Текст книги "Человек со стороны"

7.

Франклин Винсент Ардженто прошелся взглядом по свинцовой анаконде Ист-ривер.

Взгляд описал кривую до самых молов южного морского порта, затягиваемых наползающим на нью-йоркский залив туманом.

Из окна аттика на шестидесятом этаже Коннот-тауэр, одной из самых смелых и престижных многоэтажек Верхнего Бруклина, вид был чудесный. В свете ноябрьских сумерек перспектива небоскребов Нижнего Манхеттена с доминирующими башнями-близнецами Мирового торгового центра, казалась нарезанными технологическими Кордильерами. Густая река красно-белых огней текла по двум большим мостам, Бруклинскому и Манхеттенскому, связывающим южную часть Манхеттена с бескрайностью урбанизированного Лонг-Айленда. Легковые автомобили, грузовики, метропоезда, люди. Кровь и лимфа невероятной, непредсказуемой и многократно абсурдной вселенной по имени Нью-Йорк. Ничто и никто не в состоянии остановить это движение.

Никто, даже он, король системы.

Его империя простиралась на тридцать пять штатов США и порядка двадцати стран Европы и Азии. «Форбс» и «Форчун», два ключевых журнала высших финансовых кругов Америки, сравнивали его с Армандом Хаммером и Дональдом Трампом. Си-Эн-Эн назвала его одним из магов передового капитализма второй половины ХХ века. Равным, а чем-то и лучше, чем Акира Ютани, пророк японской экономики, чем Билл Гейтс, поэт Майкрософта, чем Вольфганг Готшалк, нарождающееся светило Восточной Европы.

«Форбс», коктейли в Белом доме, пожертвования на исследования СПИДа, вспомоществование тысячам бездомных, агонизирующих на тротуарах Нью-Йорка – всё это было реальностью, внешним контуром. Но был и другой контур, другая реальность. Глубоко сокрытая и глубоко порочная. Названия типа мафия, козаностра, почтенноеобщество, картель вышли из употребления при определении организованной преступности. Устаревшие термины, жесткие, но не лишенные романтизма. Все проходит, все заканчивается. Сейчас существовали суперкрмпьютеры, системные математики и статистики, специалисты по пиару. Сейчас, когда говорилось об операциях: от убийства до прибыли с наркотрафика, от азартных игр до рэкета, от эксплуатации проституции до мирового рынка порнографии, употребляли термин, более простой, более сухой: система.

Фрэнк Ардженто не желал системы. Он искал возможность повернуться к ней спиной, уйти из нее. Но система возжелала его. Славная 82 авиационная дивизия, уважала его увечья, но, по большому счету, не знала, что ей с ним делать. После боснийской передряги – Почетная медаль конгресса и хорошая пенсия по инвалидности казались ей достаточной компенсацией. Коррективы внес рак легких, сведший в могилу Эдоардо Ардженто, его отца, в самый неподходящий момент. Мафия Бруклина оказалась обезглавленной. Нужны были свежие мозги, чтобы она продолжала существовать. Нужен был настоящий солдат и твердый офицер. Нужен был джентльмен чести.

Джентльмен, конечно…

Фрэнк был человеком чести. В такой ситуации он не посмел повернуться спиной к семье, к друзьям, к друзьям друзей. За короткий срок он привел семью к новой вершине. А потом ко многим другим вершинам.

В категориях времени это, правда, не имело никакого значения. Однажды он, его империя и система исчезнут в никуда. Не останется даже смутного воспоминания. Но Ист-ривер, Манхеттен, эта река света, медленно текущая по мостам, будут существовать всегда. Вечно.

– Дэнвер, наконец-то, дал окончательное подтверждение. Успех, Фрэнк. Полный успех. Как нам и хотелось, Калвин Нэш добился заключения контракта между Сиракуза Стил Инк. и Лесным департаментом Колорадо на поставку стальных труб для противопожарной сети национальной службы быстрого реагирования. Речь идет о подряде на четыреста миллионов долларов.

Джонатан Т. Андерхилл поднял свои синие глаза от экрана компьютера. Он сидел один за огромным столом для конференций эллипсовидной формы в стиле арт-деко 60-х годов, единственной мебели в аттике. Он взглянул на Ардженто, который смотрелся тенью на фоне льющегося в окна фиолетового света.

– И все вписывается в национальную программу защиты окружающей среды, – продолжил Андерхилл. – Даже крестоносные шуты из Международного экологического фонда согласились есть из наших рук.

– А мы что?

– Не понял, Фрэнк.

Ардженто вздохнул, его пальцы сомкнулись на набалдашнике трости в форме орлиной головы.

– Я сказал, что, может быть, Калвин Нэш должен быть вознагражден.

– Вознагражден?

– Да, Донни, вознагражден. Ноль целых двадцать пять сотых процента. Ты ведь понимаешь, что значит вознаграждение, не так ли?

Андерхилл хихикнул.

– Мне кажется, да, Фрэнк.

– В итоге, поправь меня, если я ошибусь, прибыль от того, что касается Сиракуза Стил, за вычетом налогов, что-то около восьмидесяти миллионов. Так что вознаграждение мы можем себе позволить. Ты возражаешь?

Андерхилл нахмурил лоб. Просто он ненавидел, когда его заставали врасплох. У него был диплом политэконома Йельского университета, докторская степень по финансовой математике Гарварда. Он четыре года работал в Мерил-Линч. И уже три года считался кудесником денежных потоков гигантской финансовой машины, в большей части демонстративно законной, составляющей мегаконгламерат, владельцем и основным акционером которого являлся Фрэнк Ардженто. Андерхилл должен был знать все трюки. И все же тем или иным образом, Ардженто удавалось заставать его врасплох.

– Если ты этого желаешь…

– Именно это я и желаю. И хочу также видеть полный текст контракта.

– Калвин мне пришлет его завтра, – ответил Андерхилл. – Я не думаю, что у нас будут проблемы.

– Я тоже не думаю. С тобой никогда нет проблем, Донни. – Ардженто повернулся к нему. – Но поскольку мы начинаем дела с государственной администрацией Колорадо, надо постараться, чтобы Комиссия по монополиям и ценным бумагам снова не вцепилась нам в глотку. Как это случилось с теми тремястами двадцатью миллионами долларов за минеральные удобрения для Айовы два года назад.

Андерхилл почувствовал, как взгляд Ардженто пронзил его, словно лазерный луч высокого напряжения. Ему вдруг невыносимо захотелось влить в себя полный стакан водки, непонятно, почему – он был трезвенником.

Внезапно откуда-то раздался звук телефонного звонка.

– Ты не мог бы меня извинить, Донни?

Тон Ардженто не изменился, но Андерхилл уже научился, когда ему надо исчезать.

– Разумеется, Фрэнк.

– Попроси Марию-Терезу приготовить мне кофе, пожалуйста.

Андерхилл взялся за ручку двери.

– Денни…

– Да, Фрэнк.

– Спасибо, твой доклад был исчерпывающим.

Андерхилл кивнул и вышел.

Ардженто подождал, когда закроется дверь. Нажал кнопку под тонкой мраморной столешницей. Одна боковина стола бесшумно откинулась и в открывшейся нише стал виден телефонный аппарат без циферблата. В системе было не более пяти человек, знавших его номер. Телефона, которого в природе не существовало. Не существовало и этой линии. И голоса, звучавшие в трубке, принадлежали людям, также не существующим.

Он поднял трубку и поднес к уху. Не произнося ни слова, он слушал… Шумы фона, люди на улице или в холле гостиницы.

– О чем говорят в мире призраков, капитан?

Ардженто сдал трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Дэвид?..

– Эктоплазма и жестокость. – Голос на другом конце линии звучал весело.

Дэвид Карл Слоэн… Его брат по крови.

Ардженто с трудом проглотил комок, ставший в горле. Они не общались с окончания войны с еврейской мафией Самуэля Рутберга. Годы, вечность. Но время – только одно из состояний сознания. Вернувшиеся образы, заплясали хаотичным хороводом, ослепительным водоворотом.

Вороны, мириады воронов. Снег, больше похожий на пепел. Горящие руины. Дым, поднимающийся к темному небу. И кровь, много крови, перемешанной с грязью.

Главно, Республика Босния.

День конца света.

Слоэн дал ему свою кровь. Слоэн тащил его на себе через горы, через ледяные торосы. Дальше и дальше от пожаров и воронья.

Ты втащил меня в жизнь!

Не будь Слоэна, Фрэнк Ардженто исчез бы давным-давно. Не будь Слоэна, ему бы не достичь вершин системы. На самом деле, это Слоэн должен был сидеть на ее троне, а не он. Но, Ардженто знал отлично, что Слоэна все это не интересовало.

– Дэвид, у тебя все в порядке? Откуда ты звонишь?

– Из аэропорта Кеннеди.

– Из аэропорта Кеннеди? Сукин ты сын! Прыгай сейчас же в такси и ко мне! Хотя, подожди, плюнь на такси, я высылаю тебе лимузин…

– Фрэнк, я уже улетаю.

– Далеко.

– В Милан.

– Кто та дамочка, Дэвид, Лукреция Борджия? Неплохой выбор для отпуска. В ноябре в тех краях льет, как из ведра. И все серое, в тучах. – Ардженто засмеялся. – Брось ты эту Италию, брат…

– Фрэнк.

– Ты и она будете моими гостями в Гордее, на Вирджинских островах. У меня там гостиница. Королевский люкс твой. Хоть навсегда. И джину, хоть залейся…

– Фрэнк, я снова выхожу на тропу войны.

– Я был уверен, что ты с этим покончил, Дэвид.

– Ты в это поверил? – Слоэн сделал паузу. – Ты в это действительно поверил?

Ардженто закрыл глаза. Открыл.

– Нет.

– Кто такой Майкл Халлер?

Фрэнк почувствовал, как безобразная рептилия вцепилась в его мозг.

– Ты хочешь сказать, что взял заказ Майкла Халлера?

Некоторое время в телефоне слышались только шумы толпы.

– Дэвид?

– Я здесь, Фрэнк.

– Опиши мне его.

– Невзрачность. Во всех смыслах. Среднее телосложение, средний рост, заурядное лицо. Около тридцати.

– Дэвид, никто точно не знает, кто такой Майкл Халлер. – Ардженто потер лоб. – Он возник ниоткуда сразу же, как только закончилась война между нами и ими. Никто не знает, откуда он возник. Ни у кого нет даже малейшего понятия, как ему удалось стать вторым человеком после Самуэля Рутберга.

– Даже ты? С твоими-то связями.

– Даже я.

– Что случилось с его предшественником, Ричардом Хоровитцем?

– Умер. Два года назад. Инфаркт.

– Подозрительная смерть…

– Хоровитц был старым и больным человеком. Ходили слухи, что война сказалась на его здоровье.

– И сразу же выскочил этот Майкл Халлер.

– Дэвид, мне кажется, существуют только два человека на этом свете, кто говорил с Халлером. – Ардженто вздохнул. – Самуэль Рутберг и… ты.

– Ты знаешь, что Рутберг пытается начать дела с Доном Франческо Деллакроче?

– Мне известно только, что у них были контакты.

– Контакты? Фрэнк, по тому, что мне удалось вытянуть из Халлера, они уже почти все структурировали.

– Кто таракан в пудинге?

– Один итальянский судья, некий Варци. Он был очень близок к тому, чтобы вывесить на солнце их кровоточащие скальпы.

– Был?

– Варци пристрелил механик Дона Франческо по имени Кармине Апра.

– Я слышал о нем. Эффективная сволочь. Но, говорят, слишком любит запах крови.

– Побочный эффект профессии. Дело в том, что Апра арестован. Остальное можешь себе представить.

– Сколько тебе предложил Халлер за то, чтобы ты заткнул ему рот?

– Два-пять-ноль.

Ардженто чуть не подпрыгнул. В системе цена убийства кого-либо была прямо пропорциональна трудности исполнения и уровню опасности этого человека для одного или многих ее сегментов. Самуэль Рутберг был готов выложить четверть миллиона за Апра! Контракт на Джо Валки, который в середине 60-х годов своими взрывными признаниями снес крышку с большого котла глубоко законспирированной структуры системы, был единственным, стоящим больше, чем контракт на Апра. Но так никому и не удалось убрать Валки. Он умер своей смертью на тюремной койке. Итог: контракт на Апра – Олимп цены. И Олимп опасности.

– Видимо, Рутбергу и Халлеру, действительно, сильно припекло задницы.

– И поэтому им нужен человек со стороны. Если Апра вывернет мешок с информацией по поводу союза Рутберг-Деллакроче, ББОП возьмет их в оборот так, что мало не покажется.

– Но почему именно ты, Дэвид? Ты – штучный экземпляр, разве нет? Почему они не могли послать из Израиля одного из головорезов Массад?

– Может потому, что существует еще одна проблема?

– То есть?..

– Фрэнк, после того как ББОП удастся покончить с ними, есть большая вероятность, что следующим будешь ты.

Арджено перестал разглядывать огни на другом берегу реки. В словах Слоэна была правда, и он это сознавал. Мысль человекасостороны имела под собой основания. И гораздо более серьезные, чем мог предположить Слоэн.

Халлер и Рутберг хотели иметь человека, который убрал Делберта Харриса, короля рэкета из Дамаска, из окна тридцатого этажа Хаммермат-тауэр. Хотели человека, который всадил пулю 308 калибра меж глаз Айсмана Брукса, главаря чикагской бандитской группировки. Они хотели человека, который в Майами разнес в клочья из М-16 Роланда Мантьегу, главаря колумбийского меделинского картеля. Хотели человека, который в нью-йоркском Чанатауне разложил на атомы из гранатомета Арнольда Белла, ликвидаторатриады Змея.

Хотели человека, который работал на него, Фрэнка Ардженто, и являлся его карающим мечом во время войны с ними.

– Не делай этого, Дэвид.

В трубке тишина.

– Послушай меня, если это из-за денег…

– Есть еще кое-что.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что вписывается в логику святого союза между Самуэлем Рутбергом и Франческо Деллакроче, – ответил Слоэн. – Я уверен, тебе грозит опасность.

– Опасность, мне? Нет уж, постараемся пожить подольше на этой земле, Дэвид. Одноглазому наконец удалось убедить меня купить еще один «Мерседес», полностью бронированный, выдерживающий взрыв. Десяток моих ребят не отходят от меня ни на шаг все двадцать четыре часа, и все они из армейского спецназа. Помещения тщательно проверяются по четыре раза в неделю. Телефоны, стены, полы, компьютеры,.. даже мусорные корзины. У меня свои люди в мэрии, в департаменте полиции, в ФБР, в ББОП, в Агентстве по борьбе с наркотиками, даже в ЦРУ. О какой опасности ты говоришь?

– Я не в состоянии объяснить тебе это в рациональных категориях, но я наверняка знаю, что ты в огромной опасности. И не со стороны ББОП.

– Дэвид, послушай…

– Я сделаю это.

– Не делай, Дэвид. Ни надо.

– Это единственный способ заставить их выйти на свет.

– Дэвид, нет!

Слоэн положил трубку. Замер, глядя на телефон, висящий в стенной нише. За его спиной толпа пассажиров сновала по огромному залу терминала международных рейсов, напоминавшему муравейник.

Сквозь звуконепроницаемые стекла окон в форме полуэллипса, составляющих восточную стену терминала, был виден строй «Боингов-747», ночующих на летном поле. Свет галогеновых фонарей отбрасывал на бетонку огромные тени.

Слоэн вступил в туннель, ведущий на посадку – длинную бетонную трубу без окон. Там, где находился выход, труба поднималась, и было невозможно увидеть, что там, на выходе. Может быть, действительно самолет. А может быть, и нет.

Может быть, это только труба без конца.

Ведущая в никуда.

Для Одноглазого, Джека Куинтано, советника Фрэнка Ардженто, не хватало света в аттике Коннот-тауэр.

Пара торшеров, стоящих по обеим сторонам окна, оставляли много неосвещенных мест и увеличивали тени до гигантских размеров. Фрэнк Ардженто сидел в одной из темных полос в торце стола для заседаний.

– Спасибо, за то, что ты пришел сразу же, как только я тебя позвал, Джакомо.

Куинтано ограничился легким наклоном седой головы. Для мужчины в шестьдесят два года он был в отличной физической форме. Четкие и точные движения мускулистого тела. Красивый ровный загар. По классу и осанке Куинтано можно было принять за президента солидного банка или же административного совета крупной транснациональной компании. Правый глаз был закрыт черной кожаной повязкой, из-под которой по всей щеке разбегалась паутина тонких белых шрамов.

Свой глаз Куинтано оставил на холме Центрального Вьетнама, во время одной из самых кровавых битв той грязной войны. Рядом был еще один солдат, итальянский иммигрант по имени Эдди Ардженто, который и вытащил его из свинцового урагана, устроенного вьетконговцами. Вернувшись с азиатского Юго-Востока, Эдди Ардженто и Джек Куинтано остались солдатами в семье Готти. Четырнадцать лет спустя одноглазый Куинтано стал советником Дона Эдоардо Ардженто, главы могучего клана Ардженто. Сейчас, сорока годами позже, одноглазый Куинтано оставался тем же советником, но уже у Фрэнка Ардженто, сына Эдди. Наследника, получившего абсолютную власть.

– Джакомо, я должен попросить сделать кое-что для меня, – произнес из темноты Ардженто.

Джек Куинтано провел языком по внезапно пересохшим губам. По-итальянски. Он говорит со мной по-итальянски! Насколько он мог вспомнить, Фрэнк Ардженто обращался к нему на родном языке всего один раз, когда умер его отец, разрушенный раком, и Фрэнк вернувшийся едва живым с другой грязной войны, боснийской, внезапно оказался перед лицом ответственности за семью.

– Я слушаю, Франко.

– Я хочу, чтобы ты установил контакт с Самуэлем Рутбергом. Сделай это, Джакомо. Только сам. Не перепоручай никому.

– Хорошо, Франко.

– Я хочу, чтобы ты организовал мне с ним встречу.

– Это будет нелегко.

– Я тебя прошу об этом не потому, что это легко. Я прошу тебя об этом, потому что только ты один сможешь это сделать.

Куинтано перевел единственный глаз на огни Манхеттена. С окончания взаимной бойни не было ни одного прямого контакта между двумя боссами. Целые годы два клана соблюдали тихий, беспокойный вооруженный нейтралитет.

– Франко… – Куинтано заколебался, – почему ты хочешь встретиться с Рутбергом сейчас?

Трубчатые колокольчики колебались в холодном ветре, дувшем на мысу Код.

Доска, на которой они были подвешены, была старой и трухлявой. Многие крючки уже еле держались. Сильный порыв ветра ворвался в темноту портика, сорвав колокольчик из стеклянных висюлек. Ударившись о стену дома, они разлетелись на мелкие осколки, которые снежным вихрем покатились по полу. Второй порыв ветра унес их в никуда.

8.

Сухие листья скручивались в смерчи движениями воздуха.

Они казались тучами саранчи. Узкая улочка Корридони, на которой располагался лицей имени Леонардо да Винчи, была полна народу. Лидия Доминичи вышла из лицея в толпе орущих и хохочущих подростков. Классическая картина окончания уроков во всех школах мира. Рядом с дорогой сумочкой от Прадо, подарком Ремо Дзенони, на ее плече висела поношенная кожаная сумка с книгами и тетрадями.

Неожиданная не по сезону жара ей совсем не нравилась. Время землетрясений, говорил в таких случаях отец. Статистически, легкие подземные толчки, сотрясавшие порой Милан, приходились именно на эти периоды ненормальной жары. Может быть, на этот раз никакого землетрясения не будет, но одно точно: от таких судорог лета у многих ехала крыша, слишком много идиотов оказывалось кругом.

Лидия кивнула подружкам и, отделившись от основной группы студентов, ускорила шаг в сторону церкви Сан Пьетро в Гессате. Ей достаточно было пары взглядов по сторонам, чтобы заметить машину, которую она хотела бы видеть меньше всего. Машина была припаркована под запрещающим стоянку знаком, прямо напротив лицея, передними колесами на тротуаре, мешая проходу пешеходов. Черный «порше-тарга» с непроницаемыми дымчатыми стеклами.

Лидия была уже почти на углу, когда ветер донес до нее рев шести цилиндров. «Порше» слетел с тротуара и рванул по улице, разгоняя студентов. Лидия почувствовала, как заколотилось ее сердце. Она свернула за угол и ускорила шаг. «Порше» влетел в переулок, визжа колесами и целясь прямо в Лидию, бросившуюся бежать по тротуару.

«Порше» обогнал ее и резко затормозил, перекрыв путь. Дверца автомобиля распахнулась, отбросив ее к облезлой стене здания. Ремо с сигаретой на нижней губе, в черных перчатках без пальцев, выбрался из салона.

– Какое счастье видеть тебя, дарлинг! – пошел он к ней навстречу, разводя руки. – Как ты смотришь на то, чтобы прокатиться, а?

– Я спешу, Ремо. Увидимся завтра.

Улыбка сошла с его лица, сменившись угрожающим выражением. Ремо схватил ее за руку и потащил к автомобилю, где влепил сильную пощечину.

– Мне не нравится, когда ты делаешь глупости. Ты знаешь об этом или нет? – Он ударил ее еще один раз. – Знаешь или нет?

Лидия вжала голову в плечи. Ощутила, как запылала щека и появился горький вкус крови во рту. Точно, эта аномальная жара действовала идиотам на мозги. Этому, главному идиоту. Лидии удавалось избегать встречи с ним с той ночи, когда она сбежала из краденного «порше» на улице, полной вооруженных полицейских. Ремо Дзенони принадлежал к той категории идиотов, которые думают тем, что у них между ног. И не способны рассуждать ничем другим. Идиоты непредсказуемы. И опасны.

Лидия попыталась вырваться. Еще один удар отбросил ее к машине. Струйка крови потекла по подбородку из рассеченной губы.

– Ах, какая неприятность! – Ремо выпустил ей в лицо сигаретный дым. – Залазь в машину, кретинка! Быстро!

Лидия с отчаянием оглянулась по сторонам. Пара мужчин в серых дорогих костюмах, похожих на адвокатов или бизнесменов, проходила мимо, в трех шагах от них.

– Помогите! Пожалуйста! – крикнула Лидия. – Пожа…

Ремо со всего маху ударил ее по лицу, отчего красная пелена заволокла глаза. Мужчины, отвернувшись в сторону, ускорили шаг. Ремо больно вцепился в ее руку.

– Я тебе сказал, в машину, сука!

И потащил ее к открытой дверце. Это было его роковой ошибкой. На мгновение девушка оказалась от него на расстоянии вытянутой руки.

– Иди в жопу, кусок дерьма! – крикнула она и со всей силы пнула его между ног, вложив в пинок всю ярость, все отвращение, все отчаяние.

Носок ее сапога попал прямо в содержимое тесных джинсов Ремо. Раздался звук лопнувшего помидора.

Ремо Дзенони переломился пополам. Хрип вырвался изо рта. Он упал на колени, бледный, словно гипс.

– Ты меня хорошо понял, идиот? Иди в жопу!

Лидия сорвала с плеча старую кожаную папку, полную книг и тетрадей, и, крутанув, словно пращу, двинула ей прямо в лицо Ремо. Парень и висевшая на губе сигарета разлетелись в разные стороны. Ремо рухнул, как мешок тряпок, поливая асфальт кровью, хлынувшей из носа.

Лидия, часто дыша, облокотилась на машину. Адреналин продолжал бежать по венам. Чуть отдышавшись, она положила на капот папку, открыла ее, высыпала в нее содержимое сумочки от Прадо. После чего сделала шаг в сторону скрючившегося, скулящего Ремо.

– Время подарков закончилось, мудак! – И бросила сумочку ему в окровавленную физиономию.

– Лидия, прошу тебя…

– Если попадешься мне на глаза еще раз, скотина, даже случайно… – Лидия пнула его, – я оттяпаю тебе яйца секатором!

Она провела пальцем по губе, стирая кровь. Повесила папку на плечо и решительным шагом направилась в сторону видневшегося Дворца Правосудия.

Ремо Дзенони, отупевшему от боли, продолжавшей терзать его пах, оставалось только проводить ее взглядом. Он попытался встать с заляпанного собачьим дерьмом тротуара, но у него ничего не получилось. Сильный порыв ветра ослепил его, бросив в лицо пыль и мертвые листья.

Маленькая бумажка дурацкого зеленого цвета была приклеена прозрачным скотчем к внешней стороне стеклянной двери подъезда.

Продается-три комнаты-все удобства-срочно. Скотч на одном уголке отклеился и листок болтался туда-сюда от каждого дуновения ветра.

Лидия остановилась и попыталась приклеить отставший скотч. Не получалось, клей высох. Надо будет вернуться позже с другим скотчем. А вообще, сойдет и так. Продаваемая квартира принадлежала ей. Когда родители ее приобрели, лет пятнадцать назад, вторая квартира в том же доме считалась хорошим вложением денег. Они переписали квартиру на имя Лидии, как только она вступила в возраст, позволявший ей платить налоги.

Лидия внимательно огляделась. Ничего похожего на черный «порше», наверняка, тоже угнанного. И никаких идиотов.

Достала ключи от дома. Вставляя ключ в замочную скважину входной двери, Лидия встретилась глазами с собственным отражением в слегка запыленном стекле. Хороша картинка: за темными стеклами солнечных очков начавшее распухать лицо. На нижней отливавшей синевой губе, запеклась корочка крови.

Подъезд был полон сухих листьев, натасканных сюда ветром. На восьмом, последнем этаже Лидия ногой открыла дверцу лифта, вышла в короткий коридор и остановилась у двери в одну из четырех квартир. Бросила короткий взгляд на дверь в конце коридора, в продающуюся квартиру, через стенку от той, у двери которой стояла. Открыла ее и вошла.

У отца был хороший вкус. Даже после пяти лет прошедших со дня развода, следы его оформительских усердий были еще видны. Лидия положила папку на столик рядом с дверью и вошла в гостиную. Жалюзи были опущены, в комнате царил полумрак.

– Мама, ты дома?

Никакого ответа. На диване лежал кожаный пиджак, рядом стояли мужские мокасины из коричневой замши.

Лидия провела рукой по волосам, отбрасывая их назад. Опять, это случилось опять.

– Привет! – услышала она. – Ты должно быть…

Лидия обернулась.

– …Лидия, – произнес равнодушным голосом мужчина, стоящий на пороге коридора, ведущего в спальню, и застегивающий рубашку на голой груди. Ему было лет двадцать пять. Сухощавый блондин с квадратным подбородком. Молодой стервятник. Как все остальные. Похожий на кретина Ремо, может, только чуть больше стиля.

– Очень рад знакомству. – Стервятник протянул руку. – Я…

– Мне наплевать, кто ты такой.

– Недостаток воспитания, бэби?

– Бэби – это твоя мать. – Лидия бросила ему пиджак.

Он неловко поймал его с удивленным лицом.

– Эй! У тебя, что – проблемы?

– Проблемы у тебя, а не у меня. – Лидия открыла дверь. – Проваливай!

Он взъярился:

– Слушай ты, сумасшедшая!..

Лидия подошла к телефону, сняла трубку и набрала три цифры.

– Это 113? – В ожидании ответа одарила парня ядовитой улыбкой.

– Ты что, чокнутая? – У парня отвалилась челюсть.

– …Кто-то пытается ворваться в мою квартиру.

– Вот дерьмо!

Парень пулей вылетел в открытую дверь, на ходу заправляя рубашку в брюки.

Лидия положила трубку, подняв мокасины с пола и выбросила их в коридор. Захлопнула дверь и закрыла ее на задвижку.

– Джорджио? Где ты, любовь моя?

– У него срочная встреча. – Лидия повернулась спиной к двери.

Джулия Вентоза, бывшая госпожа Доминчини, остановилась посреди комнаты.

В свои сорок пять она выглядела лет на десять моложе. У нее было тело, цвет лица и волосы, которым позавидовало бы много девчонок в возрасте ее дочери. На ней был черный шелковый прозрачный пеньюар, сквозь который виднелась пара шелковых чулок, – форменная одежда, носимая приличной женщиной из высших кругов буржуазии в расслабляющий домашний полдень.

– Что за глупость ты сказала? Какая встреча?

– Со своим хиромантом. – Лидия покачала головой. – Когда ты решишься прекратить это, мама? Когда?

– Не начинай все сначала, Лидия. – Джулия махнула рукой и направилась к столику с бутылками. – У меня и без того ужасная мигрень.

– Что ты говоришь? Можно узнать, отчего?

– От того, что я не выношу, когда моя собственная девятнадцатилетняя дочь начинает учить меня, как я должна жить своей жизнью.

Джулия подошла к столику. Бросила в стакан несколько кубиков льда и налила большую порцию виски.

– И уясни себе, – Джулия сделал большой глоток и повернулась к дочери. – Лидия!..

Стакан выпал из ее рук и разбился. Она увидела следы побоев на лице дочери, которые не смогли скрыть темные очки.

– Что с тобой случилось? – Джулия подняла руку, чтобы погладить дочь. – Кто посмел!

– Низкие ветки. – Лидия отвела ее руку. – Ничего не случилось, мама. Понятно? Ни-че-го. Лучше скажи, кто этот Джорджио. Очередной имбецил, безумно в тебя влюбленный, готовый жениться на тебе в течение двух недель?

Джулия открыла рот, чтобы сказать что-то. Внезапно, из ее глаз хлынули слезы, не давая ей вымолвить ни слова.

– Сделай мне любезность, мама. – Лидия открыла входную дверь. – Мне и себе…

– Лидия, дорогая…

– Попытайся встать взрослой. Увидишь, какой будет результат. Может, тебе самой понравится.

Лидия вышла, захлопнув дверь. Джулия осталась одна в полумраке прихожей.

Эхо ее шагов отражалось от голых стен. Они недавно были покрашены в бледно-бежевый цвет и в квартире еще чувствовался запах краски. В комнате было сумрачно. Иссушающему полуденному солнцу, свету этого ненормального внесезонного лета, не удавалось проникнуть сквозь полностью опущенные жалюзи.

Лидия сняла очки и прошла в гостиную, казавшуюся огромной из-за того, что в ней ничего не было. Не считая двух вещей: большого кресла-качалки из черной кожи и портативного си-ди-плеера, соединенного со стереонаушниками.

Лидия упала в кресло и расслабилась. Некоторое время слушала завывание ветра, заставляющего вибрировать оконные рамы. Потом перебрала кассеты с дисками, разбросанными по полу, выбрала один, вставила в плеер, надела наушники и нажала кнопку «пуск».

Музыка наполнила мозг.

Пинк Флойд. «Стена». Первые же ноты стерли все: черный «порше», Ремо Дзенони, боль, лицо матери в потеках слез.

Лидия закрыла глаза. За окном ветер дул все сильнее и сильнее.