Текст книги "Беременна по ошибке"

Глава 13

Давид медленно уводит меня из туалета, а затем и из ресторана, помогает сесть в машину, закрывает дверь и садится рядом. Он не спрашивает, что происходит, просто заводит автомобиль, и мы выезжаем со стоянки. Я хочу обернуться, посмотреть на здание ресторана, который был нашим с Димой, но не могу. Это больше не то место, куда мы будем приходить, сидеть, разговаривать, пить вино, а после выходить из него в обнимку и ехать в отель.

Больше ничего этого не будет.

По пути замечаю, что мы едем далеко не к дому. Это вовсе не волнует меня, потому что домой я не хочу. Там удушливые стены, давящие на сознание, все знакомое и родное, но приевшееся, а мне нужен глоток свежего воздуха, чтобы жить. И мне абсолютно неинтересно, куда меня отвезет Давид.

Он привозит меня в парк. В небольшой, расположенный неподалеку. Здесь несколько скамеек, пара лотков с горячим кофе и чаем, а еще художник, рисующий мгновенные портреты. Впрочем, он уже собирается домой.

– Будешь чай? – спрашивает Давид, едва мы садимся на одну из скамеек.

– Да, спасибо.

Мужчина уходит, а я осматриваюсь по сторонам. Замечаю на противоположной скамейке целующуюся парочку, чуть дальше семью с малышкой, которая радостно играет с собакой, а на скамейке справа сидит пожилая пара: они держатся за руки и о чем-то разговаривают. Впервые чувствую себя одинокой. У меня есть Маришка, и долгое время я даже не задумывалась, что мне нужен мужчина. Нет, они у меня были, но я никогда не зацикливалась на замужестве. Встречи, постель, пара походов в кино, и мы забывали друг о друге. И только с Димой я задумалась о семье. О семье, которая у него уже была.

– Осторожно, он горячий, – слышу рядом и поворачиваю голову.

Давид стоит совсем близко и держит стаканчик с чаем. Я благодарно беру его и согреваю руки.

– Спасибо.

– Это просто чай, Мила, – отмахивается мужчина.

– Не за чай.

– Расскажешь, что произошло?

Я вздыхаю и понимаю, что не хочу ничего рассказывать, но это будет справедливо. Все-таки я лишила его возможности поужинать и таки скоротать время вместе.

– Я встретила там… своего жениха, помнишь, я рассказывала?

– Помню. Ты так тщательно им прикрывалась. – Давид улыбается, обнажая ряд белоснежных зубов, а я останавливаю взгляд на его ямочках. – Так что сделал твой жених, что ты так расстроена?

– Женился, – выдыхаю я. – Десять лет назад.

– А ты не знала?

– Шутишь? – спрашиваю. – Я собиралась за него замуж. И уж точно не знала, что вот уже десяток лет, как он женат. Я вообще ничего о жене не знала, хотя надо было догадаться.

Я знаю, что со стороны выгляжу глупо, но мне совершенно плевать на это. Сейчас мне просто нужно это время. Чтобы ни о чем не думать, чтобы не дать себе возможности передумать и отказаться от аборта.

– Мил, это не мое дело, конечно, но там, в клинике, я видел справку об аборте, – он замолкает, а я закрываю глаза и чуть крепче сжимаю стакан.

Не хочу позволять ему рыться в этом, расспрашивать, узнавать и давить, но понимаю, что он имеет право что-то спросить. Мне же не обязательно отвечать.

– Ребенок, получается, не твоего жениха?

– Его, – киваю. – Все сложно, – усмехаюсь. – Еще утром Дима предлагал мне денег на аборт, думаю, он вряд ли обрадовался бы, узнав, что я его еще не сделала.

– Ты разговаривала с ним в ресторане?

– Нет, с его женой. Пошла за ней в туалет. Не знаю, что ожидала услышать. Что это ее партнер по бизнесу, брат, просто друг. Точно не думала, что муж.

Подношу к губам стакан с чаем и делаю глоток. Напиток чуть обжигает язык и горло, но я не обращаю на это внимания.

– А ты? – перевожу взгляд на мужчину. – Расскажешь о себе? Кольца на пальце у тебя нет, зато есть взрослый сын.

– Да нет ничего особенного, – спокойно говорит Давид. – Я и не был женат ни разу. Примерно десять лет назад на пороге моего офиса появилась женщина с ребенком. Она сказала, что я его отец. Помнил ее я плохо, но малец и вправду оказался моим. Ей он нужен не был, поэтому мы быстро оформили все документально. Она написала отказ, я дал ей денег, и вот Глеб живет со мной уже двенадцать лет.

– Не сложно с взрослым сыном?

– Честно? – он смеется. – Первое время я вообще не знал, что с ним делать. Ему было восемь, мне двадцать четыре. Я смотрел на него, он на меня. Мы не понимали, что нам делать. А потом как-то пошло. Глеб смышленый парень, рассказал, что любит есть, во что играть. У него появилась крутая одежда, изменилась прическа, очки, которые он носил, сменились стильными. Сейчас он ходит в линзах. Он рад, что попал ко мне, а я вроде как рад сыну, но до сих пор воспринимаю его как младшего брата.

– То есть тебе сейчас…

Запнувшись, пытаюсь посчитать, но получается плохо.

– Тридцать шесть, – он улыбается. – Молодой для папочки двадцатилетнего отпрыска, но нужно было просто не прогуливать уроки полового воспитания.

На этот раз мы улыбаемся одновременно. Я – потому что вдруг осознаю, что Давид не отказался от Глеба даже тогда, когда совершенно не был готов к нему. А я пасую только потому, что моя жизнь устоялась и ребенок в ней лишний. Отказываюсь от него и потому, что он не нужен Диме. Что рядом не будет того, кто сможет меня поддержать.

– Ты снова задумалась. – Он отпивает кофе из стакана и смотрит на меня, слегка развернув голову.

– Да, извини. – Опускаю голову вниз и смотрю в стакан, наполненный чаем. – Я немного запуталась. Все так… внезапно.

– Все будет в порядке, Мила, – его голос звучит уверенно, а сам мужчина серьезно смотрит на меня. – Ты переживаешь, что тебе будет сложно одной с ребенком?

– Что? Нет, – расслабленно говорю я. – У меня дочь, Давид. И я ее воспитывала сама, просто…

Запинаюсь, не зная, как это все ему объяснить. Не хочу рассказывать все, что произошло, да и надо ли? Стоит ли копаться в бывших отношениях с мужчиной? Решаю, что нет, поэтому, пока Давид ждет ответа, лихорадочно соображаю, чем его отвлечь.

– Прогуляемся?

– Да, пожалуй.

Мы поднимаемся со скамейки, Давид помогает мне набросить пальто на плечи и уверенно выставляет руку, за которую я тут же ухватываюсь.

Мы гуляем около часа. Маришка и Глеб не звонят, и мы решаем немного насладиться обществом друг друга. Давид рассказывает о работе, о сыне и о том, как с ним было непросто еще несколько лет назад, когда сексуальная жизнь отца и сына была практически на одном уровне. Он смешит меня, когда рассказывает, как однажды подцепил девушку Глеба.

– Это было не смешно, – совершенно серьезно говорит он. – Я прихожу с ней домой после клуба и узнаю, что она здесь уже была.

– Боже, – я заливаюсь смехом и не могу остановиться, – и что потом?

– Мы разобрались, – спокойно говорит он. – Я перестал снимать тех, кому едва исполнилось восемнадцать, а Глеб… он перестал искать девушек постарше и исправился.

Я лишь киваю и с сожалением понимаю, что нам пора возвращаться домой. Давид набирает Глеба, узнает, где они, и мы выезжаем. Забираем их из парка почти на другом конце города. Я не спрашиваю, как они туда добрались. Глеб взрослый парень и наверняка гораздо лучше моей дочки разбирается в передвижении по городу. Я лишь улыбаюсь, когда слышу, как они препираются всю дорогу. Уже у дома мы все четверо выходим из машины. Глеб с Мариной заходят на территорию дома, я же остаюсь, чтобы поблагодарить Давида за прекрасный вечер.

– Спасибо, – говорю мужчине.

– Не за что. – Он пожимает плечами.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, опускаю взгляд, а после напоминаю себе, что мне уже давно не пятнадцать и я могу общаться с мужчинами как взрослая женщина.

– Спасибо, что вытащил на прогулку.

Напоследок машу мужчине рукой и разворачиваюсь, чтобы уйти. Давид же останавливает меня одним выпадом вперед. Ловит мою руку, крепко сжимает ладонь и тянет на себя. В жалкие несколько мгновений я оказываюсь рядом с ним, а еще через секунду он запускает руку в мои волосы и приближает мое лицо к своему, чуть грубовато целуя в губы.

Глава 14

– Мила Олеговна, у вас сегодня запланирован совет директоров на пятнадцать тридцать, все в силе? – слышу Светочку по селектору.

– Да, Свет, все в силе. На полчетвертого. Полчаса, не больше. Обзвони всех, попроси подготовить отчеты. В четыре я должна выйти из компании.

– Хорошо.

Откинувшись на спинку кресла, пытаюсь взять себя в руки перед встречей. Мне все еще не стало легче: тошнота, головокружение и забывчивость – мои постоянные спутники. И с каждым днем это раздражает все меньше, правда, в последние пару дней я даже забыла о своем состоянии.

Из мгновения отдыха меня вырывает звонок. Я достаю телефон и сразу же отвечаю, не отрываясь от подголовника кресла и даже не открывая глаз.

– Рогозина Мила, – слышу механический голос девушки.

– Да, слушаю.

– Вас из медицинской клиники “Медикал” беспокоят, – оповещает девушка. – Вы у нас записывались на аборт, подскажите, пожалуйста, вы не пришли – передумали?

Я молчу несколько долгих секунд. Открываю глаза и смотрю в потолок. Передумала? Наверное.

– Да.

– Извините, вы будете вставать на учет?

– Девушка, у меня несколько недель, аборт делать я не буду, на учет встану в удобное время. Еще вопросы?

– Простите, я для отчетности.

– Я понимаю, но у меня нет времени на вашу отчетность. Всего доброго.

Отключившись, бросаю телефон на стол и откидываюсь на спинку кресла. Я передумала. Просто не поехала на процедуру, сделав вид, что не записывалась. Принять это решение было непросто, но я его приняла. По большему счету благодаря дочке, которая, кажется, обо всем догадалась и решила меня переубедить. В один из вечеров, вернувшись домой, я застала Маришку с огромной коробкой, в которой хранила ее детские фото, клочок волосиков, первую книжку, первый выпавший зубик, слепки рук и ног.

Мы вместе сидели, пересматривали, я плакала и понимала, что никогда не смогу это сделать. Не смогу убить ребенка, которого ношу под сердцем. Маришка постаралась, и я не жалею. Да, будет сложно. Уже сейчас я это понимаю.

– Мила Олеговна, – снова Светочка.

– Да, Свет.

– К вам Дмитрий Валентинович.

Дима. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Приказываю себе успокоиться и совершенно бесцветным голосом говорю:

– У меня нет времени, чтобы принять его.

Несмотря на мой отказ двери в кабинет, которые я почему-то не закрыла на ключ, распахиваются, и на пороге появляется Дима. Я уже и забыла, как он выглядит. Забыла его голубые глаза, чуть впалые щеки, привлекательные мягкие губы и щетину, неизменно присутствующую на его лице.

Сейчас мне кажется, что этот мужчина чужой мне. Что не он всего месяц назад предлагал мен съехаться, говорил, что любит и готов пожить вместе. Интересно, как он собирался жить вместе со мной, если у него была жена? По очереди? Сегодня сплю с женой, завтра с любовницей, а после на две недели в командировку? И он думал, что ничего не вскроется? Впрочем, за год я так и не догадалась. Наверняка меня он надеялся обманывать и дальше.

– Что тебе нужно, Дима? – спрашиваю, прожигая его взглядом.

Единственное мое желание – пусть он уйдет. Оставит меня в покое, потому что я не хочу его видеть.

– Ты не отвечаешь на мои звонки, смс. Что произошло?

– Если я не отвечаю, Дмитрий Валентинович, значит, ты мне на хрен не нужен.

– Мила, что произошло? Да, я перегнул в кабинете тогда, но я ведь и подумать не мог, что…

– Перегнул ты не в кабинете, Дима. А год назад, когда решил, что можешь водить меня за нос, имея жену.

Я наслаждаюсь его реакцией. Тем, как его лицо вытягивается в удивлении, как приподнимаются брови, а образ уверенного в себе самца рушится на глазах. Он ничего не говорит, лишь засовывает руки в карманы, после чего берет себя в руки и меняется на глазах.

– А что ты хотела, Мила? Такие мужчины, как я, не бывают одинокими.

Если я и удивляюсь, то не подаю вида, хотя очень хочу. Швырнуть в него чем-то тяжелым. Я надеялась, что он запоет ту же сказку, что и другие. Скажет, что давно не любит жену, хотя это было бы ложью после того, что я видела, поплачется на судьбу, на то, что я его глоток воздуха. В этом он меня даже удивляет. Говорит правду, пусть и горькую, но я же вижу, какого он мнения о себе, как уверен в том, что так и должно быть. Что он имеет полное право быть женатым и иметь любовницу – и в этом нет ничего зазорного.

– Карина стала моей первой любовью, – вдруг говорит он. – Мы поженились и с тех пор не расставались, но со временем отношения охладели, стало уныло и скучно. Я встретил тебя. Богатую, успешную. Знаешь, каково это – после домохозяйки трахать такую, как ты?

Повисает пауза. Единственное мое желание – чтобы он заткнулся. Прекратил это говорить, потому что моя нервная система не железная, а металлическая статуэтка коня на моем столе так и мозолит мне глаза. Я хочу обхватить ее руками и запустить в Диму.

– Ты вдохнула в меня жизнь, Мила. У нас был отличный секс, и ты не выносила мозги. Не требовала отчетов.

– Как удобно, правда? – не удержалась от язвительного комментария. – Ты поэтому меня с другим мужиком разделил? Потому что у нас отличный секс был?

– Это другое, – уклончиво отвечает он. – Мне захотелось разнообразия, – оправдывается. – У нас ведь тоже со временем стало скучно, поэтому я договорился с…

– Хватит! – обрываю его взмахом руки. – Я не хочу это слушать и думать о том, что ты… что вы…

Я сглатываю подступивший к горлу ком, а когда понимаю, что не могу с ним справиться, быстро встаю и сбегаю в уборную. Мой желудок исторгает съеденную на обед булочку с чаем, и я ненавижу Диму еще и за то, что он не умеет нормально предохраняться. Покидая уборную, я надеюсь, что Диму уже не увижу, но он остается в моем кабинете. Едва я появляюсь, он смотрит на меня без тени сожаления или раскаяния. И ведь прекрасно знает, что по его вине я забеременела.

– Слушай, раз уж ты знаешь о жене, то… – он запинается. – Я надеюсь, что ты ничего ей не скажешь?

Я не верю своим ушам. Он просит меня не говорить его жене о том, что я была любовницей ее мужа на протяжении года?

– Я не хочу разводиться с Кариной, поэтому надеюсь, что ты все поймешь.

– Что я должна понять? – все-таки не выдерживаю. – Что меня год обманывали, давая ложную надежду на то, что у меня появится семья? Что драгоценный год я потратила на того, кто без сожаления разделил меня с дружком только потому, что ему захотелось эмоций?

– Он не дружок… – мямлит Дима, и я окончательно выхожу из себя.

– Мне плевать, кто он, Дима. Наплевать, слышишь? Друг, партнер, первый встречный. Я не подцепила заразу – спасибо на этом, в остальном же… Я никогда больше не хочу тебя видеть. Никогда, Дима, потому что если ты еще раз сюда придешь…

– Мила, я просто не хочу недоразумений. Я люблю Карину. Я хочу быть с женой. Тебя я тоже люблю, но мы вынуждены расстаться, поэтому…

– Пошел вон!

– Мила…

– Вон!

Схватив со стола металлическую статуэтку жеребца, собираюсь ею отмахиваться, но в этот момент в кабинет входит Давид.

Я не видела его с того самого дня, когда он меня поцеловал. Наш поцелуй вышел неловким, каким-то робким, но в то же время страстным. Создавалось ощущение, что даже для Давида он стал неожиданным. Мы попрощались, и с тех пор он не появлялся. Не звонил, хотя я дала ему номер телефона, и не писал. Глеб несколько раз приезжал к Маришке, а вот Давида не было.

Именно сейчас его появление кажется мне спасительным глотком воздуха. И я жадно вдыхаю его. Отбрасываю статуэтку и упираюсь в стол, чуть приседая на него. Я даже выдыхаю, чувствуя себя в безопасности. Это подсознательно, потому что Давид столько раз помогал мне, столько раз выручал в трудной ситуации, что даже сейчас я полагаюсь на него.

– Девушка просит тебя уйти, – спокойно говорит он Диме.

Тот удивляется, переводит взгляд с Давида на меня, затем обратно, оценивает, будто проверяет.

– Вы когда спелись? – интересуется Дима.

В этот момент я почему-то пропускаю его фразу мимо ушей и не придаю ей значения. Давид же хватает Диму за руку и толкает к выходу, но тот тут же вырывается.

– Тебе пора, друг, – настаивает Давид.

– Погоди, – резко произносит Дима. – Тебе так понравилось, что тебя трахал другой мужик? Не сдержалась, да, Мила?

– О чем ты, Дима? – усталость сквозит в моем голосе.

– О нем, – Дима кивает на Давида. – Это же он тебя трахал, – выплевывает он.

В этот момент Давид замахивается и бьет Диму в челюсть. Я вижу, как дергается его голова, как ошарашенно он смотрит на своего соперника, будто оценивая, стоит ли давать сдачи и устраивать потасовку.

– Что ты сказал? – переспрашиваю, не расслышав, хотя, скорее, я просто не хочу верить тому, что услышала.

– Он трахал тебя со мной, Мила. Он был вторым в нашей постели.

Глава 15

Полгода спустя

Все мы иногда ошибаемся. Кто-то сильнее, кто-то меньше, но за ошибки часто приходится платить. И у каждого своя цена. Я заплатила одиночеством, но обрела маленькое счастье внутри себя.

– Мила Олеговна, вы готовы?

Светочка, как всегда, рядом со мной. Мне кажется, что именно эта истина неизменна.

– Да, конечно, – киваю и встаю с кресла, неуклюже ковыляя к двери.

– Как вы себя чувствуете? – тут же интересуется она, видимо замечая, как я передвигаюсь.

– Хорошо, Свет, просто организм не привык к тому, что теперь ему приходится функционировать для двоих.

Я улыбаюсь, прекрасно понимая, что хотела пошутить, но не вышло. С этим у меня плохо.

– Это ж вам еще несколько месяцев, – говорит она. – И как только выносите?

Светочка говорит это тепло. По-доброму. Без тени иронии или желания уколоть, задеть, сделать мне больно или неприятно. Улыбнувшись, кладу руку на живот и слегка поглаживаю его, потому что именно в этот момент мой сынок начинает толкаться внутри.

– Ой, пинается? – всплескивает руками Светочка. – А можно мне?

– Не боишься забеременеть? – вспоминаю древнюю примету, чтобы поддеть свою секретаршу, но она лишь отмахивается и, дождавшись моего кивка, касается округлого живота как раз там, где настойчиво стучит малыш.

– Боже, какой богатырь. Что ж он будет делать через два месяца?!

Я и сама не знаю, потому что уже сейчас Кирилл стал слишком сильным. Его движения хоть и приятны, но вызывают небольшой дискомфорт. Маришка толкалась так только на восьмом или девятом месяце беременности, и я просто не знаю, как будет дальше, и лелею надежду, что за эти восемь или десять недель малыш просто не станет сильнее.

– Вы уже на встречу? – Светочка приподнимает брови и удивленно смотрит на меня. – До нее еще десять минут. Директора прибудут через пять, а приглашенные на переговоры, думаю, как раз к точно указанному времени.

– Именно поэтому я иду сейчас, Свет. Не хочу заходить в зал, полный мужчин, как зебра, пытающаяся устоять на льду.

Светочка хихикает и понимающе кивает, хватает мои документы и помогает мне зайти в конференц-зал. Пока она раскладывает папки на широком дубовом столе, я усаживаюсь на кресло в его центре, пододвигаюсь так близко, насколько это возможно, и благодарю себя за то, что заказала высокий стол, скрывающий мой большой живот. Как знала, честное слово.

– Спасибо, Светуль. Всех, кто придет, направляй сразу сюда.

Она кивает и уходит, я же подтягиваю к себе папки и еще раз прокручиваю в голове то, что хотела сказать возможным партнерам. Пока никого нет, открываю лист с тем, что написала, и пробегаюсь по нему глазами, убеждаясь в том, что все помню. Хотя бы тут сыночек не подкачал, не сделал из мамы глупую амебу, что не в состоянии запомнить и связать несколько предложений. А вот с Маришкой все было именно так. Я едва помнила, что хотела сказать, забывала, где оставила ключи, куда положила деньги, адрес работы бывшего мужа. Я напрочь все забывала. С сыном такого не происходит, и это одна из причин того, что я все еще работаю. Вторая – работа не позволяет мне думать о том, что настойчиво лезет в голову.

Я не сказала Давиду о том, что ношу его ребенка. Намеренно. На его подозрения относительно своего отцовства соврала, сказав, что сделала аборт. После, разозленная и обиженная, без сожаления смотрела на то, как он уходит. Жалею ли я сейчас? Скорее нет, чем да, но страх, что мы случайно пересечемся на улице, что он вдруг придёт ко мне в офис и захочет увидеться, что вдруг привезет сына к Маришке, а я не смогу скрыться, иногда проносится в моей голове. За прошедшие полгода ничего этого не было. Мы не пересекались, он не приезжал, а Маришка перестала видеться с его сыном, заявив, что тот идиот и она не будет рассказывать почему.

Сейчас же чем ближе становится момент родов, тем больше я нервничаю. Во-первых, мне страшно. Да, это вторые роды, но мне страшнее, чем было с Маришкой. Наверное, потому, что я совершенно не знала, что меня ждет, не предполагала, насколько это трудно и больно. Сейчас же, даже спустя восемнадцать лет, я помню все это и боюсь. И пусть мой доктор, опытная пятидесятипятилетняя женщина уверяет, что поводов беспокоиться и бояться нет, я все равно делаю по-своему. И пусть сейчас есть специальная, безвредная для ребенка анестезия, современные технологии родов в воде, разминка на фитболе, я все равно боюсь. Страх – это то, что преследует меня почти каждый день.

От раздумий меня отвлекает Семен Петрович, один из руководителей компании. Он работает в юридическом отделе и, как всегда, приходит пораньше.

– Здравствуйте. – Он не может скрыть удивления, что я уже здесь, и даже бросает взгляд на свои наручные часы.

– Здравствуйте, Семен Петрович, вы не опоздали, я пришла пораньше.

Он кивает и садится по правую сторону от меня. В течение пяти минут подтягиваются и остальные, а еще через какое-то время приходят те, из-за кого мы в принципе здесь собрались. Я хочу расширить компанию, и для этого нам нужны инвестиции. Дать их могут другие компании, но тогда мне придется поделиться частью акций. Сейчас контрольный пакет в виде семидесяти процентов принадлежит мне, остальные двадцать пять руководителям отделов, таким, как Семен Петрович.

Я не очень хочу расставаться с двадцатью четырьмя акциями компании, но сейчас у нас нет лишних денег на расширение. Да, мы по-прежнему функционируем в прибыль, но я хочу большего. Пора задуматься о том, чтобы выйти на новый уровень, увеличить прибыль и открыть несколько новых торговых точек по стране.

Ровно в три в конференц-зал заходят несколько мужчин. В этот момент я как раз просматриваю бумаги, но, когда поднимаю голову, мне кажется, что земля уходит из-под ног. Я хаотично смотрю на тех, кто должен прийти на переговоры, и запинаюсь на третьей строчке. Царев Давид Архипович. Что это? Моя рассеянность? Как я вообще пропустила его сюда?

Буквально отодрав взгляд от букв, поднимаю голову и смотрю на профиль мужчины, который в этот момент разговаривает с кем-то по телефону. Он ни капли не изменился: все та же высокая прическа, резко очерченные скулы, коротко стриженная борода, чуть заходящая на щеки, пухлые губы и уверенные движения. До меня доходит, что я любуюсь им, только тогда, когда он заканчивает разговор, поворачивает голову и встречается взглядом со мной. Несколько мгновений молчаливых взглядов глаза в глаза, и он кивает, говоря:

– Здравствуйте, Мила Олеговна. Мое почтение присутствующим.

Уверенными движениями он направляется к столу, садится на свободный стул в противоположном конце стола и произносит:

– Примите мои извинения за разговор и задержку, я не мог не ответить на звонок, – и одними губами, смотря мне в глаза, произносит “сын”.

Я тут же перевожу взгляд на три папки, расположенные напротив меня, и не могу сконцентрироваться.

– Можем начинать, – даю разрешение своей команде, а сама пытаюсь сосредоточиться и таки слушать то, что они говорят.

Я знаю это наизусть, но мне равно нужно страховать их. Как это сделать, когда единственная мысль, пульсирующая в голове: “Он не должен увидеть меня беременной”. И ведь это так просто. Я представляю, как он роняет ручку, как наклоняется за ней и видит мой живот. Я даже вижу сжавшиеся челюсти и недовольный взгляд.

Пока мои юристы и финансисты говорят о перспективах, я пытаюсь понять, как выгляжу. Не изменилась ли? Я, конечно, немного поправилась, но, слава богу, не отекла, потому что если Давид знал бы, как выглядят беременные отекшие женщины, то он раскусил бы меня в пару секунд. Сейчас я жалею о том, что мой стол не металлический, так я хотя бы смогла бы увидеть свое отражение на его поверхности и убедиться в том, что все еще не так плохо выгляжу, что не показываю всем своим видом страх.

А он есть. Я знаю, что этот ребенок его. Тогда, на первом УЗИ, врач ошиблась, поставив неверный срок, и только спустя пару месяцев я узнала о том, что малыш внутри таки Давида, а не Димы. Тогда я думала над тем, чтобы найти Давида, поговорить, сказать, но злость и обида внутри меня были сильнее. Я не стала этого делать. Да и ему, судя по тому, как халатно он отнесся к предохранению, было наплевать на то, забеременею ли я.

Переговоры идут своим чередом, я таки делаю над собой усилие и сосредотачиваюсь на том, что говорят мои подчиненные, поправляю их в каких-то неверных формулировках и пытаюсь не обращать внимания на пронизывающий до костей взгляд Давида.

– То есть вы предлагаете двадцать четыре процента акций в качестве платы за инвестиции в миллионы долларов? – переспрашивает Давид.

– Да, все верно, – киваю я. – Вы получаете право голоса в моей компании, а мы необходимые деньги для расширения.

На самом деле он последний, с кем я хочу заключать контракт и кому могу отдать акции. Более того, я уверена, что откажу и продолжу поиски инвестора, если среди других здесь присутствующих не найдется того, кто согласится на эти условия.

Судя по сосредоточенным лицам большинства инвесторов, они или в растерянности, или в раздумьях. Мы просим немалую сумму, и у многих ее просто нет, хотя двадцать четыре процента акций куда большая плата, чем та, что они нам дадут. Я знаю, что другие откажутся, как знаю и то, что Давид согласится. Просто из принципа. Потому что ему так хочется.

– У меня есть предложение, – говорит он. – Я готов дать десять миллионов долларов в обмен на двадцать пять процентов акций.

Несколько минут глаза в глаза, и я оглашаю свой вердикт.

– Мы обязательно подумаем над вашим предложением, Давид Архипович. Также ждем решения от других инвесторов.

Захлопнув папку, даю всем понять, что переговоры окончены. Достаю телефон, делая вид, что у меня срочная переписка, и жду, пока кабинет освободится. Давид встает последним. Я вижу это краем глаза и надеюсь, что он не останется.

Он уходит вместе с остальными. Я же несколько минут сижу за столом, после чего чуть отодвигаю стул и поглаживаю живот. Встаю, чтобы покинуть кабинет, потому что голоса за дверью стихли и все наверняка уже разошлись, когда слышу звук открываемой двери. На пороге стоит Давид. Всего пару секунд он смотрит мне в глаза, а после переводит взгляд на мой живот.