Текст книги "Морская война на Адриатическом море (1918-1920)"

Ближняя блокада и попытки наступления

Черногория ожидала от Франции и от ее флота не только военной поддержки; в еще большей степени она нуждалась в снабжении и в восстановлении сношений с внешним миром. Последние всегда производились морем через порт Каттаро, – путь наиболее легкий. Блокада, объявленная Австро-Венгрией, вызвала прекращение рейсов итальянскими пароходными компаниями, которые поддерживали регулярное сообщение между противоположными берегами Адриатического моря. Торговые суда нейтральных держав могли бы, правда, направляться в Сан-Джиовани-ди-Медуа, являющийся албанским портом, и через него снабжать продовольствием Черногорию. Однако, помимо того, что настроение албанских горцев являлось мало дружественным по отношению к их соседям, австрийцы, вопреки постановлениям Гаагской конференции, поставили значительное количество мин, которые, оборвав свои минрепы и став опасными, дрейфовали в Адриатике. Постоянное течение, направляющееся вдоль берега, уносило их от Антивари до Венецианского залива, а затем вдоль итальянского берега к Отрантскому проливу. В результате две рыбачьи лодки исчезли со всем экипажем; итальянские моряки, не чувствуя себя в безопасности у своего побережья, не рисковали более приближаться к противоположному берегу. Наконец, сухопутные дороги, ведущие в Черногорию, длинные и трудные, вообще, делались совершенно непроходимыми в зимнее время: королевство оказывалось таким образом совершенно изолированным и испытывало недостаток во всем.

Французский посланник в Цетинье Деларош-Берне многочисленными телеграммами доносил о создавшейся обстановке и жаловался на «бездеятельность флота», который позволял, австрийцам безнаказанно обстреливать Антивари. Из Парижа эти жалобы направлялись главнокомандующему морскими силами с добавлением пожеланий, чтобы он действительным образом обеспечил защиту порта. К этому добавлялось, что, согласно имеющихся достойных доверия информации, одной из основных причин, мешающих Италии присоединиться к нам, являлось подозрение, что мы, будто бы, стараемся щадить Австро-Венгрию. Между тем, Антивари находится только в 35 милях от Каттаро, тогда как 200 миль отделяют его от греческих островов, в районе которых крейсировали наши эскадры, и 450 миль от Мальты, которая являлась нашей ближайшей базой. Король Николай к тому же определенно обещал установить там батареи, которые должны были обеспечить защиту рейда; однако, в действительности ничего не было сделано. «Совершенно невозможно, – писал адмирал де Ляпейрер, – при отсутствии сухопутной обороны порта Антивари не допустить блокады последнего иначе, как время от времени, в те моменты, когда мы будем находиться в районе порта. Единственным действительным средством явилась бы непрерывная (днем и ночью) блокада Каттаро, но такого рода блокада в добавление к таковой Отрантского пролива, которую необходимо продолжать, превышает наши возможности».

Ляпейрер полагал, что эта двойная задача потребовала бы дополнительно 6 крейсеров; но предоставление ему крейсеров, которые он неоднократно просил из Ла-Манша и которые наше соглашение с Англией заставляло удерживать на севере, было невозможно.

Точно так же было невозможно и предоставление заградителей Pluton и Cerbere, которые он требовал, чтобы действовать у Каттаро и в проливах между далматинскими островами. Что касается операций одного флота против австрийского побережья, то они оказались бы слишком рискованными перед укрепленными портами и бесполезными в других пунктах, кроме, быть может, расположенных в глубине Адриатического моря и слишком удаленных для использования наших миноносцев. Посол Франции в Риме, запрошенный о допустимости обстрела судостроительных заводов в Триесте, решительно его отсоветовал, поскольку это могло затруднить дальнейшее вступление в войну Италии.

Для устранения самой острой нужды Черногории, французское правительство приказало загрузить марокканским зерном пароход Mogador. 3 октября этот пароход был у входа в Адриатику с Liamone, на котором находился адмирал де Бон и материал для радиостанции в Подгорице; для их эскортирования весь флот в пятый раз прошел Отрантский пролив. Поход был организован точно по образцу предшествующих: два дивизиона миноносцев держались перед Антивари в продолжение разгрузки судов, которой австрийские самолеты пытались на этот раз помешать, сбрасывая бомбы, впрочем без результата; 2-я легкая бригада держалась несколько мористее. Пост на вершине Ловчен донес о выходе из Каттаро двух подводных лодок, но они ничем себя не проявили. В ночь с 4 на 5 октября наши миноносцы, а в течение светлого времени суток – подводные лодки Gay-Lussac и Messidor. наблюдали на близкой дистанции за входом в Каттаро, но не имели случая атаковать, 4-го числа наши миноносцы при поддержке 1-й легкой бригады и линейных кораблей обследовали Рагузу, Гравозу и Меледский канал, чтобы установить ресурсы, которые можно было бы там найти в шаландах и других транспортных средствах на случай, если бы операция против Каттаро была решена; они перерезали ряд телеграфных кабелей и разрушили несколько маяков. На следующий день линейные корабли пошли обследовать Дульциньо, Сан-Джиовани-ди-Медуа и Дураццо, где стоял на якоре старый итальянский линейный корабль Dandolo. Следующей ночью флот возобновил свое крейсерство, которое не было отмечено никакими событиями.

Liamone снова пришел 16 октября с материалами, съестными припасами и зенитными пушками для защиты Антивари; флот опять его эскортировал, оставив, однако, 1-ю легкую бригаду для наблюдения за Отрантским проливом, так как русское правительство снова сообщило о предстоявшей, якобы, попытке австрийской эскадры прорваться в Дарданеллы.

Liamone вошел в Антивари 17 октября утром, предшествуемый тральщиками, и выгрузил доставленные грузы на набережную. Как и в предшествующий рейс, австрийский самолет сбросил поблизости от него несколько бомб. Foudre спустил перед портом два гидросамолета, которые с пилотами мичманами Цинтрэ и Дестрэм направились в Антивари, где черногорцы, которых об этом не поставили в известность, встретили их ружейными выстрелами.

В течение этого времени линейные корабли, имея в дозоре Waldeck-Rousseau и миноносцы, производили эволюции в открытом море у Каттаро. В 25 милях к северо-западу от этого порта, Waldeck-Rousseau был атакован самолетом, бомбы которого упали в нескольких метрах от него, а затем подводной лодкой U-3, которая безрезультатно выпустила в него две торпеды и которой один из его 19-см снарядов причинил легкое повреждение корпуса.

После этого Waldeck-Rousseau вел огонь на предельной дистанции по двум неприятельским крейсерам, которые тотчас же ушли в Каттаро. Затем, присоединяясь, по приказу адмирала, к флоту, он заметил перископ еще одной подводной лодки, атаки которой избежал маневрированием. Линейные корабли, с своей стороны, обнаруживали перископы и неоднократно открывали по ним огонь. После полудня 17 октября они приняли перед Антивари адмирала де Бона, возвращавшегося после выполнения своей миссии из Черногории, и, сопровождаемые Liamone, ночью пересекли Отрантский пролив в обратном направлении, в то время как три дивизиона австрийских миноносцев, вышедших из Пола, искали их на линии Остро – Бари.

Этот поход, хотя и проведенный на меньшее расстояние, чем предшествующие, мог дорого обойтись нашим эскадрам. Такие экспедиции не имели никакого военного интереса, поскольку они не вызывали выхода австрийских линейных сил, а вели лишь к выходу подводных лодок, операции которых, в непосредственной близости от их базы, были значительно облегчены и угрожали сделаться опасными. Единственная польза этих операций заключалась в помощи снабжению Черногории, однако Liamone 17 октября констатировал, что зерно, выгруженное Mogador двумя неделями раньше, все еще находилось на набережной Антивари; это как будто бы указывало, что в зерне не имелось столь неотложной необходимости. Учитывая все эти соображения, адмирал пытался вновь организовать нейтральными пароходами сообщение между итальянским побережьем и Сан-Джиовани-ди-Медуа. Однако переговоры по этому вопросу, в которые включились Париж и Рим, приобрели затяжной характер.

31 октября Liamone доставил личный состав для отряда Греллье и различные военные материалы для Черногории. Эскортируемый тремя крейсерами и пятью миноносцами, он вошел в Антивари утром 1 ноября с Bisson и приступил к разгрузке. Три неприятельских самолета пытались этому помешать, сбросив с высоты 1500 м около 15 бомб, которые упали в воду. Liamone вышел из Адриатики в тот же вечер, тогда как корабли, которые его эскортировали, остались для наблюдения вблизи Антивари, чтобы отразить австрийцев, в случае, если бы последние пришли бомбардировать порт. Никто, однако, не появлялся.

Линейные корабли провели день 1 ноября в районе Антивари, готовые вмешаться в случае, если бы Zrinyi, который, как было известно, находился в Каттаро, вышел бы из порта. Затем они направились к острову Лисса, на видимость которого пришли 2 ноября утром. Узнав об их присутствии, 1-я австрийская флотилия, имея головным Helgoland, вышла из Себенико, но, сблизившись с броненосными крейсерами на 10000 м, повернула и возвратилась в порт. Миноносцы, эскортировавшие Liamone, обследовали затем Луссино и Лагоста, а 2-й дивизион стал на якорь перед Сан-Джиорджио, главным городом острова Лиссы, где намеревались устроить базу для наших легких сил, чтобы получить возможность ведения длительных операций в средней Адриатике. Этот проект не имел будущего, поскольку его реализация требовала более значительных средств, чем те, которыми мы располагали. В Сан-Джиорджио командующий Гэпен потребовал сдачи 50 человек, составлявших гарнизон острова. Ввиду того, что последние скрылись, он взял на борт Lansquenet пять заложников, в том числе мэра города, которых освободил лишь после того, как установил, что гарнизон ни в какой степени не подчинен гражданским властям. Население никакой враждебности по отношению к нашим морякам не проявляло.

Вечером 2 ноября миноносцы, имея уголь только на один день, а также линейные корабли, пошли к югу; 3 ноября утром они миновали Каттаро, в то время как 2-я легкая бригада наблюдала за проливами Меледы, а 1-я – за подходами к Бюдюа и Антивари, не встретив ничего, кроме дрейфующих мин. После полудня Waldeck-Rousseau и Jules-Ferry подверглись атакам подводной лодки, торпеды которой не попали. В следующую ночь флот вышел из Адриатического моря.

Главнокомандующий в полной мере сознавал опасности, с которыми были связаны для его кораблей такого рода походы в непосредственной близости от неприятельских баз, считая все же необходимым эскортировать значительными силами суда, которые правительство посылало в Антивари, потому что его не оставляла надежда этим путем заставить австрийский флот выйти в море. «Однако, – писал он 4 ноября, – если мы будем продолжать походы, нужно быть готовыми к тому, чтобы рано или поздно заплатить дорогой ценой за постоянное появление наших кораблей в прибрежном районе, в котором расположены основные базы неприятельского флота … Можно, не преувеличивая, сказать, что это действительно неожиданная удача, если мы до настоящего времени не имели тяжелых последствий, и я снова настаиваю перед вами, чтобы эти походы были, если не прекращены, что мне представляется в настоящее время слишком трудным, учитывая наличие в Черногории нашего многочисленного личного состава, то по крайней мере сведены к минимуму».[28]28
  Адресат автором не указан


[Закрыть]

Крейсерство в Отрантском проливе, само по себе, подвергало наши корабли значительному риску, и только благодаря пассивности противника мы имели возможность его продолжать, не имея потерь. Подводная лодка, пришедшая из Каттаро, могла бы легко атаковать: наши корабли, не имевшие противолодочного прикрытия, и этого тем более можно было опасаться, что австрийцы начали вводить в строй подводные лодки, обладавшие значительным радиусом действия. Ночью и днем линейные корабли крейсировали экономическим ходом к западу от Корфу или Паксоса, останавливаясь только два раза в неделю для приемки угля: адмирал требовал, чтобы каждый в любую минуту имел угольные ямы заполненными не менее, чем на две трети. Крейсера держались каждый в определенном секторе, между линиями. Фано – Леука и Линьетта – Отранто, останавливая время от времени какой-либо нейтральный пароход, который имел военную контрабанду или же немецких или австрийских запасных. Они отыскивали перед Медуа и Валоной турецких агитаторов, о которых имелись сведения, что они направляются в Албанию с целью поднять ее население на борьбу с нами. Правда, нельзя было не признать, что крейсера были достаточно многочисленны для ведения такого рода наблюдений, но адмирал беспрестанно требовал новых; однако, если ему послали в подкрепление Pothuau, а затем Latouche-Treviile, то с тем, чтобы их у него отобрать по истечении нескольких дней. В начале ноября морской министр потребовал от адмирала три его лучших броненосных крейсера, чтобы использовать их для поисков эскадры фон Шпее, и главнокомандующий был вынужден предоставить ему выбор между этим назначением и поддержанием блокады Адриатики. Что касается до миноносцев, основной задачей которых сделалось эскортирование больших кораблей, для предохранения их от атак подводных лодок, то их никогда не хватало. Из шести дивизионов, которыми располагал флот, 3-й был у него отобран для выполнения различного рода заданий на Средиземном море и оставался в откомандировании в течение трех месяцев; когда начались военные действия против Турции (6 ноября), 5-й дивизион отправился на усиление эскадры в Дарданеллах, вместе с подводными лодками Faraday, Circe и Le Verrier. Даже при походах в Адриатическое море флот редко имел при себе более дюжины миноносцев; полное отсутствие базового обслуживания еще более затрудняло должное их использование. «Их использование при флоте является возможным только при особо благоприятной погоде, – пишет адмирал, – под страхом, что эти малые корабли быстро выйдут из строя. Мы можем облегчить сохранение их в строю, только щадя их, насколько это представляется возможным». А плохое время года, которое сопровождалось частыми штормами – «борой», столь же внезапными, сколь жестокими, сделало бы их службу еще более тяжелой и изматывающей.

Участь подводных лодок была не лучше; они еще больше страдали в условиях блокадной службы. Foudre, предназначенный для их снабжении и обеспечения текущим ремонтом, был плохо оборудован для этой цели; лодки были вынуждены часто проводить время на Мальте. Однако, несмотря на отдаленность этой базы, они уходили блокировать вход в Каттаро всякий раз, когда условия обстановки это позволяли: в среднем, один день из трех. Они многократно проникали даже на внутренний рейд: Fresnel, Ampere, Monge выпустили там торпеды по находившимся на ходу миноносцам и подверглись огню фортов береговой обороны; Bernoulli уже имела там стычку с неприятельской подводной лодкой.

Встревоженные австрийцы начали преграждать фарватеры посредством бонов и сетей. Cugnot (лейтенант Дюбуа) проникла тем не менее в Каттаро до глубины бухты Топла. В то время когда лодка, задержанная заграждением, маневрировала с целью освобождения, две торпеды, выпущенные батареей, установленной на суше, прошли всего в двух метрах от ее форштевня. Она все же продолжала свою разведку и только убедившись, что на рейде нет больших кораблей, вышла из неприятельской базы, преследуемая тремя миноносцами, открывавшими огонь по ее перископу при каждом его появлении. «Если противник не пострадал в результате операции материально, – писал главнокомандующий, – он несомненно находился под впечатлением этой спокойной отваги».

* * *

В ноябре флот наладил свою службу, несмотря на весьма трудные условия, в которые он был поставлен. Его снабжение оставляло еще желать лучшего, и поэтому адмирал вел затяжные переговоры с итальянцами, предлагавшими обеспечивать его более регулярным образом. Однако, в открытом море, вблизи Ионических островов, служба протекала так же, как она протекала в условиях мирного времени у берегов Прованса. Возобновилось прохождение учебно-боевой подготовки, которая занимала все время кроме необходимого для угольных погрузок; было намерение провести учебные стрельбы (последние происходили в июне), и адмирал затребовал из Тулона присылки учебных боеприпасов. Благожелательный нейтралитет Греции позволял линейным кораблям время от времени становиться на якорь под защитой островов, а Marceau устроиться в Платали, в глубине острова Вати, чтобы явиться снабжающей и ремонтной базой для подводных лодок и миноносцев. Даже походы в Адриатическое море приобрели постепенно характер почти регулярной службы. Так, например, весь флот в полном составе эскортировал с 21 по 22 ноября грузовой пароход Voltaire, который доставил в Антивари продовольствие и одежду для Черногории. Он провел ночь в открытом море вблизи Каттаро, вследствие оказавшегося не заслуживающим доверия сообщения, что он может рассчитывать встретить там австрийские корабли, и возвратился без происшествий.

Этот поход он использовал, чтобы доставить обратно авиационную миссию, высаженную в Антивари за месяц до этого. Попытка использования авиации и на этот раз не увенчалась успехом. Австрийцы начали применять бронированные и вооруженные пулеметами истребители, с которыми бессильны были бороться менее быстроходные и лишенные какого бы то ни было вооружения наши гидросамолеты. Кроме того они производили бомбардировки Антивари как с моря, так и с воздуха. Наши гидросамолеты перелетели на Скутарийское озеро, однако один из них разбился при посадке на воду. Черногорцы относились враждебно к бомбардировкам Каттаро, потому что опасались репрессий. Наблюдение за действиями неприятельских кораблей было так же возможно с горы Ловчен, как и с воздуха, и притом с меньшим риском. Лейтенант де л'Ескелль, командированный главнокомандующим, установил, что удержание Антивари является невозможным, что озеро Скутари не подходит для какого бы то ни было военного использования и что, вообще, «бесполезно продолжать опыт, заранее обреченный на неуспех». Отделение мичмана Цинтрэ эвакуировалось, присоединившись на Foudre к эскадрилье, которую последний погрузил в Бизерте и которую морской министр послал в Порт-Саид, где она сослужила впоследствии исключительно блестящую службу.

Новая эвакуация, на этот раз отряда Греллье, вызвала необходимость следующего похода флота в Адриатическое море. С 7 на 8 декабря пароход Numidie доставил в то же время зерно для черногорцев. На этот раз линейные корабли не дошли до Антивари, а остались немного севернее Отрантского пролива. Главнокомандующий стремился возможно больше сократить риск такого рода походов, от которых, что было совершение очевидным, не приходилось ожидать никаких чисто военных результатов. Он торопил переговоры, которые должны были обеспечить снабжение королевства при посредстве нейтральных судов. «Я надеюсь, что они закончатся успехом, – пишет он 13 декабря. – В противном случае я окажусь вынужденным, силою обстоятельств, возобновить, несмотря на все, эти конвои на Антивари, которые отвлекают флот от его основной задачи крейсерства и блокады».

Перед Каттаро подводные лодки продолжали безрезультатно, несмотря на великолепное упорство, нести свою службу. Под влиянием настойчивых просьб командиров, адмирал разрешил попытку форсирования входа в Пола. Эта операция, более отдаленная и в то же время более рискованная, но неожиданная для противника, имела шансы на успех. 16 декабря Curie под командой лейтенанта O'Бирна вышла из Платали на буксире Jules-Michelet, который отвел ее на север от острова Пелагоза. Она провела день 18 декабря вблизи Пола, осматривая окрестные бухты, и пересекла, не зная об этом, австрийские минные заграждения. 19 декабря лодка произвела разведку бонового заграждения, устроенного поперек прохода, и 20 декабря днем, в начале первого часа, достигла входа на рейд на глубине около 20 метров. Внезапно послышалось трение цепей и тросов о корпус; затем шум прекратился, и командир, считая, что препятствие осталось позади, приказал подняться на нормальную глубину. В этот момент перископ согнулся вследствие удара о второе заграждение, и лодка запуталась кормовой частью.

O'Бирн испробовал все маневры, которые могли освободить корабль: перемещение грузов, передний и задний ход, резкие изменения глубины и дифферента, но ничто не помогало. Стальные тросы намотались на винты, последние после этого стали вращаться только с большим трудом, электрические моторы нагрелись, воздух стал делаться непригодным для дыхания, корабельная собака задохнулась, люди работали с трудом. В 16 ч. 20 мин. во время последней попытки Curie наклонилась на 30°, жидкость аккумуляторов стала выливаться, нос лодки вышел из воды. Командир решил снова опуститься на дно, чтобы уничтожить секретные документы, а затем спасать личный состав.

Как только подводная лодка, о присутствии которой под водой в течение двух часов давали знать водовороты, снова появилась на поверхности воды, она подверглась жестокому артиллерийскому обстрелу с миноносцев; один снаряд пробил рубку, другой попал в корпус. Открыв систему затопления балластных цистерн, чтобы затопить корабль, люди в величайшем порядке стали подниматься на палубу и бросаться в воду. O'Бирн пытался остаться на борту корабля, но один из квартирмейстеров увлек его с собой. Помощник командира лейтенант Шелли и квартирмейстер де Бон были убиты, командир и несколько человек команды ранены. Стрельба прекратилась лишь после исчезновения Curie. Уцелевшие из состава экипажа люди были доставлены на линейные корабли, где австрийцами было выражено удивление столь героической попыткой. Если бы она была предпринята в начале войны, когда заграждение входов в Пола было еще в зачаточном состоянии, можно было бы ожидать значительного успеха.

В то время, когда Curie входила на рейд Пола, флот готовился к новому походу в Адриатику. 20 декабря вечером он в десятый раз пересек Отрантский пролив, эскортируя пароходы Tidjitt и Voltaire, груженные зерном и углем для Черногории. Утром 21 декабря эти пароходы вошли в порт Антивари и приступили к разгрузке под прикрытием миноносцев и 2-й легкой бригады. В течение этого времени линейные корабли в кильватерной колонне ходили экономическим ходом, при свежем ветре, на параллели Бриндизи, приблизительно на середине между итальянским и албанским берегами. В 8 ч. 20 мин. в Jean-Bart, который шел под флагом главнокомандующего, попала торпеда; вторая торпеда прошла через несколько мгновений между ним и Danton, следовавшим за ним на дистанции 400 м. Это U-12, недавно вошедшая в строй, выпустила их с расстояния в 1000 м. Вблизи не было ни одного миноносца, который мог бы преследовать лодку. Последняя, впрочем, осталась незамеченной. К счастью, торпеда взорвалась в носовой части корабля; его солидные переборки выдержали, а меры, немедленно принятые командиром капитаном 1 ранга Бартом, ограничили распространение воды. Адмирал повел флот в бухту Мирто, на северном берегу Кефалонии, перенеся свой флаг на France. Продержав Jean-Bart на якорной стоянке, к востоку от этого острова, в течение трех дней ввиду плохой погоды, он отправил его для ремонта на Мальту, куда корабль и пришел 28 декабря, эскортируемый Victor-Hugo.

Линейные корабли больше не пойдут в Адриатику.