Текст книги "Морская война на Адриатическом море (1918-1920)"

* * *

Одной из первых забот морского министерства, с момента открытия военных действий против Австро-Венгрии, явилось предоставление главнокомандующему возможности быть осведомленным о действиях неприятельского флота. Для этой цели имелся великолепно расположенный наблюдательный пункт – находящаяся на черногорской территории гора Ловчен, которая непосредственно командует над рейдом Каттаро. Для связи с флотом была изготовлена подвижная радиостанция с дальностью действия около 300 миль. Лейтенант Жиньон, который должен был установить эту станцию на Ловчене, при содействии Черногории, покинул Тулон на реквизированном пароходе Liamone, который должен высадить личный состав и выгрузить материальную часть в Антивари.

Этот порт хорошо подходил для такого рода операций благодаря молу в 200 м, который защищал его от всех ветров, за исключением западных, и к которому могли приставать суда с осадкой до 7 м. Однако, он находился всего в 35 милях от Каттаро и был совершенно не обеспечен от покушений неприятеля, который уже обстреливал его и поставил минное заграждение на его рейде. При таких условиях туда нельзя было идти без соответствующего эскорта; главнокомандующий решает, что флот воспользуется этим случаем для демонстрации перед Каттаро.

Liamone, под непосредственным эскортом двух дивизионов миноносцев с поддержкой в виде 2-й легкой бригады, направился прямо в Антивари, куда и прибыл утром 1 сентября. Миноносцы 2-го дивизиона, снабженные тралами, которые капитан 1 ранга Ронарк усовершенствовал перед самой войной, протралили фарватер: были найдены четыре мины; Liamone вошел за миноносцами и ошвартовался у мола.

В течение этого времени линейные корабли, имея в дозоре 1-ю легкую бригаду и будучи обеспечены от подводных лодок тремя дивизионами миноносцев, направились к Каттаро, держась не ближе пятнадцати миль от берега, чтобы избежать малых глубин, где могли быть поставлены минные заграждения. Придя на параллель входа в Каттаро, они приблизились к нему внезапным поворотом и с расстояния около 13000 м открыли по фортам точный огонь из своих тяжелых орудий. Был замечен привязной шар, поднявшийся над Каттаро, но береговые батареи огня не открыли. Через четверть часа линейные корабли легли курсом на запад, в то время как крейсера, державшиеся мористее, донесли о появлении двух неприятельских подводных лодок, которые они обстреляли артиллерийским огнем. С наступлением ночи флот и Liamone, закончивший разгрузку, спокойно вышли из Адриатики.

«Мое намерение, – писал адмирал, – заключалось не в том, чтобы завязать дуэль с фортами, но в том, чтобы активной операцией дать знать о своем присутствии, в надежде, что неприятельский флот выйдет из своего выжидательного положения». Но австрийский флот держался в Пола, а в Каттаро находилось только несколько крейсеров, используемых для береговой обороны, и миноносцев в слишком незначительном числе, чтобы пытаться что либо предпринять. К тому же в Австрии, как и в Германии, считали, что нерационально рисковать боевыми единицами флота против превосходных сил противника, поскольку судьба войны будет решена сухопутными армиями. Австрийцы имели, кроме того, серьезные основания для того, чтобы не выходить: появление время от времени нашего флота не мешало им оставаться хозяевами на Адриатике, и, наконец, они не были уверены в личном составе своего флота, в котором преобладали славянские элементы, тайные симпатии которых были всецело на стороне наших союзников – сербов. В особенности на борту линейных кораблей, где каждый человек не находился в такой же степени на виду, как на миноносцах и подводных лодках, демонстрации уже имели место: надписи «да здравствует Петр Первый, сербский король» появились на пушках и оставались на них в течение нескольких дней, поскольку никто не рисковал их стереть, учет такого рода настроений личного состава был бы достаточен для того, чтобы удержать высшее командование от пересмотра своей тактики, если бы последняя не диктовалась в конце концов обстановкой в почти категорической форме.

В поисках базы

Флот, вернувшийся из Адриатики в ночь с 1 на 2 сентября, возобновил свое крейсерство на линии блокады, произвел в море полную приемку топлива и принял с присланного из Тулона транспорта Ving-Long необходимое снабжение. Так или иначе, но питание флота налаживалось. Зафрахтованные пароходы доставляли провизию из Тулона и Мальты; отсутствовала пресная вода, и главнокомандующий тщетно требовал водолеи; уголь и мазут поступали нерегулярно. Личный состав кораблей, входящих в состав легких сил, в результате непрерывной блокадной службы, стал сильно изматываться, материальная часть кораблей быстро изнашивалась. Адмирал посылал поочередно дивизионы миноносцев на отдых в Корфу, в Левчимо, в Сан Джиовани, в Бьянко; однако, им всякий раз приходилось менять якорную стоянку, потому что греческое правительство, хотя и сохранявшее доброжелательный нейтралитет, все же считалось с настойчивыми протестами центральных держав, тотчас же информируемых о движениях наших кораблей замечательно организованной агентурной разведкой. Таким образом, австрийский флот знал состав наших сил на линии блокады и имел возможность заблаговременно отзывать свои корабли, как только наши выходили в море, ложась на курс норд в Адриатику. Это, например, имело место 6 сентября, когда весь флот эскортировал Bouclier, на котором следовал в Антивари черногорский княжич Данило со своей свитой. Высадка происходила без инцидентов, кроме обнаружения двух мин тральщиками, шедшими впереди Bouclier. В течение этой операции подводные лодки Arago и Curie должны были держаться в позиционном положении перед Каттаро; но во время их перехода по назначению, ночью они столкнулись, и Curie должна была вернуться; лейтенант Манье, командир Arago, продолжал поход один, несмотря на полученные лодкой легкие аварии, и занял назначенную позицию, находясь на которой он видел под вечер неприятельский миноносец, однако на слишком большой дистанции, чтобы он мог его атаковать торпедой.

В тот же день Foudre, застопорив машины в 10 милях от мыса Мендерс, спустил на воду два гидросамолета, предназначенных для обороны Антивари. Один из них, управляемый лейтенантом Фурнье, при попытке взлета сломал один из своих поплавков и тотчас пошел ко дну; мичман Жанвье на другом прилетел в Антивари; там он произвел несколько полетов, но за отсутствием соответствующего аэродромного оборудования, гидросамолет через несколько дней был выведен порывом ветра из строя.[26]26
  «Любопытно, что адмирал де Ляпейрер не подумал использовать в начале этого периода блокады гидроавиацию флота для атаки неприятельских кораблей в Каттаро. Он располагал, однако, транспортом гидросамолетов Foudre. Но по странному заблуждению, этот корабль был превращен, с началом военных действий, в транспорт – базу подводных лодок. На борту его остались только два гидросамолета системы Вуазэн с поплавками; в течение всего августа ни одного полета не было произведено». (Lieut. de Vais. Barjot et Moulles. La guerilla aero-maritime en Adriatique Revue Maritime. 1936, Mai. 596 стр.)


[Закрыть]

7 сентября флот опять нес блокадную службу к югу от Отрантского пролива. Однако, главнокомандующий отдавал себе отчет в невозможности постоянного пребывания в море и в совершенной необходимости установить сменную службу, чтобы обеспечить должный отдых личному составу и контроль за состоянием механизмов. В результате он решил продолжать блокаду только двумя третями своих сил, а остальные отослать на несколько дней на Мальту.

Едва это решение было проведено в жизнь, как адмирал получил две телеграммы: одну – от главного командира Мальты, другую от адмирала Мильна, командующего флотом у Дарданелл, сообщавшие ему, что многочисленные транспорты с индийскими войсками должны войти в Средиземное море через Суэцкий канал; оба просили его обеспечить эскортирование этих транспортов.

Адмирал де Ляпейрер не считал возможным отклонить просьбу, предъявленную в такой форме, тем более, что он считал ее инспирированной британским адмиралтейством. Он тотчас выслал 2-ю легкую бригаду в Александрию, запросил у морского министра резервную бригаду для эскортирования транспортов в западной части Средиземного моря, выслал три линейных корабля к югу от Крита для обеспечения прохождения конвоя, а сам направился на Мальту, чтобы согласовать с английскими властями необходимые распоряжения. 10 сентября d'Entrecasteaux и Juriendela Graviere остались одни на линии Фано – Леука: блокада Адриатики практически была снята.

Однако в то же вечер телеграмма из Парижа сообщила главнокомандующему, что английское адмиралтейство откомандировало от эскадры в Дарданеллах Warrior и Weymouth для эскортирования транспортов между Порт-Саидом и Марселем, и что оно считает этот эскорт достаточным. Отсутствие общего руководства, которое адмирал де Ляпейрер, благодаря отсутствию полной осведомленности об обстановке, не мог практически обеспечить, вызвало рассредоточение наших кораблей без всякой действительной необходимости. Приходилось аннулировать все принятые меры. 13 сентября четыре линейных корабля и четыре крейсера уже находились перед Отрантским проливом (силы значительно более слабые, чем австрийская эскадра), а 16-го числа флот снова сосредоточился, усиленный только что вступившим в строй линейным кораблем Paris.

К флоту присоединился пароход Henri-Fraissinet, прибывший из Франции с капитаном 2 ранга Греллье, 8 пушками и соответствующим личным составом, чтобы усилить черногорскую артиллерию на горе Ловчен. 17 сентября все корабли вышли на операцию. Henri-Fraissinet, эскортируемый двумя дивизионами миноносцев, прибыл в Антивари, где он в течение двух дней – 18 и 19 сентября выгружал личный состав и материальную часть. Подводные лодки Cugnot и Ampere наблюдали в позиционном положении побережье между Антивари и Каттаро. 2-я легкая бригада, Democratic и Patrie остались вблизи, в качестве поддержки, так как радиостанция горы Ловчен сообщила о присутствии в Каттаро трех старых линейных кораблей. Впрочем, задача сводилась только к тому, чтобы обеспечить разгрузку парохода; обманутые легким туманом, крейсера неожиданно оказались в зоне действия австрийских батарей, которые открыли по ним огонь; отвечая им, они удалились, не получив попаданий.

В течение этих двух дней линейные корабли, 1-я легкая бригада и три дивизиона миноносцев обошли бассейн южной Адриатики, поднявшись до района мыса Планка; там они не видели никаких судов. Между тем, два австрийских корабля – крейсер Helgoland и эскадренный миноносец Warasdiner находились в море, поблизости от Себенико. 2-й дивизион миноносцев пошел на якорную стоянку у Лиссы, где он перерезал телеграфный кабель и вывел из строя семафор, не встретив сопротивления. Ernest-Renan с Mortier застопорили машины вблизи Пелагозы.

Значение этого острова, расположенного посредине Адриатики, не укрылось от главнокомандующего. Официальные документы, которыми он располагал, расходились, однако, в вопросе о государственной принадлежности острова: одни считали его австрийским, другие – итальянским. Неуверенность исчезла в результате посещения острова отрядом с Ernest-Renan, который после установления вопроса о государственной принадлежности острова привел немедленно маяк в состояние, делающее его неиспользуемым, свалил сигнальную мачту и захватил с собой телеграфное оборудование. Однако, все это не имело особо существенного значения, поскольку австрийский личный состав, укрывшись в пещерах, уцелел.

В ночь с 19 на 20 сентября флот и Henri-Fraissinet возвратились из Адриатики; монотонная блокадная служба возобновилась. Легкая бригада крейсировала экономическим ходом на линии Фано – Леука; линейные корабли, за исключением первой дивизии, которая пошла на десять дней на Мальту, держались на параллели Паксоса, стопоря машины только для приемки угля; миноносцы выполняли разные поручения, перевозили почту, эскортировали большие корабли, и поэтому очень изматывались, несмотря на отдых при стоянках у греческих островов; подводные лодки находились в Ла Валетта и, время от времени, уходили на 24 часа на позицию перед Каттаро. Они буксировались угольщиком или крейсером до высоты Корфу, откуда продолжали свой путь одни или, в течение некоторого промежутка времени, под эскортом миноносцев. Эти операции подводных лодок отвечали, в пределах возможного, пожеланиям правительства, которое обращало внимание главнокомандующего на «значение, которое придается как с политической точки зрения, так и с точки зрения обеспечения безопасности и легкости наших операций тому, чтобы было организовано непрерывное наблюдение нашими кораблями за черногорским побережьем с целью прикрыть таковое от атак противника». Практически они служили для подтверждения пассивности австрийского флота и отсутствия действительной блокады Антивари.

Констатация этого факта отнимала у крейсерства в Отрантском проливе часть его значения. Поэтому британское адмиралтейство, допускавшее мысль о том, что турецкий – пока еще нейтральный – флот готовится к форсированию блокады Дарданелл с германским командованием и личным составом, запросило французского морского министра о посылке двух линейных кораблей типа Democratic для поддержки английских линейных крейсеров. Адмирал де Ляпейрер по этому поводу заявил, что силы, которыми он располагает у входа в Адриатику, являются только-только достаточными, поскольку приходилось оставлять часть сил для отдыха на Мальте, и предложил послать резервную бригаду, которая без всякой необходимости крейсировала между мысом Бон и Сицилией и которая, по его мнению, была совершенно достаточной, чтобы драться со старыми турецкими линейными кораблями, если бы они рискнули выйти. После обмена телеграммами министр, наконец, решил добавить к английским силам у Дарданелл Suffren под флагом контр-адмирала Гепратта и Verite, которые 24 сентября покинули флот.

* * *

25 августа адмирал де Ляпейрер писал министру: «Для возможности поддержания блокады Адриатики имеются только два выхода из положения: устроиться в какой-либо бухте на Ионических островах, принадлежащих Греции, или овладеть какой-либо неприятельской базой».

В тот же день французское правительство обсуждало предложение короля Николая Черногорского силами своей армии овладеть Каттаро, если Франция ему окажет необходимое содействие как на суше, так и на море. Черногорские войска уже захватили почти все побережье до предместий города, но не были в состоянии продвинуться дальше из-за недостатка орудий и отсутствия кораблей.

Вместе с тем, однако, Каттаро явилось бы для нашего флота великолепной базой, предоставлявшей линейным кораблям безопасную якорную стоянку и позволявшей им блокировать не только выход из Адриатики, но все австрийское побережье; между тем Каттаро являлось крепостью, о действительной силе которой не было точных сведений; для того чтобы ею овладеть, надо было использовать и весьма значительные сухопутные силы. Однако заботы, которые вызывало продвижение германских армий во Франции, по вполне понятным причинам, доминировали над всеми остальными.

Тем не менее правительство разработало план отправки 4500 солдат иностранного легиона, к которым должны были присоединиться 10000 вооруженных Францией далматинских и итальянских добровольцев. Не принимая в этот момент никакого окончательного решения в отношении предложения Черногории, которое должно было быть изучено более углубленно, правительство решило, для начала, послать немедленно в Черногорию две осадные батареи, предоставляемые военным ведомством. Морскому министру было поручено организовать доставку.

Четыре 155-мм пушки и четыре 120-мм с боезапасом из расчета по 500 выстрелов на орудие были таким образом погружены на борт Henri-Fraissinet со 140 солдатами и матросами, под командой капитана 2 ранга Греллье, помощниками которого являлись лейтенант Ферлико и капитан артиллерии Шардон. Личный состав и материальная часть выгрузились в Антивари 18 сентября и, перебравшись не без труда через Скутарийское озеро, 26-го числа прибыли в Цетинье.

Позиция для орудий была выбрана на западном склоне горы Ловчен, в Кук, на высоте 1350 м. Отсюда можно было вести огонь по форту Вермак, расположенному на 900 м ниже, в расстоянии 5000 м, и по укреплению Тарабош и порту Теодо. Работы начались тотчас же. К трудностям подъема на гору материальной части прибавился обстрел австрийцев, которые с привязного шара, поднимавшегося вблизи форта Вермак, наблюдали все действия отряда и стреляли днем и ночью, начиная с 29 сентября. Нами были построены укрытые установки для орудий. Работа производилась без перерывов и 18 октября была закончена.

На следующий день батареи открыли огонь в присутствии короля Николая и французского посланника. Тотчас пришлось убедиться в том, что снаряды 120-мм орудий были бессильны против металлических куполов и толстого бетона форта Вермак, которые с трудом пробивались даже 155-мм орудиями. Стрельба продолжалась, однако, и следующие дни; в результате из строя вышли два каземата форта, разрушено несколько неприятельских мортир и вызван взрыв порохового погреба.[27]27
  Эти 120-мм и 155-мм пушки были пушками старого образца, стрелявшими снарядами слабой разрывной силы и заряжавшимися черным порохом; все это ставило их в невыгодные условия для борьбы с крепостной артиллерией, которая могла, вдобавок, рассчитывать на содействие со стороны флота (Vice-Amiral Bienaime. La guerre navale 1914–1915. Paris. 1920. 147 стр.).


[Закрыть]

Однако австрийцы подготовили отпор более действительный, чем могли бы дать орудия их фортов. 21 октября линейный корабль Zrinyi вошел в Каттарский залив и, став на якорь в бухте Теодо, вне досягаемости огня батарей горы Ловчен, открыл огонь из своих 300-мм орудий по французским позициям. Его стрельба, сначала неточная, вскоре сделалась более точной, благодаря содействию самолета, который летал над нашими батареями. Позицию последних, впрочем, было легко установить, поскольку мы использовали черный порох, дымом при выстреле выдающий место орудия. Наши комендоры стреляли все время под огнем; они разрушали фортификационные сооружения противника и заставили удалиться броненосец береговой обороны, который пытался из бухты Теодо поддержать огонь Zrinyi. Но последнего и одного было достаточно для выполнения задачи. 24 октября его снаряды вывели из строя одно 120-мм орудие, 26-го – другое, разрушили укрытия орудий и разбили прикрывавшие их скалы. 27 октября потери отряда уже достигли 21 человека убитыми и ранеными; кроме того суровый климат Ловчена быстро отразился на состоянии здоровья личного состава отряда. Командующий отрядом Греллье эвакуировал первые позиции по снегу перебросил свои орудия на 1000 м назад, ближе к радиостанции, в надежде, что они смогут возобновить свой огонь, как только обстановка сделается более благоприятной; «но, – доложил он, – у меня не сохранилось никаких иллюзий в отношении результатов нового артиллерийского обстрела в условиях, в которых мы находимся, и поскольку мы не имеем никаких других средств воздействия на противника». Он донес министру о чрезвычайных усилиях, приложенных его личным составом для достижения успеха, сообщив одновременно, что время года слишком позднее, чтобы можно было доставить на гору Ловчен новую материальную часть, которая позволила бы продолжить борьбу. «Настал момент, – заключил он, – прекратить самопожертвование личного состава, которое я считаю в настоящих условиях бесцельным».

Правительство, впрочем, располагало точными сведениями об обстановке в Черногории; адмирал де Бон, помощник начальника морского генерального штаба, прибыл в октябре в Черногорию для ознакомления с обстановкой и донес о ней исчерпывающим рапортом. Из этого рапорта вытекало, что для овладения Каттаро не приходилось возлагать большие надежды на черногорскую армию, которая имела на этом фронте не более 7000 человек. Половина этих сил под командой княжича Петра была расположена у самого подножия укреплений Горадзы и Гравоца, другая, которой командовал воевода Петрович, находилась к северо-востоку от города; однако в результате недостаточности артиллерии ни одна из этих групп не могла продвинуться вперед. Черногорцы располагали лишь несколькими полевыми пушками и приблизительно 15 мортирами и гаубицами самых различных систем, установленными на склонах Ловчена и недостаточно обеспеченными боеприпасами.

Использование далматинских волонтеров, на которое рассчитывали, оказалось невозможным, поскольку население, среди которого предполагали их вербовать, частично рассеялось, частично было терроризовано австрийцами. Использование итальянских волонтеров оказалось не менее проблематичным, ввиду антагонизма, существующего в стране между славянами и латинянами. Наконец, оборонительные сооружения Каттаро оказались весьма серьезными: три группы укреплений (Обозник, Кобила, Спаньуоло) составляли морской фронт крепости; две другие (Вермак и Северный массив) прикрывали ее со стороны суши;, гарнизон крепости состоял не менее, чем из 8000 человек. В дополнение к вооружению фортов, австрийцы располагали на рейдах тремя броненосцами береговой обороны типа Monarch, линейным кораблем Zrinyi, четырьмя крейсерами, пятнадцатью миноносцами и двумя подводными лодками.

Однако, король Николай настаивал перед адмиралом де Боном на помощь Франции для овладения городом. Достаточно, заявил он, чтобы флот разрушил бетонированные форты Радовича и Петровача, защищавшие в первую очередь бухту Трасте и защищавшие в то же время полуостров того же имени против атак со стороны суши с юга. Этот план не представлялся невыполнимым; для его осуществления могли бы быть использованы старые линейные корабли резервной бригады. Все же кроме этого требовались многочисленные и надежные войска. Сербская армия, считавшаяся для этого вполне подходящей, была скована на фронте Дрина, где она совместно с главными силами черногорской армии геройски выдерживала натиск австрийцев. Кроме того, сербское правительство считало, что операции против Каттаро могут быть развернуты при создании благоприятной обстановки лишь его собственной армией и в интересах Сербии; при имевшихся условиях оно не пошло бы охотно на такого рода содействие.

Таким образом необходимо было выслать из Франции экспедиционный корпус в составе не менее 12000 человек перволинейных войск и двадцати батарей, которые высадились бы в Рагузе и развернули атаку с севера. Кроме того, необходимо было действовать незамедлительно, так как неблагоприятное время года должно было сделать ловченские позиции трудно обороняемыми уже с конца ноября.

«Я верю в успех такого предприятия, – пишет адмирал де Бон, – но нужно считаться с тем, что этот успех пришлось бы, быть может, оплатить дорогой ценой, в особенности флоту. Между тем основная задача французского флота состоит в том, чтобы обеспечить свободу пользования Средиземным морем и не допустить снабжения наших противников морским путем. Он не может ни под каким предлогом позволить отвлечь себя от выполнения этой задачи и может считать допустимыми для себя только те операции чисто военного характера, которые не связаны с риском, способным скомпрометировать то превосходство в силах, которым он обладал по сравнению с австро-венгерским флотом».

Адмирал де Ляпейрер, ознакомившись с этим рапортом, «вполне присоединился к этой идее овладения Каттаро при помощи флота, рассматривая эту операцию как выполнимую, если пойдут на то, чтобы использовать необходимые средства и приложить значительные усилия, которые она требует». Роль флота заключалась бы в том, чтобы высадить и прикрыть с моря десантный корпус, обстрелять и подавить укрепления береговой обороны и уничтожить атаками миноносцев и подводных лодок корабли, стоявшие в порту. Обстрел мог бы быть произведен старыми кораблями, в то время как линейные дивизии и броненосные крейсера держались бы в готовности отразить в благоприятных условиях австрийскую эскадру, если бы она вышла из Пола. Можно было рассчитывать и на то, что изоляция крепости произведет сильный моральный эффект на гарнизон, составленный, в основном, из территориальных частей, к тому же весьма разноплеменных. «Осаду Каттаро нельзя считать неосуществимой с морской точки зрения; она даже желательна, поскольку может дать нашему флоту великолепную базу; однако, это серьезная операция большого размаха, для проведения которой нужны значительные средства со стороны суши». Но необходимых средств в распоряжении не имелось; кроме того время года было уже весьма позднее.

Не оставалось, следовательно, ничего другого, как полностью эвакуировать позицию Кука, включая и радиостанцию, где лейтенант Жиньо оставался до последней возможности, но где дальнейшее пребывание в условиях зимы делалось решительно невозможным. 25 ноября морской министр предписал командующему отрядом Греллье вернуться во Францию со своим личным составом после передачи пушек черногорскому правительству, которое надеялось, что позже сможет их использовать. Мы оставили в Черногории только роту колониальной пехоты, которая перед войной находилась в Албании и прибыла в Цетинье в первых числах августа, также большую радиостанцию, монтаж которой для обеспечения радиосвязи с флотом заканчивал в Подгорице, в глубине долины, окаймляющей восточный берег Скутарийского озера, инженер флота Мерсье.

План операции против Каттаро остался в эмбриональном состоянии. Возможно, что выполнение этого плана, если бы его попробовали осуществить в первые месяцы войны, оказалось бы в действительности менее трудным, чем думали. Оккупация этого пункта не только дала бы базу нашим кораблям. Позднее, благодаря ей можно было бы избежать окончательного разгрома сербской армии и полностью изменить условия подводной войны на Средиземном море. Но никто не мог предвидеть будущего, и осенью 1914 г. заботы французского правительства совершенно не позволяли ему пойти на диверсию в этом районе, который в такой степени был удален от театра, на котором решались судьбы нашей страны.