Текст книги "Скажи мне, где я"

Разглядываю каждый дюйм коллажей. Стоя рядом со мной, Эш с любопытством отмечает детали изображений.

– Я всегда считал, что ты многое упустила, поскольку тебя растили не как обычного Стратега, но теперь мне кажется, что все наоборот. Это нам с Лейлой чего-то не хватает.

В его голосе слышится что-то личное, но я слишком сосредоточена на фотографиях и у нас слишком мало времени, чтобы уделить этим словам должное внимание.

– Вот! – Я чуть ли не подскакиваю, указывая на коллаж, который сделала в тринадцать лет. – Папа поменял эти две фотографии местами. Как же я сразу не догадалась поискать здесь!

– Что это значит?

– Хороший вопрос, – без прежнего энтузиазма говорю я. – Дай-ка подумать. – Указываю на одну из переставленных фотографий: – Так, это было снято во время похода с тетей Джо, когда мы отмечали мое окончание средней школы. А на этом снимке мы с Эмили смеемся над дурацкими побрякушками, которые собирались положить в капсулу времени в седьмом классе.

– Что такое…

– Да подожди ты! – не слишком вежливо перебиваю я. Не хочу грубить, но мне кажется, мысль вот-вот ускользнет от меня. Мне нужна минутка, чтобы ухватить ее. – В капсулах времени сохраняются воспоминания, личные вещи, которые в определенный момент имеют определенное значение. А наш поход был праздником. Мы поставили палатку. Папа научил меня своему любимому трюку с мечом… Боже мой, тетя Джо научила меня маскировать походное снаряжение, чтобы оно сливалось с окружающим лесом. – Я смотрю на Эша, и на меня накатывают воспоминания. – В то время я думала, что это невероятно круто. А вернувшись домой, решила сделать собственную капсулу времени, мини-версию этих фотоколлажей, чтобы отметить прошедший год. Целый месяц я только об этом и говорила. – Оживившись, быстро продолжаю рассказывать: – Но я не хотела закапывать ее, как школьную мемориальную капсулу, боялась, что со временем в земле она разложится. Поэтому решила использовать способы маскировки, которым меня научила тетя Джо. Папа помог мне выбрать дерево, где ее можно было спрятать.

– И это дерево на вашем участке? – спрашивает Эш. Вижу в его глазах надежду – мы хоть как-то продвигаемся вперед.

– В лесу, минутах в пяти от нашего заднего двора, – говорю я и хватаю брошенное на кровать пальто.

– Подожди, – останавливает меня Эш.

– Почему? Мы должны немедленно узнать, что находится на том дереве. Потому что если я ошибаюсь, придется начинать поиски в другом месте.

– Согласен. Но сейчас не время. Посмотри в окно. Вот-вот стемнеет… – начинает Эш.

– Но я могу добраться до дерева до наступления темноты, – возражаю я.

– Конечно, можешь, если пойдешь прямиком туда. Но что, если в лесу тебя подстерегает Лев, который только и ждет твоего появления, чтобы напасть на тебя? Или ждет, что ты найдешь сообщение от отца, а потом нападет? Ты действительно хочешь драться с профессиональным убийцей в темном лесу?

Хочется возражать, спорить. Мне нужно знать, какое сообщение оставил мне папа. Но бороться со Стратегом страшно при любых обстоятельствах, а уж в темноте и подавно.

– Когда, по-твоему, нам стоит туда пойти?

– Перед самым рассветом. По двору можем пробраться в темноте. Если повезет, в лесу никого не будет. Но если не повезет и придется драться, по крайней мере при свете мы будем лучше видеть.

Я шумно выдыхаю и бросаю пальто обратно на кровать. Меня злит, что он прав, но как бы сильно мне ни хотелось возразить, вынуждена согласиться: получить сообщение и разыскать отца – слишком важное дело, чтобы действовать непродуманно и наспех.

– Хорошо. Согласна. Но потом сразу уедем.

– Потом уедем, – отвечает Эш.

Не представляю, как переживу эту ночь, зная, что в лесу меня, возможно, ждет какое-нибудь послание от папы.

Глава восьмая

Прячась за шторой на случай, если за домом следят, смотрю из окна на гору белых роз на крыльце. К стеблям пурпурной шелковой ленточкой привязаны маленькие записочки, и я даже не пытаюсь проглотить ком в горле.

– Мне так жаль, – шепчу я цветам Эмили.

Эш ушел спать пару часов назад, и я знаю, что тоже должна лечь. Уже далеко за полночь, до рассвета нам обязательно нужно как следует выспаться, особенно после снотворного и переездов в последние два дня. Но я не могу заставить себя оторваться от окна. Последнее время все мои мысли были заняты папой и грозящей ему опасностью. Теперь же я могу думать лишь о том, что Эмили несколько недель испытывала то же самое из-за меня.

А что, если я больше никогда не увижу Пембрук… никогда не увижу ее? Если я погибну в Европе, Эмили всю жизнь будет теряться в догадках, куда я делась. Ее лучшая подруга просто исчезнет без следа.

…– Пообещай мне кое-что, – говорит Эмили.

Теплый летний ветер треплет ее волосы, и они липнут к покрытым блеском губам.

– Все, что угодно. – Я сижу на заборе, который отделяет дом Бена от их фермерского поля. Из-за влажности воздух кажется густым, из леса доносится стрекот сверчков.

– Не говори «все, что угодно», ты ведь не знаешь, о чем я собираюсь тебя попросить. – Эмили прислоняется к заборному столбу.

– Большинство людей были бы счастливы получить такой ответ. – Я широко улыбаюсь ей. – Ты могла бы, к примеру, заставить меня поцеловать одну из коров Бена или пробежать нагишом по центру города.

Она смотрит на меня так, будто никогда в жизни не встречала человека глупее. Мы с ней постоянно обмениваемся такими взглядами, и их обыденность меня успокаивает.

– Большинство людей – такие же, как ты.

Хлопаю себя по шее. Кажется, меня только что укусил комар.

– Естественно.

– Я серьезно, – говорит она и предостерегающе смотрит на меня.

– Ладно, рассказывай, в чем дело… – У меня вдруг пропадает желание и дальше подкалывать ее, потому что в ее тоне сквозит какая-то неуверенность, а Эмили никогда не выглядит неуверенной, даже когда ошибается.

– Я видела в стопке писем у тебя на столе буклет Университета Коннектикута. – Она колеблется. – Просто… Просто пообещай предупредить меня, если решишь поступать в другое место. – Ее голос звучит тише обычного, а на лбу появляются складки, выдающие беспокойство.

– Не понимаю… – Теперь и меня охватывает какое-то смутное волнение. Повторяю фразу, которую мы не раз говорили друг другу с начала девятого класса: – Он достаточно близко, чтобы по выходным приезжать домой, но достаточно далеко, чтобы избежать пристального внимания Кристофера. В общем, идеальное место.

Внимательно разглядываю ее. Мы ведь давно решили, что будем поступать в Университет Коннектикута вместе. Сколько раз об этом говорили.

– Да. Я знаю. То есть… – Она бросает взгляд в сторону гудящего леса, как будто он поможет донести до меня смысл ее слов.

И вдруг мне кажется, я догадываюсь, почему она задает такие вопросы.

– Постой… Ты что, хочешь поступать куда-то еще?

Сердце начинает биться быстрее, готовя меня к вероятности того, что этим ленивым, обычным летним днем моя лучшая подруга, возможно, сообщит мне, что уезжает.

– Нет! – выкрикивает она. – Даже не думай об этом!

– Но ты же про меня такое подумала! – огрызаюсь я. Всплеск адреналина не сразу стихает.

Какое-то время мы обе молчим, вдыхая густой воздух, пахнущий травой и коровами, и обе дышим немного чаще, чем обычно.

– Вижу, вопрос серьезный, – говорю я. – Ты не просто так об этом спрашиваешь. – Пристально смотрю на Эмили. Похоже, я права. – Что-то произошло, да? В чем дело, Эмили? – Произношу ее имя с таким нажимом, что она фыркает.

– Кристофер, – коротко отвечает она, поникнув словно сдувшийся воздушный шарик.

Откидываюсь назад, чтобы лучше рассмотреть ее лицо, хотя и так прекрасно его вижу.

– Мой папа? – озадаченно спрашиваю я. – Мой папа, который всегда говорит, что учеба в Коннектикуте сэкономит нам кучу денег, поскольку ему не придется каждые выходные летать куда-нибудь в Калифорнию, чтобы убедиться, что с нами все в порядке? Этот самый папа?

Эмили поджимает губы и молчит.

– Ты же знаешь, что я все равно добьюсь от тебя ответа, – говорю я, вытирая рукой пот со лба. – Лучше скажи сразу.

Эмили качает головой, но этот жест означает не отказ отвечать, а какие-то сомнения.

– Даже не знаю… – начинает она. – Странно как-то. Он увидел, что я разглядываю буклет, и спросил, это ли мой окончательный выбор. Я, естественно, сказала «да», но он просто посмотрел на меня этим своим всеведущим взглядом, а потом спросил, буду ли я поступать туда, даже если тебя здесь не будет.

Я хмурю брови. Эмили всегда училась лучше меня – она, наверное, лучшая ученица во всей нашей школе.

– Ну… ты могла бы поступить в какой-нибудь шикарный университет… если хочешь, – говорю я.

Мне стало не по себе: папа, видимо, намекал, что ей стоит учиться в другом месте, что для нее это будет лучше. Я впервые произнесла это вслух, и мне трудно смотреть ей в глаза, зная, что я, возможно, веду себя эгоистично, пытаясь удержать ее здесь, со мной. Смущенно разглядываю длинную травинку у себя в руке.

– Нет, – говорит Эмили с таким пылом, что я снова поднимаю на нее глаза. – Даже не думай об этом, Новембер Эдли! Это я задала тебе вопрос, а не наоборот. А теперь отвечай: ты собираешься поступать в Университет Коннектикута или нет? – спрашивает она, и хотя в ее голосе чувствуется жар, в глазах читается облегчение.

А от этого и мне становится легче.

– На сто миллионов процентов, – говорю я, и мы улыбаемся друг другу счастливыми, глуповатыми ухмылками, от которых глаза превращаются в щелки, а на душе теплеет. И весь этот разговор мгновенно забывается, как будто его никогда и не было.

На заднем крыльце дома Бена скрипит дверь-ширма. Мы обе поворачиваемся и наблюдаем за тем, как Бен пытается удержать в руках три стакана лимонада со льдом и два пакета чипсов. Ни одна из нас не намерена ему помогать…

Неужели папа все знал? Еще полгода назад знал, что меня здесь не будет и я не смогу поступить в Университет Коннектикута, как мы с Эмили всегда планировали? У меня в голове целый рой вопросов – об убийстве тети Джо, о наших родственниках из Альянса Стратегов и об их с мамой решении спрятать меня. Но потом я замечаю крупный почерк Эмили на одной из записок, привязанных к белым розам, и у меня сжимается сердце. Многое в моей жизни сейчас не поддается контролю. Многого я не понимаю. Но я точно знаю, что причиняю боль своей лучшей подруге – человеку, с которым я должна выпить первый в жизни бокал вина, впервые поехать вместе в Европу, человеку, которому я хочу первому рассказать, что влюбилась.

Бью себя кулаком по бедру. «Не могу я так поступить с Эмили! Что бы ни случилось». Еще толком не осознав, что делаю, тихо прокрадываюсь к себе в комнату и надеваю пальто. Сердце бешено колотится. Знаю, что это не самый умный поступок. Но я также знаю, что если не попытаюсь в последний раз повидаться с Эмили, потом буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

На цыпочках прохожу мимо дивана, на котором спит Эш, и проскальзываю в ванную. Медленно закрываю дверь и аккуратно, чтобы не издать ни малейшего звука, приподнимаю окно. Забираюсь на раковину, а оттуда через окно перелезаю на дерево.

Все мои чувства обострены до предела. Пытаюсь разглядеть в темноте какое бы то ни было движение, прислушиваюсь, не хрустнет ли где-нибудь ломающийся сучок. Медленно, осторожно спускаюсь с дерева и крадусь от одного ствола к другому, и вот наконец я достаточно далеко от дома, где меня могут заметить. Теперь можно передвигаться быстрее.

Скрываясь в задних дворах и за деревьями, я зигзагами пробираюсь по улицам, которые знаю не хуже собственной спальни. В моем предсказуемо сонном городке свет все еще горит только в двух домах.

Останавливаюсь на заднем дворе Эмили и осматриваюсь, чтобы убедиться, что никто за мной не следит. Вроде все спокойно. Залезаю на перила крыльца и подтягиваюсь, ухватившись за край крыши. Я знаю, что Эмили никогда не запирает окно спальни, мне не впервой тайком пробираться сюда, но если ее разбудит шум, от неожиданности она может закричать.

Снимаю перчатки, зажимаю их в зубах и медленно открываю окно. Стараюсь действовать бесшумно, но она может проснуться от сквозняка. Как только окно открывается достаточно широко, я быстро пролезаю в комнату и снова опускаю его, проделывая все это быстрее, чем велит здравый смысл.

Эмили ворочается под светло-синим балдахином на кровати. Делаю несколько быстрых шагов по покрытому ковром полу. Она поворачивается на бок, веки слегка подрагивают. Мне не приходит в голову ничего лучше, чем зажать ей рот рукой. Почувствовав мое прикосновение, она резко открывает глаза. На лице – испуг и растерянность.

– Это я, Эм, – шепотом говорю я. – Прости, что пробралась сюда ночью, как вор. Главное, не кричи.

Судя по выражению ее лица, она узнала меня, и сон как рукой сняло. Я убираю руку от ее рта. Мгновение она вообще не двигается.

– Нова? – В ее голосе явственно слышится недоверие, как будто она приняла меня за галлюцинацию или сон.

Я открываю рот, чтобы ответить, но прежде чем успеваю произнести хоть слово, она садится на постели в своей клетчатой пижаме и так крепко обнимает меня за шею, что я едва могу дышать. Уткнувшись лицом мне в волосы, она тут же начинает всхлипывать. Плечи трясутся от рыданий. Ее эмоции накатывают на меня волной, захлестывают меня, напоминая обо всем, что я потеряла и что еще могу потерять.

Месяц назад я воспринимала любовь Эм как должное, твердо знала: что бы ни произошло в мире, я всегда могу рассчитывать на свою лучшую подругу. Тогда все казалось незыблемым. Как будто простота жизни в Пембруке позволяла мне твердо стоять на ногах.

Эмили отстраняется и разглядывает меня, все еще сжимая мои плечи так, словно я снова могу исчезнуть.

– Ты здесь. Нова, ты вернулась, – шепчет она.

Обида на ее лице вот-вот раздавит меня. Я не знаю, как смогу сказать ей, что не останусь.

– Я здесь, Эм, и мне так жаль. Невероятно жаль. Я…

Не успеваю толком ничего объяснить, потому что выражение растерянности и горя на ее лице в секунду сменяется яростью.

– Тебе жаль? Это еще мягко сказано. Да как ты смеешь? Как ты смеешь так со мной поступать, Новембер Роуз Эдли! – со злостью шипит она.

У нее дрожит голос. Она толкает меня с такой силой, что мне приходится вскочить на ноги, чтобы не свалиться на пол.

Она тоже встает с постели и снова толкает меня.

– Я не принимаю твоих извинений! Слышишь? Я никогда не прощу тебе, что ты меня бросила. Ты моя лучшая подруга. Лучшие друзья не… – Слова теснятся у нее в горле, пока она борется со слезами.

Мне хочется потянуться к ней, обнять ее и сказать, что все кончилось. Но я стою на месте и пытаюсь выдавить из себя хоть что-нибудь.

– Тетю Джо убили, – говорю я.

Я не собиралась вот так внезапно сообщать ей о смерти тети. Но, зная Эмили, уверена, что она опять накинется на меня, прежде чем у меня появится возможность осторожно преподнести эту печальную новость вместе с извинениями.

В мгновение она перестает плакать и замирает, словно ее поразила молния. Потом делает шаг назад, глядя на меня круглыми от ужаса глазами.

– Что?

– Ее убили, и папа меня увез, – говорю я, хотя знаю, что столь туманное объяснение ее не удовлетворит. – Он боится, что это имеет какое-то отношение к их прошлой работе, что-то…

– Их прошлой работе в ЦРУ? – еще больше вытаращив глаза, спрашивает она.

– Да, – вру я, стараясь не углубляться в подробности, а то она поймет, что что-то здесь не так.

Эмили в растерянности делает несколько шагов, как будто не может до конца осознать мои слова. И я ее понимаю. В Пембруке никогда не происходит ничего ужасного. Даже после того, как папа сообщил мне, что мы в опасности, и отправил в Академию, я не верила ему до тех пор, пока не оказалась лицом к лицу с трупом.

Она поворачивается ко мне, нахмурившись.

– Я даже не знаю, что… Нет… это просто… А сейчас тебе что-нибудь угрожает?

– Не думаю, – снова вру я и добавляю каплю правды: – Но ты же знаешь папу. Он умный и чересчур осторожный.

В этом ее убеждать не нужно – за последние двенадцать лет она столько раз бывала у нас дома, что знает все не хуже меня.

– А он знает, что ты сейчас здесь, что ты залезла ко мне в окно посреди ночи? – недоверчиво глядя на меня, спрашивает Эмили.

Подхожу к ней на шаг, качая головой.

– Нет, но я просто должна была с тобой увидеться. Я должна была дать тебе знать, что со мной все в порядке. Ну, и мне надо было предупредить тебя, что какое-то время не смогу с тобой связаться. – Голос слегка дрожит, и мне тяжело смотреть на нее. Могу лишь представить, как она себя чувствует – будто я предала ее. – Но ты не волнуйся. Со мной все в порядке… и с папой тоже.

Слыша собственные слова, начинаю сомневаться, правильно ли я поступила, явившись сюда. Но мне это было очень нужно – я не могла жить с мыслью, что больше не увижу ее.

Она вытирает нос.

– И твой папа думает, что те, кто убил тетю Джо, могут сделать то же самое с вами? – спрашивает она.

– Он пока не знает… Но прежде чем возвращаться, он хочет знать наверняка. Поэтому, Эм, ты не должна никому говорить, что я к тебе приходила, – ни родителям, ни кому бы то ни было еще.

Она неохотно кивает. Она все понимает, но ей это явно не нравится.

– Я люблю тебя, Эмили Джейн Бэнкс, – говорю я, и она поднимает голову.

– А вот этого не надо, Нова. Мы не прощаемся навсегда.

Я киваю, изо всех сил стараясь взять себя в руки, потому что могу думать лишь об одном: ведь это действительно прощание, самое тяжелое в моей жизни. За последние несколько недель я так часто представляла себе нашу встречу, но в воображаемом сценарии, полном объятий и слез, я не учла, как больно мне будет покидать ее, на сей раз зная, что могу не вернуться.

Раздается тихий стук в окно, и у меня душа уходит в пятки. Резко разворачиваюсь и моргаю, разглядывая очертания притаившегося на крыше человека.

– Эш? – ошарашенно спрашиваю я.

Он поднимает окно, в комнату врывается холодный декабрьский воздух.

Глаза Эмили так округлились, что, кажется, вот-вот вылезут из орбит и никогда не вернутся на место.

– А это еще кто? – Она указывает на Эша, но не сводит глаз с меня.

Открываю рот, но не успеваю сказать ни слова – Эш перебивает меня.

– Извините, что помешал вам, но нам пора, – говорит он, и я даже не знаю, ужасаться ли тому, что он проследил за мной, а я ничего не заметила, или благодарить его за то, что он объявился и прервал этот трудный разговор, пока я окончательно не потеряла самообладания в присутствии Эмили.

– Нова? – строгим голосом говорит она, уперев руку в бок и вопросительно уставившись на меня.

Эш смотрит на Эмили:

– Я позабочусь о твоей подруге. Даю слово.

– Мне не нужно твое слово, – говорит она, поворачиваясь к нему. – Мне ничего этого не нужно.

– Нам пора, – повторяет Эш, и в его голосе звучит предостережение: никто не должен застать меня здесь.

Я подхожу к своей лучшей подруге и хочу рассказать ей, как много она для меня значит и что без нее все теряет смысл, но не хочу пугать ее. Поэтому говорю лишь:

– Я скучала по тебе, Эм, – и обнимаю ее. – Я скоро вернусь. Ты даже не успеешь заметить моего отсутствия.

Она прижимается ко мне.

– Да уж, пожалуйста, – строго говорит она, снова отстраняясь, чтобы посмотреть на меня. – Если с тобой что-то случится, Нова, я тебе этого никогда не прощу. Даже унесу обиду с собой в могилу. – Она пытается выдавить улыбку, но глаза ее полны слез.

Я улыбаюсь в ответ. Мне так сдавило грудь, что едва могу дышать. Мы смотрим друг на друга в свете луны, выражая глазами все, что я не в силах выразить словами: мы нужны друг другу. Повернуться к ней спиной – самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать. Вылезая из окна, я оставляю в этом доме частицу своего сердца.

Глава девятая

Мы с Эшем быстро пробираемся по ночному городу. Он молча следует за мной дворами и переулками, даже не пытаясь обсуждать случившееся. И хотя я тоже ничего не хочу обсуждать, молчание действует на меня угнетающе. Каждый знакомый дюйм этого города лишь напоминает мне об Эмили и о той жизни, с которой я прощаюсь. Все, чего я хотела в Академии, это вернуться сюда, но теперь, когда я здесь, мне хочется закрыть глаза, забраться под одеяло и рыдать. Я кусаю губу, пытаясь физически подавить отчаяние, и быстро моргаю, чтобы избавиться от слез в уголках глаз.

Когда мы добираемся до леса, через который можно дойти до моего дома, Эш останавливается и жестко смотрит на меня. Уверена, он считает, что идти к Эмили было ужасной идеей, но ничего не говорит. И не нужно – мы оба это понимаем.

– Надо забрать то, что твой отец оставил на том дереве, – говорит он вместо упреков.

Изумление возвращает меня к действительности.

– Что… прямо сейчас?

– Сейчас, – подтверждает он. Я вижу, что он на меня злится. – Мы не можем возвращаться к тебе домой в кромешной тьме, потому что не знаем, следит ли за нами кто-нибудь. Ты даже не заметила, что я пошел за тобой.

– Все наши вещи…

– Я спрятал наши сумки на окраине леса. Осталось только забрать записку, и надо уходить. – Он не добавляет вслух: «Пока мы по твоей милости не вляпались в какие-нибудь неприятности».

– Хорошо, дай подумать… – Осматриваю лес, выбирая наилучший путь к дереву и поворачивая мамино кольцо на пальце. Если когда-то я могла пройти по этому лесу с завязанными глазами, то при слабом свете луны уж точно смогу. – У меня есть план, но последнюю часть пути нам придется пробираться по веткам, а они гораздо тоньше тех, на которых мы тренировались в Академии. Тебя это устроит?

Он кивает, и я выдыхаю. Одно дело – незаметно выбраться, чтобы увидеться с Эмили, но совсем другое – пробраться в лес, где тебя может поджидать Стратег. У меня громко стучит сердце, тело под зимним пальто покрывается потом.

Петляем по знакомому лесу, огибая заросшие кустарником и усеянные сломанными ветками участки, чтобы не издавать лишних звуков. Но в темноте, когда на земле столько листьев и обломков деревьев, невозможно пробираться бесшумно. И каждый раз, когда раздается хруст, меня будто бьет электрическим разрядом, и я все больше жалею, что поставила нас в такое положение.

Мы обходим особенно густые заросли недалеко от моего дома. Звук наших шагов становится громче. Эш касается моей руки и подносит палец к губам. Я замираю. Он осматривает лес, а у меня в висках так яростно стучит кровь, что на секунду все расплывается перед глазами. Он что-то услышал? Увидел? Страшно хочется спросить, но я молчу, понимая, что любой лишний звук может нас выдать.

Внимательно слежу за каждым своим шагом, как никогда в жизни, считая их про себя, как будто существует волшебное число, по достижении которого кошмар закончится и мы будем в безопасности. До больших деревьев, растущих достаточно близко друг к другу, чтобы можно было перебираться с ветки на ветку, еще как минимум пара сотен футов. По крайней мере, когда мы уйдем с земли наверх, нас будет хуже видно и слышно. На восемнадцатом шаге слишком сухой лист хрустит у меня под ногой. Я замираю, затаив дыхание.

Проходит одна мучительная секунда. Рассматриваю деревья вокруг. Осторожно поднимаю ногу, но не успеваю сделать и шага, как вдруг слышу тихий свист. Эш толкает меня на землю с такой силой, что я едва успеваю вытянуть вперед руки, чтобы смягчить удар от падения. Грохнувшись в кучу холодных листьев, слышу характерный глухой стук – в дерево передо мной вонзается стрела – туда, где полсекунды назад находилась моя грудь.

– Бежим! – шепчет Эш, и мы срываемся с места.

Ноги двигаются так быстро, что, кажется, должны были уже вырваться вперед и оставить меня далеко позади. Странно, что этого не происходит. У меня над головой пролетает стрела, так близко, что я чувствую на щеке легкое дуновение ветра.

Я мчусь через лес, Эш бежит рядом, и мы уже не обращаем внимания на треск сухих листьев и сломанных сучьев у нас под ногами. Рядом со мной в дерево вонзается еще одна стрела. Судя по равным интервалам между выстрелами, стрелок только один. И кем бы он ни был, он прекрасно целится в темноте в движущиеся мишени. Еще сильнее работаю ногами, пытаясь выжать из них максимальную скорость. Мы петляем между деревьями и сломанными ветками, и я понимаю, что если хоть на секунду замедлю шаг или не оставлю помех на линии огня, один из нас погибнет.

– Эш, наверх, – выдыхаю я, когда мы на полной скорости подбегаем к сгрудившимся вместе деревьям, которые я искала. Мне уж точно не хватит навыков рукопашного боя, а наверху я буду чувствовать себя гораздо увереннее.

Хватаюсь за ствол дерева и подтягиваюсь на знакомую ветку. Бросаю взгляд через плечо – Эша нет. В панике вглядываюсь в деревья в надежде увидеть его, но вижу только белеющий в темноте лук и нацеленную прямо на меня стрелу. Мгновенно перескакиваю на соседнюю ветку – стрела попадает в ствол. Я не могу бежать, не зная, где Эш, но оставаться здесь тоже нельзя.

Стягиваю перчатки, засовываю их в карманы, вытираю вспотевшие руки о пальто. Выглядываю из-за ствола, и в этот момент Эш наносит удар – не по стрелку, а по луку, который с треском ломается. Стратег – теперь я вижу, что это мужчина ростом выше Эша и шире его в плечах, – замахивается, прежде чем Эш успевает восстановить равновесие. Он бьет Эша с такой силой, что мне кажется, я слышу стук, когда его кулак врезается в голову Эша. Он отбрасывает Эша к дереву у себя за спиной, но вместо того чтобы продолжать драку, снова разворачивается в мою сторону.

На бегу его черный капюшон спадает, открывая каштановые волосы и короткую бородку. У него такой широкий шаг, что он преодолевает расстояние вдвое быстрее меня. Эш снова на ногах, но отстает футов на двадцать. Я перебираюсь на следующую ветку быстрее, чем это можно сделать без угрозы для жизни.

За спиной слышу скрип сапог карабкающегося по стволу Стратега, слышу, как он сопит, подтягиваясь. При такой скорости он доберется до меня максимум через десять секунд. Замечаю бегущего внизу Эша, и если бы не боялась при падении с такой высоты что-нибудь себе сломать, то спрыгнула бы к нему. Эшу ни за что не успеть забраться сюда вовремя, чтобы помочь мне драться. Если этот парень меня схватит, мне конец. Он двигается как тренированный убийца, и хотя я хорошо лазаю по деревьям, все-таки я ученица, которая провела в Академии всего несколько недель.

Хватаюсь за ветку повыше, подтягиваясь так быстро, что на коже остаются царапины от коры. Стратег пытается схватить меня за лодыжку и подбирается так близко, что, опоздай я на долю секунды, он бы сбросил меня на землю. «Господи, пожалуйста, не дай мне погибнуть. Пожалуйста, пожалуйста, пусть на этом все не закончится. Я больше никогда не совершу подобной ошибки. Никогда. Обещаю. Только дай мне добраться до папы в Европе».

Ветка, на которой я стою, раздваивается, я делаю три дерзких шага в сторону другого дерева и перебираюсь на еще более тонкую ветку.

– Новембер, стой! – кричит Эш, так удивив меня, что я застываю на месте.

Резко разворачиваюсь. Стратег бежит по ветке, на которой я только что была.

– Мистер Бэйнс! – кричит Эш.

В голове молнией проносится мысль: «Бэйнс – староанглийский, от латинского корня ban, что значит “кости”. Скорее всего, так называли худого человека. Тонкого». Я смотрю на ветку, на которой стою, и вдруг понимаю, чего хочет Эш.

Стратег перепрыгивает на мою ветку. Едва он приземляется, я подпрыгиваю, хватаюсь за ветку повыше и с силой бью ногами по той, где находится преследователь. Тонкая ветка с треском ломается пополам. Звук громом разносится по лесу. Я остаюсь висеть, но у Стратега нет времени что-либо предпринять. Отчаянно размахивая руками, он падает с высоты двадцать футов и с глухим стуком ударяется о землю.

Я размахиваю ногами, чтобы как следует раскачаться, и цепляюсь лодыжкой за ветку. Подтягиваюсь на руках и ногах, достигаю ствола и поспешно спускаюсь вниз, чтобы помочь Эшу. Но, спрыгнув на землю, вижу, что в этом нет необходимости. Парень с бородкой лежит неподвижно, раскинув руки и ноги, а под головой у него, из которой торчит острый кусок гранита, растекается лужа крови.

Долго разглядываю эту картину, вытаращив глаза, застыв на месте и не в состоянии понять, что я вижу. Несколько раз быстро моргаю, но он все еще там и не шевелится. Почувствовав тошноту, закрываю лицо руками.

– Я не знала, что он… О господи… – быстро бормочу я, и даже на холодном ночном воздухе меня бросает в жар. – Я не хотела… Он чуть не убил тебя, Эш. Если бы он ударил тебя не кулаком, а ножом… – Гляжу на застывшее в мертвой неподвижности лицо на земле, которое тут же вызывает в памяти трупы из моего сна. – Это сделала я. Я убила его. Поверить не могу, что я убила человека, – лихорадочно повторяю я, еще не до конца осознавая, что произошло. Это слишком ужасно, чтобы быть правдой.

Эш подходит ко мне и, взяв за плечи, поворачивает меня в другую сторону от тела.

– Смотри на меня, только на меня, – настаивает он, уводя меня подальше.

Тела уже не видно. Даже в свете луны я различаю напряжение в глазах Эша.

Чувствую себя ужасно. Как я могла это сделать? Я же не убийца… Вовсе нет.

– Новембер, возьми себя в руки, – велит Эш. – Ты должна забрать сообщение твоего отца. То, что ты чувствуешь сейчас, пройдет, но если позволишь этим мыслям поглотить себя, уже не сможешь думать ни о чем другом. А забрать сообщение можешь только ты.

Я киваю и отвожу взгляд. Изо всех сил стараюсь не заплакать. Из-за меня Эш чуть не погиб. Я убила человека. И нарушила данное Лейле обещание. Это не Академия – здесь нет учителей и охранников, заданий, выполняемых под присмотром, и четких распоряжений. Здесь все по-настоящему, и эта игра смертельна.

– Иди, – говорит Эш, и я иду.

Пробегаю футов пятьдесят, полностью сосредоточившись на том, чтобы найти нужное дерево и залезть на него. Каждую деталь разглядываю дольше, чем нужно, и пытаюсь прогнать вид крови перед глазами, который, наверное, останется у меня в памяти навечно.

На высоте около пятнадцати футов ствол разделяется на две части. Я сбрасываю из расщелины между двумя стволами листья и вытаскиваю незакрепленный кусок коры. Под ним – в том самом месте, где я спрятала ее четыре года назад, – нахожу старую квадратную жестянку размером чуть меньше моей ладони. Вытаскиваю ее из ствола и отковыриваю крышку. Внутри лежит сложенный мешочек с обрывком бумаги. В той временной капсуле, которую я прятала, его не было. Папа! Снова закрываю жестянку и прижимаю ее к сердцу, чувствуя невероятное облегчение от того, что правильно разгадала папину наводку и он не исчез просто так, не сказав мне ни слова.

– Новембер? – зовет меня Эш, стоя у подножия дерева, на котором я сижу.

– Она здесь, – отвечаю я и спускаюсь.

Он замечает коробочку у меня в руке.