут они так стоять каждый день, друг напротив друга. Я не запомнил имен.

– А тама – Амил, – трясущаяся рука капрала указала на молодого паренька возле игральных костей. Был он почти как Амил из Эритании, да только без копья и явно не при деньгах.

Я снова кивнул. Амил затравленно оглянулся и помахал нам рукой, как смущенная деревенская баба.

Лысый старик, который сидел без дела, зашамкал:

– Еш-ше один лишка? Одни бабы, дети да дихари…

Глаза у него постоянно были навыкате, словно он гневался на само мироздание. Похоже, ему многое позволяли. Опытные люди с колчаном стрел и боевым луком часто имеют большие привилегии.

Или мне так показалось.

– Захлопнись, Бун! – рявкнула совсем по-мужски коротко стриженая женщина. Со спины я спутал ее с подростком. – Нам любые руки сгодятся. Лишь бы умели ими работать, а не только наяривать.

Она сделала непристойный жест закрытой ладонью у паха, будто мы в бордель заглянули.

– Я, между прочим, отменно чищу овощи, – вклинился Рут. Я с сомнением на него покосился.

– Потом помилуетесь. – Капрал был на удивление мягок. – Это, как видите, наша гордость – Руш. Во всем хороша…

– Особенно с ножами, – добавила воснийка и выразительно посмотрела на старика, положив ладонь ближе к рукояти на поясе.

Она могла бы стать первой красавицей в воснийском селе, если бы не шрамы на лице и не короткая стрижка. Мы встретились взглядами. Знакомство проходило как нельзя лучше. Я уверился: в эту же ночь на мне планируют что-то вырезать ножом. Такой штучке бы точно нашлось место в рядах Симона. Я отвел глаза.

– Ясыкастая больно, – еле слышно заметил Бун, совсем позабыв вражду с моим краем.

Лодыри, мрачные приживалы, бандитка, молочный юнец, брюзжащий старик и начальство, способное перепить Рута. Блеск.

Капрал ткнул пальцем в последнего незнакомца:

– А вон тот – молчун Керех.

Низкий и коренастый восниец с шестопером что-то промычал:

– Хм.

Он не поднимал взгляда от земли. Очень доброго, почти детского взгляда. От столь пристального внимания Керех присел на борт телеги, вытер пот со лба и стал шарить по карманам.

Казалось, никто из шайки не представлял, сколь плохи наши дела. В раскладе финки нас бы назвали самой паршивой картой – «двойка из села».

– Приятно познакомиться, – слукавил я.

Вот куда я привел нас с Рутом. Крепко сбитый отряд. По крайней мере в том, что касалось их нелепого вида.

И тут же про нас все забыли. Керех заиграл на свирели, а Амил спрятал последнюю игральную кость, явно полагая, что его никто не заметил.

Еще один цирк.

– Ну так, коли все в сборе, озвучу приказ. Перед нами стоит важнейшая задача. – Капрал прикрыл рот кулаком, спустив лишний воздух из желудка. Свирель затихла. – А именно…

Это я и так себе отлично представлял. Война везде одна, не так ли?

– …заботиться о припасах второго Восхода, снабжать войско и всячески способствовать евойному успеху…

Я сделал шаг назад и спросил:

– Припасах?..

Пока я соображал, троица братьев принялась запрягать Карего в повозку. За ее бортиком я увидел черенки от лопат, ящики с гвоздями, свертки шкур.

– Путь предстоит долгий, а работенка у нас пыльная, – запугивал капрал Гвон. – До Волока больше недели ходу. Все, что за городом, – земли мятежные, и всяк там ходит без спросу, от разбойников до проклятущих Долов. Спасу нет!

Рут посмотрел на меня и покачал головой. Я вспомнил, что обещался молчать. В этом же могильном молчании я дождался конца нелепой речи. Затем вытащил все ценное из седельных сумок уже не совсем моего скакуна и зашагал прочь.

Рут последовал за мной. Когда чертова свирель притихла вдали, я чуть не схватился за голову.

– Снабжение?!

Тепленькое местечко, которое нам обещал сержант в казарме. Мне, профессиональному военному в пятом колене. Ученику Зантира Саманьи…

– Свезло так свезло, – воодушевился Рут по неясным мне причинам.

Я споткнулся о гнилую доску, которую кто-то любезно сбросил в поле.

– Бардак! Повелители мешков с зерном, чернь с лопатами!

– Вот неправда, мы их еще и охранять будем, лопаты эти, – пожал плечами Рут. – Ты не пыхти, снабженцы орденами обрастают – мама не горюй! А все почему? – Меня ткнули локтем в бок. – Ибо на хер никому не сдались. Вот и целехонькие ходят, милое дело! При руках-ногах, поди плохо?

Я хотел выматериться, но просто махнул рукой. Подвиги, честная слава.

– Коня моего захотели, ворье…

Рут обогнал меня, встал впереди.

– Ты бы радовался, вот что я скажу. Обещал молчать, и что же? Иной капрал тебя и вздернуть мог за такую дерзость.

– Повешеньем мне угрожали только женщины.

– Грядут большие перемены, дружище. – Я снова увидел его щербатый зуб. – Ты ведь этого хотел, так? Самостоятельности.

Я посмотрел на грязный шатер Восходов у стены, где готовили еще один лагерь. Теперь-то хорошо видно стало, что в поход снарядили не более двух сотен человек. И кавалерии при таком раскладе лучше не ждать.

Как и кого собрался бить этот умник из семейства Годари? Мятежных крестьян по селам? Со всем этим цирком я и вовсе забыл про сломанный меч.

– Ладно, черт с ним. Нужно успеть перековать керчетту, пока мы не собрали всех пьяниц и бандитов под флаг.

– Лишнее. Думаю, люди Варда будут очень рады встретить тебя в кузне. На выдаче. Я бы на их месте…

– Дьявол! Да что мне теперь, с одним мечом воевать?

– Лучше с одним мечом, чем без головы.

Рут быстро привыкал к любым передрягам. Возможно, все дело во фляге, к которой он присосался уже в девятый раз.

А может, он снова оказался прав. В войне против крестьян мне не нужен и один меч – хватит простой лопаты. Я покачал головой.

– Готов поспорить, что этот день не мог обернуться хуже…

– Кто знает? Все случается, как оно случается. А мы разгребаем то, что выпало на нашу долю. Чего еще остается? – Рут чуть отвернулся. – Так говорила моя матушка. Пресвятая женщина.

За все годы, что мы пили и я слушал болтовню Рута, я и впрямь приучился считать его матушку святой. И, как с каждым святым, решительно не интересовался ее жизнью. Даже из вежливости не спросил. Лучший на свете друг, что тут скажешь? Я решил исправиться:

– Слушай, Рут, ты ни разу не обмолвился, а я не спросил. – Рут явно не держал на меня обиды. – Что с ней случилось?

Мы остановились на холме, с которого хорошо виднелась граница войска. Приятель молчал добрую минуту, и я уж решил, что зря полез.

Рут снова отпил из фляги, оглянулся на палатки и телеги Восходов. Кивнул на широкий стяг за строем пехоты и коротко ответил:

– Война.

Через несколько дней пути от Оксола

Привал второго Восхода

Я оставил семью, переплыл четверть мира. Все ради того, чтобы найти свой дом, не так ли? А может, из-за избытка гордости. Что ж, если от нее и оставалось что-то к четвертому году, Восния растоптала и эти останки.

По крайней мере, нужно отречься от любого достоинства, чтобы стоять вот так, в очереди на раздаче дармовой еды.

В огромном котле бултыхалось… нечто. Шелуха то ли от овса, то ли от еще какого-то злака густо покрывала верх похлебки. Над варевом кружились мухи. Нескольким из них довелось угоститься – теперь их тела, будто горошины перца, украшали блюдо.

Кособокий солдат с ячменем на глазу даже не потрудился вытащить утопленниц. Большой черпак в его руках предназначался исключительно для раздачи. Никакой лишней работы.

– Что это? – спросил я просевшим голосом. – Это с хлебом едят?..

– Хер его знает, – солдат пожал плечами и почесал веко. – Че привозят, то и варю. Бери…

Хлеба вприкуску тоже не давали. Я отшагнул от котла пустым. Раздатчик не гневался.

– …иль не бери.

На меня ему было так же плевать, как и на очередную утонувшую муху. Не успел я перекинуться парочкой слов, как позади заволновалась очередь:

– Тебе миску найти побольше, парень?

– Еще один припадошный…

– Спасибо, – зачем-то поблагодарил я. Вот тут раздатчик уже удивился.

Экономить в дороге оказалось еще сложнее, чем под гнетом Варда. Запасы, что мы с Рутом прихватили, почти закончились. Может, часть из них даже стащили, кто знает?

Под конец дня я еле переставлял ноги и был рад мелочам: возможности присесть, выпить разбавленного вина и просушить обувь.

Мой цирк покорно ждал меня у большого костра. Никогда не трезвеющий капрал Гвон, троица однообразных бородачей, брюзга Бун, бестолочь Амил, молчун Керех и трущобная оторва Руш. В такой компании я куда больше радовался коням, чем людям.

Но работать приходилось с последними.

Рут с удивительным азартом нарезал какой-то корень в котел и без умолку рассказывал про Криг. Рассказывал исключительно гадости, что и положено говорить о главной помойке Воснии.

– Ну что, неженка, хлебнул счастья на раздаче? – снова пристала ко мне Руш. Ее передние зубы темнели от какой-то травы.

Я смахнул пыль с ящика, подложил плащ и уселся. Вытянул ноги, признался:

– Такое и свиньи не едят.

– Мх-м, – то ли согласился, то ли поспорил Керех.

– Добро пожаловать в мир простых людей, – оторва ткнула в себя большим пальцем, – ваше прогоревшее величество!

Загоготали практически все. Только Рут безмятежно нарезал корешки в котел. Видимо, все, что мне оставалось, – это просвещать воснийских тупиц. Я ответил спокойно:

– Я не прогорал…

– Пф, как же! – не отставала Руш.

– …а изначально был без своих земель и слуг. В Изломе…

– Брехуном ты был изначально, им же и остался, – перебила Руш. – Иль хочешь сказать, что коней стащил? – она повела рукой в сторону телег. – Подскажи-ка, где так поживиться, я сама не прочь…

Я потянулся. Выдержал паузу.

– На ристалище Крига. Всего-то дел – победить парочку гвардейцев…

Краем глаза я заметил, как даже братья повернулись в нашу сторону. Бун выпучил глаза.

– Это ты-то? Хвардейшев наших?! – он подскочил на месте. – Экий брехун! Имена, нашывай-ка имена…

Я хрустнул пальцами и принялся перечислять побежденных:

– Гвардеец Долов, Заноза, – самый первый. Потом был Келех из Остожки, эританец Двил, братья Лассаль и рыцарь Лэнгли – Когрим. В финале побил Беляка, дважды коронованного в…

– Как же, – прыснула Руш. – Да у нас тут лучший боец затесался, слыхали? Прям за нашим-то котелком сидит, величие какое! Не по соседству с Псами Гарготты. Почтил, так сказать, наш очаг. – Я не успел вставить и слова, воснийка отвернулась. – Эй, слуга, ты че, уснул? Мы тут жрать хотим.

– Всему нужно время, – невозмутимо ответил Рут, разделавшись с корешками, и принялся чистить луковицу.

Все подозрительно примолкли. Я обернулся и увидел капрала. Вернее, сначала объявился странный запах. В дороге мы все перепачкались хуже скота, но Гвон справлялся с грязью по-королевски: перебивал один смрад другим. Я боялся представить, что именно выпивает капрал и как умудряется не трезветь.

– Сл-лавный денек, родня! – покачивался он, будто мы не шли, а плыли к Волоку. – Выходило от Оксола дв… ве сотенки. Славно поживимся, вольно…

С капралом не спорили. Дождались, пока глава отряда скроется в той же дыре, откуда и вылез, по-видимому, из крайней нужды.

– Думаю, уже сотня осталась, – почесался один из братьев, – дезертиры.

Амил заерзал на досках. Я его понимал. Человеку с такими тонкими запястьями на войне точно нечего делать.

Хотя я уже и не был уверен, куда именно мы маршируем. Будет ли вообще драка, или нас просто заморят голодом в пути.

– Ставишь или просто языком мелешь? – Руш вскинула бровь, и шрамы на ее лице стали длиннее.

Со стороны дальних ящиков донеслось брюзжание:

– Нечего штавить, вшегда так было.

– Прошлый год вы занимали на ставку, – отчего-то загорелась эта оторва и подсела ближе к братьям.

– Ага. И ты вшех обопрала, – заметил Бун. – Меня, Пульриха, Вашко и даже бетолагу Кереха!

Керех молчал очень выразительно. Его бесконечно добрые глаза могли смутить кого угодно. Кроме бандитки и оторвы, разумеется.

– В общем, сотня в походе останется, – поправился один из братьев, – как к делу приступим.

– Я думаю, первым удерет его величество, – Руш кинула на меня веселый взгляд из-за плеча.

Голод придавал мне подспудной злости. Я дернул головой:

– Ставишь или языком мелешь?

Оторва облизала уголок рта и медленно подошла ко мне. Загородила собой огонь костра, чуть наклонилась вперед, уперлась руками в бедра:

– А чего бы и нет? – За ее спиной кто-то хохотнул. – Если уцелеешь до конца похода, получишь десять серебряков.

Амил присвистнул. В его представлении – целое богатство. Я хмыкнул. Размял шею и сказал:

– И все? Смешно.

Она ласково, почти по-матерински, положила руку на мое плечо, не отводя взгляда.

– Ты и этого не стоишь, дохляк.

– Ты столько не зарабатываешь, сколько я стою. – Я скинул ее руку с плеча.

Руш улыбнулась, прищурила глаза. И так и не потянулась к ножам.

– Тогда по рукам?

Зная воснийцев, я во всем чуял подвох.

– Тебе какая выгода?

– Я не делаю плохих ставок, неженка. – Казалось, она задалась целью каждой фразой напоминать о своей неприязни. Должно быть, ее окружали крайне забывчивые люди.

Бун прикрикнул:

– Удерет ше, совсем застращала.

– Да и хер с ним. – Руш выпрямилась и дернула плечом. – А коли помрет, мы его обдерем. Все сгодится. – Еще один уничижительный взгляд в мою сторону. – Но, думаю, милый, тебе-то уже будет побоку.

Бун хрюкнул от удовольствия.

А еще голод лишает сил. Я промолчал и невольно оглянулся на Рута. Будто привык во всем полагаться на него. Будто и забыл, кто кому оруженосец.

– Эй, служка, – оторва принялась досаждать моему другу. – Ты считать научен? Твой господин артачится. Разъясни-ка ему, что он не внакладе…

– Делайте ваши ставки, кто мешает? – Приятель был целиком поглощен делом. – Я запомню.

Я вздохнул и подсел к Руту. Принялся, как и все, ждать еду.

– Ты не зарься, у нас общак, – тут же заявил один из братьев-бородачей. Кажется, Васко? Дьявол их разберет.

Нахлебников нигде не любили. Я спохватился и внес свой вклад, взвесив несколько пластинок мяса. Осталось еще столько же. Спросил:

– Сойдет?

– М-м, солонина. Балдеж. – Руш облизала уголок губ. – Видать, и ты можешь на что-то сгодиться, дохляк.

Видимо, это моя судьба – оказываться по соседству с хамоватыми девицами. А может, в Воснии и не было других.

Котел наполнялся. Трещал хворост, тепло наконец-то дорвалось до озябших ног. Я морщился от приятной боли: пальцы покалывало.

Может, это и есть отголоски домашнего уюта? Какой-то безумной странной общности. Общая цель, разделенная пища, жар костра…

Бун нетерпеливо расхаживал вдоль ящиков, уклоняясь от общего дела.

– Следи са Пульрихом, энтот увалень опять фсю гущу вычерпает…

Один из троицы братьев подскочил, ткнул пальцем в копию себя:

– Сколько раз повторять, это был Коваль! Ко-валь.

– Да? – заспорил второй из братьев. – А как мне видится, ты побольше нас всех вымахал.

Я не заметил разницы – ни в лицах, ни в комплекции. Даже Руш принялась помогать делу: избавила морковь от кожуры с землей, а затем прервала спор братьев:

– А чего? Я не против. – Она ткнула ножичком в сторону бородача. – Сохраняй свое брюхо, ширься, мы тебя по пути сожрем.

Кажется, кто-то сдавленно пискнул. Я мог поклясться, что это был Амил.

– Фот она, вольность, – прошамкал Бун, рассасывая что-то за щекой. – Понабрали баб под флах, теперича и…

Я не успел заметить, как Руш поднялась с бревна. Только моргнул, а она уже встала напротив Буна. Сказала погромче:

– Тебе глазик не мешает?

Бун открыл рот, сверкнув четырьмя зубами. И тут же его закрыл. Руш не сбавляла напор:

– А то гляди, помогу подправить…

Она стояла на первый взгляд совсем спокойно. Будто не будет драки. Только держала морковь в левой и счищала грязь, не глядя. Ножик в ее руке шевелился так резво, что сомнений не оставалось: подправит.

– Закипает, – весело заметил Рут.

Я по Кригу знал, что, кроме хорошей ссоры, людей может привлечь только еще одна вещь. Ароматная похлебка. Особенно когда тащился весь день с поклажей и ничего не жрал.

Возле котла завелась суета:

– Положь кусок обратно, Керех!

– М-м.

– Не толкайтесь, болваны, опрокинете все…

Я вздохнул и поднялся с бревна. Если войско Долов с Восходами состояло из таких солдат, неудивительно, что война никогда не кончалась. «Двойка из села».

Когда пришла моя очередь, на дне не осталось ни одного куска мяса.

Через полторы недели, предместья Волока

Повозки еле тащились по размытой грязи. Бун наверняка плохо смазал колеса. Мы двигались с той же ленивой неохотцей: с тех пор как ступили на землю Долов, разбойников или бог знает кого еще, приходилось таскать на себе не только припасы, но еще и доспехи со щитами. Словом, все были в полном восторге.

Мне повезло еще меньше: я доспеха практически не снимал – как бы не стащили в лагере. Неуклюжий щит с гербом второго Восхода на левой казался сущим пустяком в сравнении с промокшими сапогами и неприятным соседством, от которого некуда деться.

Из всего отряда снабжения я бы предпочел компанию Рута или Кереха. Бун постоянно чесался и кидал неприязненный взгляд по поводу и без. Руш одним взглядом не обходилась, то и дело отпуская колкость – мой внешний вид беспокоил ее каждую четверть часа. Братья сами напоминали головорезов с дороги. А Амил причитал с самого утра. Не постеснялся и сейчас:

– Зачем ставить лагерь так далеко от воды?

То ли Васко, то ли Коваль гнусно захихикал:

– Это разве же далеко? Вот помню я весну, как мы без Гарготты ходили за Остожку. Присоседились к селу, хер его вспомни какому…

– Приречье, – подсказал Рут.

– Да ни хера, – продолжил собеседник, – два колодца на всю глушь, хоть мочу хлебай. Все вычерпали, коням не хватило. Какая там река, кость им в дышло? – Он почесал бороду, обнаружил там листик, выругался и скинул его под ноги. – Так вот, о чем, бишь, я…

Я начал прозревать. Коваль ругался чаще своих братьев. Других прозрений дорога до воды мне не подарила.

Кто-то начал ставить частокол у переправы, да не закончил дело. Подгнившие колья покосились и неровно торчали из земли.

– Ты колеса смазал, Бун? – прервала всех Руш.

Старик заковылял быстрее, чтобы поравняться с первой повозкой. Я уже не удивлялся тому, сколь обманчива внешность: брюзга и не думал помирать в пути. Резвее всех молодых.

– А чем, чем их помашать, окромя грязи?

Амил очень не вовремя подал голос:

– Было у нас что-то в запасе. Вчера еще видал вот этими глазами…

– Не у нас, а у сержанта Тувира, – сразу же набросился на него Коваль. – С такими глазами, как твои, жить страшно. Ты и жопу с ногой спутаешь, дай волю.

Мне послышался какой-то треск в лесу: ветви, трухлявое дерево? Амил надулся и принялся оправдываться:

– Еще утром спрашивал. Нашинское, побожиться готов. Капрал говорил, что у сержанта ничего и не брал.

Колеса отвратительно скрипели, заглушая единственный приятный звук – пение птиц в бору. Неподалеку журчала вода. Значит, мы совсем близко.

– Если Гвон заявил, что не брал, значит, не отдаст, – объяснила Руш.

Тут посмеялся даже Бун, хоть и пытался это дело скрыть. Хруст ветвей повторился.

– Вы слышите? – я нахмурился.

– Это ткань шуршит, – сказала оторва. – Что, непривычно в шлеме-то работать, неженка? И как ты такой ока…

Что-то свистнуло, и Коваль дернулся в сторону. Хрусть! Я оглянулся на телегу. Из борта торчало древко с оперением.

– К земле! – рявкнул Рут и тут же указал пальцем за ели, откуда прилетела стрела.

Она была не последней.

– И-и-и! – взвилась кобыла и лягнула повозку. Метнулась влево, пихнула Буна в грязь.