Текст книги "Они называли меня лжецом"

Глава 3
Страх пустого бокала

Фантом принес пару бутылок четверть часа назад. Шуршание одежды и наполняющиеся бокалы стали нашим способом общения на это недолгое время. Я вглядывалась в темноту столиков по левую руку от меня, разглядывала короткие неухоженные ногти компаньона и глушила вино. Кажется, даже в молчании я узнаю человека напротив все больше. Темный потертый свитер скрывает горло и руки. Темно-русые волосы прикрывают лицо до щек, и глаз практически не видно. Он из того типа мужчин, которые находятся на грани. Он не заботится о своем внешнем виде и явно не знает, что такое стрижка. В его гардеробе от силы три комплекта одежды – достаточно для смены сезонов. Он не стремится что-либо доказать всему миру. Ему насрать на нормы и условности. Ему достаточно бутылки на столе, книги в руке и возможности прожить еще один день без разочарования в себе и мире. Вот и весь секрет.

– Кажется, я поняла. Существует момент, когда сознание теряет контроль. Или, вернее, ты теряешь контроль над сознанием. И происходит то, что происходит. Что давно должно было произойти. Действительность. Она начинается резко. Без предупреждения. Было ДО. Вот оно яркое, воздушное, без боли, без страдания и даже без чувства пустоты. Легкомысленное. А потом хоп. И ты в ПОСЛЕ. Оно твердое, мучительное. А еще оно жутко воняет. Для кого-то неизбежностью, а для кого-то розами. Для меня, как оказалось, это один и тот же запах. Бороться невозможно, система перегрелась. Все. Обратно пути нет. Не думаю, что это ДО и ПОСЛЕ – детство и взрослость. Не. Слишком просто. И растянуто во времени. Не думаю, что это ДО и ПОСЛЕ в принципе подчиняется физике. Может даже кому-то везет прожить в ДО до старости. А чье-то ДО кончается, когда он из мамки вылазит. Не связано это с возрастом. Да и в принципе с материальным миром. Это состояние ума. Точно. У тебя или хватает сил контролировать его, или нет. Реакция на пиздец или в плюс, или в минус. Если в плюс – ты счастлив и туп. Блаженный. Если в минус – несчастен, но и не факт, что умен. А жалкий при любом раскладе. У тебя так?

Молча пить скучно. На столе стоят три бутылки. Две полные до краев, во второй осталась лишь треть. Мы уже успели выпить по два бокала, но так и не обменялись приветствием. В таких местах все социальные условности отпадают как облупившаяся краска. Лишнее, шелуха. Вино располагает к беседе, к раздумьям и открытиям. Фантом сидит напротив и закатывает рукава, демонстрируя готовность к беседе. Я вижу выцветшие татуировки – в тон свитеру. Темные, посиневшие от времени. Цифры, рисунки. Мальчик, играющий на барабанах. Волны и свитки. Засечки на пальцах и бык с двумя парами рогов.

Лица молчаливого собеседника практически не видно, да и разглядеть я его не хочу. К чему, если я здесь ненадолго. Вот только посплю и двинусь дальше. Но пока не хочу – ни спать, ни двигаться.

Прервать молчание потоком пьяных рассуждений – не самая лучшая идея для начала знакомства. Они копились уже давно. Просились наружу. Для них нет подходящего места и времени. И даже слова подбираются туго, с треском и скрипучими вздохами. Эфемерные материи и усталость сливаются в одном сознании, выплевывая в воздух сотую часть того, что думается.

– Ага. И тебе привет, подруга.

Стеклянно трезвый голос фантома пересек стол и порезал мне ухо резким произношением. Украинский акцент выдавал в нем земляка и намекал на принадлежность к прозаичному и бренному миру. Никакой он не фантом.

– А ты сейчас где? В ДО или в ПОСЛЕ?

Одного общего акцента мало. Мы здесь одни. Все же вечер обещает быть длинным, возможно даже этот вечер растянется на несколько вечеров. Честно говоря, я не исключаю такой возможности. Больше спешить некуда, а отсутствие связи с внешним миром в виде мобильника исключает возможность того, что меня потревожат онлайн и, тем более, офлайн.

Скучать желания нет, а значит, мы должны подружиться, чувак. Если не хотим сдохнуть от скуки и уныния. Без уныния в такие места не попадают. Значит, есть, как минимум две вещи, что нас объединяют. Уныние и акцент. Скуки здесь не место. Насколько ты отчаялся, Фантом?

– Ха. Спрашиваешь, где я? Думаю, там, где мы сейчас, не окажется никого, кто в ДО. По доброй воле во всяком случае. Если я правильно понял твою философию, ха. Я про местечко. Понимаешь? Оглянись! Мы посреди ничего. Дальше только поля с подсолнухами и бахчой. Ты о бессмысленности ведешь? Да? Ну, тогда я в твоих рядах, подруга. Все напрасно. Прими это и блаженствуй, – он хлебнул вина и без суеты продолжил, – Не-не. Я знаю, это страшно. Хочется, чтобы были правы все эти убогие с их изобилием, Раем и Космосом. Не изобилие и Космос, знаешь, а зияющая дыра. А еще. То, что я это все говорю – это полная херня. И даже то, что я думаю об этом – это тоже херня. И даже то, что я осознаю то, что то, что я думаю – херня – это тоже она самая. Херня.

Фантом медленно жевал каждое слово, вглядывался мне в лицо, ловя малейший намек на непонимание и, когда уверился в моем полном усвоении сказанного, с облегчением откинулся назад – на темно-зеленую потертую спинку. Его татуировки могли оказаться загадочными письменами, как у того, на баре, или в них могло быть зашифровано познание, а за обшарпанным фасадом мог скрываться Мессия. Но нет. Теперь Фантом перестал казаться чем-то потусторонним. Его речи приземленные и совсем не поэтичные. Обычные руки обычного мужчины. Обычные речи обычного человека. Немного отчаявшегося, но это не страшно. Не старого и не молодого. Думаю, ему тридцать девять. Самый печальный возраст. И седая мудрость еще далеко впереди, и бесконечная молодость уже лишилась вечности. Он сидел в тени, опустив взгляд на свои тощие колени.

Как только глаза, и мои, и его, ловили фокус, бокалы пустели и наполнялись снова. Ритмично и настойчиво. Один не поспевал за другим и меня разрывало от любопытство, что же произошло с Фантомом. Как можно оказаться здесь, если ты не такой же дурак, как я.

– Тебе страшно? – мой вопрос, казалось, совсем не удивил его и в ту же секунду он ответил, не отводя глаз от колен, будто уже был готов к ответу.

– До чертиков. Хвостатых таких чертиков, ха – он поднял ладони вверх, растопырив пальцы в рокерскую козу, высунул пухлый язык и показал мне рога, – Ой. Это не хвостики. Ха.

Он засмеялся, немного кашляя. Ему пришлось приподнять голову и откинуть волосы от лица. В тени сверкнула яркая вспышка серых глаз. Уставшие, с глубокими морщинами и синяками. Кажется под этими веками не было сна не меньше недели. Вот мы и познакомились по-настоящему. Чего можно так бояться? Как можно оказаться в такой глуши?

Кроме общего акцента, уныния, страха пустого бокала и бессонницы у нас было еще кое-что общее. Неумение выбрать маршрут, намеренно или нет.

– Чего ты здесь, а? – Фантом моментально стал серьезен и вглядывался в меня пустыми глазами.

– Я. Это. Что-то по родным местам заскучала.

Снова этот кашляющий смех, но на этот раз более уверенный, искренний. Как будто я и в правду сказала что-то смешное.

– Ой. Не гони, подруга. Можно подумать я здесь, потому что по Родине заскучал. Ну да, ну да. Я вообще не уверен, что мы на границе. Больно тихо.

И правда. Тишина и расположение бара поражали. Казалось, к нему вела дорога, начинавшаяся с указателя «Мариуполь – 120 километров». Там меня и высадил водитель. По дороге всегда курсируют то приграничные жители, то замаскированные военные. Сегодня же удивительно пусто. Никто не ехал в сторону Мариуполя. Лишь я уныло плелась по обочине, таща на спине ношу-рюкзак, а, когда вдалеке заблестела вывеска «У Него», тело обрело второе дыхание и понесло меня вперед, заставив забыть о растертых ногах и недавних событиях. Я думала лишь о пицце с ананасами и парочке бутылок дешевого красного полусладкого.

Опасливо признаю, что мы действительно не на границе. Кажется, выйдя отсюда, меня ожидает мучительный поиск правильного маршрута к границе или хотя бы к своему родному городу, где меня может искать человек, который когда-то был моим. Но до этого момента я могу расслабиться и получать удовольствие от разложения в баре с неизвестной геолокацией.

– Так что, подруга. Чего ты здесь? Только давай по честноку. Ты – мне, я – тебе.

Мне показалось это хорошим обменом. В голове раздался крик: «Нет, пожалуйста, не надо!»

Глава 4
Маршрут построен

– Нет, пожалуйста, не надо!

Истошные визги то ли человека, то ли свиньи доставляют практически физическое удовлетворение. В моей левой руке осталось несколько прядей бирюзовых волос, которые свисают сквозь пальцы победными лентами. Правая прижимает к полу кричащую голову. В тело проникает амок[7]7
  От немецкого amok – слепая агрессия и жесткость


[Закрыть], течет по венам, распространяется. Остановиться нет сил. А по-честному, как и обещала тебе, Фантом, вести свой рассказ – и желания. Меня прошибает током отмщения. Я безвольный наблюдатель, а тело мое перешло в авторежим. Защитить свое и выгрызть из вражеских лап, чего бы это ни стоило.

Голова с бирюзовыми волосами впечатана в пол хрупкой рукой с обшарпанным кофейным маникюром, в руке сосредоточена вся злость, подкрепляемая вспышками: «Я хотела, чтобы тебя не было». Глаза наливаются кровью и цвет белков сливается с цветом красных теней на веках, лицо приобретает румянец и пробивается сквозь слой пудры. Мне все приятнее чувствовать всхлипы и подергивания под ладонью. Трепыхайся, пташка. Ты больше не будешь прежней. Глубокий короткий вдох через нос и такой же короткий выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Самая клевая медитация из всех, что довелось попробовать. Глаза метнулись обследовать комнату и я поняла, что сцена экзекуции продолжается минуту, а тянется вечность. На меня смотрят три пары ошеломленных глаз, из ванной уже выбежал Арчи, он прикрывает срам пожелтевшим от сотни стирок полотенцем, а комнату заливает криками, которые почти заглушают тусу наверху.

– Нет! Не надо!

Удовольствие мигом сменяется стыдом и страхом ответного наказания свыше. Моя уверенность в собственной правоте пошатнулась, ее сбили глаза людей, находившихся рядом. Одна пара глаз растеряна, вторая бездушна, третья плачет навзрыд, еще одной паре глаз повезло и они закрыты, затерялись где-то в бесконечности пьяного сознания. Пятая пара изучает рельеф деревянного паркета. Шестая видит происходящее в кровавых очках.

Я резко расцепила пальцы, напоследок слегка придав ускорения бирюзовой голове. Я все еще прерывисто дышу и мне хочется наклониться к жертве, прошептать на ухо самое гадкое, уничтожающее, гнусное, что только возможно. Именно то, чего она заслуживает сегодня. В свой двадцатый день рождения. Юбилей, мать его. Она срывает мне планы: голова не упускает момента ослабления хватки и пятится назад быстро, рывками, пряча свое хрупкое тело в стене и темноте. Кажется, ее рыдания искренни. Ох, ты умеешь быть честной? Да. Я добилась своего, пусть и путем разрушения.

– На этом все, тварь. С днем рождения.

Голос звучит спокойно, даже ласково и это пугает. Я только что чуть не покалечила человека, впечатала его в деревянный пол и заставила захлебываться в собственных слезах, слюнях, крови и соплях. Я надавила на шею так, что ее руки окоченели. Теперь моя очередь превращать тебя в камень. На тонкой шее даже сквозь темноту можно разглядеть синеющие следы от пальцев, по лбу течет струйка крови, а точеный нос опух, исказив лицо до неузнаваемости. Настоящий кайф – чувствовать, как она сокрушается под моими руками. Ее крик музыка для моих ушей. Я передумала, мне ни капли не стыдно.

Теперь к плачу добавились монотонные причитания Руса: «что-же-делать-что-же-делать», а вокруг всего этого – давящая тишина. Я не до конца догоняю, о чем причитает Рус, но мне уже и не важно. Вещи одна за одной устремляются в рюкзак. Я запихиваю в него все, что попадается на пути. И не забыть купальник, он был в прикроватной тумбочке. Я рыскаю по ящику, но не нахожу его. Времени нет. Магия тирании не должна рассеяться, я должна успеть уйти, пока они не в себе. Пока я не в себе. Раньше, чем я увижу оправившуюся от побоев Венеру. Удары судьбы заживают на ней как на собаке, а я хочу запомнить ее такой: страх в глазах, опухшее лицо, сальные волосы, засохшие сопли и едкий запах пота.

Рус пытается меня остановить, молит остаться. Он ползает на коленях, пока Зоря и Арчи стоят у стены как истуканы. Он бьет себя по голове, резкими рывками прореживая каштановую шевелюру. Он поднимается наверх, спросить, все ли хорошо с Венерой, потом плюет ей в лицо, называя причиной всех несчастий. Он спускается вниз и швыряет посуду. Чувак, ты не в испанском кино. Все куда прозаичнее. Посуда пластиковая, а в комнате ни одного каталонского жеребца. Ровно, как и ни одной горячей красотки. Я уничтожила последнюю, кого по ошибке можно было причислить к их породе. Рус включает воду в раковине и поливает голову ледяной влагой. Потом возвращается и угрожает: если я выйду из этой двери, то больше его не увижу. Ты сошел с ума, мой человек. У тебя никогда не получалось быть злым.

– Теперь ты сам по себе. Наслаждайся.

Наполняя рюкзак и, слушая истошный храп Хохла, спящего на самой чистой из всех кроватей в номере, я все думала, как чиста моя голова сейчас. После трех бутылок крепкого вина, побоев, реванша и амока. Как же она чиста. Странная штука адреналин. Зрение стало орлиным, я слышу всхлипы у стены наверху, слышу речитатив что-же-мне-делать-что-же-мне-делать, сливающийся в кашу. Он исходит от того, кого еще пару недель назад я считала моим навсегда. Моим человеком. Вот и пришло оно, зловещее ПОСЛЕ. Краем глаза я наблюдаю за Арчи и Зорей. Они почти не двигаются. Их глаза пусты. Это презрение? Испуг? Смятение? Способны ли вы на такую гамму чувств? Таким людям, как они, требуются четкие инструкции. Что говорить, что думать? Ни в одной легенде, ни в одной книге, которая так сетует за связь с Космосом, Богами и Вселенной, нет ответа, так? Разрыв шаблона, как любит говорить Арчи. Он один из тех, для кого принципы – основа мироздания. Что за принципы? Не так важно. Они меняются вместе с ветром и вместе с тем остаются недвижны. Сказать по правде, я удивлена, что ты не оттащил меня от феи, Арчи. Почему ты этого не сделал?

Он все ограждал ее от угрозы, но в решающий момент сдался. Неужели его так напугала разъярянная женщина? Женская агрессия. Существо из древних сказаний. Она пробивается сквозь асфальт. Хранительницы очага, шлюхи, тихони, настоящие женщины и нимфы – все они пали. Остались в рекламе порошка и на страницах женских романов. Новые женщины не приняли правила игры. Они впитали в себя всех и сразу. Теперь они сжимают сердца домохозяек, не пожелавших снять фартук. Они дергают за нити и приоткрывают путь тем, для кого быть женщиной не значит больше, чем иметь дыру между ног. Они агрессивны, дерзки, пылки. Они пьют и ругаются. Они управляют и разрушают. Они атомные бомбы.

А может, Арчи просто не успел натянуть штаны, не выронив то, что он прячет в заднем кармане. Можешь не прятать, я знаю, что это дурь.

Рюкзак собран. Последний взгляд на Руса, который закрыл лицо руками и не находит, что сказать. Его трясет от плача, он вытирает сопли руками – это больше не он. Ничего я не смогла доказать. Молчаливая сцена, еще одна попытка увидеть, если не одобрение, то хотя бы понимание. Нет. Ничего из этого. Ну что ж.

Дверь хостела закрылась и я оказалась в свежести прибрежного ночного города. Улицы украшены огоньками, которых раньше я и не замечала. Еще раз обернулась назад, туда, где все закончилось так бестолково. Горит одно единственное окно – того номера, в котором я была еще пару минут назад. Думаю, остальные постояльцы уже уснули, в том числе и гости зала йоги. Видимо, они разошлись в тот самый момент, как я отпустила голову Венеры из железной хватки. Это я запомнила точно. Крики Венеры прекратились вместе с ритмами скандинавской музыки наверху. Еще десять минут я собирала вещи и наблюдала за истерикой Руса, вот и выходит, что весь дом уснул как раз тогда, когда мой день по-настоящему только начался.

Самое тяжелое – сдержать руки. Не кинуться в объятия. Сдержать ноги. Не начать все заново. Этот корабль не развернуть, он слишком неповоротлив. Наблюдать за криками, стенаниями, страданиями Руса было невыносимо. Но и простить я, увы, не могу. Не измены физической, нет. Измены разума. Измены души. Ответом на мои мольбы стало молчание, тайна и просьба понять. Я не поняла. Прости.

Комок слез потихоньку рассасывается и падает в живот. Теперь он будет со мной вечно? Пусть это все будет сном, пожалуйста. Я так давно не спала. А теперь и не хочется. Еще пара мгновений, уставившись в окно. Обычно в окно смотрят изнутри, в направлении улицы. Теперь все наоборот. Тени снуют туда-сюда. Вот и продолжается жизнь. Но теперь без меня.

Меня ждет долгая дорога и я уже знаю, куда пойду – туда, где все началось.

Отыскать вокзал не доставило труда. В таких маленьких городках все находится на расстоянии вытянутой руки, а спроектированы они так, что даже, если захочешь потеряться, у тебя ничего не выйдет. Ноги сами вынесли меня на дорогу, освещенную лампочками, а впереди маячил яркий белый шар – фонарный столб, над которым светились буквы АВТВКЗЛ. Несколько букв почему-то отказывались гореть. Сочтем это изюминкой южного прибрежного города. Я взяла билет в один конец до города на границе с Украиной. Да, с пересадкой, но какая разница, когда спешить некуда? Я встречусь с тем, что называю домом. По-настоящему его уже давно у меня нет.

На экране телефона ни одного пропущенного. Рус еще не совладал с собой или, может, с облегчением выдохнул воспоминания обо мне в опухший рот Венеры? Если пропущенных так и не появится, все было зря. Кроме побега. Пожалуй, лучше оставаться в неведении. Экран Шредингера – вот мое спасение. Окно в автобусе открывается сверху, откидывается и обдает влажным холодом. Я слегка вытягиваю руку в открытую прорезь. Прощай. И телефон летит горящим экраном в густую темноту. Это было случайное нажатие или тот самый, последний звонок? Перед тем, как Рус услышит миллион гудков. Прости, больше он мне не нужен.

В окне ничего не видно, сон по-прежнему не приходит. Наверное, адреналин подскочил слишком сильно и не даст мне уснуть еще долго. В автобусе находятся одни старики, которые тоже не смыкают глаз. Ну конечно, такое событие для тех, кому за 70 – ехать с курорта, ночью, в комфортабельном новеньком автобусе. У каждого из них есть дом. У стариков он всегда есть. Они проведут целую ночь в этом автобусе, а затем окажутся дома, среди родных. Их нежно обхватят за шею младшенькие, которым они подарят немного своего тепла и обдадут нафталиновым запахом, а затем упадут в объятия мягкой кровати и выспятся так, как высыпаются лишь старики. Да, можно сказать, я одна. Как долго мне этого хотелось.

Самое время вспомнить, кто я и оглядеть себя в отражении стекла, будто знакомясь. Вполне симпатичная молодая девушка, которой нет и тридцати. Крупные глаза, пышные волосы, острые скулы и выпирающие ключицы. Длинную шею стягивает кожаный чокер в стиле девяностых, макияж немного ярче, даже вульгарнее, чем требуется. Но меня устраивает. Я смотрю на тонкие губы и крупный нос, которые стали мне наследством от жителей гор и пустынь. Я никогда не трону их скальпелем или иглой.

Почему-то, находясь рядом с Венерой о себе забываешь. Кто я? Окажитесь вы рядом с ней, вам захочется спрятаться, скрыться. То ли от вульгарщины, то ли от запаха роз. Вам захочется сбавить уровень секса вокруг. Пусть даже ценой собственной привлекательности. Теперь я могу повернуться к себе лицом, а не задницей.

За размышлениями о балансе сексуальности в природе меня занесло в теории неземного происхождения нашей Венеры. Фурия, нимфа, Лилит, Аштарот[8]8
  Семитский вариант произношения имени Астарта или Иштар – богини любви и власти


[Закрыть]. Кто только не приходил ко мне с поклоном и просьбой включить их в южнорусскую историю, но каждую я отметала.

Простите, девочки, вы слишком прекрасны для сказания, в котором даже гласные буквы на вывеске не горят.

Все они развернулись и побрели назад, к себе в книжки с легендами. И только Фрейя[9]9
  Богиня любви у древних германцев


[Закрыть] развернулась через плечо и пропела грубоватым голосом:

– Ну ты это, зови если че.

Я улыбаюсь, прокручивая альтернативную историю и мифологию в голове. Это занимает и я даже не заметила, как снаружи начали появляться первые лучи солнца. Мне стало зябко. Хорошо, что в рюкзаке есть все необходимое, даже пончо. Не помню, чтобы я клала его, но в любом случае, это удача. Утренняя морось покрыла стекло снаружи и норовит попасть внутрь. Я прислоняю голову к слегка влажному стеклу. Поразительно, как плавно ведет автобус водитель.

Нам повезло, за всю ночь мы остановились всего пару раз и в автобус садились все те же старушки да старики. С гигантскими баулами вещей, они рассаживались по салону и молча, не смыкая глаз ехали. Ехали. Ехали. И я вместе с ними. Ясное дело, кто еще будет ехать черт знает куда в четверг ночью? Отшельники и пенсионеры. А, стойте, уже пятница.

За окном было очень красиво, особенно, когда темнота рассеялась и стало видно горы, поля и зелень. То птичка пролетит мимо окна, то корова промелькнет на лугу, то покажется спящая деревня. Наблюдать было интересно и очень уютно, пока прямо на мое сидение не начали стекать струйки воды. Морось все таки просочилась сквозь стекло и крышу автобуса и теперь капает прямо на меня. Я не заметила, как стала достаточно мокрой, чтобы замерзнуть, но пересесть не решаюсь. Почти каждый ряд занят старушкой или стариком, а выслушивать их истории жизни желания нет. Предпочитаю укутаться в пончо получше и спрятаться от потопа, немного изогнувшись. В конце концов я просто легла на сидение, не зайдут же в автобус сразу 50 человек и не отнимут мою лежанку.

Полупустой автобус приезжает на вокзал большого города. Тот самый мегаполис счастья. До дома совсем немного. Но домой ли мне нужно? На узловом вокзале автобус объединяют с другим и рассаживают всех поплотнее. Теперь у меня есть попутчик и мне придется сидеть рядом с женщиной средних лет с короткой стрижкой и очень умными глазами. Всю дорогу она читает, не отрываясь от книги. Она ни разу не отвлеклась ни на телефон, ни на почесаться. Я все изворачиваюсь узнать, что такое захватывающее она читает. Оказалось, это невероятно сложная книга по математике. Теперь все стало понятно. У нее кровоизлияние в мозг и она просто не может достать телефон. И почесаться не может. Бедняжка. Я всегда боялась точных наук, а тем более людей, которые их понимают.

Тем не менее, мне нравится эта женщина. От нее исходят приятные вибрации, если позволите на миг примкнуть к стану врага, и она кажется мне очень интеллигентной. Такая уж точно не будет купаться нагишом и класть ноги на чужих людей. Но, кто знает. В тихом омуте.

Только начав представлять, как она, условно я назвала ее Ольга, бросает книгу на пол и с криками «К черту все», открывает бутылку пива зубами, водитель объявил, что скоро мы приедем в город. На дворе уже день. И все же, я еду не домой. Город полный призраков меньше всего нужен мне сейчас. Пройти пешком пару километров – это да. Или пару десятков километров. Я прошу водителя высадить меня прямо на трассе. К моему удивлению, он даже не уточнил, зачем мне это нужно и попросту остановился на обочине возле знака «Мариуполь 120», нажал на кнопку, чтобы открыть автоматические двери и слегка улыбнулся, насколько это возможно для уставшего человека. Я выпрыгиваю из автобуса на пыльную дорогу. Жарко и издалека пахнет шашлыком. Мне так хочется есть! А еще больше хочется пить.

Ну что ж. Я примерно представляю, в какую сторону мне идти, а идти я собираюсь в Украину. Зачем? А спроси, сама не знаю, но мне жуть как хочется пересечь границу и лечь на берегу Азовского моря.

Идти далеко, но я верю, что справлюсь. Точнее, я знаю, что у меня нет вариантов. Дорога пуста, ни одна машина не проехала мимо меня за все время, пока я плетусь вдоль трассы. Невероятная жара, которая обхватила весь юг в этом году, заставила прятаться людей в домах-пещерах и пить холодный чай. Холодный чай. В России. Это почти преступление. Еще одной причиной, почему ни одна машина так и не проехала мимо меня, мне виделся факт, что водитель ехал незнакомой дорогой. Кажется, это был объезд и, скорее всего, я уже давно обогнула ближайший город, так и не посетив родные края. Оно и к лучшему. Я наивно полагаю, что смогу пересечь границу незамеченной. Конечно, это что-то фантастическое, особенно после приграничных заварушек, но я надеюсь. В кои-то веки слепой надежды мне делается достаточно.

Спустя три часа похода, обессилив и стерев подошвы, передо мной появляется указатель. Первый за все время! Точнее, второй, если считать указатель на Мариуполь, встретивший меня на выходе из автобуса. Пора ускорять шаг, расстояние само себя не уменьшит. Тем более солнце уже тускнеет и приближается вечер. Перспектива спать на улице совсем не радует и я уже немного пожалела, что выбросила телефон. Так могла хотя бы такси вызвать или свериться с навигатором. Да, возможно, это было не такой уж и хорошей идеей. Эффектной, но не хорошей.

Внутренние часы говорят, что поход длится уже больше 5 часов. Ноги знатно гудят. Солнце подставляет и садится все быстрее. Что я там говорила про надежду? Все, кончается, еще одна предательница меня покидает и я уже присматриваю себе кустики, в которых можно устроить ночлежку. А что, подобно индейцам расстелю пончо под тем сухим кустом, накроюсь тряпками, которые называю одеждой, замотаю голову майкой. Как же не хочется спать вместе с пауками. Дорога сужается и, кажется, скоро она совсем кончится. И что тогда делать? Идти назад? Но назад идти не придется.

Я останавливаюсь у края дороги. Край рваный. Интересно, у тех, кто асфальтировал дорогу закончились деньги? Поэтому он так резко обрывается? Прорабы остановили рабочих, которые и сами не собирались тратить ни минуты своего времени впустую, развернули асфальтоукладчик и поехали восвояси, класть асфальт тому, у кого денег побольше. А здесь оставили оборванный кусок дороги. Отрезанный тупым ножом. Судя по свету, а точнее его отсутствию, уже не меньше 8 часов вечера. Становится все прохладнее и страшнее. Не удивлюсь, если в темноте засверкает пара красных глаз и на этом мои приключения закончатся.

Но нет, чуть дальше, метрах в пятиста на бездорожье, тускло заблестели не глаза, а спасительный одинокий фонарь. Вот он, свет в конце тоннеля. Вот оно, счастье. Я заскакала, запрыгала навстречу фонарю, позабыв о сжимающем желудок голоде, о стертых пятках, о десятикилограммовом рюкзаке за спиной и уже скоро передо мной вознеслась маленькая деревянная постройка, освещенная блеклой лампой. Кажется, это бар. Еще более тусклая вывеска «У Него». Интересный выбор места. И название такое оригинальное. Неужели бар окупается? Я даже не надеялась, что он будет открыт, но сегодня удача на моей стороне. Толкаю дверь и на меня вываливается букет ароматов. Жареная курица, кукуруза, петрушка, пиво и вино. Внутри так тепло, интимно приглушенный свет убаюкивает и меня затягивает внутрь.

Возле стойки стоит бармен, он протирает бокалы так мирно, медленно, будто поет колыбельную. Его руки от плеч до самых пальцев укрыты загадочными письменами. И даже на шее чернеют несколько татуировок-малышей. В этих местах это частое явление. Конечно, если мой внутренний компас не обманывает меня. Если уж татуироваться, то по-максимуму.

– Здрасьте. У вас есть меню?

Ненадолго отвлекаясь от важного дела, он достает меню, обтянутое темной пупырчатой кожей, из недр барной стойки и протягивает мне.

Выбор небольшой, но в том ли я положении, чтобы носом крутить. Пойду поищу другой бар, здесь у вас что-то тухло, ха. На самом деле бар кажется очень приятным, успокаивающим. В нем хочется спрятаться, укрыться. Я бы выбрала его, без сомнений, даже если бы мне предложили шикарный французский ресторан с настоящими баскскими официантами. Спасибо, оставьте себе. Этот деревянный сарай, отделанный кожей и темно-зеленым бархатом, стоящий на краю света и, пахнущий дешевым алкоголем – мой осознанный выбор. Да-да! В меню много жареного мяса и пицца. Даже во времена ДО я бы выбрала именно пиццу. Идеально. По-моему, в свои неполные двадцать шесть я обзавелась любимым баром. Самое время. Указать, какая пицца есть в ассортименте, составитель не удосужился. В меню так и написано «Пицца. Иногда в ассортименте».

– Ааа… можно пиццу с беконом?

– Свинину не держим. Есть с грибами и ананасами. Будете?

– Да. И сыра побольше, если не сложно, – я хочу уже отойти от стойки и занять место в самом темном углу, но вспоминаю, что теперь никто не сможет забрать у меня бокал и бодро, громче чем надо, вскрикиваю моему новому другу, вскинув руку в победном жесте, который бы назвала «Вах», – И вина! Бутылку!