Текст книги "Карта и территория. Риск, человеческая природа и проблемы прогнозирования"

Повышение требований к банковскому экономическому капиталу

Объем капитала, который контрагенты могут затребовать от финансовых институтов, должен влиять на требования к обязательному капиталу. Пожалуй, пока рановато давать определенные долгосрочные ответы. Но приблизительные выводы для коммерческих банков США можно сделать уже сейчас, исходя из реакции дефолтных свопов банков (CDS), рыночного показателя риска неплатежеспособности банка, на посткризисные события{119}119
  Продавец CDS страхует держателя конкретного долгового инструмента от убытка в случае дефолта. Таким образом, цены на CDS – это самый чувствительный показатель вероятности банковского дефолта.


[Закрыть] (см. пояснение 5.2).

Пояснение 5.2. Банковский капитал

Изменения рынка CDS также прямо указывают на то, когда банковская система преодолеет превалирующий страх массового банкротства, а также на то, когда рынки поймут, что банки чувствуют достаточную уверенность для возврата к свободному кредитованию, как в предкризисные годы.

С конца 2008 г. до конца первого квартала 2009 г. Министерство финансов США через Программу выкупа проблемных активов (TARP) внесло $250 млрд в собственный капитал банков, что эквивалентно прибавлению примерно двух процентных пунктов к отношению собственного капитала к стоимости активов. Эффект от такого добавленного капитала был логичным и незамедлительным.

По мере того, как финансовый кризис распространялся и углублялся, невзвешенный средний спред пятилетних CDS шести крупнейших банков США – Bank of America, JPMorgan, Citigroup, Goldman Sachs, Wells Fargo и Morgan Stanley – поднялся с 14 базисных пунктов в начале 2007 г .{120}120
  Для пятилетних контрактов средняя годовая стоимость страхования составляла 0,14 % условной суммы базовых инструментов свопов.


[Закрыть] до 170 базисных пунктов перед крахом Lehman 15 сентября 2008 г. А в ответ на дефолт Lehman средняя цена пятилетних CDS подскочила к 10 октября на 430 базисных пунктов. В день объявления о Программе TARP (14 октября) цена упала до 211 базисных пунктов, или в два раза (пример 5.3). Другими словами, прибавление двух процентных пунктов к отношению балансового собственного капитала к стоимости активов банков срезало практически вдвое кризисный скачок цен на пятилетние CDS. Конечно, не стоит преувеличивать значение этого, но и преуменьшать его тоже не следует. Это реальные данные в споре, где их не так уж и много. Если воспользоваться методом линейной экстраполяции (очередное серьезное допущение), то мы получим еще четыре процентных пункта прироста (почти от 10 % в конце третьего квартала 2008 г. до 14 % в конечном итоге) подушки из собственного капитала, требуемой участниками рынка, чтобы финансировать обязательства банков. (Конечно, участники рынка до краха Lehman предполагали, что вероятность проведения TARP минимальна. Мгновенная реакция рынка на объявление о TARP подтверждает верность такого предположения.)

В настоящее время отношение балансового собственного капитала к стоимости активов все еще далеко от 14 %. Среднее отношение для коммерческих банков (по данным Федеральной корпорации страхования депозитов) составляло 11,2 % на 31 марта 2014 г. по сравнению с 9,4 % в конце 2008 г. Тот факт, что банкам нужно еще больше увеличить собственный капитал для возврата рыночного восприятия риска на докризисный уровень, подтверждался также тем, что цены на пятилетние CDS оставались на уровне 100 базисных пунктов весной 2013 г. Это намного выше 14 базисных пунктов начала 2007 г., когда доля капитала составляла 10%{121}121
  Конечно, в ретроспективе видно, что этого недостаточно для компенсации выявленных рисков.


[Закрыть].

Без сомнения, вливание денежных средств с помощью TARP существенно снизило страх перед банковским дефолтом в начале 2009 г. Сложнее оценить, какое влияние на банковские CDS оказало серьезное увеличение рыночной стоимости собственного капитала банков по отношению к рыночной стоимости активов. Их отношение выросло с 7,3 % в конце марта 2009 г. до 11,6 % в конце декабря 2009 г. (пример 5.4). (Отношение собственного капитала банка к его активам обычно определяется на основе балансовой стоимости, т. е. стоимости, определенной по общепринятым нормам бухгалтерского учета.) Рыночная стоимость – это просто цена акции, умноженная на число выпущенных акций.

Более высокая рыночная стоимость собственного капитала заметно повысила платежеспособность банков, хотя и не в такой степени, доллар на доллар, как более стабильное изменение балансовой стоимости собственного капитала. Чтобы определить, какой показатель более правильно характеризует буфер от дефолта – балансовая или рыночная стоимость собственного капитала, – можно использовать цены CDS, которые отражают вероятность дефолта. Цены CDS и цены акций, конечно, имеют высокую корреляцию. Но статистически существенный регрессионный анализ показывает, что только одна четверть изменения в отношении собственного капитала банка к активам по рыночной стоимости отражается в эквиваленте этого отношения, определенного по балансовой стоимости. Это абсолютно понятно, учитывая, что рыночная стоимость – величина более эфемерная, чем балансовая стоимость. Предположительно, только четвертая часть рыночного изменения засчитывается в увеличении буфера от дефолта, измеренного по балансовой стоимости.

Возврат Министерству финансов США инвестиций, осуществленных в рамках TARP в 2008 г., в значительной мере финансировался за счет выпуска новых акций. А выпуск новых акций стал, в свою очередь, возможным благодаря росту рыночной стоимости собственного капитала американских коммерческих банков более чем на полтриллиона долларов и благодаря облегчению заимствований (и удешевлению) как результат наращивания буфера собственного капитала под влиянием роста его рыночной стоимости. Разделение относительного вклада программы TARP и прироста капитала в платежеспособность банков и готовность кредитовать трудно осуществить даже в ретроспективе.

Программа TARP не только обеспечила вливание капитала, но и заставила участников рынка поверить в то, что Министерство финансов США, по крайней мере временно, обеспечивает обязательства банковской системы. Это объясняет расхождение с середины сентября 2009 г. спредов между краткосрочными (одно– и трехмесячными) ставками предложения на лондонском межбанковском рынке депозитов и индексными ставками по свопам овернайт (LIBOR-OIS – альтернатива спредам по CDS в качестве краткосрочного показателя вероятности дефолта банка) и спредов по пяти– и 10-летним CDS. Краткосрочные спреды LIBOR-OIS возвратились к докризисному уровню к концу сентября 2009 г. Цены на 10-летние CDS к этому времени были еще на полпути к прежнему уровню (пример 5.5). Однолетний спред LIBOR-OIS находится где-то между ними. Рынки со всей очевидностью учитывают увеличение подушки банковского капитала по рыночной стоимости в пяти– и 10-летней перспективе. Результат, похоже, отражает возросшую воспринимаемую волатильность цен акций и неопределенность, связанную со способностью или желанием американского правительства оказать помощь банкам как только ситуация вернется к нормальной{122}122
  Когда весной 2010 г. страх перед распространением европейского суверенного долгового кризиса возрос, спреды по CDS и LIBOR-OIS также резко расширились.


[Закрыть].

Учитывая хрупкость изложенных выше допущений и заключений (это пока все, что мы имеем), я считаю, что требования к размеру обязательного капитала в конечном итоге будут подняты с докризисных 10 % (по балансовой стоимости) до 13 или 14 % в последующие годы, и в равной мере будут ужесточены требования к ликвидности и обеспечению.

Что могут сделать надзор и регулирование

Что, как показывает мой опыт, могут дать надзор и контроль, подкрепляющие повышение требований к достаточности капитала, так это привести к введению правил, играющих предупредительную роль и учитывающих то, что регуляторы не способны точно предсказать неопределенное будущее.

Надзор

• Можно проводить аудит и обеспечивать таким образом соблюдение требований к капиталу и ликвидности.

• Можно требовать, чтобы финансовые институты выпускали условный конвертируемый долг, превращаемый в акции в случае проблем с собственным капиталом.

• Можно устанавливать ограничения или запрет на определенные виды концентрированного банковского кредитования.

• Можно сдерживать реконсолидацию аффилиатов, ранее проданных инвесторам, особенно структурированных инвестиционных организаций{123}123
  Когда во время кризиса подобные активы оказались на грани банкротства, финансирующие компании, опасаясь репутационного риска (новая сторона вопроса?), предпочли присоединить юридически независимые аффилиаты с крупным убытком.


[Закрыть].

• Можно потребовать от финансовых посредников «завещания на случай смерти» с указанием, каким образом они при необходимости будут ликвидированы быстро и максимально безболезненно для контрагентов и рынков.

Некоторые уроки из исторической эволюции собственного капитала

В конце XIX в. американские банки должны были иметь собственный капитал в размере 30 % от стоимости активов, чтобы привлекать депозиты и другие заимствования для финансирования своих активов. До Гражданской войны этот показатель доходил до 50 % (пример 5.2). Поскольку в условиях сельскохозяйственной экономики того времени платежные системы были рудиментарными, а географическое распределение банковских резервов слабым, конкуренция за банковский кредит носила в основном местный характер. Это давало национальным банкам возможность получать рентабельность активов (чистую прибыль) в среднем свыше 200 базисных пунктов в конце 1880-х гг. и более 300 базисных пунктов в 1870-х гг. (по сравнению с 70 базисными пунктами столетие спустя).

Рост эффективности финансового посредничества в результате консолидации резервов и развития платежных систем привел к сужению спредов прибыли и снижению отношения капитала к стоимости активов. Соответственно, средняя годовая рентабельность собственного капитала была на удивление стабильной, редко опускаясь ниже 5–10 %, на протяжении почти столетия с 1869 по 1966 г. (пример 5.6). Такая стабильность означает, что чистая прибыль как доля активов и уровень левериджа были, грубо говоря, обратно пропорциональными величинами в это столетие.

Рентабельность активов и собственного капитала, получаемая финансовыми посредниками (несмотря на снижение левериджа), умеренно выросла в период с 1966 по 1982 г., благодаря быстрому увеличению непроцентных доходов, в частности от фидуциарной деятельности, предоставления услуг и секьюритизации. Затем, как следствие значительного расширения сферы деятельности, непроцентный доход значительно вырос между 1982 и 2006 г., взвинтив чистую прибыль почти до 15 % от собственного капитала. Этот рост отчасти отражал появление у банковских холдингов в апреле 1987 г. разрешенных судебным решением и регулируемых ФРС инвестиционных аффилиатов «по статье 20». Передача этого бизнеса отчетливо видна в ускорении роста валовой прибыли от коммерческого банкинга по отношению к показателям инвестиционного банкинга начиная с 2000 г .{124}124
  Доходность упала в первой половине 2009 г. Масштабы этого падения сопоставимы (в годовом исчислении) разве что с депрессией 1932–1934 гг. Оба случая демонстрируют исторически редкое резкое падение, произошедшее в основном из-за крупных списаний по ранее продленным кредитам.


[Закрыть].

На мой взгляд, относительная стабильность средних отношений чистой прибыли к собственному капиталу после Гражданской войны отражает базовую, определяемую конкурентным рынком норму доходности посредничества – результат, согласующийся со стабильным временным предпочтением и реальными долгосрочными процентными ставками.

Таким образом, кризис 2008 г. оставил после себя наследство в виде значительно более высоких требований – как экономических, так и регуляторных – к отношению капитала и активов, которые должны выполняться, чтобы посредничество восстановилось до такого состояния, при котором банки и другие финансовые институты уверены в достаточности подушки из собственного капитала и могут свободно заниматься кредитованием. Открытым остается вопрос, спровоцирует ли повышение отношения капитала к активам банков, в соответствии с историческими данными, также и рост отношения чистой прибыли и активов. Именно таким должно быть воздействие более высоких отношений капитала к активам.

Слишком крупные, чтобы допустить их банкротство

Кроме необходимости повысить требования к капиталу, мы до сих пор вынуждены решать проблемы финансовых фирм, которые «слишком крупные, чтобы допустить их банкротство», а если быть более точным, «слишком взаимосвязанные, чтобы быстро их ликвидировать». Производительное использование национальных сбережений оказывается под угрозой, когда финансовым фирмам на грани банкротства присваивается статус «важных системообразующих институтов» и оказывается поддержка из средств (сбережений) налогоплательщиков.

Я согласен с Гэри Стерном, бывшим президентом Федерального резервного банка Миннеаполиса, который долго придерживался мнения, что «кредиторы и дальше будут недооценивать рискованность этих финансовых институтов, чрезмерно финансировать их и безуспешно пытаться установить эффективную рыночную дисциплину. Имея дело со слишком низкими ценами, системообразующие компании принимают на себя слишком высокий риск»{125}125
  Stern, Gary H. “Addressing the Too Big to Fail Problem.” Statement before the Committee on Banking, Housing, and Urban Affairs, U. S. Senate, Washington, D.C., May 6, 2009.


[Закрыть].

После долгого пребывания в тихой гавани экономической аналитики концепция «слишком крупные, чтобы допустить их банкротство» получила, наконец, ту известность, которую заслуживала. На компании, считавшиеся слишком крупными, чтобы обанкротиться, стали смотреть как на серьезнейшую угрозу экономическому росту. Проблема окончательно обрисовалась, когда, в конце концов, 7 сентября 2008 г. Fannie Mae и Freddie Mac были переданы под внешнее управление. До этого американские политики (скрестив пальцы) утверждали, что Fannie и Freddie официально не имеют «полной поддержки и гарантий со стороны правительства США». Участники рынка, между тем, не верили в это и постоянно предоставляли Fannie и Freddie особую льготу по кредитам. Она варьировала от 13 базисных пунктов для краткосрочных заимствований до 42 базисных пунктов для долгосрочных облигаций, при этом ее средневзвешенное значение составляло около 40 базисных пунктов{126}126
  Wayne Passmore, “The GSE Implicit Subsidy and the Value of Government Ambiguity,” Real Estate Economics, vol. 33, no. 3 (2005), pp. 465–86.


[Закрыть]. События 7 сентября 2008 г. показали, что участники рынка были правы.

Fannie Mae и Freddie Mac нужно разделить на более мелкие компании, которые не будут «слишком крупными, чтобы допустить их банкротство», а затем преобразовать в независимые агентства по секьюритизации. Альтернативно их можно ликвидировать путем постепенного уменьшения размеров кредитов, которые они гарантируют и секьюритизируют.

Семнадцать системообразующих банков США фактически признаны хотя бы одним из основных регуляторов «слишком крупными, чтобы допустить их банкротство» и получили гарантии федерального правительства. Как и в случае с Fannie Mae и Freddie Mac, рынок предоставлял этим институтам льготное финансирование. Это очевидно при сравнении стоимости финансирования крупных банковских институтов и менее крупных конкурентов, не имеющих льгот по заимствованиям. Эксперты МВФ в последнем докладе оценили «общее преимущество в стоимости финансирования глобальных системообразующих финансовых институтов примерно в 60 базисных пунктов в 2007 г. и 80 базисных пунктов в 2009 г.»{127}127
  Kenichi Ueda and Beatrice Weder di Mauro; “Quantifying Structural Subsidy Values for Systemically Important Financial Institutions”; IMF Working Paper; May 2012.


[Закрыть]. По результатам этого исследования 45 крупнейших банков США получают примерно такой же уровень поддержки. На конкурентных финансовых рынках разница в 40–80 базисных пунктов – это огромное преимущество.

Предоставление подобных рыночных субсидий позволяет банку или другому финансовому посреднику привлекать часть национальных сбережений для финансирования операций, даже если его политика и портфель в иных условиях будут провальными. Банки, которые становятся неэффективными в результате постоянного финансирования неэффективных компаний, должны банкротиться. Это необходимо для выживания нашей экономической системы. Еще больше беспокоит то, что у участников рынка создается впечатление, будто в случае и следующего кризиса американская финансовая система фактически будет поддержана американским правительством.

Как я уже отмечал, суверенный кредит следует применять только в случае экстраординарных финансовых коллапсов. Суверенный кредит не бесплатен. Он порождает институты, которые являются слишком крупными, чтобы позволить им обанкротиться, а от этого один шаг до кланового капитализма. Еще опаснее то, что подобные действия вызывают своего рода привыкание, создают впечатление существования бесплатного пути решения любой проблемы экономической деятельности.

Сложные решения

Одной из главных проблем регулирования, для которых нет простых решений, является поиск подходов к системообразующим институтам. Принятый в 1991 г. закон «Об улучшении деятельности Федеральной корпорации по страхованию депозитов» работал только в отношении небольших банков во времена общего процветания. Но идея заблаговременного выявления рисков и ликвидации крупного обанкротившегося банка с минимальным ущербом оказалась несостоятельной во время кризиса, когда многие крупные банки стояли на грани банкротства. Как говорилось в главе 2, я подозреваю, что надежда на решение проблемы крупных банков-банкротов с помощью «быстрых корректирующих действий» также не оправдает себя в будущих кризисах{128}128
  Федеральная корпорация страхования депозитов потеряла значительную часть стоимости активов, взятых под ее крыло за последние три года.


[Закрыть].

На мой взгляд, решение, имеющее шанс нейтрализовать тот гигантский моральный риск, который возник вследствие кризиса, заключается в выпуске банками, а может быть, и всеми финансовыми посредниками, условно конвертируемых облигаций. Такой долг, конечно же, обойдется дороже, чем обычные облигации.

Если какому-то крупному институту выпуск условно конвертируемых облигаций не поможет, ему следует позволить обанкротиться. Если регуляторы сочтут, что такой институт слишком взаимосвязан с другими, чтобы его ликвидировать быстро, то он должен пройти специальную процедуру банкротства с предоставлением финансирования должнику во владении. Когда подобное финансирование недоступно, регулятор должен предоставить доступ к очень ограниченным средствам налогоплательщиков и обеспечить постепенную ликвидацию банкротящегося института. Его кредиторы (когда от собственного капитала ничего не остается) должны подчиняться обязательным правилам скидки с номинала («стрижки»), а сам институт подлежит расчленению на самостоятельные единицы, каждая из которых не будет слишком крупной. Процессом может руководить коллегия судей – специалистов по финансам.

Предполагаю, что некоторые из вновь созданных компаний выживут, а остальные обанкротятся. Если по истечении определенного короткого периода выясняется, что приемлемого выхода из процедуры банкротства нет, то финансовый посредник должен ликвидироваться как можно скорее.

Интересно, что было бы, если бы в кризис, начавшийся в августе 2007 г. из-за чрезвычайной перегруженности инвестиционных банков США долгом (в 25–30 раз превышавшим реальные активы){129}129
  В конце 2007 г. отношение заемных средств к активам Lehman Brothers составляло 31, Bear Stearns – 34 и Citigroup – 18.


[Закрыть], они оставались бы товариществами, которыми были четырьмя десятилетиями ранее. Правила Нью-Йоркской фондовой биржи 1970 г., которые позволяли брокерам-дилерам превращаться в акционерные общества и привлекать постоянный капитал, в ту пору казались разумными{130}130
  Уставный капитал товарищества нередко уменьшается с уходом партнеров. Капитал акционерной компании обладает гораздо большей стабильностью.


[Закрыть]. Тем не менее как товарищества Lehman Brothers и Bear Stearns – почти наверняка не отошли бы от своей исторически низкой доли заемных средств. До преобразования в акционерную компанию, опасаясь солидарной ответственности, которую несли общие товарищества, эти предприятия старались по возможности не рисковать. При подписке на новые выпуски они редко оставались под риском более нескольких дней.

Вы только представьте, руководители Bear Stearns и Lehman Brothers потеряли миллионы долларов из-за того, что их акции рухнули. Но ни один из них, насколько я знаю, не заявил о собственном банкротстве.

Дыхание прошлого

Прототипом для восстановления товариществ в финансах в сегодняшних условиях вполне может служить мой первый работодатель (у которого я начал работать в должности экономиста в 1947 г.) – Brown Brothers Harriman, старейший и крупнейший частный банк в США. Имея форму товарищества, он избегал большинства рискованных инвестиционных стратегий последних лет и вышел из кризиса целым и невредимым. Его кредитные рейтинги высоки, баланс высоколиквиден, и за последние годы он не объявлял о неработающих кредитах. Именно так, если память мне не изменяет, выглядели балансы инвестиционных банков, когда они были товариществами.

Конечно, поскольку товарищества ограничены в размерах, для ведения бизнеса в национальном масштабе экономике необходимо гораздо больше финансовых институтов, чем ныне. Хотя воссоздание стимулов, присущих товариществам, должно быть целью будущей реформы; эта цель, без сомнения, будет трудно достижимой, учитывая масштабы привлечения капитала, необходимые для сегодняшнего глобального рынка. Нет необходимости ради устранения морального риска следовать примеру Хью Маккалоха, нашего первого контролера денежного обращения в 1863 г., который перешел все мыслимые границы, предложив такую поправку в закон о национальных банках, которая объявляла «банкротство национального банка заведомым мошенничеством, а администрацию и директоров банка, под чьим руководством банк пришел к банкротству, персонально ответственными за долги банка и уголовно ответственными, если расследование не покажет, что дела велись нечестно». При таком порядке моральный риск, конечно же, исключен.

Регуляторы ошибаются в прогнозах с завидной регулярностью

Кризис наглядно продемонстрировал, что ни банковские регуляторы, ни кто-либо еще не может стабильно и точно предсказывать, например, станут ли токсичными (и насколько) низкокачественные ипотечные кредиты, наступит ли дефолт по тому или иному траншу облигации, обеспеченной долговыми обязательствами, и тем более нарушится ли работа финансовой системы в целом. Значительная доля таких прогнозов неизменно оказываются ошибочными. Иногда регуляторам удается идентифицировать рост вероятности недооценки риска и раздувания пузырей. Но они практически никогда не могут, разве что случайно, предвидеть фактическое время наступления кризиса{131}131
  Момент схлопывания пузыря определить невозможно за редким исключением, но его зарождение и надувание всегда видны по кредитным спредам.


[Закрыть]. Это следует ясно понимать.

Финансовый кризис практически всегда сопровождается внезапным и резким падением цены доходных активов. Обычно это падение связано с сильным ростом ставки дисконтирования ожидаемых потоков прибыли при переходе настроений участников рынка от эйфории к страху. Резкое изменение цен всегда неожиданно для большинства участников рынка, иначе несбалансированность цен устранялась бы постепенно в результате арбитража.

В годы, предшествовавшие росту числа обращений взыскания на заложенную недвижимость, который начался летом 2006 г., считалось, что «следующий» кризис будет связан с резким падением доллара в ответ на резкий рост дефицита текущего баланса США, начавшийся в 2002 г. В результате доллар находился под сильным давлением продавцов. Рост курса пары «евро-доллар» с 1,10 весной 2003 г. до 1,30 в конце 2004 г. постепенно устранил предполагаемый долларовый триггер «следующего» кризиса. Дефицит текущего баланса США не сыграл непосредственной роли в начале кризиса 2008 г., хотя, может, именно поэтому сыграет в следующий раз.

Многие аналитики считают, что для регулирования не требуются прогнозы. Они придерживаются мнения, что системный регулятор может эффективно изменять требования к капиталу и ликвидности в соответствии с текущей фазой экономического цикла. Точно подобранные, такие требования должны быть действенным способом устранения дисбалансов. Но циклы не единообразны, и сложно бывает определить, на каком именно отрезке цикла и в какой момент мы находимся. Так, минимумы уровней безработицы на пиках циклов (по данным Национального бюро по экономическим исследованиям) после 1948 г. варьировали от 2,6 % до 7,2 %. Должны ли были лица, определяющие политику, считать, что кривая экономического цикла разворачивается, например, когда уровень безработицы поднялся до 5,8 % в апреле 1995 г. по сравнению с 5,4 % в марте того же года? В этом случае уровень безработицы вскоре сам развернулся и падал в течение пяти лет.

ФРС очень давно беспокоит способность регуляторов и экспертов предвидеть проблемы, которые ускользнули от внимания внутрибанковских систем аудита и независимых аудиторов. В 2000 г. в выступлении перед Ассоциацией американских банкиров я отмечал, что «в последние годы стремительно развивающиеся технологии привели к устареванию значительной части механизмов банковского контроля, выработанных в предыдущие десятилетия. Банковские регуляторы все больше вынуждены полагаться на дисциплину частного рынка, которая до сих пор остается самой эффективной формой регулирования. Такое развитие событий лишь подчеркивает правильность главного урока нашей банковской истории – надзор со стороны контрагентов остается первой линией регуляторной защиты»{132}132
  Greenspan, Alan. “Banking Supervision.” Speech before the American Bankers Association, Washington, D.C., September 18, 2000.


[Закрыть]. К сожалению, эта первая линия обороны также провалилась в 2008 г.

Столетие назад инспекторы могли оценивать индивидуальные кредиты и судить об их надежности{133}133
  В 1903 г. О. Генри (У. С. Портер), более чем близко знакомый с банковскими махинациями, в своем рассказе «По первому требованию» описал вымышленного инспектора из Службы контролера денежного обращения, который обнаруживает неправомерно выданный кредит в размере $10 000 без обеспечения. В нынешних крупных банках такая тщательная проверка исключительно редкий случай.


[Закрыть]. Но, учитывая сегодняшние реалии глобального кредитования, скажите, как, например, ревизору американского банка оценить качество кредита российскому банку и, соответственно, кредитный портфель этого банка? Это потребует проверки контрагентов российского банка, а также контрагентов контрагентов – и все это, чтобы оценить надежность одного-единственного кредита. Короче говоря, этого не может сделать ни банковский ревизор, ни рейтинговое агентство. Для подтверждения качества потребовалось бы бесчисленное множество уровней проверки!

Сложность нашей финансовой системы такова, что каждую неделю возникает масса возможностей для кризисов и бесчисленное множество подозрений в финансовых нарушениях. Чтобы детально изучить каждую такую возможность и сделать осмысленные выводы, нужно во много, много раз больше инспекторов, чем есть у любого банковского регулятора. Скорее всего, при таком уровне контроля нормальное банковское кредитование и принятие риска станет невозможным.

Поэтому ФРС и другим регуляторам и в прежние времена, и сейчас приходится лишь гадать, какие из объявленных проблем или подозрений заслуживают тщательной проверки при ограниченном надзоре. В такой ситуации после каждого реального кризиса оказывается, что высококомпетентные инспекторы проглядели какого-нибудь Берни Мэдоффа. Надзор и оценка со стороны ФРС – это в результате лучший вариант, на который можно рассчитывать, даже несмотря на промахи прошлых лет. Банкам ничего не остается, кроме как положиться на надзор со стороны контрагентов в качестве первой линии антикризисной обороны{134}134
  Проработав 10 лет в совете директоров JP Morgan до прихода в ФРС, я получил хорошее представление об эффективности надзора со стороны контрагентов в Citicorp, Bank of America, Wells Fargo и других банках.


[Закрыть].