Текст книги "Последний полотёр. Роман в беседах, фрагментах и красках жизни"

Глава первая
Батрак

 
Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам…
 

А. С. Пушкин

1

Когда в моей голове начал рождаться замысел этой книги, я первым делом решил выяснить всё о предках Александра, о которых в ходе наших бесед и встреч уже много знал, но хотелось подробностей. Он поддержал мою инициативу и дал добро на создание этого документального биографического произведения.

Мы сидели на кухне в его квартире, я достал блокнот, включил диктофон и сделал на нём первую голосовую запись: «Год 2023-й, 12 сентября, 13 часов 45 минут. Москва».

– Давай, Саша, начнём с твоих предков. И, конечно же, со знаменитого царского генерала Александра Константиновича Абрамова. Я видел его портрет в исторических и военных энциклопедиях. Ты не только его тёзка и носишь ту же фамилию, но, по-моему, вы даже чем-то похожи внешне. А может быть, и внутренне, по сути. Решительность, боевой напор, преданность Отечеству, вера в Бога, умение побеждать, пусть даже малыми силами. Так ли это на самом деле?

– Ответить сложно. Об этом судить не мне, а читателю, когда он перевернёт последнюю страницу твоей будущей книги. А пока просто возьмём один эпизод из жизни моего легендарного предка. Вначале обрисуем историческую обстановку. Время действия – 1868 год, конкретно – 8 июня. Место сражения – Средняя Азия, Самарканд.

Здесь произошла героическая оборона среднеазиатской цитадели, во время которой шестьсот русских солдат противостояли 55-тысячному натиску азиатского войска. Причём это был достойный противник, не толпа какая-нибудь. И они отстояли крепость. В бою принимал участие и мой предок, тридцатидвухлетний полковник Абрамов. Сражение было страшным.

Сам Абрамов будет тяжело ранен и буквально завален трупами врагов и соотечественников. Его найдёт и вынесет на себе с поля боя будущий туркестанский генерал-губернатор и командующий туркестанским военным округом генерал-адъютант Кауфман. Его многолетний друг.

А до этого они шли бок о бок в боях и битвах, покоряя Туркестанский край. И заодно обустраивая его.

Через два года Абрамов будет произведён в генерал-майоры. При замирении Средней Азии в марте 1877 года его назначат начальником Ферганской области. А в феврале 1879 года он будет произведён в генерал-лейтенанты. Абрамов был также назначен членом комиссии по составлению положения об управлении Туркестаном.

По окончании трудов этой комиссии, получив Высочайшую благодарность, он был отпущен на годичный отъезд за границу на лечение. Вернулся весной 1886 года и был назначен командиром 13-й пехотной дивизии.

– Но что же предшествовало тому сражению? – спросил я. – И как вершилась судьба нашего выдающегося соотечественника? Почему ты относишься к своему предку с такой трепетной гордостью и нежностью?

Последний мой вопрос был лишним, поскольку ответа не требовал. Будь у меня в роду такой славный предок, я бы относился к нему точно так же. Саша сказал, обращаясь к политической обстановке того времени:

– После победы над Наполеоном возвратившихся в Россию солдат и офицеров надо было занять каким-нибудь новым военным делом. Это не произошло сразу, а вкус побед и свободы привёл к декабрьскому восстанию на Сенатской площади. Но Николай I, а позже Александр II исправили положение и стали укреплять южные границы империи.

К середине XIX века щупальца британской колониальной системы опутали Индию и подобрались к странам Центральной Азии. Единственным соперником Англии в этом регионе являлась Россия. В борьбе за стратегические рубежи, плацдармы и торговые рынки англичане привлекали мусульманских проповедников из союзной Турции. Фанатики, используя приёмы религиозной пропаганды, настраивали население крупных и богатых городов – Самарканда, Бухары, Хивы, Коканда – против русских.

– А до этого, напомню, – подхватил я, – тридцать девять лет назад науськиваемая английскими советниками в Персии фанатичная толпа разорвала в Тегеране российского посланника, знаменитого русского поэта и дипломата Грибоедова, который бесстрашно принял бой с обнажённой шпагой и заколол нескольких безумцев.

– Что сказать… Всем известна крылатая фраза, приписываемая нашему непобедимому полководцу Александру Васильевичу Суворову, по поводу внешней политики Великобритании: «Англичанка гадит». Гадила она нам всегда, гадит теперь и будет гадить и впредь, пока этот злосчастный остров не поглотит морская пучина. Но продолжу.

Против русских, неумолимо продвигавшихся вглубь Средней Азии, выступали местные правители, которым царские военные отряды мешали заниматься грабежами торговых караванов. Кроме того, они препятствовали нападению на кочевые народы, перешедшие под протекторат российской короны. Поэтому совершенно справедливым выглядело расширение южных рубежей России. Оно объяснялось охраной «безопасности границ» и защитой торговых путей от грабителей.

Дипломатические попытки установить дружественные отношения с правителями среднеазиатских государств были малоуспешными: англичане появились в этом регионе раньше и уже успели сформировать выгодное для них отношение местного населения к русским.

Наиболее эффективным оставался военный вариант решения вопросов. В Санкт-Петербурге знали, как разрубать гордиевы узлы. Только так.

– В Самарканде, кстати, – добавил я, – участником обороны был и наш знаменитый художник Василий Верещагин. Он всегда был на передовой, его потом наградили орденом Святого Георгия IV класса. Ты, конечно, хорошо помнишь его картины, посвящённые этим событиям: «У крепостной стены. Пусть войдут», «После неудачи», «Апофеоз войны», всю Туркестанскую серию.

Великий жанровый живописец погиб как истинный воин. Одна из трагических страниц Русско-японской войны – 31 марта 1904 года, когда подорванный на мине броненосец «Петропавловск» унёс жизни более шестисот человек… Война всегда беспощадна.

Знаменательны слова Верещагина, сказанные им незадолго до смерти: «Я всю жизнь любил солнце и хотел писать солнце. И после того, как пришлось изведать войну и сказать о ней своё слово, я обрадовался, что вновь могу посвятить себя солнцу. Но фурия войны вновь и вновь преследует меня».

– Хорошо сказано, – согласился Саша. – А вот мой предок, генерал Абрамов, был рождён буквально, как говорится, с «военной косточкой». Происходил он из дворян Новгородской губернии. С юных лет, как это было тогда принято, был записан в армейский полк, где получил и образование, и воспитание. А уже оттуда в 1854 году был выпущен на службу прапорщиком артиллерии. Через четыре года переведён в Сибирскую пешую батарею, а с 1863 года служил в Средней Азии, где и было положено начало его боевым делам. Так, в июне 1865 года Абрамов по поручению генерала Черняева занял кокандскую крепость Чиназ на Сырдарье и уничтожил переправу через эту реку. Это военное действие было одной из важных подготовительных мер для взятия Ташкента. Он был в числе первых, вошедших в город. Потом последовали другие его военные подвиги…

– Было бы славно отобразить их в каком-нибудь отдельном произведении. Страна должна знать своих подлинных, а не мнимых героев. Особенно в наше непростое военное время.

– Конечно. Но он ведь не только воевал, вот что интересно. Был также дипломатом, созидателем, путешественником, строителем. Летом 1870 года Абрамовым была предпринята достопамятная экспедиция к верховьям Заравшана и озеру Искандеркулю. Эта экспедиция, известная как искандеркульская, подготовила последовавшее вскоре присоединение мелких бекств к Зеравшанскому округу и оказала большую услугу науке в изучении малоизвестной страны.

С 1870 года Абрамов состоял действительным членом Императорского русского географического общества и содействовал, насколько мог, учёным исследованиям в краях, которые были вверены его управлению.

25 октября 1886 года он скончался в Симферополе и был похоронен на особом кладбище среди героев, павших в Крымской войне. На надгробном обелиске генерала была памятная доска с надписью: «От ферганцев».

Позднее его именем был назван крупный горный ледник, расположенный на южных склонах Алайского хребта на Памире. Во времена советской власти могила генерала Абрамова была разрушена вандалами и опустошена, но к сентябрю 2ооо года силами энтузиастов и историков памятник над могилой был восстановлен.

– Прожил он немного – всего пятьдесят лет…

– Сказались многочисленные раны, контузии.

– А почему его называли «среднеазиатским Суворовым?»

– Да потому что он так же не знал поражений. И быстро продвигался по служебной лестнице в званиях, поскольку не щадил себя и всегда был на острие атак. Биография его поразительна. Готовясь к штурму, к атаке, Абрамов всегда говорил своим солдатам: «Отступления не будет!»

Реторты, то есть поворота назад, он не знал, как и Суворов. И вообще запретил при нём употреблять это слово. В одном из боёв Абрамов вновь был найден на поле боя в груде убитых с тремя ранениями. Лицо его было сведено на сторону, челюсть раздроблена, из уха торчали разбитые головные кости. Но он остался в живых.

«Кровь русская, пролитая в Азии, на берегах Аракса и Каспия, так же драгоценна, как пролитая в Европе, а пули галлов и персов причиняют одинаковые страдания», – так Абрамов сказал о значении Туркестанских походов.

При этих словах Саша снял с шеи медальон, внутри которого был заключён рисунок.

– Взгляни на портрет Александра Абрамова, это уменьшенная копия работы художника Ивана Тюрина. Здесь генерал изображён по пояс в мундире, со всеми наградами и регалиями, в очках.

– Но почему на голове шапочка?

– Всё просто: из-за многочисленных ранений и контузий у него постоянно болела и мерзла голова, и генерал никогда не снимал свой головной убор, облегчавший его мучения.

Помолчав, Саша продолжил, возвращая медальон на место:

– По свидетельству людей, лично знакомых с Абрамовым, он был человеком недюжинных способностей и необыкновенной энергии. Пройдя путь от прапорщика до генерала за довольно короткий срок, Абрамов был невероятно трудоспособен, мог работать ночи напролёт.

Обладая ясным умом и редкой памятью, он умел писать без черновиков, решительно, умно и изящно, с полным знанием дела, касалось то гражданских или военных дел. С окружающими людьми он был прост и искренен, чем располагал к себе как начальство, так и подчинённых. Положительными качествами его характера были ещё приветливость, доброта и внимательность к чужому мнению.

Повторюсь, мой почтенный предок был не только воином. Полностью погрузившись в административную деятельность, через несколько лет он преобразил Зеравшанский округ. Сам город Самарканд было не узнать: понемногу кривые и тесные улочки заменялись прямыми, широкими и тенистыми улицами, а число правильных и крепких строений увеличивалось.

Для улучшения климата в городе под личным руководством Абрамова создавались искусственные лесные насаждения. В специально отведённых землях под Самаркандом в большом количестве высаживались деревья грецкого ореха, айлантуса, лжеакации и гледичии, а также сосны и ели.

– Градостроитель…

– Да. Русский Самарканд – это название западной части города Самарканда в Узбекистане. Район начал формироваться в 1870 году. Его также иногда называют Европейским и Новым Самаркандом или Южным Петербургом. А основателем его был начальник Зеравшанского округа, а позднее всей Ферганской области, генерал Александр Константинович Абрамов.

– Расскажи, Саша, немного о его созидательной деятельности.

– Охотно. Во многих среднеазиатских городах есть Русский Самарканд, Русский Ташкент, Русский Коканд, Русский Маргилан… Условия жизни русского и азиата до того не похожи, до того трудно переносятся теми, кто не привык к ним, что нельзя было выдумать ничего лучшего. К тому же и ради безопасности немногочисленного русского населения было вполне благоразумно собрать его в отдельную дружную кучку, подальше от тесноты туземных улиц и двориков.

В Русском Самарканде геометрия улиц совсем иная, чисто, просторно, даже дышится там по-другому. В городе есть Абрамовский бульвар. Название уже сменилось, но местные жители до сих пор именуют его именно так. Благодатная память о военном генерал-губернаторе жива.

Но народная любовь не даётся авансом, её надо заслужить, и по этому поводу есть показательный случай. Первые дни водворения российской власти в Самарканд сопровождались незаконными сборами, притеснявшими местных жителей. Абрамов, узнав об этом, арестовал и наказал виновных по всей строгости. Он не делил людей на своих и чужих, действовал по совести и справедливости, что, конечно, было замечено и оценено местным населением. Люди любили и уважали Абрамова, не боялись обратиться к нему за помощью в разрешении спорных вопросов.

Именно по его инициативе в 1870 году в Самарканде была открыта первая «русско-туземная» школа для коренного населения. Старшим в ней Абрамов назначил капитана Гребенкина, который хорошо знал местные языки и письменность. К назначению шла инструкция: «Ознакомить местных учеников с приёмами русского сельского хозяйства, ознакомить их с приёмами огородничества, обучить русскому языку, дать элементарные знания по истории, географии, биологии и арифметике».

При школе, где сначала обучались двадцать-тридцать детей, был участок земли – на нём устроили ферму. А через пять лет число детей в школе достигло уже ста одиннадцати, среди них узбеки, таджики, евреи и индусы. Тогда же, в 1870 году, в Самарканде появилась первая больница. Наконец стали охраняться старинные архитектурные памятники города, которые до этого разрушались и расхищались.

– И это называется «колонизация»?! – я не смог сдержать своего возмущения. – До чего же изощрённа и двулична западная пропаганда! Сами в это время грабили индусов, негров в Африке, китайцев, высасывали из их стран все соки. Теперь говорят, что Россия – последняя колониальная империя. Русский этнопсихолог двадцатого века Овсянико-Куликовский очень точно и иронично выразил лживый смысл их пропаганды: «Русские варвары-колонизаторы врывались в аулы, кишлаки, пастбища, а когда уходили, оставляли после себя школы, больницы, университеты, благоустроенные города». Коллективная «англичанка» продолжает гадить, где только может, главное – нанести ущерб России.

– Согласен с тобой, – кивнул Саша. – Уточню только, что относится эта крылатая фраза, конечно, не к обобщённой жительнице Туманного Альбиона, против которой никто ничего не имеет, хотя это дело вкуса. Англичанки ведь сухи и костлявы, как необструганные доски. А к острову, правители которого вечно строят козни и заговоры против России.

И хотя были в истории редкие времена, когда мы являлись союзниками, но и они всего лишь отражали личные интересы англосаксов. Британский премьер-министр Генри Джон Пальмерстон ещё в XIX веке откровенно выразился, что у Англии нет постоянных друзей и врагов, есть только постоянные интересы.

– Суворов имел полное право произнести эту фразу, – продолжил я, – ведь интриги англичан ему дорого стоили. Именно их он обвинял в том, что его армию направили в бесперспективный поход в Швейцарию, где он должен был оказаться в ловушке. Но вырвался через Чёртов мост, совершив беспрецедентный Альпийский поход по заснеженному перевалу.

– Заодно и Наполеона разбил как мальчишку, – усмехнулся Александр. – Вспоминаются слова нашего великого поэта и дипломата Фёдора Ивановича Тютчева. Накануне Крымской войны 21 апреля 1854 года он произнёс, выступая перед зарубежными послами: «Давно уже можно было предугадать, что эта бешеная ненависть, которая тридцать лет, с каждым годом всё сильнее и сильнее, разжигалась на Западе против России, сорвётся же когда-нибудь с цепи. Этот миг и настал. России просто-напросто предложили самоубийство, отречение от самой основы своего бытия, торжественного признания, что она не что иное в мире, как дикое и безобразное явление, как зло, требующее исправления».

– Хорошо, что ты напомнил эти слова, Саша. Сказано почти сто семьдесят лет назад, но звучит как сегодня.

– Просто ничего не изменилось в этой маниакальной ненависти Запада к России, – подытожил он. – Мы для них слишком большие, сложные, вызываем панический страх и зависть. Мы – другие, нравственно и ценностно, им никогда не понять русскую душу и Русский мир. И наше экзистенциальное предназначение на Земле, в отличие от их, иное. Созидать, а не разрушать. И всегда побеждать зло. Тянуться к горнему свету, а не вниз, в бездну, на дно ада.

2

Наш разговор продолжился через несколько дней. Осень вступала в свои права, мы прогуливались в Измайловском парке, под ногами шуршала жёлто-красная листва. Я попросил Александра рассказать о его бабушке, которая была одной из племянниц генерала Абрамова.

– О, это была тонкая, воздушная, аристократическая девушка. Очень любила книги, особенно те, которые звали к борьбе. Это свойственно молодости – пылкая увлечённость мечтой, ниспровергающими идеями, страстным желанием пожертвовать своей жизнью во имя идеального будущего.

Она не была самозабвенной революционной демократкой, но, начитавшись Чернышевского и Некрасова, стала простой народницей. И отправилась в 70-х годах XIX века, пока её дядя умиротворял Туркестан, в Сибирь – просвещать крестьян. Бакунинский клич «В народ!» звал её к высоким целям, – иронично добавил мой собеседник.

– Но что это было за «просвещение» и «хождение в народ»? – с законным сомнением спросил я, поскольку давно изучал эту тему. – Его остроумно определил писатель-сатирик Салтыков-Щедрин. Он писал, что народ вовсе не думает о каком-то «самосовершенствовании», о котором то и дело болтают его собратья-литераторы. Народ просто верует в три вещи, цитирую: «В свой труд, в творчество природы и в то, что жизнь не есть озорство. Это и есть вера и в то же время дело. Если жизнь испытывает его, он „прибегает“, просит заступничества и делает это в той форме, какая перешла к нему от его предков».

– Давай немного задержимся на этом, – продолжил Александр. – Осмысление народного духа у великого сатирика неразрывно связывалось со староверческими основами крестьянской жизни. Они же и определяли её перспективы. Следуя знаменитому гоголевскому сравнению Руси с тройкой, безответно несущейся куда-то, Салтыков-Щедрин по-новому обыгрывал этот русский образ: «Надо взять в руки посох, препоясать чресла и, подобно раскольникам – „бегунам“, идти вперёд, вышнего града взыскуя».

Народники, молодые люди, получив предварительную подготовку в кружках, шли в народ с широко известной листовкой «О правде и кривде». Но сами не верили ни в Бога, ни в чёрта. Хотя последним, пожалуй, только и руководствовались. Взывали к такому же сопротивлению властям и церкви, как во времена царя Алексея Михайловича и патриарха Никона.

Однако, увы, к несчастью для себя, просчитались. В одной только Вятской губернии сами же крестьяне сдавали их полиции пачками. Любопытно категоричное высказывание известной участницы «хождения в народ» Веры Фигнер, дочери царского генерала, как и моя бабушка, дожившей до большевистской революции и даже пережившей Ленина: «Для нас, материалистов и атеистов, мир крестьян-землепашцев закрыт, а в смысле протестующей силы безнадёжен. А Россия всегда была и оставалась „неизвестной страной“».

Моя бабушка, эта аристократическая девушка, разочаровавшись, как и Вера Фигнер, в народничестве, продолжала учить грамоте сельских детей, а в награду за свой бескорыстный труд обрела в Тюменской губернии своё счастье.

– Как это случилось?

– Она встретила там однофамильца, тоже Абрамова, простого крестьянина. Они полюбили друг друга, а после поженились. Так соединились два рода – дворянский и крестьянский. И супруги прожили в браке всю оставшуюся долгую жизнь. Даже умерли в один день, хотя и с разницей в два года. Это произошло в Рождество Христово, 7 января, что тоже знаменательно. В 1951 и 1953 годах, прожив 97 и 94 года соответственно, она и он.

Первые двенадцать детей, которые у них рождались, умирали в младенчестве, не перешагнув двух-трёх лет. Это походило на какое-то родовое проклятие. Причиной был родимец и диарея. Тринадцатый ребенок, родившийся в начале XX века, выжил. Назвали его Александром, по святцам. Это и был мой отец.

Помолчав, он добавил:

– Вполне возможно, что именно на нём это проклятие и закончилось. Потом родились ещё сын и дочь, Павел и Агафья. Но о них мне мало что известно.

– А какова была судьба твоего отца?

– Начало сознательной жизни мальчика Саши было связано с батраческим наёмным трудом. Он успел закончить только три класса церковно-приходской школы. Все его предки батрачили. Хотя его семья к этому времени и не была такой уж бедной.

Но батрачество у крестьян – это своеобразный образ жизни. В самом слове «батрак» нет ничего уничижительного. Это были свободные люди. А счастье ведь переменчиво, по народной пословице: «Было у Петрака четыре батрака, а ныне Петрак сам батрак». Что ж делать? Иди к «чужим людям» в наём.

– Выходит, весь твой род по линии отца имел самое непосредственное отношение к батракам, то есть к работящим, умелым в своём деле созидателям и трудолюбцам? – спросил я.

– Выходит так. Наёмный труд имеет ведь различные формы самовыражения. И как бы высоко ты ни возносился, ты был, по сути, батраком на службе царю или генсеку. Даже министра можно назвать батраком. Позволим себе необходимый экскурс в историю…

Я уже давно знал, что Александр обладает энциклопедическими знаниями, и с удовольствием приготовился слушать.

– Во всех главных словарях русского языка слово «батрак» трактуется как «наёмный работник», в основном в сельском хозяйстве, – начал он. – Выражение «идти в батраки» означало идти на заработки к чужим людям. Для них самих, как правило, был характерен нищенский уровень жизни. А вот в происхождении этого слова имеются разные версии.

Находятся аналоги в языках тюркских народов («бадрак», «батырь»), в новгородском говоре. Таких людей ещё называли бобылями, тептерями, кутниками. Однако основной смысл неизменен. Это человек, зависимый от хозяина, нанятый кулаком или помещиком для физического труда в хозяйстве. Иной раз даже не за деньги, а просто за еду.

Но так было в дореволюционной России. Тогда бедняками считались безлошадные крестьяне с небольшими земельными наделами или вообще без земли. Находясь на грани выживания, бедняки нанимались на работу к зажиточным крестьянам или помещикам из других деревень. Отсюда и пошло такое явление, как батрачество.

Зачастую в батраки подавались целыми семьями: повзрослевшие дети, не имевшие возможности получить образование, женщины, которые нанимались на подёнщину. Платили, разумеется, мало. Уязвимое в своём положении бедствующее крестьянство соглашалось работать только за еду. В сущности это было рабством.

Возьмём хотя бы случаи «отработки долгов». Неурожай, гибель скота, любая другая беда, пришедшая в семью бедняка, вынуждали его идти на поклон к богатому крестьянину, где он мог получить в долг зерно, муку, картошку. Или даже лошадь и инвентарь на время посевной, участок земли в аренду. Разумеется, долг не всегда возможно было вернуть, и крестьянин становился батраком своего кредитора.

Даже при небольшом долге процент был такой, что его приходилось отрабатывать годами в очень тяжёлых условиях, на износ. Думаю, для тебя не станет открытием факт жестокого обращения, избиений – порой до смерти – таких батраков-должников.

Были ещё середняки, занимавшие, как и следует из названия, промежуточное положение между бедняками и зажиточными крестьянами. Они жили в относительном достатке, имели достаточно земли и инвентаря, батраков не нанимали, но пользовались услугами сезонных рабочих и платили им по справедливости.

И, конечно же, кулаки. В их ведении было много земли, что позволяло им получать доход от земельной ренты, торговли, скупки и перепродажи. Но главное, они промышляли старым добрым ростовщичеством, при котором заёмщики рассчитывались с кулаками натуральным продуктом (или своим трудом) под большой процент. Нередко ростовщики держали в долговой кабале целую округу. Вот откуда пошло понятие «мироед». Кулак, питающийся и жиреющий за счёт «мира» – «общества».

Приход советской власти в корне изменил эту ситуацию, что тебе, конечно, известно. Большевики вели жёсткую борьбу против кулаков, да и вообще против системы батрачества. И главным образом против использования в наёмном труде детей. Уже с середины 1918 года кулачество обозначило себя как противник советской власти.

В 1919 году была введена продразвёрстка, суть которой сводилась к обеспечению хлебом жителей городов, рабочих заводов и бойцов Красной армии, сражавшихся на фронтах с белогвардейцами и интервентами.

Основная часть крестьянства, выбирая между большевиками и белогвардейцами, опасаясь возврата господ и помещиков, приняла продразвёрстку как меньшее из зол. Но кулаков такая перспектива сотрудничества с новой властью отнюдь не устраивала. Путём скупки зерна и спекулятивных действий они создавали искусственный дефицит хлеба в попытке принудить советскую власть отказаться от новых преобразований под угрозой голода. Мы знаем, чем это закончилось для кулаков. Требования пришлось выполнить.

Потом – НЭП, на смену продразвёрстке приходит продналог, и кулачеству удаётся вернуться к относительно стабильному своему существованию, что, однако, не усмиряет недовольства новой властью.

Ну и большой путь коллективизации, вовлечение – нередко болезненное – бедных слоёв крестьянства в колхозы. Страна менялась, требовала масштабных решений, которые всегда даются немалой ценой.

И ещё одно важное дополнение. Несмотря на отмену наёмного труда и батрачества, в СССР всё взрослое население, за малым исключением, было обязано трудиться. Знаменитый лозунг советской власти – «Кто не работает, тот не ест». А за уклонение от труда следовало административное или уголовное наказание, не говоря уж об общественном порицании и презрении. Появился даже такой лексический новояз – «тунеядец», – имеющий отрицательный нарратив.

Конечно, в Российской империи слово «тунеядец» также употреблялось в некоторых законодательных актах, но тунеядство само по себе не считалось нарушением закона. В петровской «Табели о рангах», к примеру, можно встретить такую фразу: «…дабы тем охоту подать к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать». Это о способных людях из низших сословий, перед которыми могли открыться двери на государеву службу.

В досоветские времена бездельники, конечно, также порицались общественностью, но социально значимого контекста этому не придавалось. Казалось бы, человек существует за счёт своих близких, это проблема узкого круга людей. Но в СССР вопрос тунеядства перестал носить частный характер. Паразитирование дома равнялось паразитированию на обществе. И разве в этом нет логики?

Но дальше – больше.

В 1961 году был принят указ «Об усилении борьбы с лицами (бездельниками, тунеядцами, паразитами), уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». Борьба с тунеядством велась до принятия в апреле 1991 года закона «О занятости населения», отменившего уголовную ответственность за тунеядство и признавшего безработицу.

Ох, с каким удовольствием вздохнули люди умственного и творческого труда, по каким-то причинам не состоящие в союзах писателей, композиторов, художников. Как же они прятались от участковых милиционеров, обязанных привлекать тунеядцев, хотя бы чистить улицы. Представь себе Пушкина с метлой и Тургенева с лопатой.

– По себе знаю, – сознался я. – Сам прятался от своего участкового, когда писал свою первую книгу, а работу в учреждении бросил. Формально и я был тунеядцем, поскольку в Союзе писателей ещё не состоял и как бы не имел права на «умственный труд», не подкреплённый трудовой книжкой.

– По обвинению в тунеядстве часто преследовали и диссидентов. Их нередко увольняли с работы или нигде не брали на службу после отбытия заключения. После чего они были вынуждены срочно устраиваться на неквалифицированную работу, например кочегарами, даже если у них были средства к существованию, чтобы их не обвинили в тунеядстве. Но на этом экскурс в историческое прошлое нашей страны мы завершим, – закончил свою лекцию Александр. – Скажу лишь, что он был важен для понимания сути вещей, причинно-следственных связей. Ведь в настоящее время слово «батрак» почти утратило своё первичное значение и в русской речи используется лишь для названия человека, как правило крестьянского происхождения, который стал наёмным работником или занят тяжёлым физическим трудом и который представляет собой дешёвую рабочую силу.

3

Разговор об отце Александра продолжился через пару дней.

– В прошлый раз, Саша, мы остановились на том, что твой папа с юных лет пошёл в батраки. Что было потом?

– В 1918 году в Сибири так же, как и повсюду, полыхала Гражданская война. И началась широкая международная интервенция бывших союзников по Антанте против молодой республики РСФСР. В Мурманске высадились англичане и американцы, во Владивостоке – японцы, поднял мятеж чехословацкий корпус численностью в сорок пять тысяч человек из бывших военнопленных.

А Тюмень была завоевана белыми. Моего отца, семнадцатилетнего, насильно мобилизуют в армию Колчака. Там он прослужил год. Большевики к этому времени успели разогнать Учредительное собрание. Позже отец писал в соответствующих анкетах, что не воевал, а просто проходил обучение.

А потом… он оказался уже в Красной армии, в Крыму, где действительно воевал против Врангеля. И не рядовым бойцом, а начальником пулемётного подразделения, «пулькоманды», используя революционную терминологию. Сражался почти до окончания Гражданской войны, которую вообще-то, по справедливости, надо бы считать ещё одной мировой, учитывая масштабы и количество стран Антанты на стороне белых.

Затем он был направлен в Харьковское артиллерийское училище. В 1923 году в связи с юбилейной датой его отметил своим посещением сам Троцкий. Пламенный революционный трибун выступил перед активом училища, в который входил и молодой Александр. Много позже, через полтора десятка лет, это ему ещё аукнется.