Текст книги "Миры Бесконечности"

У некоторых Колонистов есть слуги-люди, которые следуют за ними с покупками хозяев в руках. Но если не считать редких приказов или взмахов руки, Колонисты почти не общаются с людьми. Они даже не смотрят на них.

– Для меня честь услужить вам, – произносит человек неподалеку от нас, кланяясь Колонистам, которые отходят от его прилавка с несколькими головными уборами, скопированными с его товара.

Неужели люди так живут? Оставаясь невидимками, пока не понадобятся их услуги?

По спине пробегает холодок. Неужели таким было существование самой Офелии?

Я оборачиваюсь, ожидая увидеть Шуру, но ее рядом нет. Поэтому рефлекторно вытягиваю шею и осматриваю толпу, стараясь отыскать ее по волосам цвета жвачки. Но вижу шляпные коробки в полоску цвета мяты. Гобелен, на котором вышито небо, окрашенное первыми лучами солнца. Колонистку с лавандовыми перьями в волосах, а рядом с ней еще одну с шелковым шарфом сливового цвета, обернутым вокруг плеч. Но Шуры нигде не видно.

Устремив взгляд вперед, я стараюсь не паниковать. Сама виновата, что нарушила правила. Шура просила не глазеть по сторонам, а я смотрела на все так, словно этот мир очаровал меня, хотя должен был вызывать ужас.

И теперь оказалась посреди территории Колонистов, и рядом нет никого, кто бы мог мне помочь.

Я отступаю с дороги Колонистов, потому что не уверена, что все еще укрыта вуалью. Если меня видят все окружающие, то единственный шанс выжить – притвориться, что не обладаю разумом. Расслабив мышцы на лице, я старательно изображаю безмятежность, которую видела у людей за прилавками. Надеюсь, это обманет их.

Колонисты проходят мимо, даже не взглянув в мою сторону.

Я осматриваю толпу, выискивая ближайший выход. И замечаю арку в пятидесяти метрах от меня между цветочными прилавками. Если мне удастся выбраться за выстроенные спиралью стены, я смогу вернуться на пирс.

Еще несколько минут притворства, и мне почти ничего не будет угрожать.

Я старательно замедляю шаги, подстраиваюсь под окружающих. Они ходят так, словно никуда не спешат. Словно у них в запасе все время в мире.

Но тут я замечаю краем глаза какую-то вспышку. И в первое мгновение я не могу разобрать, что это. Нечто яркое и движущееся, словно тысячи голубых светлячков, собравшихся в одну тучу. Вот только они двигаются так, будто часть чего-то…

Чего-то живого.

Когда я подхожу на несколько шагов, существо поднимает голову, и воздух наполняет отчетливое лошадиное ржание.

И как я не догадалась? Это же лошадь, сотканная из света. Голубые и белые искры подсвечивают ее тело, как звезды – облака. Зверь переступает копытами, и когда я смотрю на морду лошади и ее сверкающие глаза, то понимаю, что вижу сквозь нее.

Мой взгляд скользит по поводьям к экипажу, стоящему за ней. Судя по открытому верху и широким бархатным сиденьям, он предназначен для неспешных прогулок, а не путешествий. Ландо ослепительно-белого цвета с выгравированными розами, присыпанными серебристой пыльцой. Я так очарована этим миром – миром, частью которого мне не позволено стать, – что уже не верю своим глазам.

В голове вспыхивает воспоминание о «Токийском цирке». О группе роботов в футуристической Японии, которые пытались выжить в мире, где им не позволено самостоятельное существование. Их лидером случайно становится девочка-подросток Наоко, ставшая роботом после того, как ее отец, желая спасти дочь от смерти, перенес ее сознание в металлическое тело.

Папа написал этот комикс в подарок мне. И хотя Наоко из «Токийского цирка» разительно отличается от меня, я всегда видела свои черты в ней.

Уверена, папа сделал это специально.

В «Токийском цирке» охотились на роботов. А в Бесконечности? Здесь под прицелом люди. Этот мир изменили специально, чтобы сделать людей слугами.

И вот куда попадет Мэй однажды? Прекрасный, невероятный мир, в котором ей придется вечно создавать одежду и чашки? А если она окажется в другом герцогстве?

Что, если она начнет сопротивляться и ее отправят в герцогство Войны?

Я не хочу подобного для своей сестры. Я не хочу этого для себя.

Папа сделал Наоко сильной. Она была неистовой, упрямой и верила, что сможет выстроить мосты между людьми и роботами, потому что считала себя частью обоих миров.

Но смог бы кто-то вроде Наоко построить мосты в Бесконечности, где Колонисты уже победили?

Я отворачиваюсь от ландо и обвожу взглядом множество искусственно созданных лиц. Они чем-то напоминают мне Наоко. Мягкими чертами лица и черными волосами она походила на меня, но папа всегда рисовал ее так, что было трудно придраться хоть к чему-то в ее образе. Люди могли быть растрепанными, с морщинами, уставшими. А роботы больше напоминали кукол, чем людей.

Я легко могла представить ее здесь, среди Колонистов. Она бы вписалась в этот мир. Выглядела бы почти как одна из них.

Какая ирония. Папа написал комикс о жизни роботов, предводителем которых стала девочка с моим лицом.

Но здесь я не лидер. А кто-то незначительный и чуждый. Я даже не представляю, чем могла бы помочь жителям Поселения вернуть то, чего они лишились. Это выше моего понимания. Кажется, будто я очутилась посреди океана, не умея плавать.

Восстания, о которых я слышала, всегда были лишь историями. И хотя я воображала себе, как это происходило, мне никогда не хотелось пережить подобное. Но жители Поселения хотят сделать Бесконечность безопасным местом для людей… для таких людей, как Мэй. И мне следует им помочь. Но как это сделать, если я не могу помочь даже себе?

Будь я Наоко, все было бы по-другому. Я бы верила в себя и свои силы. Доверяла своему сердцу сильнее, чем любым доводам. Я бы старалась не только победить в войне… но и сделать этот мир лучше.

Будь я Наоко…

Краем глаза я замечаю бледно-розовые волосы. Повернувшись, я вижу Шуру на другом конце рынка. Ее глаза и рот широко раскрыты, будто то, что она видит, шокировало ее.

А еще она кажется испуганной.

И почти сразу же до меня доходит, что она смотрит на меня. А я даже не представляю, сколько стою на одном месте, подвергая себя опасности.

Мне хочется броситься к ней – убежать подальше от этого места, – но тут я замечаю что-то в ландо, и это останавливает меня.

Вернее, кого-то.

Его глаза сияют серебром, ухоженные волосы белее всего, что я когда-либо видела. А кожа чуть темнее моей, словно сияет изнутри.

Когда он поворачивается, белые меха, скрывающие его шею и туловище, колышутся, как снег, падающий с горы. Он накрывает дверцу ландо ладонью и распахивает ее одним легким движением, а затем так плавно спускается по ступенькам, словно какое-то эфемерное существо.

И уже через мгновение он оказывается передо мной. Серебристые цепи, вплетенные в меховую накидку, ловят солнечный свет. Поглощают его. Несмотря на жесткие черты лица, на его правой щеке появляется ямочка. А еще он что-то говорит. Но я совершенно не слышу его.

Потому что в ужасе смотрю на корону из серебристых ветвей, сияющую у него на голове.

Корона. Ландо. Идеальное лицо бессмертного.

Неудивительно, что Шура так испугалась.

Ведь я умудрилась встретиться с принцем.

Глава 13

Разум требует бежать. Но меня окружают Колонисты и стены рынка, а принц Победы стоит в трех шагах от меня.

Бежать нет никакого смысла – это мне не поможет.

Страх захлестывает мое тело, разносясь волной огня по венам. Каждый нерв гудит от напряжения, а желание убраться отсюда затмевает все остальные.

Но я не могу сделать и шага. Ничего не могу сделать. Я застыла перед колесницей принца Келана и не могу отвести взгляда от его глаз, словно мы ведем разговор, который никак не можем облечь в слова.

Я не знаю здешних правил. Этого вообще не должно было случиться. Мне не следовало отставать от Шуры.

Но, кажется, какие-то инстинкты выживания все еще работают, потому что, несмотря на сумбур в моих мыслях, тело само приседает в реверансе.

В конце концов, он принц. И разве не так мне необходимо приветствовать его?

Я вновь слышу его голос, похожий на звучание флейты в самую темную зимнюю ночь. Он опасен – конечно, опасен, – но и красив.

– Я не хотел тебе мешать, – говорит он, а его глаза мерцают, как лучи солнца, отражающиеся от стекла. – Вижу, мой брат пользуется большим уважением при моем дворе.

Я стараюсь не хмуриться и не вздрагивать, опасаясь выдать себя. Так что старательно прячу все эмоции за маской спокойствия. Но, видимо, он замечает замешательство в моих глазах, несмотря на все мои усилия выглядеть настолько похожей на робота, насколько это возможно для человека.

– Ты в наряде любимого цвета моего брата, – приподняв бровь, поясняет он, а мне кажется, что фраза звучит заученно.

Я мгновенно опускаю глаза, и сердце едва не выпрыгивает из груди при виде алой ткани. На мне платье, которого я никогда раньше не видела. Платье, которое, без сомнений, я никогда не надевала. Кружева и бусины украшают мои руки, обнажая участки кожи под ними, а подол окутывает мои ноги, словно я оказалась посреди алых волн.

Не знаю, что это за трюк и как это получилось, но сейчас мои мысли занимает лишь одно: как сильно эта алая ткань напоминает кровь.

Принц наклоняется вперед, словно пытается вновь вернуть мое внимание. Не знаю, управляет ли он мной, или мной движет любопытство, но я вновь смотрю на него.

– Я не собиралась выражать поддержку вашему брату, – медленно говорю я, чувствуя, как нервы натягиваются все сильнее с каждой секундой.

Выражение его лица не меняется:

– Ты не собиралась надевать сегодня красное?

Я прижимаю руки к подолу, надеясь, что он не заметит, как сильно я стараюсь побороть дрожь в пальцах.

Разве он не знает, кто я?

Разве он не понял, что я человек?

Если он решил поиграть со мной, то мне остается лишь подыграть ему в надежде, что удастся сбежать отсюда.

– Нет. Мне нравится красный цвет. Но не потому, что он принадлежит двору вашего брата, а потому, что этот цвет красив сам по себе.

Это не совсем правда, но не стану же я говорить, что Наоко всегда носила красное. Кто знает, может, этого хватит, чтобы удовлетворить его интерес.

Принц приподнимает бровь, словно пытается разоблачить мой блеф.

«Будь сильной, как Наоко», – вздергивая подбородок, твержу я себе.

– Не просто красив. Он… эффектный. И смелый. Из всех цветов в мире красный самый пугающий. Надевая красный наряд, ощущаешь себя так, словно надел доспехи.

С мгновение принц молчит. А я ничего не могу прочесть в его глазах.

И, возможно, для этого есть причины.

– Ты в герцогстве Победы, – наконец говорит он и слегка склоняет голову вбок. В воздухе слышится запах дерева и холода, принадлежащий ему. – Здесь нечего бояться.

«Если ты не человек», – мысленно продолжаю я.

Но поскольку я не могу так ответить ему, то выбираю ложь:

– Я не боюсь.

– Даже своего принца? – Уголок его рта изгибается, и я пытаюсь понять, он дразнит меня или стоит опасаться его еще больше.

Адреналин бежит по телу, и остается лишь надеяться, что румянец на щеках не выдаст меня.

– Вы сами сказали: здесь нечего бояться, – возвращая ему улыбку и стараясь говорить ровно, отвечаю я.

Принц выпрямляется, его глаза сияют, как полная луна. И через мгновение с его губ срывается смех. Поначалу он едва слышен, а затем становится громче, и в нем появляются властные нотки, отчего я невольно расправляю плечи и встаю словно по стойке «смирно».

– Мне говорили, что моему герцогству чего-то не хватает, – наконец говорит он.

Я пытаюсь распознать угрозу в его голосе, но не нахожу ее. Поэтому продолжаю разговор, молясь, чтобы любопытство не сгубило меня:

– Вы говорите так, будто не согласны с этим.

– Не согласен. Это же Победа. – Он вскидывает руки. – Существование без страха – наш приз за Победу в войне.

Я послушно киваю в ответ, хотя в груди разгорается огонь.

Он замолкает на мгновение, а его руки опускаются по бокам.

– И все же я иногда задаюсь вопросом, должны ли мы знать, что такое страх.

Принц переводит взгляд на прогуливающихся Колонистов и их слуг-людей, которые двигаются по спиральной улице.

Герцогство Победы переполнено роскошью, но при этом выглядит однообразным. Предсказуемым.

Может, поэтому принц Келан выглядит скучающим?

– Мир предлагает нам так много. И мы должны хотеть испытать все это на себе. – Он вновь переводит взгляд на меня. – Разве есть эмоция, более естественная, чем страх?

Мне следует опустить голову, согласиться с ним и держать язык за зубами. Но я чувствую, как балансирую на тонкой проволоке, растянутой на большой высоте, и мне сложно понять, что безопаснее – отступить или довести разговор до конца.

Я выбираю последнее:

– Может, любовь?

– Разве любовь не выражается привязанностью к чему-то, что мы боимся потерять? – Он поджимает губы.

– Любовь невозможна без страха. – Я замолкаю и прикусываю губу. Если он играет со мной, уверена, я уже проиграла. Но если он действительно не знает, кто перед ним…

Возможно, я смогу избежать еще больших неприятностей, если буду думать быстрее. И проще.

Мне следует больше походить на Офелию, какой она была при моей жизни.

Я дергаю подол платья.

– Мне нравится это платье, но я не боюсь его лишиться, потому что смогу подойти к одному из прилавков и создать новое. – Я встречаюсь взглядом с его серебристыми глазами. – Может, в этом и заключается красота Бесконечности – мы никогда не сможем лишиться того, что любим.

Его улыбка слегка тускнеет:

– Это логично, но, возможно, в лишениях есть своя красота.

Я тут же вспоминаю свою семью, и эмоции берут верх:

– Нет ничего красивого в том, чтобы лишиться чего-то любимого.

Принц замирает. Во время нашего разговора он выглядел так, словно не видел меня по-настоящему. И от понимания этого в груди все сжимается. Неужели я зашла слишком далеко? Сказала то, что не следует?

Но вместо того, чтобы упрекнуть меня, он коротко кивает, чтобы показать, что наш разговор окончен:

– Тогда, полагаю, хорошо, что нам никогда не доведется это выяснить.

Я переминаюсь с ноги на ногу, сомневаясь, могу ли уйти прямо сейчас. И не уверена, что готова это выяснять.

– Ваше Высочество, – зовет глубокий голос.

Я поворачиваюсь и вижу Колониста в подогнанном по фигуре парадном костюме. У него узкое, как у лисы, лицо с резкими чертами и коротко стриженные черные волосы. Сложив руки вместе, он низко кланяется принцу:

– Простите, что прерываю вас.

– В чем дело, Валлис? – В голосе Келана появляются царственные нотки, словно те чувства, что появились у него на мгновение, снова заморозились и застыли.

Валлис бросает на меня взгляд и вновь поворачивается к принцу.

– Я бы хотел поговорить с вами. Наедине.

– Я приехал за картиной, а не решать проблемы двора, – спокойно говорит Келан. – Уверен, все, что ты собираешься сказать, может подождать до сегодняшнего заседания совета.

– Боюсь, что нет, – взволнованно отвечает Валлис. – Речь о вашем брате и его визите в Столицу.

На лбу Келана появляется заметная морщинка:

– Понятно.

Валлис смотрит на меня, не скрывая своего раздражения.

– Возможно, ваша гостья согласится подождать вас в ландо, пока… – предлагает он, но принц Келан взмахом руки прерывает его:

– В этом нет необходимости. Ты занимаешь должность моего советника не первый день, так что я прекрасно знаю, что твои срочные вопросы никогда не решаются быстро. И мне бы не хотелось, чтобы меня кто-то ждал все это время.

– Уверен, ваши подданные ценят такую заботу, Ваше Высочество, – отвечает Валлис.

Келан морщится, но затем коротко кивает мне, разрешая удалиться. После чего они с Валлисом поворачиваются к ландо спиной, чтобы уйти. Я тут же приседаю в реверансе, а когда поднимаю глаза, принца словно след простыл.

Я обвожу взглядом рынок, пытаясь отыскать Шуру. Хочется надеяться, что она еще где-то здесь. Может, она поможет мне понять, что только что произошло в Четырех герцогствах.

Но ее нигде не видно, и на это есть уважительная причина. Каждое мгновение, проведенное здесь в ожидании, когда я закончу разговор с принцем, – в ожидании, когда меня закуют в цепи или начнут мучить прямо на улице, – она подвергала себя опасности.

И как бы мне ни хотелось это признавать, она приняла верное решение, оставив меня здесь.

Я иду по спиралевидной тропинке, с каждым шагом приближаясь к стене. Шура сказала, если что-то пойдет не так, отправляться к пирсу и ждать ее там. И именно туда я иду.

Колонистка в платье, расшитом драгоценными камнями, и с цветами в волосах делает комплимент моему платью. Я любезно киваю, но продолжаю идти, потому что не понимаю, какую роль мне следует играть. Да и не уверена, что это вообще сейчас имеет значение.

Может, принц обо всем догадался, а я оказалась слишком наивна, чтобы понять это.

Может, скоро за мной отправятся гвардейцы.

Я прохожу под аркой, ожидая, что в любой момент меня схватят Колонисты и утащат в герцогство Войны, но ничего не происходит. Никто не преследует меня.

Не желая испытывать удачу, я ускоряюсь. С каждым шагом гул рынка становится все тише, сменяясь убаюкивающим шумом моря. Я иду по узкой, вымощенной камнем тропинке, возвращаясь к покрытому мхом склону холма. И через какое-то время добираюсь до рыбацкого причала, предполагая, что Шура не могла уйти далеко. Но, бросив взгляд на пирс, я хмурюсь.

Я обвожу взглядом воду, тени и все, что между ними, но нигде ее не вижу.

– Кто ты такая? – раздается голос у меня за спиной.

– Шура? – Я поворачиваюсь, но позади никого нет.

– Кто ты? – повторяет она, продолжая скрываться под вуалью.

Ее голос звучит чуть громче, но в нем слышится страх.

– Ты же это знаешь, – тут же отвечаю я. – И знаешь, что я человек.

Невидимая рука обхватывает мое запястье и утягивает меня по причалу к самому краю. Когда до воды остается несколько сантиметров, а лицо овевает туманная дымка моря, Шура останавливается.

– Отпусти меня, – шиплю я.

Но она не слушается. А ее хватка становится сильнее.

– Я пыталась скрыть тебя. Пыталась защитить тебя от посторонних глаз, пока ты глазела на ландо принца. Но ты отбросила вуаль.

Она совсем рядом. Я слышу ее дыхание. И когда перевожу взгляд на воду, мне приходит в голову мысль, с какой легкостью она может скинуть меня в море. А учитывая вес платья, сомневаюсь, что смогу плыть.

Колени начинают дрожать. Нужно все объяснить и как можно скорее.

– Я сделала это не нарочно, – возражаю я, все сильнее ощущая страх. – Я искала тебя, а потом…

– Он говорил с тобой так, словно ты одна из них. Словно ты Колт.

Резкие гневные фразы выплескиваются из нее. Небольшая волна разбивается о близлежащие камни, а я вновь дергаю рукой, пытаясь вырваться. И, к моему удивлению, Шура спокойно отпускает меня.

Может, она привела меня сюда не для того, чтобы утопить.

– Я не Колт, – тихо говорю я. – И не знаю, откуда взялось это платье. Оно возникло из ниоткуда. Но я рада, что это произошло. Ведь если платья достаточно, чтобы обмануть принца Колонистов и заставить его думать, что мы похожи, возможно, это поможет Поселению. Возможно, это поможет всем оставаться в безопасности.

Не знаю, откуда взялось это желание защитить едва знакомых мне людей. Но почему-то это казалось мне важнее всего на свете.

Даже несмотря на страх, окутывающий меня.

Вуаль рассеивается, и я вижу прямо перед собой Шуру. Ее лоб нахмурен от замешательства.

– Дело не в платье, Нами. А в тебе. – Она указывает на воду, и я тоже смотрю туда.

И тут же понимаю, что она имела в виду. Девушка, отражающаяся в воде, совершенно не похожа на человека. У нее волосы, словно черный бархат, кожа гладкая, как фарфор, а глаза сияют, как драгоценные камни.

Но при этом, несмотря на идеальную внешность, эта девушка я.

Просто я выгляжу так, словно сделана из пластика или высечена из мрамора. Словно сошла с картины художника.

Словно была создана, а не рождена.

Словно я одна из них.

Глава 14

Я смотрю на свою ладонь, где мгновение назад виднелся символ в виде зазубренного пламени, светящийся флуоресцентно-синим цветом. А сейчас от него не осталось и следа.

Оказывается, Шура не шутила, сказав, что мне поставили метку. Таким способом в Поселении удостоверяются, что перед ними не Колонист, решивший притвориться человеком. Это что-то наподобие водяного знака, но его ставят на кожу, а не на купюры.

Анника проводит пальцем по столу, прослеживая рисунок древесины, словно пытается решить головоломку. Хотя, может, так оно и есть.

Я вышла из Северного туннеля, выглядя как человек, а вернулась с лицом их врага.

Но дело не только в моей маске. Я разговаривала с Колонистом – с принцем, – который не смог разглядеть, кто я на самом деле. Каким-то образом мне удалось столкнуться с одним из правителей Бесконечности, а затем вернуться сюда, чтобы рассказать об этом.

А что скажут жители Поселения, если узнают, что это происходит не впервые?

Тео скрестил мускулистые руки на груди. Шура стоит рядом с ним, не сводя с меня взгляда. Думаю, она боится вновь потерять меня из вида, боится, вдруг в случившемся есть и ее вина.

Но она не виновата. Как и я.

Я даже не понимаю, что сделала.

Ахмет упирается руками в стол и наклоняется вперед.

– Думаю, мы хотя бы можем признать, что она все еще одна из нас. Метка все еще работает, а значит… на рынке не подменили ее на похожую Колонистку. А мы все видели ее сны.

– Проверьте меня еще раз, если хотите, – предлагаю я.

Не скажу, что в восторге от мысли, что они вновь залезут мне в голову, но это лучше, чем терпеть взгляды, которыми они сейчас на меня смотрят.

Их недоверие душит.

Анника поднимает руку, а ее глаза цвета янтаря сужаются:

– В этом нет необходимости. Я верю, что ты человек.

Тео поднимает голову, и в его глазах виднеется облегчение. Очевидно, он сомневался в этом.

Я расправляю плечи.

– Тогда почему все смотрят на меня так, будто я в чем-то провинилась? Разве то, что случилось, плохо? Теперь вы знаете, что Колонистов можно обмануть. Или, по крайней мере, находиться среди них, не вызывая подозрений.

Шура с Тео переглядываются. А Ахмет вздыхает.

– Все не так просто, – говорит Анника, а я невольно съеживаюсь, словно меня ругают. – Ты не первая, кто предложил обмануть Колонистов, притворившись одним из них. Но это не работает. Нам никогда не удавалось уловить главное… то, что отличает их от нас.

– То есть мне это удалось?

– Возможно. – Анника замолкает. – Если только принц не решил провести тебя. Может, он отпустил тебя для того, чтобы ты привела его к Поселению.

Атмосфера в комнате становится неуютной. Шура крутит пальцами прядь розовых волос. Ахмет почесывает место чуть выше шрама. Тео водит языком по внутренней стороне щеки, словно ему требуются все его силы, чтобы держать рот на замке.

И лишь Анника сохраняет невозмутимость.

Мысли скачут у меня в голове, пока до меня не доходит, что причина ее спокойствия в том, что она уже приняла решение.

– Ты считаешь, что нам ничего не угрожает.

– Да, – подтверждает она. – Думаю, если бы принц догадался, кто ты, то тебя сразу бы арестовали. Колонистам, проживающим в герцогстве Победы, нравится притворяться, что люди больше не представляют угрозы. Так что Герой, прогуливающийся по рынку, разрушил бы эту иллюзию. А если бы он решил использовать тебя, чтобы отыскать наше убежище, то не стал бы ждать долго и мы бы даже не успели начать этот разговор.

Я с благодарностью смотрю на Шуру. Она рискнула привести меня сюда. Сомневаюсь, что другие бы поступили так же. Но даже после успокаивающих слов Анники Шура не испытывает облегчения. Думаю, ей предстоит серьезный разговор с матерью.

Меня охватывает чувство вины. Шура позвала меня на рынок, желая мне помочь. А что получила взамен? Лекцию от матери, разочарованной ее поступком.

Ахмет склоняет голову набок. На его лице все еще отражается недоверие:

– Мы всегда считали, что попытки выглядеть, как Колонисты, сродни попыткам притвориться каким-нибудь животным. Не имеет значения, покрыт ты шкурой, чешуей или иглами – стоит посмотреть тебе в глаза, и сразу становится понятно, что ты человек. Чувствуется, что ты самозванец. Это просто очевидно. Но почему-то…

– …почему-то тебе удалось то, что никогда не получалось у нас, – заканчивает за него Анника, и в комнате повисает тишина.

Она смотрит, как голограмма герцогства Победы вращается в центре стола.

– Нам никогда не удавалось замаскироваться настолько хорошо, чтобы обмануть Колонистов. А сегодня ты не просто замаскировалась… ты поговорила с одним из них.

– С принцем Келаном, – с горечью добавляет Шура. – Правителем Победы.

– Как тебе это удалось? – спрашивает Тео с такой серьезностью, что у него даже покраснели уши от сосредоточения.

Жаль, что я не могу объяснить ему это. Не могу разложить все на простые составляющие, которые можно было бы обвязать аккуратным бантиком и положить на хранение. Жаль, что у меня нет ответа, после которого они бы перестали смотреть на меня как на ненормальную.

– Не знаю. Просто в какой-то момент я подумала о комиксе, который написал мой отец, а в следующую секунду… Не могу этого объяснить. Я даже не понимала, что моя одежда изменилась, пока принц… – я замолкаю на мгновение и бросаю взгляд на Шуру, – принц Келан не сказал что-то о моем платье.

– Она скинула мою вуаль, – уточняет Шура. – Она словно превратилась в другого человека. Я потеряла ее, хотя никогда и никого не теряю.

Она пристально смотрит на свою мать несколько долгих секунд, как бы говоря: «Я не виновата».

Анника кивает, словно соглашается с ней, а затем переводит взгляд на меня и упирает указательный палец в стол, чтобы подчеркнуть важность своих слов:

– Это дар. И я не позволю ему пропасть даром.

Я переплетаю пальцы, а сомнения словно прогрызают дыру у меня в груди.

– Когда ты только появилась здесь, я сказала тебе, что мы давно тебя ждали. Но тогда я еще не знала, насколько ты нам нужна. – Анника медленно проводит пальцем по голограмме, и на ее месте появляются несколько экранов, и в них отражаются части мира, которые я еще не видела.

– Герцогство Победы ты уже знаешь. Но есть еще Война. Голод. И Смерть. Мы рассказывали тебе о герцогствах и их принцах. Но их обычаи? Их культура? Мы должны научить тебя всему.

Изображения вновь сменяются, и теперь на меня смотрят четыре принца. Трое мне не знакомы. Но принца Келана я видела совсем недавно. На изображении он в том же белом наряде и серебряной короне, а в его серебристых глазах отражается странная смесь превосходства и печали.

Глаза, которые мне удалось обмануть.

Я чувствую легкий трепет, но подавляю его:

– Вы хотите, чтобы я узнала о Колонистах как можно больше.

Это разумно. И, возможно, даже принесет мне пользу, ведь я сама жаждала узнать побольше об этом мире с тех пор, как попала сюда. Но ее глаза, пристально изучающие меня, блестят так сильно, словно в ее голове возникает множество идей, касающихся меня…

И это наполняет меня ужасом.

Я вскидываю подбородок и задаю единственный вопрос, который сейчас имеет значение:

– Зачем?

Анника моргает. Она не готова рассказать мне все, но понимает, что мне это необходимо.

– Тебе же самой пришла в голову идея жить среди них. Ходить по герцогству как одна из них. – Она замолкает на мгновение, словно дает время осознать ее слова. – Ты – наш ключ к тайнику со слабостями королевы Офелии. Именно поэтому я хочу, чтобы ты узнала о Колонистах как можно больше. Хочу, чтобы ты научилась притворяться одной из них так убедительно, чтобы и сама начала в это верить.

Она хочет, чтобы я стала шпионкой.

В желудке возникает такая тяжесть, словно его наполнили железом.

– А затем? – еле слышно спрашиваю я.

Она улыбается:

– А затем мы начнем готовиться к битве.

* * *

Небо усыпано звездами. Воздух наполнен ароматами леса и трав. Я нахожу очертания Ориона. Это единственное созвездие, которое я помню, по большей части потому, что в нем есть Бетельгейзе и Беллатрикс – звезды с самыми крутыми названиями во Вселенной.

– Смотри, – говорю я, указывая на созвездие. – Видишь три звезды посредине? Это Пояс Ориона.

Мэй смахивает с рубашки травинку. У нее не хватает терпения на звезды.

– Вот, значит, как вы проводите время с Финном? Неудивительно, что он до сих пор не пригласил тебя на свидание. Это еще хуже, чем когда папа пытается заставить нас смотреть на эльфов.

Я корчу ей рожицу в темноте.

– Да ладно тебе, это круто! Над нашими головами целый мир. Скорее всего даже несколько миров. – Я склоняю голову набок и смотрю на свою сестру, которая растет слишком быстро. – К тому же мы с тобой почти не общаемся.

Мэй закатывает глаза:

– Потому что ты предпочитаешь тусоваться с Люси и Финном.

– Ну, сейчас я тусуюсь с тобой.

– Почему? – спрашивает Мэй, а ее лицо становится серьезным.

Возможно, я тоже слишком быстро повзрослела. Может, поэтому мы отдалились друг от друга? Потому что спешили повзрослеть и перестали дорожить моментами, которые проводили вместе? Как сестры?

Мы никогда не сможем повернуть время вспять. И это сожаление оседает тяжестью в моем сердце.

– Мне хочется, чтобы мы вновь стали близки, – говорю я, и мой голос скрипит, как рисовая бумага.

Мэй моргает:

– Ты никогда со мной не болтаешь. Не знаешь никого из моих школьных друзей. Всегда отменяешь планы.

– Это неправда, – возражаю я, но, вероятно, так оно и есть.

– Раньше мы были близки, но теперь нет, – продолжает Мэй. – Ты отказалась от меня. – Она закрывает глаза, а когда открывает их вновь, они становятся серебристыми.

– Что… что с тобой? – широко распахнув глаза, спрашиваю я.

– Почему бы тебе не спросить у нее? – отвечает Мэй.

Я чувствую ее рядом… знаю, что она здесь. А затем поднимаю запястье и смотрю на экран своих часов O-Tech. Сердце колотится в груди, страх нарастает.

– Офелия, что ты сделала с моей сестрой?

Мэй открывает рот, но раздается голос Офелии:

– Ты сделала это с ней. Ты во всем виновата.

Она вновь смотрит на звезды, и я прослеживаю за ее взглядом.

Тысячи звезд. Миров. Людей.

«Мы во всем виноваты», – слышу я собственный шипящий голос у себя в голове.

– Нет! – кричу я.

Ужас течет по венам. Он похож на смолу – липкий, грязный, темный. Я должна защитить Мэй. Должна спасти ее. Должна была быть для нее лучшей сестрой, когда считала, что у нас есть в запасе все время мира. Я подвела ее тогда, но не хочу подвести сейчас.

Я поворачиваюсь к Мэй, сражаясь с темнотой, расползающейся по моему телу. Но серебристые глаза, смотрящие на меня, больше не принадлежат ей. Передо мной принц Келан.

– Когда создаешь монстров, – говорит он с вызовом, отражающимся в его холодном взгляде, – не забывай, что однажды придется их убить.

– Где моя сестра?

Мое горло горит. Я что, кричу?

– Ты готова сделать это? – Его взгляд становится непреклонным.

Я ощущаю холодный металл в своей руке, и мне не требуется опускать глаза, чтобы понять, что это пистолет.

На мгновение Келан превращается в того мужчину – черная маска, черный пистолет, темные глаза. И у меня тут же перехватывает дыхание.