Текст книги "Лик в бездне"

– Займите свое место, Грейдон, – прошептал он. – Мы пойдем следом. Позже я поговорю с вами. Может, вы сможете получить свое оружие – если поведете себя разумно.

– Торопитесь, – сказала Суарра, – солнце садится, и мы должны идти быстрее. До завтрашнего полудня вы увидите свой сад с драгоценностями и с живым струящимся золотом, с которым сможете делать, что захотите, – или золото будет делать с вами, что захочет.

Она с легкой насмешкой взглянула на троих. Губы Сомса напряглись.

– Двигай вперед, сестренка, – сардонически ответил он. – Все, что ты должна сделать, это показать нам. И твоя роль сыграна. А уж мы позаботимся об остальном.

Она беззаботно пожала плечами. Они снова двинулись по выступу на скале.

Равнина внизу молчалива и пуста. Из далекого леса не доносилось ни звука. Грейдон пытался найти разумное объяснение увиденного. Ткач – так назвала Суарра алое существо. И сказала, что его предки были людьми, такими же, как они сами. Он вспомнил, как при первой встрече она говорила ему о силе этих загадочных ю-атланчи. Неужели она имела в виду, что люди так овладели тайнами эволюции, что смогли повернуть ее в обратную сторону? Смогли контролировать – деволюцию!

А почему бы и нет? На своем долгом пути от первобытного существа в мелких водах самых первых морей человек сменил мириады форм. И как бы далеко он ни продвинулся от одной формы к другой, став позвоночным, сменив холодную кровь на теплую, он все равно родственник пойманной сегодня рыбе, пернатому существу, чьими перьями украсили себя его женщины, обезьянам, которых он для забавы и изучения привел из джунглей. Даже паук, плетущий свою сеть в его саду, скорпион, убежавший из-под его ноги, – даже они его отдаленные кровные родственники.

Когда Франциск Ассизский говорил о братце мухе, братце волке и братце змее, он высказал научную истину.

У жизни на земле общее происхождение. Разошедшиеся, сменившие, подобно Протею, множество форм, все же человек и зверь, рыба и змея, ящерица и птица, муравей, пчела и паук – все они – все они происходят от одного-единственного комочка первичного желе, которое плавало когда-то в мелководье первобытного океана. Грегори из Эдинбурга назвал его протебионом – первое живое вещество на планете, от которого происходят все формы жизни.

А может, все формы, которые сменил человек на своем пути вверх, таятся скрытно в нем?

Руо, великий французский ученый, взял яйца лягушки и, подвергая их различным воздействиям, получил гигантских и карликовых лягушек, лягушек с двумя головами и одним телом, с одной головой, но восемью лапами, трехголовых лягушек с лапами, многочисленными, как у многоножки. И он получил из этих яиц существа, которые вообще не напоминали лягушек.

Русский Ворников и немец Шварц экспериментировали с более высокими формами жизни и произвели химер – кошмарные существа, которых вынуждены были уничтожить – и немедленно.

Если Руо и другие проделали все это – а они это проделали, Грейдон знал, – разве невозможно, чтобы еще более великие ученые не разбудили спящие в человеке жизненные формы и произвели существа, подобные этому алому? Человек-паук!

Сама природа намекает на возможность этого. Природа время от времени производит уродов – людей с отчетливыми признаками животных, внутренними и даже внешними приметами зверя, рыбы или даже ракообразного. Дети с жаберными щелями на горле; дети с хвостами; дети, поросшие шерстью. Зародыш человека проходит через все стадии от первобытной протоплазмы, сжав весь процесс эволюции в менее чем год.

Может, для живущих в Ю-Атланчи тигель, формирующий жизнь, не содержит никаких тайн? Они черпают в нем любые формы, какие захотят.

Ткацкий станок – мертвая машины, и пальцы человека справляются с ним неуклюже. Паук – одновременно и станок, и ремесленник, он действует увереннее и изысканнее, чем любая машина, управляемая человеком. Человек-машина вполне может соперничать с изяществом и тонкостью паутины.

Перед Грейдоном мелькнуло видение мира, полного гротескными, чудовищными существами: люди-пауки ткут огромные ткани своими иголкообразными пальцами, люди-кроты прорывают для своих создателей подземные ходы, люди-амфибии работают под водой – фантасмагория человечества, еще во чреве искусно сплетенного с машинами.

Дрожа, он постарался уйти от этого кошмарного видения.

5. ТРУБЫ ЭЛЬФОВ

Солнце уже было на полпути к закату, когда они подошли к концу овальной равнины. Здесь от противоположной скалы отходил выступ, почти смыкавшийся с той стеной, по которой они двигались. Они углубились в узкий проход и в полутьме шли по ровной поверхности скалы; тропа шла вверх, хотя и не круто. Солнце скрылось за западными вершинами и спускалась тьма, когда они вышли из прохода.

Они стояли на краю небольшого болота. Слева от них продолжалась изогнутая скала. Место скорее походило не на болото, а на равнину с избытком влаги. Она была покрыта чистым белым песком. Повсюду виднелись круглые холмы, будто сглаженные ветром. На склонах этих холмов росла редкая жесткая трава. Холмы, высотой в сто футов, располагались со странной регулярностью, как могильные насыпи на кладбище гигантов. Вся эта пустошь занимала около пяти акров. Ее окружал лес. Грейдон слышал журчание ручья.

Суарра провела их по песку, пока они не добрались до центрального холма.

– Здесь вы переночуете, – сказала она. – Вода рядом. Можете разжечь костер, спите без страха. На рассвете мы пойдем дальше.

Вместе с одетым в плащ спутником она перешла на ближайший холм. Белая лама пошла за ней. Грейдон ожидал, что Сомс остановит ее, но он этого не сделал. Напротив, он сделал какой-то знак Старрету и Данкре. Грейдону показалось, что они довольны отсутствием девушки в их лагере, что они приветствовали разделявшее их расстояние.

И их обращение с ним изменилось. Они опять вели себя по-товарищески.

– Не напоите ли животных? – спросил Сомс. – А мы пока разведем костер и приготовим ужин.

Грейдон кивнул и отвел осликов к ручью. Они напились, и, ведя их назад, Грейдон посмотрел на холм, куда ушла Суарра. У его подножия стояла маленькая квадратная палатка, блестевшая, как шелковая. Рядом паслась стреноженная лама. Корзины, сплетенные из золотых лент, висели у нее по бокам. Ни Суарры, ни ее спутника не было видно. Вероятно, они в палатке.

На их холме трещал костер, ужин уже был готов. Когда Грейдон подошел, Старрет ткнул пальцем в маленькую палатку.

– Достала ее из корзины, – сказал он. – Похоже на сложенный зонтик, и раскрывается так же. Кто бы мог подумать, что здесь, в дикой местности, встретится такое?

– Там в корзинах еще много такого, что нам не мешает посмотреть, – прошептал Данкре.

– Еще бы, – согласился Сомс. – Того, что мы уже видели, нам хватило бы на всю жизнь. А, Грейдон?

– Она пообещала гораздо больше, – ответил Грейдон, встревоженный этим намеком уроженца Новой Англии.

– Да, – согласился Сомс, – да, вы правы. Ну, ладно, давайте есть.

Они вчетвером сели у костра, как сидели много раз до его схватки со Старретом. И, к удивлению Грейдона, они ни словом не упомянули о трагедии на равнине, избегали упоминаний о ней, быстро сменяли тему, когда Грейдон дважды, чтобы убедиться, вспомнил о ней. Они говорили только о сокровищах и о том, что можно будет сделать с ними, когда они вернутся в свой мир. Предмет за предметом обсуждали то, что видели в корзинах Суарры; обсуждали драгоценности Суарры и их цену. Как будто нарочно старались заразить его своей алчностью.

– Дьявол! Да с одними этими изумрудами нам не о чем беспокоиться! – раз за разом повторял Старрет с вариантами.

Грейдон слушал с растущей тревогой. Что-то крылось за этим уклонением от разговора об алом существе и преследовавших его динозаврах, в этих постоянных упоминаниях о добыче, находящейся рядом, о том, что принесет им эта добыча.

И вдруг он понял, что они боятся, что с алчностью в них борется страх перед неизвестным. И поэтому они вдвойне опасны. Что-то скрывается в сознании этих троих, а разговоры о сокровищах – только предисловие.

Наконец Сомс взглянул на часы.

– Почти восемь, – неожиданно сказал он. – Светает в пять. Пора поговорить начистоту. Грейдон, садитесь ближе.

Они прижались друг к другу под укрытием холма. Отсюда палатка Суарры не видна, но и их не видят наблюдатели из этого шелкового павильона.

– Грейдон, – начал уроженец Новой Англии, – мы приняли кое-какие решения. Поступим иначе. Мы рады забыть прошлое. Здесь нас четверо белых против бог его знает чего. Белые должны держаться вместе. Разве не так?

Грейдон выжидательно кивнул.

– Ну, хорошо, – сказал Сомс. – Вот какова ситуация. Не отрицаю, что виденное сегодня вызывает дрожь. У нас нет снаряжения, чтобы противостоять этой своре шипящих дьяволов. Но ведь мы можем вернуться с достаточным снаряжением. Вы поняли?

Грейдон снова кивнул, готовясь к встрече с тем, чего он ожидал.

– На этой ламе и на девушке достаточно ценностей для нас всех, – продолжал Сомс. – Тем более достаточно для снаряжения небольшой экспедиции за сокровищами. И вот что мы намерены сделать, Грейдон. Взять корзины со всем их содержимым. Снять драгоценности с девчонки. Уйти, а потом вернуться. Отберем небольшой отряд надежных парней. Мы четверо возьмем половину найденного, другую половину отдадим остальным. Эти шипящие дьяволы не устоят против пулемета или нескольких бомб, сброшенных с самолета. А когда дым рассеется, мы соберем добычу, вернемся и будем сидеть на самом верху. Что скажете?

Грейдон пытался выиграть время.

– А как вы возьмете вещи сейчас? – спросил он. – И если возьмете, как сможете уйти с ними?

– Легко, – Сомс придвинулся ближе. – Мы все обдумали. В палатке только девчонка и старик. Они не следят за нами, мы уверены. Ладно, если вы с нами, мы все обделаем. Данкре и Старрет займутся стариком. Никакой стрельбы. Только нож в ребра. Мы с вами занимаемся девушкой. Мы ей не повредим. Только свяжем и заткнем рот. Упакуем вещи и уйдем.

– Куда уйдем? – спросил Грейдон. Он придвинулся к Данкре, готовый выхватить его пистолет.

– Уйдем, черт побери! – сказал Сомс. – Мы со Старретом приметили вершину на западе, которую видели на пути сюда. Как только доберемся до нее, я буду знать, где мы. Идя налегке и всю ночь, к утру мы будем уже далеко отсюда. Лес не густой, и сейчас полнолуние.

Грейдон осторожно протянул руку и коснулся кармана Данкре. Пистолет все еще там. Но прежде чем сделать отчаянную попытку, он попытается обратиться к их страху.

– Вы забыли об одном, Сомс, – сказал он. – Нас будут преследовать. Что мы сможем поделать, если по нашему следу пустят этих чудовищ? Да они нас тут же догонят. Мы не сможем уйти от них.

И тут же он понял слабость своего аргумента.

– Вовсе нет, – злобно улыбнулся Сомс. – В том-то и дело. Никто не беспокоится об этой девушке. Никто не знает, где она, и она не хочет, чтобы кто-нибудь знал об этом. Она очень старалась, чтобы ее не увидели сегодня днем. Нет, Грейдон, я думаю, она сбежала от своих, чтобы помочь вам выбраться. Снимаю шляпу перед вами – вы работаете быстро, и она у вас на крючке. Единственный, кто может поднять тревогу, это старый дьявол. Он получит нож, прежде чем поймет что-нибудь. И останется только девушка. Она будет рада показать нам путь, если мы опять заблудимся. Но, говорю вам, мы со Старретом узнали эту вершину. Мы возьмем девчонку с собой, чтобы она не позвала на помощь, а когда выберемся на знакомую дорогу, отпустим ее. Пусть идет домой. Вот и все, верно, парни?

Старрет и Данкре кивнули.

Грейдон сделал вид, что обдумывает их предложение. Он точно знал, что задумал Сомс: воспользоваться им в том хладнокровном убийстве, которое они втроем задумали, и когда они будут уверены, что оторвались от преследователей, покончить, конечно, и с ним. И Суарре они не позволят вернуться. Она будет убита – после того как ее отдадут Старрету.

– Давайте, Грейдон, – нетерпеливо сказал Сомс. – План хорош, он сработает. Вы с нами? Если нет…

В руке его блеснул нож. Одновременно Старрет и Данкре придвинулись. Их движение дало Грейдону шанс. Он сунул руку в карман француза, вытащил пистолет и одновременно пнул Старрета в пах. Великан со стоном упал. Грейдон вскочил на ноги. Но прежде чем он сумел направить оружие на Сомса, Данкре схватил его за ноги, и он упал.

– Суарра! – падая, закричал Грейдон. Может, его крик разбудит ее, предупредит. Вторично крикнуть он не смог. Костлявые руки Сомса сжали ему горло.

Он попытался вырваться. Руки Сомса слегка подались, и Грейдон смог вдохнуть. Он мгновенно оставил руки Сомса, пальцы одной руки сунул Сомсу в угол рта и потянул изо всей силы. Сомс издал крик и выпустил горло Грейдона. Грейдон попытался встать, но рука тощего янки ухватила его.

– Ножом его, Данк! – рявкнул Сомс.

Грейдон неожиданно дернулся, уронив на себя Сомса. И вовремя: мелькнуло лезвие Данкре, лишь ненамного миновав Грейдона. Сомс сжал Грейдона ногами, стараясь придвинуть его под удар ножа француза. Грейдон впился зубами с прижимавшее его плечо. Сомс заревел от боли и гнева; забился, пытаясь вырваться. Вокруг них приплясывал Данкре, выбирая возможность для удара.

Послышался рев Старрета:

– Лама! Она убегает! Лама!

Невольно Грейдон разжал зубы. Сомс отскочил. Грейдон тоже, повернувшись плечом навстречу удару, которого ожидал от Данкре.

– Смотрите, Сомс, смотрите! – кричал маленький француз, указывая. – Она убегает! Боже! Со всем золотом! С драгоценностями!

Сияла полная луна, и в ее свете белые пески напоминали озера, среди которых возвышались холмы-острова. Белая лама, блестя золотыми корзинами, бежала по этому озеру в ста ярдах от них в сторону той щели, через которую они прошли.

– Остановите ее! – закричал Сомс, забыв обо всем остальном. – За ней, Старрет! Сюда, Данк! Я загоню ее к вам!

Они побежали по сверкающей пустоши. Лама повернула в сторону одного из холмов и поднялась на его вершину.

– Окружайте! Мы ее возьмем! – кричал Сомс. Втроем они побежали на холм, на котором спокойно стояло белое животное. С трех сторон они начали подниматься на холм.

Как только они начали подъем, в воздухе прозвучала сочная густая нота – эльфийский рог, который слышал Грейдон в первый день появления Суарры. Ему ответили другие. Все на одной ноте. И вот ответный хор устремился к холму с ламой, повис над ним и опустился, как покрывало из крылатых звуков.

Грейдон видел, как Старрет пошатнулся как от невидимого удара, замахал руками, будто отбиваясь от незримых нападающих. Несколько мгновений великан стоял так, яростно отбиваясь. Потом упал и покатился вниз, на песок. Звуки эльфийских труб отлетели от него и сконцентрировались на Сомсе. Тот опустился на четвереньки и упрямо полз вверх по холму. Одной рукой он защищал лицо.

От чего?

Грейдон видел лишь пустой холм, стоящую на нем в лунном свете ламу, Старрета у подножия холма и Сомса почти на его вершине. Данкре находился на противоположной стороне и не был виден.

Трубы теперь звучали громче, как охотничьи рога большой охоты. То, что производило звуки, оставалось невидимым и не отбрасывало теней в лунном свете. Но Грейдон слышал шум, как от множества крыльев.

Сомс добрался до плоской вершины холма. Лама нагнула голову, разглядывая его. Он перебрался через край и протянул руку, чтобы схватить ее за узду, но животное отскочило на противоположный край и начало спускаться на песок.

Звуки над Сомсом не стихали. Грейдон видел, как Сомс корчится, защищает лицо будто от ударов. Невидимые нападающие не запугали его. Он скатился с холма вслед за ламой. Старрет поднялся, раскачиваясь, как пьяный.

Звуки рогов замолкли, как свечи, задутые неожиданным порывом. Из-за холма выбежал Данкре. Втроем они постояли, споря и жестикулируя. Одежда их была изорвана; когда Сомс повернулся и свет луны упал ему на лицо, Грейдон увидел, что оно все в крови.

Лама медленно шла по песку, как будто приглашала своих преследователей. Странно, но она то виднелась отчетливо, то становилась какой-то разреженной, почти прозрачной. Когда она появлялась вновь, как будто сгущались лунные лучи, завивались свивались, образуя форму животного. Лама расплывалась и возникала вновь, как ткань на ткацком станке, сотканная из искривленных лучей.

Рука Старрета легла на рукоять оружия. Прежде чем он смог его поднять, Сомс перехватил его руку. Он что-то сказал гневно, безапелляционно. Грейдон понял, что он говорит Старрету об опасности пистолетного выстрела, требует тишины.

Они разошлись: Старрет и Данкре слева и справа от ламы, Сомс осторожно приближался сзади, чтобы не спугнуть животное и не обратить его в бегство. Но, услышав их шаги, лама неторопливо поскакала в сторону другого холма.

На мгновение Грейдону показалось, что он видит на вершине холма фигуру в пестром костюме с капюшоном; красный жезл поднят и указывает на ламу. Грейдон всмотрелся внимательнее и решил, что зрение подвело его: вершина холма пуста. Лама легко поднялась на нее. Как и раньше, Сомс и остальные двое окружили ее. Они стали подниматься.

И немедленно снова прозвучал рог – угрожающе. Трое заколебались, приостановились. Потом Старрет соскользнул вниз на несколько шагов, поднял пистолет и выстрелил. Белая лама упала.

– Дурак! Проклятый дурак! – застонал Грейдон.

Молчание, последовавшее за выстрелом, было нарушено бурей звуков. Эльфийские трубы обрушились на троих. Данкре закричал и побежал к лагерю, отбиваясь на ходу. На полпути он упал и лежал неподвижно. Сомс и Старрет тоже отбивались, наносили удары по воздуху, увертывались. В трубных звуках слышалась смертельная угроза.

Старрет опустился на колени, встал и пошел, пошатываясь. Снова упал недалеко от Данкре и лежал так же неподвижно. Последним упал, отбиваясь, Сомс. Теперь все трое неподвижно лежали на песке.

Грейдон сбросил оцепенение и прыгнул вперед. И тут же почувствовал прикосновение к плечу. Тело его онемело. С трудом повернул он голову. За ним стояла фигура в пестром. Красный жезл отнял у Грейдона способность двигаться, точно так же как он парализовал человека-паука и послал его в челюсти динозавров.

Красный жезл нацелился на три тела. Немедленно, как по команде, звуки труб поднялся высоко в воздух – и стихли. На вершине холма белая лама с трудом поднялась на ноги. По ее серебряному боку пролегла алая лента – знак пули Старрета. Лама, хромая, начала спускаться.

Проходя мимо Сомса, она толкнула его носом. Голова уроженца Новой Англии поднялась. Он попытался подняться и снова упал. Лама снова толкнула его носом. Сомс встал на четвереньки; не отрывая взгляда от золотых корзин, он пополз за ламой.

Белая лама продолжала медленно, напряженно идти. Подошла к Старрету и толкнула его, как Сомса. Большая голова Старрета приподнялась, он попытался встать, упал и, как Сомс, пополз за животным.

Белая лама остановилась возле Данкре. Он пошевелился и тоже двинулся на четвереньках.

И вот по залитым луной пескам к лагерю двинулась процессия. Впереди хромое животное, из его раненого бока капала кровь. Сзади ползком трое мужчин, не отрывающих глаз от золотых корзин, с раскрытыми ртами, как рыбы, выброшенные на берег.

Лама дошла до костра и пошла дальше. Ползущие продолжали движение. Фигура в пестром опустила жезл.

Ползущие немедленно остановились. Они упали неподвижно, как будто их покинула жизнь.

Странный паралич оставил Грейдона так же неожиданно, как начался: мышцы его расслабились, вернулась возможность движений. Мимо него к ламе пробежала Суарра, стала гладить животное, пыталась остановить кровь.

Грейдон склонился над тремя спутниками. Они тяжело дышали, глаза у них полузакрыты и обращены внутрь, так что виднеются только края зрачков. Одежда изорвана в клочья. На лицах, на груди, на спинах сотни маленьких ранок, сделанных будто острым шилом. Некоторые кровоточили, но на большинстве кровь уже свернулась.

Грейдон удивленно рассматривал их. Конечно, раны болезненны, но никак не могут объяснить их состояние. Трое не потеряли столько крови, чтобы потерять и сознание: не тронуты ни артерии, ни крупные вены.

Он взял ведро и принес воды из ручья. Вернувшись, он увидел, что Суарра отвела ламу к своей палатке. Он пошел туда, снял золотые корзины и осмотрел рану. Пуля попала в левый бок, но не затронула кости. Грейдон извлек пулю, промыл рану и перевязал полоской шелка, которую дала ему девушка. Он ничего не говорил, она тоже молчала.

Он набрал в ручье еще воды и пошел в свой лагерь. Заметил, что фигура в капюшоне присоединилась к девушке. Почувствовал, проходя, на себе взгляд старика. Расстелил одеяла, втащил на них Сомса, Данкре и Старрета. Оцепенение их прошло, они как будто спокойно спали. Он смыл с их лиц и тел кровь, смазал йодом самые глубокие ранки. При этом они не шевельнулись.

Грейдон укрыл их одеялами, отошел к костру и лег на белый песок. Его охватили тяжелые предчувствия, ощущение нависшего рока. Борясь с депрессией, отнимавшей у него мужество, он услышал легкие шаги: рядом с ним присела Суарра. Он накрыл ладонью ее руку. Она коснулась его плечом, ее облачные волосы ласкали его щеку.

– Это последняя ночь, Грейдон, – с дрожью сказала она. – Последняя ночь! Поэтому я немного могу поговорить с тобой.

Он ничего не ответил, только взглянул на нее и улыбнулся. Она правильно поняла его улыбку.

– Но я говорю правду, Грейдон, – сказала она. – Я пообещала. Сказала, что спасу тебя, если смогу. Я пошла к Матери и попросила ее помочь тебе. Она смеялась – вначале. Но потом увидела, что для меня это серьезно, и стала ласковой. Наконец она пообещала мне, как женщина женщине – а Мать, несмотря ни на что, все-таки женщина, – она пообещала мне, что в том, что в ее силах, она поможет тебе, когда ты будешь стоять перед Ликом и…

– Перед Ликом, Суарра? – прервал он.

– Лик в бездне! – сказала она и вздрогнула. – Я больше ничего не могу тебе сказать. Ты… должен стоять перед ним. Ты… и остальные трое. И, о Грейдон, ты не должен позволить ему завладеть тобой… ты не должен…

Она вытащила руку из-под его ладони, сжала ее в кулак. Он привлек ее к себе. На мгновение она прижалась к его груди.

– Мать пообещала, – сказала она, – и я начала надеяться. Но она поставила условие, Грейдон: если с ее помощью ты устоишь перед Ликом, ты должен будешь немедленно уйти из Запретной земли и никому не рассказывать о ней за ее пределами. Я пообещала за тебя, Грейдон. И поэтому… – она запнулась… поэтому это последняя ночь.

Сердце его отвергало такой исход. Но он молчал, и немного погодя она задумчиво сказала:

– Тебя любили многие девушки… или ты любил многих… в твоей земле, Грейдон?

– Ни одной, Суарра, – ответил он.

– Я верю тебе, – просто сказала она, – и ушла бы с тобой, если бы могла. Но я не могу. Мать любит меня и верит мне. И я люблю ее, очень люблю. Я не могу оставить ее даже ради…

Неожиданно она вырвала руку, сжала ее в кулак и ударила себя в грудь.

– Я устала от Ю-Атланчи! Устала от ее древней мудрости и от ее бессмертных жителей! Я хочу уйти в новый мир, где есть дети, много детей, где есть детский смех, и жизнь проходит быстро, страстно… пусть она открывает Дверь Смерти при этом! Потому что в Ю-Атланчи закрыта не только Дверь Смерти, но и Дверь Жизни. Здесь мало детей и совсем нет детского смеха.

Он поймал ее за руку и начал успокаивать.

– Суарра, – сказал он, – я иду в потемках, и твои слова не дают мне света. Расскажи мне, кто твой народ.

– Это древний народ, – ответила она. – Самый древний. Много веков назад он пришел с юга, где жил также бесчисленные века. Однажды земля покачнулась и раскололась. Наступил великий холод, опустилась тьма, начались ледяные бури. Многие умерли. Те, что выжили, уплыли на север в своих кораблях, увезя с собой остатки Змеиного народа, который научил мой народ мудрости. А Мать – последняя из Змеиного народа.

– Они остановились здесь. Тогда море было близко, а горы еще не родились. Эту землю населяли стада ксинли. Эти ксинли были большие, гораздо больше теперешних. Мой народ большую часть их уничтожил, а тех, что остались, приручил и вывел новые породы для своих нужд. И вот долгие века мой народ жил здесь, как когда-то жил на юге, там, где теперь над дворцами толстый лед.

– Потом начались землетрясения, начали расти горы. Мудрость моего народа была недостаточна, чтобы помешать горам расти, но он мог контролировать их рост вокруг своего города. Горы поднимались медленно, постоянно, целые века. И наконец окружили Ю-Атланчи стеной – стеной, которую преодолеть невозможно. Но мой народ не расстраивался; наоборот, даже обрадовался. Потому что к этому времени Властители и Мать закрыли Дверь Смерти. И моему народу стало все равно, что делается в остальном мире. Так он и жил – еще множество веков.

Она снова смолкла, размышляя. Грейдон смотрел на нее, пытаясь скрыть свое недоверие. Народ, победивший смерть! Народ, настолько древний, что его города лежат подо льдом Антарктиды! Ну, города подо льдом – это возможно. Несомненно, Южный полярный континент когда-то грелся под ласковым солнцем. Доказательство – окаменелые остатки пальм и других растений, которые могут жить только в тропическом климате. И также несомненно, что современные полюса не всегда находились на этом месте. Наука не пришла к выводу, произошло ли изменение полюсов внезапно или постепенно. Но оно произошло, и не менее миллиона лет назад. И если рассказ Суарры правдив, значит происхождение человека теряется в невероятной древности.

И все же… это возможно… существует много загадок… легенд об утраченных землях и забытых цивилизациях, которые на чем-то должны основываться… земля Му, Атлантида, неведомая раса, правившая Азией из Гоби, когда там была не сухая пустыня, а зеленый рай… да, возможно. Но чтобы они победили смерть? Нет! В это он не поверит.

Он заговорил с раздражением, рожденным сомнением:

– Если твой народ так мудр, почему он не правит миром?

– А зачем ему это? – в свою очередь спросила она. – Если бы они это сделали, то превратили бы весь мир в подобие Ю-Атланчи – как наш мир сегодня повторяет древнюю Ю-Атланчи. Их теперь очень немного. Разве я не сказала, что когда закрылись Двери Смерти, одновременно закрылись и Двери Жизни? Правда, всегда находились смельчаки, рисковавшие открыть эти двери – среди них мои отец и мать. Но их так мало, так мало! Нет, у них нет никакой причины переходить барьер. Все, что им нужно, все, чего они хотят, тут.

– Есть и еще одна причина. Они победили сон. Во сне они создают свой мир, и в нем они живут; если хотят, проживают жизнь за жизнью. В своих снах они создают один мир за другим – и каждый для них так же реален, как этот для тебя. И вот – проходят года, а они живут во сне. Зачем им уходить во внешний мир, если они здесь могут создавать мириады миров по своей воле?

– Суарра, – неожиданно спросил он, – а почему ты хочешь спасти меня?

– Потому что, – медленно прошептала она, – потому что ты заставляешь меня чувствовать то, что я никогда не чувствовала. Потому что ты делаешь меня счастливой – потому что делаешь меня печальной! Я хочу быть рядом с тобой. Когда ты уйдешь, мир потемнеет…

– Суарра! – воскликнул он и привлек ее к себе. Она не сопротивлялась. Губы их соединились.

– Я вернусь, – прошептал он. – Я вернусь, Суарра.

– Возвращайся! – Ее мягкие руки теснее обхватили его шею. – Возвращайся ко мне, Грейдон!

Она оттолкнула его от себя, вскочила на ноги.

– Нет! Нет! Нет, Грейдон, я ослабла! Нет, для тебя здесь смерть!

– Клянусь Богом, – ответил он, – я вернусь к тебе!

Она дрожала; наклонилась, прижалась к его губам губами, выскользнула из его рук и побежала к серебряной палатке. На мгновение остановилась – протянула к нему тоскующие руки; исчезла в палатке. Издалека, казалось, донесся ее голос:

– Вернись! Вернись ко мне!