Текст книги "Тайны острова Сен Линсей. Дети Магнолии"

Обе кормилицы пришли в дом молодыми, но уже через месяц та из них, что кормила Силену, заметно постарела. Женщину покинули радость и вкус жизни, она страдала от болей в груди и жутких ночных видений, не дававших ей спать. Однажды она проболталась кому-то из прислуги, что нередко ей чудится, будто страшный дикий зверь крадётся по её следам, дышит ей в затылок и время от времени шепчет её имя. А ещё – признавалась она – всякий раз, когда накатывает на неё эта волна необъяснимого ужаса, её подопечная, дочка Тенебриса, начинает не плакать, как все нормальные дети этого возраста, а звонко смеяться…

Так и не выдержала эта кормилица и, поседевшая и исхудавшая, она покинула проклятый дом. Оставшаяся вторая женщина предложила Октавиану свою помощь, но тот велел ей кормить Силену лишь козьим молоком. Так полетели дни и годы, а девочки – близняшки стали расти и хорошеть на глазах. Обе они были ясноглазыми, как их покойная матушка, и темноволосыми, как суровый отец. Меж тем, благосостояние семьи росло так же стремительно, и вот уже Октавиан Тенебрис стал одним из богатейших купцов на всём острове. Во второй раз он женился на той самой кормилице, молодой вдове, что осталась в его доме и выходила дочерей. Был у этой женщины и свой ребёнок от погибшего мужа, приходившийся ровесником близняшкам. На какое-то время в семье воцарились мир и покой.

Теперешняя жена Октавиана была вполне недурна собой, супруг уважал её и ценил, но сравнивать её с Корделией не было никакого смысла. Старший сын Тенебриса, скорее, терпел новую хозяйку дома, а вскормленная козьим молоком Силена и вовсе откровенно презирала её. Одна лишь Аврора искренне любила эту женщину, проявляя к своей кормилице доброту и нежность. Она же крепко подружилась и с сыном мачехи, предпочитая его общество играм со своей родной сестрой, которые нередко оказывались жестокими и злыми.

Силена любила разыгрывать окружающих, злобно подшучивать над прислугой и откровенно издевалась над своим неродным братом. Когда же Аврора пыталась вступиться за него, то лишь навлекала на себя гнев сестрицы. Оскорблённая непокорностью Авроры, Силена подкидывала ей в кровать мёртвых птиц и мелких зверьков, доводя девочку до истерик. И лишь Октавиан будто был слеп, не желая принимать во внимание жалобы окружающих, да только хвалил мстительную доченьку, одаривая её всевозможными подарками.

Хоть многие источники и утверждают, что Силена была заметно красивей своей сестры, местные юноши сторонились её. Все в округе знали, что с возрастом её тяга к жестокости лишь усиливалась. Она могла вспылить и запустить тяжёлым предметом и в прислугу, и в почётного гостя. Служанки боялись её гнева, как огня, а брат с сестрой всё больше отдалялись, не желая общаться с неуравновешенной родственницей. В общем, в семье назревал разлад. Тогда мачеха попыталась заняться воспитанием избалованной падчерицы и за очередную выходку строго наказала её, заперев на ночь в одной из башен замка. На следующее утро Силену будто подменили: она стала доброй и ласковой, извинилась за своё поведение перед братьями и сестрой, поблагодарила мачеху за терпение и справедливость, а с прислугой стала вести себя кротко и вежливо. Но было бы глупо предполагать, что девушка и впрямь изменилась столь кардинально за одну лишь ночь в башне. На самом деле она была в ярости и лишь затаилась, чтобы нанести своей обидчице неожиданный удар.

В один из дней мачеха резко слегла, и с каждой минутой ей становилось всё хуже и хуже. Она кашляла кровью, страдала от болей и стенала целые сутки, но лекарь ничего не мог сделать. Говорят, в тарелке, из которой ела женщина в день, когда ей стало плохо, Октавиан нашёл осколки стекла. Правда, за это он с позором уволил повариху, даже и не думая обвинять в чём-либо дочь, ставшую теперь как никогда милой и добродушной. Но его сын Александр и дочь Аврора всё понимали и теперь по-настоящему боялись гнева Силены. Фактически, убив мачеху, она негласно присвоила себе титул новой хозяйки дома, которой никто не смел перечить.

Когда сёстрам исполнилось по шестнадцать лет, Аврора решила навсегда покинуть отчий дом. Всей душой полюбил её сын мачехи, он хотел жениться на ней и построить собственную семью, где не нашлось бы места для злобной Силены и дурных воспоминаний. Девушка согласилась, и влюблённые обратились к Октавиану за благословением. Тенебрис был уже стар и не так здоров, как прежде, а бесконечное потакание капризам Силены выматывало его и истощало. Решив подарить счастье другой дочери, он дал Авроре своё согласие на брак с пасынком и выделил ей щедрое приданое. Замок загудел от радостных хлопот и подготовки к свадьбе, все в округе искренне радовались за молодых, а местные портнихи сшили девушке красивейшее подвенечное платье цвета белого, как первый снег.

Но и тут недовольной оказалась Силена. Пусть была она и стройнее, и краше сестры, но не в её честь сочиняли песни, не её успехам радовались окружающие, да и парни обходили стороной. А уж как невзлюбила она жениха, что был сыном столь ненавистной ей покойной мачехи!..

– Кхм, – Виолетта прочистила горло и отпила какао, – тут история немного смазывается, так как ни у кого нет точной информации о том, что конкретно стряслось с парнем. Он просто пропал без вести. Исчез. Не явился на собственную свадьбу, и больше никто и никогда его не видал. Невеста его ждала-ждала, местные жители искали его днями и ночами, но так и не нашли. Предполагается, что он умер, но как? Ответа нет.

– И поэтому народная молва приписала это злобной сестрице? – догадалась Конни.

– Естественно, тем более, что и Аврора была уверена в виновности Силены, – подтвердила юная Ди Гран. – Проклиная её, убитая горем Аврора заперлась в башне, напрочь отказываясь выходить и снимать подвенечное платье. Каждую ночь она выглядывала в окно и звала своего суженого в надежде, что он возвратится к ней, но…сама понимаешь. Проще говоря, на фоне всей этой истерики девушка начала сходить с ума. Она отказывалась есть и лишь кляла сестру, обвиняя ту в убийстве любимого. Все эти события и Октавиана надломили – старик слёг и смиренно готовился к неизбежному концу.

Уже на смертном одре он призвал к себе сына и поведал ему историю о том, как, спасаясь от инквизиции, на стареньком судне он бежал с материка. В море всю его команду застала лихорадка, люди умирали один за другим, а он, будучи на пороге смерти, призвал к себе на помощь тёмные силы, умоляя их даровать ему жизнь. В одном из видений ему явился демон в облике дикого зверя, который пообещал спасти чернокнижника и даже принести ему сказочное богатство. Конечно, у существа из тёмного мира были свои условия – зверь закрепится в роду Тенебриса и переродится в облике одного из его наследников-близнецов. А затем будет перерождаться снова и снова каждые сто лет, обеспечивая себе вечную жизнь в мире людей, где он сможет сеять зло и становиться сильней. По словам Октавиана он сразу узнал в Силене того самого демона, как только впервые взял её на руки, да и первые дни её жизни начались с ужасных трагедий. Не было никаких сомнений, что девочка – само зло, но все эти годы отец страшно боялся разгневать зверя, поэтому потакал ей. А чем больше он потакал, тем богаче он становился.

Что Александру было делать с этой правдой? Был ли отец безумен или он и вправду заключил сделку с силами преисподней? Одного лишь новый глава семьи отрицать не смог бы – Силена была безжалостной и холодной особой, готовой пойти на любую подлость, на любое преступление, не испытывая при этом ни капли стыда и угрызения совести. Многие годы Александр наблюдал за тем, как её чёрная душа отравляет жизнь всей семьи, как люди страдают и гибнут, а теперь он со скорбью и болью в сердце наблюдал за тем, как бедняжка Аврора теряет рассудок. С каждой минутой он всё сильней уверялся в том, что отец и впрямь навлёк проклятье на свой род…

– Так они прикончили её, да?

– В книжке сказано «вступил в противостояние»…бла-бла…«она обезумела»…бла-бла…что-то там про святую воду и глаза, горящие адским пламенем, но в сухом остатке – да, он её убил. А тело сжёг. Все, кто прислуживал в доме, готовы были присягнуть, что Силена и впрямь была исчадием ада, поэтому к поступку Александра отнеслись с пониманием и даже с одобрением, – отвечала Виолетта. – Авроре эта победа, конечно, ничем уже помочь не могла. Девушка серьёзно поехала крышей и в конце концов умерла от истощения. Местные жители уверяют, что до сих пор иногда видят призрак в белом подвенечном платье в окне той самой башни, якобы даже слышат, как она зовёт своего любимого.

Александр удачно женился, взял под свой контроль дела семьи и дожил до глубоких седин. Своим потомкам, правда, он оставил письмо, в котором предупреждал: из сделки, которую Октавиан Тенебрис заключил с демоном, следует, что Зверь вновь переродится в этой же семье через сто лет и вновь это будет один из близнецов. После этого он призывал потомков быть бдительными, не впускать зло в свою душу и в семейное гнездо, замаливать грехи Октавиана и нести лишь добро жителям острова.

– И в каком веке это было?

– В пятнадцатом примерно…плюс-минус…

– А сейчас двадцать первый.

– И?

– Ну, и сколько демонических близнецов родилось в той семье в следующие пять веков?

– Шесть, – запросто ответила Виолетта. – В том-то и дело, что в роду Тенебрисов действительно стабильно выстреливает эта палка. Первый раз, когда через сто лет в семье родились близнецы, потомки Александра так психанули, что на всякий случай утопили обоих. Скандал был страшный, но легенда ещё долго жила в умах людей, с годами обрастая красочными подробностями и домыслами, поэтому многие это решение даже поддержали.

В семнадцатом веке один из мальчишек-близнецов к шести годам проявил какую-то особую жестокость к животным, и дальнейшая его судьба имеет противоречивые версии. По официальной – он умер от болезни, по народной – родители просто задушили его во сне. И ещё не ясно, которой из них больше верят и радуются.

В девятнадцатом веке родители наотрез отказались верить в семейную легенду, оба их сына казались весьма почтенными господами, оба удачно женились. Правда, когда обоим было под сорок, выяснилось, что один из братьев причастен к исчезновениям маленьких мальчиков. В его излюбленном охотничьем домике обнаружился целый могильник, и мужчину казнили через повешенье.

Последний раз близнецы появились на свет в семье Тенебрисов двадцать девять лет назад, насколько мне известно. Они долго скрывали это от общественности, уверяя всех в том, что у них родился лишь один сын Салазар, но спустя четыре года его мать Амандин Тенебрис сделала официальное заявление, в котором призналась, что родила близнецов, но один ребёнок умер почти сразу после рождения. Сейчас люди предпочитают думать, будто именно зверь и скончался, но Салазара всё равно немного сторонятся…

– Погоди-ка, Виолетта, – приостановила собеседницу Конни, – а Амандин Тенебрис это не та ли особа, что взяла на себя обязанности главы островного совета после смерти твоего дяди?

– Она самая, – кивнула гостья. – Вообще-то Тенебрисы принимают активное участие в жизни острова, они держат частную школу «Корделиа Сертум», музей современного искусства в Калимонтеме, а также активно покровительствуют «дамам цветов». Не считая этой сомнительной истории с дьявольскими близнецами, Тенебрисы – исключительно почитаемое семейство. К тому же они потомки святого Линсея, как и мы. Это тоже играет свою роль.

– Ты хорошо с ними знакома?

– Когда дядя Август был жив, они регулярно бывали здесь. Так что да, я неплохо их знаю…

– И что представляет из себя эта Амандин?

– Она представляет из себя амбициозную неврастеничку с чёртовой армией тараканов в голове, – фыркнула девушка и рассмеялась. – Хоть семейство и уважаемое, но не идеальное. Далеко не идеальное, скажу я тебе. Скоро ты и сама узнаешь. Как только до них дойдут известия о новых наследниках Ди Грана, они все примчатся сюда галопом, вот увидишь, Констанция. Это будет настоящее шоу, в котором тётя Севилла заставит нас всех принимать активное участие.

– А ты умеешь приободрить, – нервно усмехнулась Конни и залпом допила свой остывший чай. Теперь её клонило в сон, но плясавшие в голове картинки со злобными младенцами и призраками в подвенечных платьях не предвещали добрых сновидений…

Глава 8

– Знаешь, что во всей этой истории смущает меня больше всего?

– Что сомнамбулизм Виолетты может указывать на шизофрению или другое психическое расстройство? – попробовал угадать Берт.

– Да нет же, – отмахнулась Конни и чуть не навернулась со стремянки. Было немногим больше одиннадцати часов утра, когда выяснилось, что оба они проспали и ранний, и поздний завтраки. Правда, брат плохо спал из-за повышенного чувства тревожности (или же возбуждения совсем иного рода) в отличие от Констанции, которой пришлось сначала гоняться за лунатиком-Виолеттой, а затем выслушивать её жуткие сказки. Посоветовавшись и всё это обсудив, Маршаны отправились на поиски отцовской книжки «Страна Магнолий» в библиотеку северного крыла. По словам юной Ди Гран, искать следовало либо на верхних полках в районе буквы «С», либо в ящиках, где хранились её любимые детские книжки и раскраски.

И, хотя эта библиотека была заметно меньше той, что располагалась на первом этаже и занимала площадь, сравнимую со средненьким загородным домом, но и тут стеллажи, заполненные книгами, упирались почти под самый потолок. Впечатление это литературное богатство производило грандиозное, а поле для поисков предоставляло совсем не маленькое. Пришлось Констанции устанавливать стремянку и лезть наверх, к букве «С», пока Берт таскал неподъёмные ящики с детскими воспоминаниями Виолетты.

– Близнецы, Берт! Почему именно близнецы? Неужели этот хитрый демон не мог бы просто переродиться в теле старшего сына Тенебриса, например? Зачем такие сложности?

– А меня это не удивляет, – отозвался брат, открывая очередной ящик. Там оказались все возможные экземпляры и редакции «Гарри Поттера» на французском, английском и испанском языках. Парень присвистнул, отодвинул эту коллекцию в сторону и потянулся за старым сундуком, в котором ещё ничего не искал. – Во многих культурах на протяжении веков строились невероятные теории и том, почему вообще на свет появляются близнецы. Особенно те, что похожи, как две капли воды. Наиболее распространённой была идея, будто бы так рождается разделённая надвое сущность одного человека. Неестественно расщеплённые инь и ян. Вспомни все эти махровые стереотипы, будто бы один близнец всегда злой, а второй добрый и тому подобное. Это ж какая благодатная почва для построения мифов и легенд! Следуя этой логике и подыгрывая всей истории в целом, можно предположить, что этот демон должен переродиться без единого шанса стать добрым, так? Ему же надо быть абсолютным злом, в то время как естественная человеческая потребность в заботе и любви должна быть категорически отринута. Скажем, отделена в виде зеркального отражения… В нашем случае – брата или сестры. Чем тебе не объяснение?

– Хм, допустим, – задумалась Констанция.

– Сама вспомни, каков был акцент на отрицательные качества Силены, но как тут же описывалась Аврора! И мачеху-то она любила, и мёртвых зверюшек ей было жалко, и даже будучи уверенной в том, что сестра прикончила её жениха, Аврора не идёт в открытое противостояние, а лишь запирается в башне и причитает. В общем, классическая средневековая мученица в белоснежных одеяниях.

– Признаю, это похоже на правду, – подтвердила Конни, спускаясь на ступеньку ниже. «Страны Магнолий» всё ещё не было видно. – И, кстати, Виолетта дважды в своём рассказе упомянула, что Силена была заметно красивей…

– О-о-о, да, – рассмеялся брат. – Моя любимая западноевропейская классика времён пышного цветения инквизиции – «Женщина – сосуд греха», а, если она ещё и красивая, то можно сразу на костёр, не разбираясь. Люблю я эти жуткие средневековые байки, прям радуюсь, что живу в другое время…

– А если, допустим, копнуть ещё глубже, может статься, что Силена и вовсе не виновна во всех тех преступлениях, в которых её столь яростно обвиняют, – Конни охотно ухватилась за эту дискуссию, чувствуя прилив сил. Несмотря на разницу в характерах они с Бертом имели обоюдную страсть к глубокому и тщательному копанию во всяких спорных историях и ситуациях. Их долгие беседы, иногда спокойные, иногда весёлые, а иной раз и горячие, словно политические дебаты двух непримиримых конкурентов, всегда заряжали энергией и заставляли извилины в голове работать активнее. К тому же (и это стоило признать) во многих вопросах заметно более творческий и абстрактный подход Берта, имевшего к тому же приличный багаж знаний, оказывался очень даже кстати.

– М-м-м…обоснуй, – попросил братец, остановившись на мгновение.

– Ну, сам посуди: Октавиан с самого начала знал про демона, Морелла с её предсвадебными угрозами тоже накалила обстановку, поэтому, когда девочки появились на свет, чуть ли не сам воздух в доме Тенебрисов был пропитан ожиданием зла. Все готовились к тому, что одна из девочек станет чудовищем, поэтому с легкостью убедили себя, будто она им реально стала. А по факту нет никаких доказательств того, что это Силена подсыпала стекло в пищу мачехе, а причина исчезновения жениха Авроры вообще никому не известна. Может, он и не умер вовсе, а сбежал с какой-нибудь другой девицей…

– Всё возможно, – неохотно согласился Берт, открывая сундук. В нём аккуратными стопками лежали акварельные раскраски и стёкла с засушенными цветами и насекомыми. Осторожно он принялся выкладывать их на пол. – Но нам этого уже никогда не узнать. Быть может, Силена была просто жертвой отцовской паранойи и веры в потусторонние силы, довлеющие над ним. А, может, она имела социопатические наклонности, которые в то время трактовались, как одержимость демоном. С одним только фактом мы поспорить не сможем – в этой семье и впрямь раз в сто лет рождаются близнецы. Думаешь, это какая-то особая генетическая закономерность?

– Понятия не имею. Но и у этого должно быть логическое объяснение…

– Конни! – оборвал сестру Берт, уставившись при этом на лежавшую в сундуке широкую книжку в небесно-голубой тканевой обложке с россыпью нарисованных розовых бутонов. – Спускайся! Я нашёл её!

– Ох! – вскрикнула Констанция и поспешила спуститься со своей высоты. Берт сидел на полу по-турецки и осторожно переворачивал книгу в руках, осматривая её со всех сторон. Глаза его блестели от волнения и восторга. На секунду Конни даже померещилось, что брат вот-вот заплачет. Тем не менее, держался он достойно, хоть и немного нервничал. Нежно он провёл пальцами по корешку, где золотыми буквами была выбита надпись:

«Страна Магнолий. Ян Маршан»

Несмотря на то, что эту книгу уже вовсю продавали в магазинах и выставляли в библиотеках, дети Яна Маршана, для которых она и была написана и проиллюстрирована, не видели оригинальную «Страну Магнолий» уже много лет. Версия для массовой печати была гораздо меньше по формату, проще по содержанию и с меньшим количеством картинок, многие из которых подверглись неоднократной цифровой редактуре. В итоге отцовское творение превратилось в «фантик от шоколадного батончика», как частенько с презрением отмечал Берт.

К сожалению, после смерти Маршана-старшего оригинал книги оказался в руках его последней жены, как и многие его нераспроданные картины. Всё это принесло ей огромное состояние, поскольку цены на полотна покойного автора сию же минуту взлетели до небес.

Детям художника остались лишь семейные альбомы, кое-какие личные вещи, на первый взгляд не представляющие ценности, да пара тетрадей с черновиками и зарисовками. Конечно, спустя какое-то время и до этих мелочей нашлись охотники, которые умоляли продать им галстук, который носил гений, его полупустую бутылочку с одеколоном или старый носовой платок, испачканный красками. Сначала это казалось диким, потом лишь немного странным, а в конце концов прибыльным. Искусствоведы, музейные работники и частные коллекционеры со временем поняли, что не могут оценить творчество столь талантливого живописца лишь по его картинам, поэтому и скетчи его им тоже вскоре стали очень нужны.

В какой-то момент, оставшись без денег и поддержки семьи, Констанция вынуждена была почти всё это продать. Да и Берта надо было вытаскивать из неприятностей, поэтому она успокаивала свою бившуюся в истерике совесть мыслями о том, что отца уже нет, а им с братом ещё как-то надо жить дальше. К счастью, последнему хватало ума не поднимать эту тему, чтобы лишний раз не спровоцировать у сестры приступ жгучей тоски и самобичевания. Да и сам он не радовался своим неудачам, ещё больше ему было не по себе от мысли о том, как он своими действиями подставляет Конни. Во время очередного своего фиаско он просто-напросто исчез, не желая более втягивать в эту воронку бед единственного оставшегося у него родного человека. Правда, исчезнув, он так ничего и не придумал для решения проблемы, поэтому просто плыл по течению в своей одинокой лодке и ждал, пока жизнь подкинет ему идейку или какой-нибудь шанс. Вопреки всем законам здравого смысла, это сработало, и в их повседневность ворвался Симеон В. с завещанием Августа Ди Грана.

Было чувство, словно всё это случилось за один день, хотя фактически все юридические проволочки, оформление новых паспортов и разборки с кредитными организациями заняли недели две-три, прежде чем Маршаны отправились на Сен Линсей. Что касается дня вчерашнего, то он оказался таким насыщенным, что уместил в себя событий больше, чем брат и сестра вообще могли бы себе представить.

Свет проникал в малую библиотеку через высокое и узкое овальное окно. Оно было приоткрыто, поэтому звонкий щебет птиц и приятная прохлада гармонично дополняли трепетную тишину этого помещения, пропитанного запахом книг и древесины. Конни и Берт смотрели на книжку, не утратившую за эти годы ни цвета, ни фактуры, а потому казавшуюся совершенно новой, словно всего пару минут назад отец закончил работать над ней. С некоторым волнением Берт перевернул первую страницу, и перед их с сестрой взором предстало чернильное ночное небо, усыпанное блёстками звёзд. На этом фоне ненавязчиво были выведены слова:

«В стране магнолий, как и в любой другой стране, у всякой тайны есть человеческое лицо…»

В массовую печать этот эпиграф так и не попал, хотя он очень удачно нагнетал сказочную атмосферу перед началом основного чтения. Конни улыбнулась и почувствовала, как к горлу подступил ком. Она не плакала об отце уже десять лет, а тут вдруг вспомнила его добрые светлые глаза и вьющиеся пшеничные волосы, и чёрную бороду, под которой он прятал свою немного растерянную улыбку, и массивные руки, с навечно засохшей краской под ногтями. От этого вдруг стало тяжело дышать, а глаза неприятно защипало. Очень вовремя от этой постыдной (как ей всегда казалось) слабости Констанцию отвлекла госпожа Сапфир.

– Вы и вправду здесь! – радостно воскликнула она, цокая каблуками навстречу рассевшимся на полу библиотеки брату и сестре. – Ищите что-то конкретное?

– Уже нашли, – чуть охрипшим от накативших эмоций голосом отозвалась Конни и быстро откашлялась. – А что стряслось? Вы нас искали?

– Да, – кивнула дама, – а конкретно вас, Констанция. В синей гостиной ваш ждёт комиссар Варга, он хочет с вами переговорить по поводу вчерашней трагедии.

– Тут же есть телефон, – заметил Берт и кивнул в сторону углового столика у выхода. На нём стоял телефонный аппарат с трубкой без провода, достаточно современный и многофункциональный, в отличие от тех винтажных, что украшали особенно роскошные гостиные и кабинеты. – Почему вы просто не позвонили нам?

– Я оставила себе поле для манёвра, Адальберт, – хитро улыбнулась домоправительница, и васильковые глаза её дьявольски блеснули. Выглядела она, как и всегда, элегантно в чёрном платье-футляре с тоненьким золотым ремешком на осиной талии. И держалась по-прежнему, будто кинозвезда, удивительным образом контрастируя со своими хозяевами. – Если Констанция не захочет видеть этого нервного господина и вспоминать вчерашний инцидент, я всегда могу сказать ему, что ей нездоровится. К тому же, лично для меня является особым видом удовольствия возможность помариновать Диона Варга подольше, прежде чем отправить его восвояси ни с чем.

– А-а-а, всё ясно! Личные счёты! – усмехнулся Берт и звонко хлопнул в ладоши. – Чую запах свежих сплетен…

– Не таких уж и свежих, Адальберт, – покачала головой Севилла и вновь обратилась к Конни. – Так мне выпроводить гостя или подать ему чай?

– Подайте чай, пожалуйста, – поднимаясь с пола, попросила девушка. Ноги её затекли, поэтому она встряхнулась и немного подрыгала ими, чтобы разогнать кровь. – И с печеньем, если можно. Я не завтракала сегодня, а нам с комиссаром, видимо, предстоит очень многое обсудить.

– Как вам угодно, – вежливо произнесла госпожа Сапфир и улыбнулась, но без особого энтузиазма. Видимо, женщина была немного разочарована тем, что теперь не появится шанса выпроводить нежеланного гостя.

Берт остался в библиотеке, чтобы убрать вещи и книги Виолетты обратно в ящики, а Конни с Севиллой спустились на первый этаж вместе, но уже у самой синей гостиной их пути разошлись.

– Добрый день, комиссар, – Констанция поприветствовала мужчину, ожидавшего её. Сегодня он казался более собранным и опрятным: белая с синими погонами форма его была выглажена и накрахмалена, а вчерашняя многодневная щетина исчезла, открывая массивный подбородок с глубокой ямочкой. Очевидно, комиссар хорошенько подготовился к этому визиту.

– Здравствуйте, госпожа Ди Гран, – немного растерянно произнёс он в ответ, переминаясь с ноги на ногу. Варга не знал, как себя вести, соблюдать ли какие-либо церемонии или же оставить всё, как есть, поэтому казался сейчас неуверенным и смущённым. Эта метаморфоза, за ночь превратившая грубого и сурового дядьку в мальчишку на первом свидании, и умиляла, и раздражала Конни одновременно. Дело в том, что и она не смогла бы сейчас вести себя так же холодно и сдержанно, как это было накануне, ведь её эмоциональный режим «всё выключено» срабатывал только в экстренных и околосмертельных ситуациях, а в данный момент таковой не наблюдалось.

– Зовите меня Констанцией, – попросила она на выдохе и, сделав несколько уверенных шагов навстречу гостю, жестом пригласила его сесть. Они устроились на синих диванчиках друг напротив друга. – Эта путаница с фамилиями меня совершенно дезориентурет, поэтому давайте не будем усложнять друг другу жизнь, хорошо?

– Конечно, как скажете, – охотно согласился комиссар и даже как-то облегчённо вздохнул. Конни попыталась ему приветливо улыбнуться, разбавляя обоюдное напряжение.

– Итак, чем могу быть вам полезна?

– Для начала, я…думаю, мне следовало бы перед вами извиниться, – громко и жутковато кашлянув, выпалил Варга хрипло и потупил взор. – Мне действительно жаль, что вы стали свидетельницей вчерашней трагедии, а так же непрофессионализма моих людей. И я был с вами груб, а это совершенно недопустимо.

– Принимается, – пожала плечами девушка, – но для протокола – я вас не виню. Вчера я немного поспрашивала Розу, а затем Виолетту Ди Гран про полицейскую реформу и про деятельность островного совета. Многое из того, что я услышала, частично оправдывает ваше поведение. Даже поверхностного взгляда на работу ваших людей хватило мне, чтобы увидеть очевидную проблему. Скажите, и давно у вас назрел такой дефицит квалифицированных кадров?

– А…эм… – на мгновение комиссар потерял дар речи и только изумлённо прожигал взглядом свою собеседницу. Судя по его реакции, меньше всего он ждал, что приезжая наследница Августа не только не станет возмущаться по поводу грубости представителей правоохранительных органов, но ещё и первым делом полезет разбираться в административном устройстве острова и политических предпосылках сложившегося недопонимания. Всё это с большим трудом укладывалось по полочкам в рамках его устоявшегося мировоззрения. Конни же, обдавая мужчину волной доброжелательности, покорно ждала, пока он сообразит.

– …сложно точно сказать, – наконец, он выдавил из себя слова. – Наверное, всё началось, когда Август заболел и не смог продолжать контролировать деятельность совета.

– Понятно, – вздохнула Констанция. В гостиную вошла Севилла и подала чай, не издав при этом ни звука. Перед уходом она лишь приветливо улыбнулась девушке, а на гостя даже не взглянула. Берт явно угадал – между этими двумя точно когда-то пробежала чёрная кошка. Как только дама скрылась из виду, Конни продолжила, нарушая неловкое молчание: – Я не хочу ничего обещать, многое нужно ещё изучить повнимательнее, но мне бы хотелось как-то помочь острову и комиссариату Линсильвы, в частности. Нам с братом предстоит здесь жить, и мы оба заинтересованы в процветании этих мест.

– Это…похвально, – преодолевая очередную волну ступора, почти по слогам произнёс Варга.

– Спасибо. Что ж, с извинениями и оправданиями разобрались. Думаю, можно перейти к разговору об убийстве, – помогая собеседнику двинуться с мёртвой точки в их неловкой беседе, подсказала Констанция бодрым тоном. С полминуты понадобилось комиссару, чтобы прийти в себя, но, всё же собравшись, он выпрямился и чуть посуровел. Таким он Конни нравился гораздо больше.

– Пожалуй, мне следовало бы ожидать этого, – усмехнулся он неожиданно.

– Чего?

– Что вы будете отличаться от других, – пояснил он. – Мне надо хорошенько постараться и уложить в голове одну простую истину, способную всё расставить по местам. И истина эта заключается в том, что вы относитесь к потомкам Святого Линсея, значит, вы по определению не можете быть обычной и предсказуемой девицей.

– Думаете, такие вещи передаются по наследству?

– Не сомневаюсь ни на секунду, Констанция, – Варга уверенно кивнул. – В пользу этого утверждения говорит хотя бы тот факт, что вы, увидев женщину с размозженной головой, первым делом стали рассматривать её стол и орудие убийства…

– Я…не… Я этого не делала…

– Вы не умеете лгать, – констатировал комиссар.

– Умею, просто не особенно стараюсь, – хмыкнула девушка и непроизвольно улыбнулась. – Ладно, я проявила недопустимое любопытство. Но как это относится к моему прославленному предку я, честно говоря, не очень-то понимаю.

– Как-нибудь да относится! И, мне кажется, скоро мы это узнаем, – повеселев, воскликнул мужчина. – Не удивляйтесь ничему, что вам вскоре начнут приписывать. У жителей этого острова, вроде меня, есть уверенность – наследники Ди Грана не могут не оказаться талантливыми и исключительно проницательными людьми.