Текст книги "Мой сводный тиран"

Глава 10

Глеб

– Привет, бро! Как ты там, обустроился на новом месте? – спрашивает Томми, едва я отвечаю на звонок.

– Да нормально. Вот, вышел из батиного офиса.

– Ты теперь будешь важной шишкой в своей России, да?

Томми – мой Нью-Йоркский друг. Мы познакомились в первый же месяц моего приезда. Вместе учились, сдавали экзамены, списывали и опаздывали на пары, а спустя полгода даже сняли одну квартиру на двоих. Весело было, в общем.

– Ага, – смеюсь. – Великим начальником буду. Вместо папы.

– А к нам? – задает вопрос друг. – Не вернешься?

Вот положа руку на сердце, я бы с радостью. Чтобы к черту выбросить Марину из головы, забыть и снова окунуться в беззаботные три года. Насладиться спокойствием и тусовками, девчонками, которых я мог менять как перчатки. Свободой, которой здесь у меня не будет, потому что тут Марина.

– Хочу, бро, – отвечаю честно. – Но отец не отпустит. Да и это… Ему реально помощь нужна.

Если б не папа, я бы не приехал. Но отец позвонил, попросил прилететь, стать во главе компании. У него, оказывается, какие-то проблемы со здоровьем. Ни Мила, ни Марина о них, естественно, не знают, и все обстоит так, будто он просто хочет больше времени проводить с семьей. Я знаю правду, и она меня пугает. Не хочется, чтобы с отцом что-либо случилось. Он единственный родной мне человек. Да, где-то есть и мать, но она бросила меня и забыла. Возможно, ее уже и нет в живых. Есть еще, конечно, Мила и Марина. А еще брат Кирилл, но отец – святое.

– Понимаю. А к тебе можно?

– Ну что за вопросы, Томми, прилетай, конечно. Прокачу тебя по стране, покажу наши дороги.

Друг смеется, а я отвлекаюсь. Стою на улице, засунув руки в карманы, и осматриваюсь. Несколько часов прошло, как я пересекся с Мариной, а в груди до сих пор болит так, что хочется раскрошить к чертям остановку неподалеку. Или врезать кому-нибудь, на крайняк. Сделать хоть что-то, чтобы забыть о ее запахе, о глазах, которые смотрели на меня так, что в голове кроме самых непристойных мыслей больше ничего не было.

И не отпускает, зараза.

– А как там твоя русская девушка? – со смехом спрашивает Томми. – Та, помнишь, что должна была к тебе приехать?

– Помню. Нормально. Забыл я ее, бро, как и говорил.

Врать, конечно, плохо. А лучшему другу – вдвойне. Но что ему сказать? Что я лох, потому что даже через три года меня ведет от нее так, что в голове не остается ни одной умной мысли, да и неумной тоже? Я превращаюсь в овощ, несу всякий бред и выдаю себя, выдаю, черт его дери, то, что она знать не должна. Весь образ коту под хвост. А я ведь хочу, чтобы она думала, что я ее бросил, что именно мне она на фиг не сдалась. Она должна так думать.

– Приеду – познакомишь нас, а? По рассказам, она горячая штучка, Глеб.

– Заткнись.

Друг смеется так, что я даже за тысячи километров от него получаю энергетику веселья и иронии.

– Я хочу ее видеть, бро, хочу, – последнее, что он говорит, после чего мы прощаемся.

Томми еще не знает, что Марина – моя сводная сестра. Этот факт я благополучно опустил, да и рассказывал о ней мало. Что говорить? Сказал лишь, что должна приехать девчонка, а когда не приехала, объяснил, что она нашла другого.

Трель мобильного снова вырывает меня из раздумий. Я не глядя отвечаю на звонок отца.

– Ну как там, Глеб? Получается?

Он переживает. Осознаю, что если бы не болезнь, не видать мне компании, как своих ушей. Он бы ни за что не поставил меня во главе именно сейчас. Лет через пять, да и то на должность какого-то заместителя, а тут… сразу в директора. В Нью-Йорке я, конечно, получил достойное образование, но здесь даже устройство компании другое. Там подлижи, тут подмажь, ну и кадры, конечно. Сотрудников искать сложнее всего. Едва ли не каждый пытается урвать себе кусок. Отсюда и недостачи, которые я обнаружил.

– Все хорошо, пап, – вру я. – Заеду вечером, перетрем. Я кое-что нашел.

– Конечно.

– Ты как? У врача был?

– У врача? – уточняет отец. – А… да, был. Все без изменений. Я думаю, что лечение даст свое, – уже бодрее отвечает он. – Все будет хорошо. Жду тебя.

На время, что я буду главой компании, папа разрешил мне пользоваться его автомобилями. Вот обрадовался бы в другой раз, но что-то мне не до веселья. Он же молодой у меня, ему бы работать и работать еще. Сын второй только родился, да и счастье в виде Милы он тоже только обрел.

Едва успеваю сесть в машину, когда на телефон снова поступает звонок. На этот раз от Милы.

– Да?

– Глебушка, привет, – тут же начинает она. – Я по делу.

Вот за что она мне нравится, так это за прямолинейность и откровенность. Если Миле что-то нужно, она позвонит и в лоб спросит.

– Ты можешь Марину забрать? Она ко мне сегодня собиралась. Привези ее, пожалуйста, а то она, как обычно, засидится в офисе допоздна и не приедет. А я соскучилась. Да и Кирилл.

Так хочется отказать. Придумать что угодно и сказать: «Не могу, извините, Мила, в другой раз», но вместо этого киваю и произношу:

– Да, хорошо. Прямо сейчас за ней пойду.

Идти никуда не нужно. Как раз в этот момент Марина выходит из дверей компании и осматривается. Последний раз вздохнув, выхожу из машины и зову ее.

– Садись, нам по пути, я как раз к отцу еду.

Она смотрит на меня так, будто я предложил не в машину ко мне сесть, а кирпичи помочь загрузить.

– Ну что, Марина? Мама твоя звонила, сказала, что ты к ней едешь. Забрать попросила.

Она кивает, но идти не спешит. Это же Марина, напоминаю себе. Упрямая, своевольная, до дрожи бесячая и желанная, как ни одна другая девушка.

– Ну что застыла? Жару в машину запускаю.

– За мной Миша едет, – комментирует она. – Мы сначала на ужин.

Да, точно! Облезлый этот ее. И где она его только нарыла? Выглядит, как продавец-ботаник из кафе быстрого питания. И видно же по нему, что никаких перспектив у паренька, а нет… такую девку отхватил.

– И скоро приедет?

– Да уже должен.

Она растерянно выискивает его взглядом, а я, выругавшись, сажусь в машину. И почему-то не еду. Жду, когда этот кошак полинявший приедет и заберет ее. Пять минут жду, десять… Почти все сотрудники уже разошлись. Марина заметно нервничает, оглядываясь и что-то набирая в телефоне. Он что, забыл, что должен за ней приехать? Вот не зря он мне не понравился.

– Марин! – кричу, открывая дверь пассажирского сидения. – Поехали, накрылся твой ужин.

Она смотрит сначала вправо, потом влево, и только после этого фокусирует взгляд на мне и идет к машине. Садится на пассажирское сиденье, пытается пристегнуться и наполняет автомобиль своим запахом, который тут же забивается в нос и заставляет меня задержать дыхание.

Я помогаю ей с ремнем безопасности и отворачиваюсь, смотря на дорогу. Вот бесит же так, что придушить хочется. Рана в груди слишком болит, чтобы забыть, но один фиг тянет невыносимо. Всегда тянуло. За тысячи километров от нее был, а хотелось позвонить и спросить, как она там? Совесть не мучает? Не думает обо мне, не вспоминает? Хотел, но не позволял себе, устраивая ночные вылазки и сбрасывая напряжение.

Спросить и сейчас хочется, но я упорно молчу. Три года прошло. Срок годности закончился.

Глава 11

Марина

По пути к дому родителей я заметно нервничаю и то и дело проверяю телефон. Изучаю сообщения и заново набираю номер Миши, но он вначале не отвечает, а потом и вовсе находится вне зоны действия сети. Поначалу я думаю, что он просто забыл о встрече, но чем дольше он отключен, тем сильнее я себя накручиваю. Что, если с ним что-то случилось?

– От того, что ты будешь зомбировать телефон, он не зазвонит, – звучит раздражающий голос слева.

– Не твое дело! – рявкаю в ответ и отворачиваюсь к окну.

Из-за пробок мы добираемся до дома родителей слишком долго. Сегодня, по видимому, все решили, что им срочно нужно за город, а потому мы едем уже на тридцать минут дольше, а половины пути еще не проехали.

– Слушай, там по картам нигде свернуть нельзя?

Мне едва удается скрывать раздражение. Я нервничаю, сердце бьется чаще обычного. А еще Глеб, которому я как кость в горле.

– Думаешь, все впереди нас такие тупые, что не смотрят на возможность объезда? – с ухмылкой спрашивает он. – Сетуй на Мишутку своего. Он же явно о тебе забыл.

– Да что ты знаешь! – Договорить не получается, потому что как раз в этот момент звонит мой телефон. На экране высвечивается «Мишенька», и я тут же жму «Ответить».

– Мариш, – виновато произносит он в трубку, – прости, я немного задержался. Тут у соседки проблемы. Она попросила помочь.

– С тобой все в порядке? – задаю вопрос, что мучил меня все это время.

– Что? А, да, конечно. Просто соседка пожилая бабушка, а у нее трубу прорвало. Сыну ехать далеко, она меня попросила, ну я и это… помог. Ты дома уже?

Выдох облегчения непроизвольно вырывается с моих губ. Это же мой Миша. Конечно, с ним все в порядке, а задержался он, как и обычно, из-за того, что кому-то помогал. Не может он пройти мимо человека в беде, обязательно поможет, даже жертвуя личным временем и делами.

– Нет-нет, на пути к маме. Она попросила заехать, хочет поговорить. Я с Глебом еду, – решаю сказать ему.

– Хорошо. Мне собираться к тебе? Встретимся?

– Как хочешь, – пожимаю плечами я и вздыхаю: – Мы в пробке и вот уже минут сорок едем за город. Даже половины пути не проехали. Да и с мамой еще придется поговорить. А потом обратно. Я буду дома часа через три, если…

– Ну, тогда увидимся завтра? – не дослушав объяснение, спрашивает Миша. – Я так устал. Навозился с этой трубой, жуть. Еще даже душ не принимал.

– Да, конечно, давай завтра, – соглашаюсь. – Я позже напишу тебе. Целую.

– Целу-у-у-ую, – тянет Глеб, передергиваясь.

– За дорогой следи, – тычу вперед и с раздражением запихиваю телефон в сумку.

– И что? – уточняет он и ехидно добавляет: – Твой… бабку через дорогу переводил?

– То, что ты бесчувственная скотина, еще не значит, что все такие. Миша внимательный и сердобольный, он помогал соседке с краном.

Не знаю, зачем объясняюсь перед Глебом, но сейчас интуитивно хочется ткнуть Царева носом в его личное несовершенство. Пусть почувствует себя ничтожеством, неспособным на сочувствие и помощь другим.

Правда, вместо того, чтобы чувствовать себя неловко, Глеб запрокидывает голову и смеется. Вдоволь наржавшись, он поворачивается ко мне и смотрит так нахально и самоуверенно, что у меня поджимаются пальцы на ногах. Вот точно же сморозит какую-то глупость.

– Сердобольный? – с новой волной гогота уточняет Глеб. – Ты когда на пенсионеров перешла, Марина? Куда делась та девчонка, которую я помню? Та, что любила плохих парней и тащилась по року? За три года ты освоила кружок макраме и пришла к успокоению? Не говори, что еще и грехи каждое воскресенье замаливаешь?

Его голос пропитан сарказмом и ядом, поэтому я ничего не отвечаю, и едва автомобиль останавливается, дергаю ручку и покидаю салон, обходя стоящие в пробке машины. Решаю пройти оставшееся расстояние пешком. И плевать, что это по меньшей мере пять километров. Зато не будет необходимости слушать то, как на мне оттачивают умение язвить.

– Марина! – кричат сзади, но я не обращаю на это внимания и продолжаю идти. – Я не могу оставить машину, – произносит Глеб.

– Вот и отлично, – шиплю я себе под нос и обнимаю себя за плечи, потому что на улице холодает.

Включаю навигатор и сворачиваю с трассы на тропинку, чтобы срезать расстояние. На улице еще светло, а этой дорожкой часто пользуются люди из близлежащей деревни. Бояться мне нечего, единственное, что удручает, – вновь кровоточащее сердце.

Он не знает о том, через что мне пришлось пройти, чтобы забыть о нем и отпустить ситуацию. Чтобы не вспоминать его каждый день. Я хочу отмотать время назад. Вернуть в свою жизнь спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Мне больше не хочется встречаться с Глебом, видеть его и слушать издевки, что рекой льются из его рта.

Я дохожу до такой степени отчаяния, что хочу единственного: уволиться. Всерьез написать заявление и найти другую работу. Я ведь хороший специалист, меня не раз приглашали в другие компании и за границу. Конечно, за пределы России я не поеду, но и здесь можно найти работу с достойной оплатой.

Всерьез задумавшись об увольнении, я немного успокаиваюсь и решаю, что именно так и поступлю. Поговорю предварительно с Мишей, обсудим с ним варианты, и все будет хорошо.

– Ничего себе, – слышу незнакомый голос впереди и поднимаю голову, натыкаясь взглядом на нескольких парней.

– Ты смотри, какая краля городская пожаловала, – говорит другой и плотоядно осматривает меня с головы до ног.

Слово «опасность» красными буквами загорается над его головой. Мне становится страшно, потому что парни впереди – явно местная шпана. И непонятно, что могут сделать. Ведь и силой затащить в кусты – плевое дело для таких, как они.

– Я тороплюсь. – Вскидываю голову и пытаюсь обойти их. – Мне навстречу папа идет.

Звучит вроде бы убедительно, но третий парень, который молча стоял все это время, делает резкий выпад в мою сторону и обхватывает за локоть.

– Стопэ, – произносит он, сплевывая шелуху от семечек на землю. – Мы не договорили, принцесса.

Он обнажает ряд пожелтевших зубов, и меня инстинктивно чуть не выворачивает от подкатившей к горлу тошноты. Я дергаю рукой, но парень не отступает, а его дружки окружают меня со всех сторон. Закричать – никто ведь не услышит. Деревня находится далеко, а машин, что стоят в пробке на трассе, уже не видно.

– Отпусти! Меня ждут.

– Подождут. Мы не договорили.

– Договорили! – раздается со спины парня уверенный знакомый голос, и я вытягиваю шею, чтобы убедиться, что мне не показалось.

Глеб и правда стоит в паре метров от нас.

– Руки от нее убрал. – На его лице не дергается ни один мускул. – Чо стоишь, работай.

– А ты кто такой-то, а?

Парень действительно отпускает меня, но лишь затем, чтобы повернуться к Глебу.

– Жених. – Он спокойно пожимает плечами. – Дружкам своим скажи, чтобы взглядом ее раздевать перестали, и слюни подбери… на землю капают.

– Ты в конец о…

Договорить Глеб не дает. Резко делает выпад и попадает кулаком прямо в нос тому, кто оставил синяки от пальцев на моей руке. Парень с криком падает, держится за нос. Двое других переглядываются и, видимо, решив не связываться с Глебом, сваливают куда-то к лесу.

– Да блин, – тянет Царев, – я уж думал, руки потренирую.

Я застываю, смотря впереди себя. Опасность миновала, а меня только накрыло. Страх сковал так, что не могу ни пошевелиться, ни что-то сказать. Просто смотрю и не вижу ничего.

– Эй, ты чего? – Голос Глеба звучит где-то близко, но даже это происходит, как сквозь вязкое желе. – Марин…

Он касается моего подбородка, чуть поднимая голову вверх.

– Что с тобой?

Его голос звучит участливо. Глеб или действительно волнуется обо мне, или же просто боится, что я устрою истерику, а ему придется меня успокаивать. Его пугает это, а меня страшит то, что я тянусь к нему. Делаю маленький шаг навстречу и обхватываю руками его торс, переплетая пальцы за массивной спиной. Сейчас я прячусь за тем, кто сделал мне больно, из-за кого я попала в эту ситуацию, но никого другого поблизости нет, а через пару минут я успокоюсь и отодвинусь. Найду в себе силы сбросить уверенные мужские руки, которые почему-то вдруг обнимают меня, даря спокойствие и забирая страх.

Глава 12

Глеб

Она так сильно трясется и сжимает мою кофту руками, что мне кажется, ткань треснет и разойдется по швам. Я и сам неспокоен, и то и дело просматриваю назад, где валяется парень, которого я вырубил одним ударом. Он уже начинает приходить в себя и пытается приподняться, осматриваясь по сторонам. Руки чешутся снова ему врезать и бить до тех пор, пока мозги не встанут на место. Благо моя рассудительность и рациональность в этот момент находятся на месте, и я всего лишь наблюдаю. Сесть в тюрьму из-за какого-то урода не хочется, как бы ни тянуло проучить его.

Больше меня сейчас волнует не он – тем более что его дружки благополучно свалили, – а Марина. Она, кажется, даже не дышит и все сильнее вжимается в меня, закрывая лицо и прижимаясь щекой к груди. Я не знаю, сколько мы стоим так, но мне хочется остановить мгновение и не отпускать ее как можно дольше. Запомнить этот момент и отразить его в памяти, чтобы потом, как одержимому, воскрешать снова и снова.

И никакие доводы, что она виновата в нашем разрыве, сейчас не действуют. Ее волосы разметались по моей груди, кофта пропиталась влагой ее слез, и это самое офигительное, что я испытывал за последние долбаные три года.

Так хочется вернуть все назад!

Сказать: «Эй, Мариш, давай забудем и начнем все сначала».

Но, видимо, внутри меня живет мелкий злопамятный старикашка, потому что он упорно твердит: «Ага, забудем, начнем… Ты опять, как дурак, поверишь в то, что она только с тобой. Влюбишься, потеряешься в ней, а потом снова узнаешь правду».

Я отправляю его в нокаут и опускаю голову, касаясь губами ее шелковых волос. От них исходит приятный запах знакомого мне яблочного шампуня и ее самой, от чего меня ведет так, что хочется выбросить все из головы, получить чертову машину времени и вернуться на три года назад. Насрать на все, что тогда было, не думать о журналистах, не быть принципиальным и не идти на поводу у отца, который тогда серьезно поговорил со мной. Просто взять ее хрупкую ладошку, которая всегда так идеально дополняла мою, и увести. Не ждать в Америке, а забрать в тот же день, как она дала согласие.

Градус неловкости между нами повышается, когда Марина убирает руки с моих плеч, разжимает пальцы и отстраняется. Отходит всего на шаг, а я физически чувствую ее отсутствие: в месте, где она прижималась ко мне щекой, становится холодно, спину обдувает ветром. Ее касаний больше нет.

– Извини. – Марина опускает взгляд и обнимает себя за плечи руками.

Ее щеки покрываются румянцем, она отводит глаза, стараясь не смотреть на меня.

– А куда делся тот парень? – растерянно спрашивает, заглядывая за мою спину.

И правда, урода там больше нет. Я лишь пожимаю плечами. Он ушел, а я даже не заметил.

– Где ты оставил машину?

– Припарковал у обочины. – Достаю из кармана ключи и демонстрирую Марине. – Решил, что если просто выйду, водители мне этого не простят.

Я пытаюсь шутить, но Марине совсем не смешно. Она будто борется с собой, что-то хочет сказать и не знает как. То украдкой посматривает на меня, то снова отводит взгляд.

– Я могу с тобой поехать? – спрашивает так, будто переживает, что я откажу.

– Что за вопросы, Марина. Пойдем.

Я пропускаю ее вперед, чтобы она не боялась и находилась в поле моего зрения. Сам иду сзади, осматриваю окрестности и не понимаю, как она могла выйти из машины. Неужели всерьез думала, что здесь можно безопасно ходить? Что тут нет отморозков вроде тех, что встретились ей? А если бы я не пошел следом?

Эти и другие мысли терзают мою голову, пока мы идем к машине. Марина так и не отпустила свои плечи, обнимает себя и шагает вперед. Пробка, кажется, рассосалась. Машины спокойно проезжают мимо, поэтому я снимаю блокировку с двери и жду, пока Марина сядет на переднее сиденье. Потом перевожу дыхание и даю себе установку на то, что все прошло. Пять минут назад было просто временное помешательство, желание спроецировать былое и вернуть то чувство первой любви.

– Ты чего сбежала? – спрашиваю, едва усаживаюсь на водительское кресло.

– Устала слушать о том, чего не должна делать.

Кажется, к Марине возвращается ее прежнее состояние, потому что она начинает язвить. И снова проверяет свой телефон.

До дома родителей мы доезжаем за десять минут. Мила, видимо, переволновалась, потому что едва мы паркуемся во дворе и выходим из машины, она тут же выбегает нам навстречу и крепко обнимает дочь.

– Вы так долго! – говорит она. – Я заволновалась.

– Пробки, мам, – нежным тоном произносит Марина и улыбается так, что глубоко внутри что-то сжимается.

Появляется вдруг бредовое желание увидеть, как она так же улыбается мне. Искренне, нежно, с любовью. Самому себе не признаюсь, но хочется, чтобы она обратила на меня внимание так же, как когда-то. Мы ведь были счастливы вместе. То недолгое время, пока еще не знали, что наши родители решили завести отношения не в шутку, а в действительности.

Пока мы стоим, небо заволакивает тучами, свидетельствуя о скорой грозе. Я собираюсь ехать, но Мила не отпускает: берет меня под руку и просит пересидеть непогоду. Пытаясь спорить, говорю, что отлично вожу машину, но она настаивает:

– Глеб, ну куда ты поедешь? Тем более Давид тебя ждет. Ты же поговорить хотел?

Точно! Я ведь сюда ехал с отцом поговорить.

– Да, точно, побуду.

Мы заходим в дом, и я тут же направляюсь к папе. Во-первых, разговор действительно важный, а во-вторых, я не буду видеть Марину. В последние несколько часов у меня с ней передоз общения, поэтому нам лучше не видеться. Так спокойнее.

– Ну как там, Глеб? – Отец волнуется о своей компании, и я прекрасно его понимаю. Не каждый раз свое детище приходится отдавать сыну, который только-только закончил обучение.

– Да как, пап, с кадрами нужно что-то решать. Я пока в офисе был, понял, что многие ничем не занимаются. Это ударяет по бюджету – раз, не приносит результата – два. К тому же у меня есть сомнения насчет некоторых сотрудников.

– Конкретнее.

– Насчет их работоспособности и умений. Думаю, если мы уволим тех, кто не работает, и привлечем новых, креативных людей, компания пойдет в гору.

– Да, – соглашается отец. – Когда Марина пришла, все стало значительно лучше. Она, можно сказать, вдохнула в компанию вторую жизнь. У тебя есть предложения, как определить тех, кто не справляется?

– Пап, ты лучше знаешь людей. Подскажешь?

Отец мотает головой. Я его понимаю. Ему трудно свыкнуться с мыслью, что придется сказать, на кого обратить внимание.

– Прости, нет. Решишь уволить кого-то – пожалуйста, но сам говорить не стану. Мы с ними не один год проработали.

Пока мы с отцом разговариваем, меня не покидает чувство, что все с ним или слишком плохо, или… Об этом я не хочу даже думать и начинаю внимательнее присматриваться к папе. Впечатление, что он… играет? Вроде все хорошо, а потом он начинает и говорить медленнее, и вспоминать то, что говорил три минуты назад. И так периодами. Я начинаю сомневаться, что болезнь есть в принципе, а потому уточняю:

– Ты давно был у доктора?

– Да, сегодня же!

– И что сказали?

Отец мнется. То ли говорить не хочет, то ли не знает что.

– Анализы сдавал, – наконец отвечает он. – Давай потише. А лучше вообще эту тему здесь не поднимать. Не хочу, чтобы Мила услышала.

– А документы какие-то по обследованиям есть?

– Да, все в больнице. Домой я ничего не беру, вдруг Мила увидит.

Соглашаюсь и решаю, что мои подозрения неоправданны. У отца действительно проблемы со здоровьем, возможно, даже гораздо серьезнее, чем он говорит.

Мила заходит в кабинет через час.

– Мальчики, мы ужин приготовили.

На улице все так же гремит гром и идет дождь. Ливень разыгрался не на шутку и, кажется, вовсе не собирается заканчиваться. Я делаю попытку уехать, но мне, конечно, никто не дает. Как и Марине. Мы сидим, стараясь не буравить друг друга взглядами. Мне звонит София, а Марине – ее кошак облезлый. И мы практически одновременно сообщаем, что остаемся у родителей из-за непогоды.

В одном доме.

В соседних комнатах.

На всю ночь.