Текст книги "Переполох в отеле «Гранд Метрополитен»"

Агата Кристи
Переполох в отеле «Гранд Метрополитен»

– Пуаро, – как-то раз объявил я, – думается, перемена обстановки пошла бы вам на пользу.

– Вы так считаете, друг мой?

– Совершенно уверен.

– Вот как? Неужели? – протянул, улыбнувшись, Пуаро. – Стало быть, вы все уже устроили, не так ли?

– Так, значит, вы поедете?

– И куда же вы собираетесь меня увезти?

– В Брайтон. Честно говоря, один мой хороший приятель в Сити шепнул мне на ухо словечко насчет одного очень выгодного дельца, ну… и, одним словом, теперь я богат, как Крез. Эти шальные деньги просто жгут мне руки. Вот я и решил – а неплохо бы провести уик-энд в отеле «Гранд Метрополитен»! Как вы думаете, Пуаро?

– Согласен и с благодарностью принимаю ваше предложение. У вас всегда, друг мой, было доброе сердце – вот и сейчас вы не забываете старика! А доброе сердце, в конце концов, куда важнее всех серых клеточек на свете! Да, да, поверьте мне, Гастингс! Говорит вам не кто иной, как Пуаро, который, увы, сам порой забывает об этом!

Не могу сказать, что подобный комплимент не польстил моему тщеславию. Я уже не раз имел случай отмечать, что Пуаро порой склонен недооценивать присущий мне ум и проницательность. Но радость его по поводу предстоящей поездки была неподдельной, и я решил сменить гнев на милость.

– Итак, все в порядке, договорились, – поспешно сказал я.

В субботу вечером мы с Пуаро уже наслаждались роскошным ужином в зале ресторана «Гранд Метрополитен» среди шумной и оживленной публики. Весь свет, казалось, съехался сюда, в Брайтон! Я был ослеплен. Какие роскошные туалеты, а драгоценности! Право, порой их было столько, что это противоречило не только хорошему вкусу, но и чувству меры… и все же зрелище было потрясающим!

– Вот это да! – пробормотал Пуаро, у которого, по-видимому, также захватило дух. – Ну и ну! Сплошное жулье, не так ли, Гастингс?

– Похоже на то, – отозвался я, – остается, правда, надеяться, что все же не все они из одной колоды.

Пуаро кидал вокруг любопытные взгляды.

– Знаете, Гастингс, глядя на все это сверкающее великолепие драгоценностей, я порой жалею, что посвятил свой ум не совершению преступлений, а поиску преступников! Представляете, как бы мог воспользоваться подобным случаем опытный и искусный вор? Великолепная возможность – притом, можно сказать, сама плывет в руки! Вот, Гастингс, взгляните хотя бы на ту полную даму, что за столиком возле колонны. Да ведь она буквально увешана бриллиантами с головы до ног – точь-в-точь рождественская елка!

Я проследил за его взглядом.

– О, – с удивлением воскликнул я, – да ведь это же миссис Опалсен!

– Вы ее знаете?

– Не очень близко. Насколько я помню, ее муж – весьма удачливый брокер. По-моему, в последнее время он сколотил себе изрядное состояние, нажившись во время последнего нефтяного бума.

Отужинав, мы с Пуаро перебрались в гостиную и тут снова столкнулись с Опалсенами. Я представил им Пуаро, и мы понемногу разговорились. Мало-помалу беседа становилась все более оживленной, и кончилось тем, что кофе мы уже пили все вместе.

Пуаро рассыпался в комплиментах по поводу некоторых великолепных камней, украшавших необъятную грудь дамы, и ее добродушное лицо вспыхнуло от радости.

– Знаете, мсье Пуаро, драгоценности – моя страсть! Я просто без ума от них, честное слово! Эд прекрасно знает эту мою маленькую слабость и, когда дела у него идут неплохо, то и дело покупает мне разные безделушки. Представляете – чуть ли не ежедневно приносит мне что-нибудь новенькое! А вы тоже интересуетесь драгоценными камнями?

– Мне не раз в прежние времена приходилось иметь дело с драгоценностями, мадам. А моя профессия позволяла любоваться самыми известными в мире драгоценными камнями.

И он пустился в воспоминания. Конечно, не называя ни одного имени, заменив их лишь инициалами, Пуаро рассказал восхищенной миссис Опалсен о знаменитой на весь мир краже исторических драгоценностей одного королевского дома, и взволнованная до глубины души дама слушала его затаив дыхание.

– О господи, – вздохнула она, словно ребенок, очнувшийся после волшебной сказки, – ну и чудеса! Просто не верится, ей-богу! А знаете, мсье Пуаро, у меня ведь тоже есть жемчуга, с которыми связана интереснейшая история. Насколько я знаю, они считаются одними из красивейших в мире! Жемчужины эти подобраны с безупречным вкусом, а цвет их просто великолепен. Нет, рассказывать тут бесполезно – вы должны увидеть их собственными глазами. Пойду принесу их!

– О, мадам, – запротестовал Пуаро, – вы слишком любезны! Я не могу воспользоваться вашей добротой. Умоляю вас, не затрудняйте себя!

– Нет-нет, что вы! Я буду счастлива показать их вам.

Пышнотелая дама, отмахнувшись от его возражений, поспешно засеменила к лифту. Муж ее, оторвавшись от беседы со мной, бросил на Пуаро вопросительный взгляд.

– Ваша супруга была так любезна, что настояла на том, чтобы показать нам свое жемчужное ожерелье, – объяснил маленький бельгиец.

– Ах, эти жемчуга! – На устах Опалсена заиграла улыбка удовлетворенного тщеславия. – Что ж, уверяю вас, мсье Пуаро, они и в самом деле достойны того, чтобы на них посмотреть. В свое время я выложил за них кругленькую сумму. Правда, дело того стоило. Уверяю вас, я не прогадал – я в любую минуту могу выручить за них столько же, сколько и заплатил, если не больше. Может, в один прекрасный день и придется пожертвовать ими, если дела пойдут так же, как сейчас. В Сити с наличными деньгами сейчас неважно. А все проклятый налог на сверхприбыль – это он во всем виноват! – И делец пустился в разговор о финансовых операциях, то и дело пересыпая свое повествование множеством технических терминов, которые я лично просто не в силах был понять.

Его разглагольствования прервало появление мальчика-коридорного. Подойдя к Опалсену, он что-то тихо прошептал ему на ухо.

– Э… что такое? Сейчас иду. Она не заболела, надеюсь, нет? Прошу простить меня, джентльмены.

Он поспешно покинул нас. Пуаро, откинувшись на спинку кресла, закурил одну из своих тоненьких русских сигарет. Потом со свойственной ему аккуратностью и методичностью, не спеша выстроил пустые чашки из-под кофе в один ряд и, окинув их взглядом, удовлетворенно улыбнулся.

Шло время. Опалсены все не возвращались.

– Странно, – наконец, не выдержав, заметил я. – Интересно, куда они запропастились?

Пуаро, невозмутимо разглядывая кольца дыма, одно за другим подымавшиеся к потолку, некоторое время молчал. Потом задумчиво произнес:

– Думаю, друг мой, они вряд ли вернутся.

– Но почему?

– Потому, Гастингс, что, скорее всего, случилось нечто непредвиденное.

– Что именно? И с чего вы взяли, будто что-то произошло? – удивленно спросил я.

Пуаро улыбнулся:

– Несколько минут назад управляющий отелем весьма поспешно вышел из своего кабинета и помчался наверх. Судя по его виду, он был явно взволнован. Мальчик-лифтер, забыв обо всем, разговаривает с одним из коридорных. Звонок вызова лифта, если не ошибаюсь, прозвонил уже раза три, но он не обращает на это ни малейшего внимания. А в-третьих, даже официанты distraits – вы только взгляните! – И Пуаро многозначительно покачал головой – дескать, есть же предел всему! – Значит, дело и впрямь нешуточное. Ага, все как я и думал! Смотрите, Гастингс, вот и полиция!

Двое мужчин как раз в эту минуту вошли в холл отеля. Один был в форме, другой – в штатском. Перекинувшись несколькими словами с портье, они поспешно направились к лифту. Прошло еще некоторое время, и тот же мальчик-коридорный вышел из лифта и, оглянувшись по сторонам, торопливо направился в нашу сторону.

– Мистер Опалсен свидетельствует вам свое почтение и спрашивает, не будете ли вы столь любезны, джентльмены, пройти наверх?

Пуаро мгновенно вскочил на ноги. Можно было подумать, что он ожидал чего-то в этом роде. Я, естественно, без колебаний последовал за ним.

Апартаменты, которые занимала чета Опалсенов, были на втором этаже. Постучав в дверь, мальчик-коридорный ушел. Услышав изнутри «Войдите!», мы толкнули дверь и вошли. Странная сцена представилась нашим глазам. Перед нами была явно спальня миссис Опалсен, и в самом ее центре, полулежа в кресле, громко и безудержно рыдала сама хозяйка. Зрелище и впрямь было довольно грустным – потоки слез, струившиеся по ее пухлым щекам, проложили дорожки в густом слое покрывавшей их пудры и стекали вниз, прямо на внушительных размеров грудь. Сам мистер Опалсен, вне себя от гнева, метался взад и вперед, как разъяренный тигр в клетке. Двое полицейских замерли посреди комнаты. Один из них держал наготове блокнот. Возле камина застыла горничная – по ее виду было понятно, что девушка перепугана до смерти. По другую его сторону француженка, скорее всего личная горничная миссис Опалсен, заливалась слезами, в отчаянии заламывая руки. Похоже было, что охватившее ее горе вполне могло бы соперничать с отчаянием хозяйки.

И тут прямо посреди царившего вокруг хаоса появился Пуаро, спокойный и с любезной улыбкой на устах. В ту же минуту с живостью, неожиданной для дамы столь внушительной комплекции, миссис Опалсен выбралась из кресла и кинулась к нему:

– Ну вот и вы, наконец! Эд может говорить все, что ему вздумается, но я… я верю в перст судьбы, мсье Пуаро! Это моя счастливая звезда послала вас в такую минуту! Только вы сможете вернуть мне мои жемчуга! Если уж не сможете вы, значит, не сможет никто!

– Умоляю вас, успокойтесь, мадам! – И Пуаро с очаровательной любезностью похлопал взволнованную даму по руке. – Все будет в порядке, уверяю вас. Доверьтесь Эркюлю Пуаро.

Мистер Опалсен повернулся к одному из полицейских:

– Надеюсь, ни у кого из вас, джентльмены, не будет возражений против того, чтобы я обратился за помощью к этому джентльмену?

– Нет-нет, ни малейших, – очень любезно, хотя и совершенно равнодушно, откликнулся тот. – А теперь, быть может, когда ваша супруга немного успокоилась, она найдет в себе силы рассказать нам все поподробнее?

Миссис Опалсен бросила на Пуаро беспомощный взгляд. Галантно поддерживая ее под руку, он усадил ее обратно в кресло.

– Прошу вас, присядьте, мадам. Успокойтесь и расскажите нам как можно детальнее, что же тут произошло.

Это подействовало. Миссис Опалсен утерла слезы и приступила к рассказу:

– После обеда я поднялась к себе наверх, чтобы достать жемчуга, которые перед этим пообещала показать мсье Пуаро. Горничная и Селестина были, как обычно, в этой комнате.

– Простите, мадам, а что вы подразумеваете под словами «как обычно»?

Миссис Опалсен охотно объяснила:

– Я установила такое правило – никто из служащих отеля не должен входить в эту комнату без Селестины. Горничная убирается здесь по утрам, при этом неотлучно присутствует Селестина, моя личная служанка. Вечером она приходит еще раз, чтобы приготовить постели, – и тоже в ее присутствии. Иначе она в комнату не заходит.

Итак, как я уже сказала, – продолжала миссис Опалсен, – я поднялась наверх. Открыла дверь, подошла к туалетному столику и выдвинула вот этот ящик, – кивком она указала на нижний правый ящик туалетного столика с двумя тумбами, – достала оттуда шкатулку с драгоценностями и отперла ее. Все, казалось, было на месте… Но жемчуга! Они исчезли!

Инспектор поспешно строчил в своем блокноте.

– Когда вы видели их в последний раз? – оторвавшись от этого занятия, спросил он.

– Когда я переодевалась, чтобы спуститься к обеду, они еще были тут.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно! Я помню, как еще гадала, надевать их или нет. В конце концов я отложила их, решив обойтись своими изумрудами. А жемчуг убрала обратно в шкатулку.

– И кто ее запер?

– Я сама. А ключ от шкатулки я всегда ношу при себе – на цепочке у меня на шее. – И с этими словами она продемонстрировала нам шею и ключ на ней.

Инспектор внимательно осмотрел его, пожал плечами:

– Вор вполне мог заказать себе дубликат. Пара пустяков, поверьте, мадам! К тому же замок самый что ни на есть простой. Ладно, оставим это. И что же вы делали после того, как заперли шкатулку?

– Убрала ее обратно в нижний ящик, как всегда. Она всегда там стоит.

– А ящик вы тоже заперли?

– Нет, я никогда этого не делаю. Поскольку здесь всегда безотлучно находится моя горничная, которой запрещено уходить до моего возвращения, в этом нет нужды.

Лицо инспектора помрачнело.

– Правильно ли я понял вас, мадам? Вы утверждаете, что видели драгоценности до того, как спустились к обеду, а с тех пор, по вашим словам, ваша горничная не покидала эту комнату ни на минуту?

И тут, словно весь ужас ситуации, в которой она неожиданно оказалась, вдруг дошел до ее сознания, Селестина пронзительно взвизгнула и, бросившись на шею Пуаро, бессвязно залопотала по-французски.

Слова лились непрерывным потоком. Я едва успевал разбирать. Как это ужасно, несправедливо, вопила она. Подумать, что она, Селестина, могла ограбить свою дорогую хозяйку! Вообразить такое! Недаром всем отлично известно, что в полиции сидят круглые дураки. Но мсье, он француз…

– Бельгиец, мадам, – поправил ее Пуаро, но Селестина, казалось, не обратила на эту тонкость ни малейшего внимания.

…Мсье не сможет остаться в стороне и смотреть, как на нее возводят это ужасное, нелепое, несправедливое обвинение, в то время как эту наглую девчонку отпустят на все четыре стороны. «Я никогда не доверяла ей! – кричала Селестина. – Рыжая, нахальная… прирожденная воровка! Я с самого начала предупреждала, что ей и на грош верить нельзя. И смотрела за ней в оба глаза, когда та шныряла по спальне, делая вид, что приводит в порядок комнату мадам! Пусть эти идиоты полицейские обыщут ее, и, если они не найдут у нее жемчуга мадам, я съем собственную шляпу!» – вызывающе закончила она.

Вся эта тирада была произнесена на быстром и почти неразборчивом французском, но разъяренная Селестина сопровождала свою обвинительную речь столь выразительной жестикуляцией, что в конце концов горничная все-таки догадалась, о чем та толкует. Вдруг лицо ее побагровело от злости.

– Если эта иностранка утверждает, будто я украла драгоценности, то это наглая ложь! – с жаром воскликнула она. – Я и в глаза-то их не видела!

– Обыщите ее, – взвизгнула француженка, – и увидите, что я права!

– Ты – врунья и обманщица, слышишь? – сжав кулаки и наступая на Селестину, завопила вторая горничная. – Сама небось свистнула их, а теперь стараешься повесить всех собак на меня! Да я пробыла в комнате минуты три, а потом вернулась леди. А ты сидела тут неотлучно, будто кошка, караулящая мышь!

Инспектор бросил вопросительный взгляд на Селестину:

– Это правда? Вы, значит, не покидали эту комнату?

– Я и в самом деле не оставляла ее одну, – неохотно призналась француженка, – но дважды за это время выходила в свою комнату… вот через эту дверь. Один раз для того, чтобы принести клубок ниток, а другой – за ножницами. Тогда-то она, наверное, и стащила их.

– Да ты и выходила-то разве что на минуту! – сердито бросила взбешенная горничная. – Шмыгнула туда – и тут же назад. Что ж, пусть полиция меня обыщет! Я буду только рада! Мне нечего бояться.

В эту минуту кто-то постучался в номер. Инспектор приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Он увидел, кто это, и лицо его прояснилось.

– А! – с облегчением воскликнул он. – Слава богу. Я послал за нашей сотрудницей, которая обычно обыскивает женщин, и она как раз пришла! Надеюсь, вы не станете возражать, – обратился он к горничной, – если я попрошу вас пройти в соседнюю комнату вместе с ней?

Он сделал приглашающий жест, и горничная, гордо вскинув голову, вышла за дверь. Женщина-инспектор последовала за ней.

Француженка, жалобно всхлипывая, скорчилась на стуле. Пуаро внимательно разглядывал комнату. Я, как мог, постарался запомнить, что где располагалось, и для верности даже набросал рисунок-схему, на котором поместил гардероб, туалетный столик, комод, кровать, комнату горничной, коридор.

– Куда ведет эта дверь? – осведомился Пуаро, кивком указав на дверь возле окна.

– Наверное, в соседний номер, – предположил инспектор. – Впрочем, какая разница, ведь она заперта с этой стороны.

Подойдя к ней, Пуаро несколько раз повернул ручку, отодвинул задвижку и снова подергал дверь.

– Похоже, с той стороны то же самое, – пробормотал он. – Что ж, хорошо. По крайней мере, этот вариант можно исключить.

Он направился к одному окну, потом к другому, тщательно осмотрев их одно за другим.

– И здесь – ничего! Даже балкона нет.

– А даже если бы он и был, – вмешался потерявший терпение инспектор, – не вижу, чем бы это могло нам помочь. Ведь горничная не покидала комнату.

– Это верно, – ничуть не смутившись этой отповедью, сказал Пуаро, – поскольку мадемуазель определенно утверждает, что не уходила из комнаты…

Его речь была прервана появлением горничной в сопровождении женщины-инспектора.

– Ничего, – коротко бросила инспекторша.

– Само собой разумеется, – торжествующе отозвалась горничная, на лице которой застыло оскорбленное выражение. – А этой французской мерзавке должно быть стыдно за то, что она старалась опорочить честное имя бедной девушки!

– Ладно, ладно, девочка, хватит. Ступай! – открыв дверь, примирительно прогудел инспектор и подтолкнул ее к выходу. – Никто тебя не подозревает. Иди, иди, занимайся своим делом.

Горничная неохотно вышла.

– А ее вы не собираетесь обыскать? – бросила она через плечо, ткнув в Селестину пальцем.

– Да, да, конечно, – захлопнув дверь перед ее носом, он повернул в замке ключ.

И вот Селестина, в свою очередь, отправилась в соседнюю комнату в сопровождении женщины-инспектора. Через пару минут они обе вернулись. Выразительный жест инспекторши дал понять, что драгоценности найти не удалось.

Лицо полицейского стало мрачнее тучи.

– Боюсь, мисс, мне придется так или иначе просить вас поехать со мной в участок. – Он повернулся к миссис Опалсен: – Прошу прощения, мадам. Мне очень жаль, но все указывает на то, что тут замешана ваша горничная. И если жемчугов не нашли при ней, вполне возможно, они спрятаны где-то в другом месте.

Селестина издала пронзительный вопль и, вся в слезах, вцепилась мертвой хваткой в руку Пуаро. Мой друг повел себя по меньшей мере странно – склонившись к ее уху, он что-то едва слышно прошептал. Та, вздрогнув, отстранилась и с сомнением заглянула ему в глаза.

– Да, да, дитя мое… уверяю вас, не возражайте – так будет лучше для вас. – Пуаро повернулся к инспектору: – Вы позволите, мсье? Маленький эксперимент… просто чтобы удовлетворить свойственное мне любопытство.

– Смотря что вы имеете в виду, – с сомнением в голосе отозвался полицейский.

Пуаро снова повернулся к заплаканной Селестине:

– Вы сказали нам, что на минутку выходили в свою комнату взять клубок ниток. А не скажете ли, где он лежал?

– На самом верху комода, мсье.

– А ножницы?

– И они тоже.

– Могу ли я попросить вас, мадемуазель, если это вас не затруднит, повторить то же самое для нас еще раз? Вы сидели за шитьем на этом самом месте, не так ли?

Селестина уселась в кресло. Потом, повинуясь едва заметному знаку Пуаро, она встала, быстро прошла в соседнюю комнату, взяла с комода клубок ниток и поспешно вернулась.

Пуаро, вытащив из жилетного кармана серебряные часы-луковицу, внимательно следил за всеми ее действиями, изредка сверяясь со временем.

– Прошу вас, еще раз, мадемуазель.

После второго эксперимента он что-то быстро черкнул в блокноте и сунул часы обратно в карман.

– Благодарю вас, мадемуазель. И вас, мсье… – он с поклоном повернулся к инспектору, – благодарю за вашу любезность.

Похоже, полицейского инспектора весьма позабавила такая изысканная вежливость маленького бельгийца. Женщина-инспектор и полицейский в штатском увели по-прежнему утопавшую в слезах Селестину.

Принеся свои извинения миссис Опалсен, оставшийся инспектор принялся за обыск спальни. Он один за другим выдвигал ящики комода, открывал шкаф, перевернул вверх дном постель и простучал весь пол. Мистер Опалсен с критическим выражением лица наблюдал за его действиями.

– Неужели вы и впрямь рассчитываете найти жемчуга? – наконец не выдержал он.

– Да, сэр. Все указывает на это. Ведь у нее не было времени вынести их из комнаты. То, что ваша супруга сразу обнаружила пропажу жемчугов, спутало все ее планы. Нет, наверняка они где-то здесь. И виновна одна из них… но сомневаюсь, что в этом замешана горничная из отеля.

– Не то что маловероятно, – вставил Пуаро, – это попросту невозможно!

– Что? – Инспектор изумленно уставился на него.

Пуаро лучезарно улыбнулся в ответ:

– Сейчас я вам объясню. Гастингс, мой дорогой друг, возьмите-ка мои часы… только осторожно, умоляю вас. Это фамильная драгоценность! Как вы все видели, я только что засек, сколько времени заняли все передвижения мадемуазель. В первый раз она отсутствовала в комнате двадцать секунд, во второй, когда вернулась за ножницами, – пятнадцать. А теперь следите внимательно за тем, что я буду делать. Мадам, не будете ли вы столь любезны дать мне ключ от шкатулки с драгоценностями? Благодарю вас. Гастингс, друг мой, будьте так добры, скажите слово «Начали!».

– Начали! – повторил я.

С почти невероятной быстротой Пуаро выдвинул один из ящиков туалетного столика, вытащил шкатулку с драгоценностями, молниеносно вставил ключ в замочную скважину, открыл шкатулку, выхватил первую попавшуюся на глаза безделушку, так же быстро захлопнул и запер шкатулку, поставил ее в ящик и одним толчком задвинул его на место. Действовал он с быстротой фокусника и почти бесшумно.

– Ну как, друг мой? – с трудом переводя дух, спросил он.

– Сорок шесть секунд, – отозвался я.

– Видите? – Он с победоносным видом огляделся. – Надеюсь, теперь ни у кого из вас не осталось ни малейших сомнений, что у горничной попросту не хватило бы времени не то чтобы успеть спрятать жемчуга, но даже достать их из шкатулки.

– Н-да… похоже, все указывает на француженку, – с удовлетворенным видом протянул инспектор, возвращаясь к обыску. Покончив со спальней миссис Опалсен, он перешел в смежную комнату – ту самую, которую занимала Селестина.

Я украдкой кинул взгляд на Пуаро и заметил, что между бровями у него залегла недовольная складка. Пуаро озадаченно нахмурился. И вдруг, быстро повернувшись к миссис Опалсен, выпалил:

– А ваши жемчуга… они, вне всякого сомнения, были застрахованы?

Похоже, вопрос сбил ее с толку. Миссис Опалсен на мгновение перестала рыдать, и брови ее поползли вверх.

– Да, – неуверенно протянул Пуаро, – похоже, так оно и есть.

– Но какое это имеет значение? – сквозь слезы пролепетала несчастная дама. – Мне нужны мои жемчуга, а не эта проклятая страховка! Это было настоящее сокровище… чудо! Никакие деньги мне его не заменят!

– Очень вам сочувствую, мадам, – мягко сказал Пуаро. – Право же, мне очень жаль. Для женщины чувства – это все, не так ли? Но мсье, ваш супруг… хотя он, конечно, не обладает столь же тонкой душой, как мадам, несомненно, поймет ваши страдания и постарается как-то… э… возместить…

– О, конечно, конечно, – не очень уверенно произнесла миссис Опалсен, утирая глаза. – И все же…

Торжествующий рев, вырвавшийся из глотки инспектора, не дал ей закончить. Хлопнула дверь, и он, размахивая чем-то над головой, ворвался в комнату.

С не просохшими еще слезами на щеках миссис Опалсен стремглав бросилась к нему и выхватила безделушку из его рук. Радость настолько преобразила ее, что она в мгновение ока превратилась в другую женщину.

– О, мои жемчуга!

Дрожащими руками она прижала их к могучей груди. Мы столпились вокруг нее.

– Где вы их нашли? – тут же спросил Опалсен.

– В постели Селестины. Умно придумано – жемчуга лежали между простыней и матрасом. Должно быть, стащила их и сунула туда, прежде чем вернулась горничная.

– Вы позволите, мадам? – вежливо осведомился Пуаро.

Взяв из ее рук жемчужное ожерелье, он поднес его к глазам, внимательно разглядывая. Потом с галантным поклоном вернул владелице.

– Боюсь, мадам, мне придется вас огорчить, – смущенно произнес полицейский инспектор, – ожерелье пока останется у нас… до выяснения всех обстоятельств этого дела. Я дам вам расписку. И постараюсь вернуть вам, как только расследование будет закончено.

Мистер Опалсен недовольно сдвинул брови:

– Это и в самом деле необходимо?

– Боюсь, что так, сэр. Простая формальность.

– Пускай забирают, Эд! – воскликнула его жена. – Честно говоря, мне так даже будет спокойнее, если я буду знать, что жемчуга у них в руках. При одной мысли о том, что какой-нибудь негодяй может снова стащить их, мне, ей-богу, делается дурно! Ах, мерзкая девчонка! А я, глупая, до последней минуты все никак не могла поверить, что это она!

– Тихо, тихо, дорогая, не стоит так расстраиваться.

Я почувствовал, как чья-то рука тихо тронула меня за плечо. Это был Пуаро.

– Не кажется ли вам, друг мой, что сейчас самое время потихоньку улизнуть? Боюсь, наши услуги здесь больше не нужны.

Однако, прикрыв за собой дверь номера, Пуаро, казалось, заколебался. И вдруг, к большому моему удивлению, с сокрушенным видом покачал головой:

– Нет, погодите… надо осмотреть соседний номер.

Дверь в номер была не заперта, и мы беспрепятственно проникли внутрь. Судя по всему, номер предназначался для двоих, но сейчас здесь никто не жил. Мебель покрывал толстый слой пыли. Мой друг, весьма чувствительный к таким вещам, провел пальцем по поверхности стола возле окна, тяжело вздохнул, заметив, что палец оставил заметную дорожку в пыли, и скорчил выразительную гримасу.

– Уборка оставляет желать много лучшего, – сухо заметил он, поджав губы.

Повернувшись к окну, он принялся задумчиво разглядывать его. Похоже, что-то его глубоко заинтересовало. На время в комнате воцарилась тишина.

– Ну что? – нетерпеливо прервал я его размышления. – Для чего мы здесь, Пуаро? Может быть, расскажете, что у вас на уме?

Пуаро вздрогнул, будто очнулся, и виновато взглянул на меня:

– Je vous demande pardon, mon ami. Просто хотел убедиться, что дверь номера с этой стороны тоже заперта на задвижку.

– Понятно, – сказал я, оглядев дверь, через которую можно было пройти в соседний номер, – итак, она, как видите, заперта.

Пуаро кивнул. Казалось, какая-то мысль по-прежнему не давала ему покоя.

– Да и потом, в любом случае, – продолжал я, – какое это имеет значение? Дело-то все равно закрыто. Жаль, конечно. Хотелось бы мне, чтобы вам в очередной раз представился шанс блеснуть. Но, увы, дело оказалось проще пареной репы. Даже такой осел, как этот инспектор, не мог тут ошибиться.

Пуаро снова кивнул:

– Но дело вовсе не закончено, друг мой. И не будет закончено, пока мы не найдем того, кто на самом деле стащил жемчуга.

– Разве это не дело рук горничной?

– А, собственно, с чего вы взяли?

– Ну, – запинаясь, промямлил я, – ведь их же нашли… в ее собственной постели!

– Та-та-та, – нетерпеливо перебил Пуаро, – какой же это жемчуг, друг мой!

– Что?!

– Подделка, Гастингс. Обыкновенная подделка!

От изумления я лишился дара речи.

Пуаро ослепительно улыбнулся мне:

– Наш добрый друг инспектор вряд ли хорошо разбирается в драгоценных камнях. И то, что он с таким триумфом продемонстрировал нам, не более чем фальшивка!

– Пойдемте! – вскричал я, хватая его за руку и пытаясь увлечь за собой.

– Куда?

– Надо немедленно бежать к Опалсенам!

– Думаю, этого делать не стоит.

– Но эта бедняжка…

– Ну что ж, Гастингс, эта самая бедняжка, как вы ее называете, думаю, будет спать гораздо спокойнее, пребывая в уверенности, что ее драгоценные жемчуга в руках нашей доблестной полиции.

– А вор преспокойно удерет с настоящими жемчугами!

– Ах, мой друг, вы, как всегда, говорите не подумав! А откуда вам, к примеру, знать, что жемчуга, уникальные жемчуга, которые миссис Опалсен накануне столь заботливо уложила в свою шкатулку, уже тогда не были поддельными? И что кража – я имею в виду настоящую кражу – не была совершена гораздо раньше, может быть, месяц назад?

– О боже! – совершенно сбитый с толку, пробормотал я.

– Именно, – лучась удовлетворенной улыбкой, подтвердил Пуаро. – Значит, мы продолжим розыск.

Он направился к двери, постоял немного возле нее как бы в нерешительности, потом вышел в коридор, уверенно прошел в дальний конец, остановившись возле дверей в небольшую клетушку, где горничные и коридорные каждого этажа держали свои хозяйственные принадлежности. Там мы застали небольшое сборище. Горничная, с которой мы недавно имели возможность познакомиться, окруженная группкой взволнованных слушателей, с жаром рассказывала любопытным о тех испытаниях, что выпали на ее долю. Заметив нас, она остановилась на полуслове и вопросительно посмотрела в нашу сторону. Пуаро с обычной для него галантностью отвесил ей изысканный поклон:

– Прошу прощения за беспокойство, мадемуазель. Не будете ли вы столь любезны открыть мне номер, который занимает мистер Опалсен?

Женщина охотно согласилась, и мы вместе с ней направились обратно. Номер, в котором жил мистер Опалсен, был по другую сторону коридора. Дверь его была как раз напротив двери в спальню супруги. Горничная, вытащив из кармана запасной ключ, отперла номер, и мы вошли.

Когда она уже повернулась, чтобы уйти, Пуаро вдруг обратился к ней:

– Одну минуту, мадемуазель. Скажите, вы никогда не видели среди вещей мистера Опалсена вот такую карточку?

Он протянул ей обычную белую визитную карточку – простой прямоугольник из белого картона, на мой взгляд, ничем не примечательную. Горничная, взяв ее в руки, внимательно разглядывала ее, затем покачала головой:

– Нет, сэр. По-моему, нет. Но в комнатах джентльменов обычно чаще бывает коридорный.

– Понимаю. Благодарю вас, мадемуазель.

Пуаро забрал у нее визитку. Горничная поспешно вышла из номера. Пуаро, как мне показалось, явно что-то не давало покоя. Наконец он коротко кивнул, словно в ответ на собственные мысли, и повернулся ко мне:

– Прошу вас, позвоните, Гастингс. Три раза – так обычно вызывают коридорного.

Снедаемый любопытством, я, однако, молча повиновался. А Пуаро, забыв, по-видимому, о моем существовании, опрокинул на пол содержимое корзинки для бумаг и хлопотливо рылся в груде мусора.

Через несколько минут на вызов явился коридорный. Пуаро задал ему тот же самый вопрос, что и горничной, и точно так же дал посмотреть на какую-то карточку. Ответ, увы, был тем же. Коридорный твердо заявил, что не видел ничего похожего среди вещей, принадлежавших мистеру Опалсену. Пуаро вежливо поблагодарил его, и тот удалился, правда, на мой взгляд, довольно неохотно. Судя по выражению его лица, коридорного терзало мучительное любопытство по поводу перевернутой корзинки и разбросанных повсюду бумажек. Скорее всего, он не успел заметить, как Пуаро, запихивая всю эту неопрятного вида кучу мусора обратно в корзинку, с досадой пробормотал себе под нос: