Текст книги "Ковчег Спасения"

Теперь, по крайней мере, страхи обрели реальность. Черные машины явились. То, чего Хоури боялась, началось.

Однако машины не учинили быструю зачистку. Вместо этого они занялись изготовлением чего-то исполинского, потребовавшего материю трех планет. Пока еще работа ингибиторов не заметна с Ресургема, ее не видит даже система сканеров, предназначенных для обнаружения чужих кораблей. Но вряд ли блаженное неведение продлится долго. Рано или поздно люди поймут: в небе происходит нечто странное.

И тогда, скорее всего, воцарится хаос.

Но вполне возможно, к тому времени происходящее на Ресургеме уже не будет иметь никакого значения.

Глава 10

Ксавьер увидел, как от разноцветного транспортного потока в главном входном фарватере Нового Копенгагена отделилось судно. Он опустил на глаза бинокулярные очки, поискал, фокусируясь. Изображение увеличилось, стабилизировалось – вот он, медленно вращающийся контур «Буревестника», похожего на раздувшегося иглобрюха. Судно разворачивалось. Буксир «Таурус» еще висел, прицепившись к корпусу, будто паразит, торопящийся дососать жертву.

Ксавьер моргнул, требуя большего увеличения. Изображение заколыхалось, вспухло, стало четким.

– Господи, что же ты сделала с кораблем?

С любимым «Буревестником» и в самом деле произошло жуткое. Целые куски выдраны напрочь; обшивка выглядит так, будто в последний раз ее ремонтировали еще до эпидемии, а не пару месяцев назад. Интересно, куда Антуанетта залезла? Неужто за Завесу Ласкаля? А может, сцепилась всерьез с бригадой баньши?

– Ксавьер, судно не твое. Я просто плачу тебе за ремонт и осмотр. Разбить его или сохранить – это мне решать.

– Ох ты черт… – Ксавьер забыл, что канал связи до сих пор открыт. – Я не хотел…

– Ксав, с нашей птичкой еще хуже, чем можно судить по ее внешности, ты уж мне поверь.

Спасательный буксир отсоединился в последнюю минуту, выписал ненужный сложный пируэт и помчался домой, на другую сторону «карусели». Ксавьер прикинул, во сколько обойдется использование буксира. Уже не важно, кому придется оплачивать счет, ему самому или Антуанетте. Дела настолько связаны, что практически фирма одна. Это будет очень болезненный удар по кошельку. И кредит доверия почти исчерпан. Придется год вкалывать как минимум, чтобы восстановить репутацию и ресурсы.

Но ведь могло быть и хуже. Гораздо хуже. Еще три дня назад он и не надеялся снова увидеть Антуанетту. М-да, но как же быстро радость сменилась обычными тоскливыми страхами перед банкротством. И вышвыривание того грузовика ничуть не поправило финансовые дела…

Ксавьер ухмыльнулся. Черт побери, оно того стоило!

Когда Антуанетта послала запрос о заходе в док, Ксавьер облачился в скафандр, вышел на поверхность «карусели» и взял напрокат реактивный космоцикл, похожий на металлический скелет. Пронесся пятнадцать километров, оставшихся до «Буревестника», облетел вокруг, убеждаясь: да, изуродована птичка еще хуже, чем показалось сначала. Конечно, в утиль ее рано списывать, все можно отремонтировать – но денег на то уйдет немало.

Он развернулся, полетел вперед, завис перед носом. На темном корпусе выделялись два ярких узких пятна – окна рубок. Антуанетта находилась в верхней – тоненький силуэт за окном. Верхняя рубка использовалась только для швартовки, требовавшей точных маневров. Одну клавиатуру Антуанетта зажала под мышкой, свободной рукой потянулась вверх, к переключателям. Казалась она такой маленькой, беспомощной, что злость испарилась мгновенно. Ксавьер укорил себя: вместо того чтобы переживать из-за ущерба, радовался бы! Антуанетта жива, «Буревестник» ее уберег.

– Не так уж все и страшно, – сообщил он. – Повреждения поверхностные, исправим в два счета. У тебя двигатели еще тянут, сможешь пришвартоваться сама?

– Только покажи куда.

Он кивнул и заложил крутой вираж на космоцикле, уносясь прочь.

– Иди за мной!

Под ногами разрослась громада «карусели». Ксавьер вел «Буревестник» вдоль нее, тормозя, пока не уравнял скорость с его вращением. Глухо рокоча нутром, космоцикл повис на стационарной псевдоорбите. За спиной остался конгломерат меньших доков, ремонтных верфей, сияющих золотистым и синим, пестрящих вспышками сварки. Над головой пронесся ракетный поезд, идущий вдоль «карусели». Наконец космоцикл и седока накрыла тень «Буревестника». Ксавьер оглянулся. Грузовик, хоть и выглядел огромным неуклюжим айсбергом, шел точно и ровно.

Проскользнул сверху, снизился, пролетел над полусферической выемкой в «карусели», известной как «Кратер Лайла» – его оставила допотопная ракета на реактивной тяге. Ее владелец, закоренелый контрабандист, врезался в «карусель», пытаясь удрать от полиции. «Кратер» был единственным повреждением, которое Новый Копенгаген получил в ходе войны. Ремонт не составил бы труда, но как аттракцион для туристов пробоина давала куда больше денег, чем невредимый участок «карусели». Со всего Ржавого Пояса являлись зеваки поглазеть на место катастрофы и послушать рассказы о смерти и героизме. Ксавьер подметил очередную группку охотников до жути, выведенных на поверхность экскурсоводом. Вся компания была подстрахована шнурами, подвешенными к сети тросов у края «Кратера». Ксавьер знал лично несколько жертв столкновения, а потому искренне презирал туристов.

Док Ксавьера лежал за «Кратером». По величине он был вторым на «карусели», и все же казалось, «Буревестник» там не поместится, хоть его корпус и лишился части надстроек и многих акров обшивки.

Громада судна остановилась относительно «карусели», повернулась носом вниз. Сквозь клубы пара и газов, вырывающихся из вентиляции «карусели», и выхлопов маневровых двигателей грузовика Ксавьер увидел координатную сетку красных лазерных лучей, покрывшую «Буревестник»; лазеры считывали его координаты и скорость с точностью до ангстрема. Все еще выдавая тягу в половину g маневровым приводом, судно начало входить в док. Ксавьер застыл, борясь с желанием закрыть глаза, – зрелище было жуткое.

Грузовик перемещался теперь со скоростью не более четырех-пяти сантиметров в секунду. Ксавьер дождался, когда нос скроется из виду, а снаружи останется три четверти корабля, затем двинулся вдоль корпуса вперед. Опустился на полку у стены дока, слез с космоцикла и приказал ему вернуться на место парковки. Посмотрел, как скелетообразная конструкция умчалась в космос.

Финал швартовки был самым неприятным зрелищем, и Ксавьер все-таки закрыл глаза. Открыл, когда услышал грохот стыковочных захватов, дошедший через подошвы. За «Буревестником» закрылись ворота шлюза. Похоже, кораблю суждено задержаться здесь надолго. Стоит, пожалуй, наполнить док воздухом, чтобы обезьяны-ремонтники могли работать без скафандров. Но это решится позже.

Ксавьер удостоверился, что коридор герметично состыкован со шлюзом «Буревестника», подрегулировал контакт вручную. Затем направился к доковому шлюзу. Торопился, поэтому снял лишь перчатки и шлем. Сердце колотилось в груди, будто сорвавшийся с рамы насос.

Он специально выбрал шлюз, ближайший к летной палубе. В конце коридора мигали сигналы – заработал шлюз с другой стороны.

Антуанетта спешила навстречу.

Ксавьер уложил перчатки и шлем на пол. Побежал – поначалу медленно, но разгоняясь во всю мочь. Лепестковый люк шлюза раскрывался с невыносимой медлительностью, конденсат валил густым белым облаком. Коридор словно растянулся впереди, самое время растянулось, словно в дрянной мелодраме, где любовники все никак не подбегут друг к другу.

Наконец люк открылся. Среди пара показалась Антуанетта, в скафандре, но со шлемом под мышкой. Коротко остриженные светлые волосы растрепаны, грязны и засалены, лицо изжелта-бледное, мешки под усталыми глазами с сеточкой кровавых прожилок. Даже оттуда, где стоял Ксавьер, ощущалось: Антуанетта не мылась, должно быть, не одну неделю.

Да наплевать! Все-таки она красивая и выглядит чудесно. Он кинулся навстречу. Скафандры грохнули друг о дружку. Ксавьер ухитрился поцеловать ее.

– Рад, что ты добралась!

– А уж я как рада…

– Сделала?

– Да. У меня получилось!

Он замолчал, не желая принижать неуместными словами то, что ей удалось совершить. Понимал, как важно для нее было исполнить задуманное. Торжество успеха нельзя омрачить случайной глупостью.

– Я тобой горжусь! – выдавил он.

– Черт возьми, я сама собой горжусь!

– Наверное, без трудностей не обошлось?

– Если вкратце, то пришлось нырять в атмосферу немножко быстрее, чем предполагала.

– Зомби?

– И зомби, и пауки.

– Ничего себе, оказалась меж двух огней! Как же ты сумела отделаться от пауков?

Антуанетта вздохнула:

– Долгая история. И не совсем понятная. Я до сих пор не разобралась в том, что произошло у газового гиганта.

– Расскажешь?

– Расскажу. Но сперва поедим.

– Поедим?

– Угу. – Она ухмыльнулась, показав давно не чищенные зубы. – Ксав, я ужасно голодная. И напиться хочу. Очень. Тебя кто-нибудь когда-нибудь перепивал? Так, чтобы ты под столом валялся?

Ксавьер Лиу напряг память:

– Хм, никто не перепивал, пожалуй. И никогда я не валялся.

– Ну, так не упусти такую возможность!

Они разделись, вымылись, занялись любовью, час лежали рядом, вымылись снова, оделись – Антуанетта натянула свой лучший, сливового оттенка жакет, – пошли в ресторан, наелись до отвала и напились вдрызг. Антуанетта наслаждалась каждой минутой. До чего же здорово снова быть чистой – по-настоящему, не кое-как соскребая с кожи грязь на борту покалеченного судна. Невыразимо приятно опять почувствовать силу тяжести, пусть искусственную и только в половину g. Одно лишь тревожило: назойливое, неизбывное ощущение того, что роскошь и чудеса вокруг недолговечны.

Пауки выиграют войну. Захватят всю систему, включая Ржавый Пояс. Конечно, могут и не превратить всех поголовно в членов коллективного разума. Утверждают, что это не входит в их планы. Но где гарантия, что, победив, они не поступят как заблагорассудится? Йеллоустон уже побывал под их властью. И оказалась она вовсе не сахарной. И куда деваться дочери капитана, у которой за душой только старая каботажная калоша?

Но черт подери, это же не сегодня случится! Так стоит ли портить удовольствие?

Любовники поехали на поезде, идущем вдоль «карусели». Антуанетта хотела зайти в бар под «Кратером Лайла», где пиво было замечательное. Ксавьер возразил, что в это время бар полон и лучше направиться в другое место. Она пожала плечами: будь по-твоему. И очень удивилась, когда Ксавьер повел в бар за пол-«карусели» от своего дока, в местечко под названием «Роботник», отчего-то практически пустовавшее. Синхронизировав часы с локальным временем Йеллоустона, Антуанетта поняла отчего: три часа дня, мертвое время для гуляк. Серьезные развлечения начнутся позже, когда в Городе Бездны настанет «ночь».

– Так и «Лайл» пустой, – сказала она Ксавьеру.

– Не люблю я его.

– А-а…

– Слишком много зверья. Когда весь день работаешь с обезьянами… или не работаешь, как у нас получается, – роботы-официанты кажутся куда привлекательнее.

– Резонно, – заметила она, глядя поверх меню.

Фирменная черта «Роботника»: персонал – одни роботы. На «карусели» было не много мест, за исключением ремонтных верфей, где машины исполняли хоть какую ручную работу. Да и тогда использовались древние механизмы, примитивные и помятые, дешевое выносливое железо, иммунное к эпидемии. Таких роботов еще могли делать на самой «карусели», вопреки промышленному упадку из-за войны и последствиям чумы.

Антуанетта хмурилась. Конечно, в старомодных машинах есть некий шарм, но когда хромающая недоделка четырежды роняет пиво на пути от стойки к столу, шарм отчетливо слабеет.

Потом Антуанетта спросила:

– Слушай, тебе на самом деле нравится эта дыра? Или просто бар «Лайл» нравится еще меньше?

– Знаешь, это не слишком нормально, когда место гибели стольких людей превращают в достопримечательность для туристов.

– Папа, наверное, согласился бы с тобой.

Ксавьер неразборчиво пробурчал, затем выговорил уже внятно:

– Давай выкладывай, что там было с пауками.

Антуанетта принялась отдирать этикетку с бутылки пива – как много лет назад, когда отец впервые рассказал про лучший способ похорон.

– Я толком и сама не поняла…

– Ну, так расскажи, что поняла, – посоветовал Ксавьер, стирая пену с губ.

– Я и сама не заметила, как угодила в переплет. Сперва все шло как по маслу. Я неторопливо и уверенно подходила к Мандариновой Мечте, а потом – бац! – Наглядности ради Антуанетта ткнула пальцем в картонный кружок, подкладываемый под бокал. – Впереди корабль зомби лезет в атмосферу. Я его радаром высветила и получила в ответ кучу любезностей от капитанши.

– А ракетой та не угостила в знак благодарности?

– Не-а. Или пустая шла, или не хотела демаскироваться пуском. А нырять она решилась, потому что на хвосте у нее сидел корабль пауков.

– Кошмар!

– Еще бы! Потому я и кинулась в атмосферу очертя голову. Катитесь подальше, предосторожности, только бы вниз. Зверь согласился, но пострадали мы немало.

– Все лучше, чем угодить в плен к паукам. Правильно сделала. Небось дождалась внизу, пока они уберутся?

– Не совсем…

– Эх, Антуанетта!

– Послушай, похоронив отца, я не хотела задерживаться там ни на минуту. И Зверь тоже. Надо было выбираться как можно скорее. И тут у нас токамак вырубился. Напрочь.

– Веселый конец.

– Куда уж веселее. Тем более что пауки так и не убрались.

Ксавьер откинулся на спинку кресла, хлебнул как следует пива. Теперь, когда Антуанетта рядом и в безопасности, слушать про такие ужасы – одно удовольствие.

– И что же случилось потом? Перезапустила токамак?

– Да, но позже, когда мы уже выбрались в космос. Реактор продержался достаточно, чтобы разогнать корабль до Йеллоустона, но тормозить пришлось уже с буксиром.

– Так ты сумела набрать вторую космическую или хотя бы выйти на орбиту?

– Ни то ни другое. Я падала на планету. Поэтому сделала единственно возможное: попросила о помощи.

Она допила пиво, наблюдая с ухмылкой за реакцией собеседника.

– Помощи?

– Да. У пауков.

– Серьезно? Их просить – крепкие нервы нужны!

– Ну, с нервами тогда были проблемы. – Антуанетта хихикнула. – А что мне оставалось? Сидеть сложа руки и ждать путешествия на тот свет? Когда валишься в облака газового гиганта, перспектива подключиться к коллективному разуму не слишком пугает.

– Поверить не могу… и это после назойливого сна, который все никак от тебя не отцепится?

– Я пришла к выводу, что это пропаганда. Правда не может быть настолько плохой.

– Там и полстолька – хуже некуда.

– Ксав, когда смерть дышит в затылок, выбирать не приходится.

Он ткнул в ее сторону бутылкой:

– И все-таки ты здесь.

– Да, здесь, перед тобой. Рада, что заметил.

– Так что же случилось?

– Они меня спасли. – Антуанетта помолчала и затем повторила, будто убеждая себя в реальности произошедшего: – Пауки пришли на выручку. Прислали что-то вроде робота-буксира. Эта штука прилепилась к корпусу и выдернула меня из гравитационного колодца. Один рывок – и я уже тихонько дрейфую к Йеллоустону. Пришлось еще повозиться с токамаком, но времени на это уже было хоть отбавляй.

– А пауки… взяли и запросто улетели?

– Ну да! Их главный, старикашка, говорил со мной, прежде чем выслать буксир. Неласково, надо сказать. Пообещал прикончить, если снова попадусь ему. И не похоже, чтобы шутил.

– В рубашке ты родилась. Когда дело касается пауков, предупреждением отделываются нечасто.

– Я в курсе.

– А этот старик, паук-начальник, – он кто?

– Не знаю. Назвал имя – Клавэйн. А кто такой – ума не приложу.

– Да ты шутишь. Тот самый Клавэйн?!

Антуанетта перестала вертеть в пальцах картонку, посмотрела внимательно на Ксавьера:

– Что значит «тот самый»?

Ксавьер взглянул на девушку с тревогой и сочувствием, словно на заторможенное дитя.

– Знаешь, есть такая штука – история. Всякие скучные вещи, которые еще до эпидемии случились.

– Знаешь, я после эпидемии родилась. И твои скучные вещи на самом деле скучные!

Антуанетта посмотрела сквозь бутылку на свет:

– Я еще хочу. Как думаешь, есть у нас шанс получить по второй хотя бы через час?

Ксавьер щелкнул пальцами, подзывая ближайшего робота-официанта. Машина развернулась, вытянулась по стойке «смирно», шагнула к столику – и грохнулась на пол.

Вернувшись домой, Антуанетта все-таки занялась скучными вещами. К вечеру, когда похмелье сошло, оставив звенящую пустоту в голове, девушка пробралась в офис Ксавьера, включила допотопный терминал и запросила у базы данных «карусели» информацию о Клавэйне. Да, как ни крути, а старик – интересный тип. По пути домой Антуанетта о нем не вспомнила. Правда, если бы и вспомнила, не смогла бы ничего узнать – база данных на «Буревестнике» небогатая. А посылать с судна запрос центральной информационной системе слишком уж рискованно.

Антуанетта родилась после эпидемии и знала только сложившийся после этого бедствия мир. Потому не рассчитывала найти полезную информацию, даже если та и присутствовала когда-то в базе. После эпидемии информационную сеть восстанавливали почти с нуля, многие старые архивы испортились либо стерлись вообще.

Но, к немалому удивлению Антуанетты, о людях с именем Клавэйн нашлось немало сведений. Знаменитый Клавэйн, про какого рассказывал Ксавьер, родился на Земле еще в двадцать втором столетии, в один из последних мирных годов перед тем, как ледники спустились с полюсов и превратили планету в безжизненный мерзлый мяч. Клавэйн отправился на Марс, там он сражался с первыми сочленителями. Антуанетта перечитала на всякий случай еще раз. Да, воевал против сочленителей.

В Марсианской войне Клавэйн прославился, и не лучшим образом. Получил прозвище Фарсидский Мясник, повернув ход битвы за плато Фарсида. Он приказал использовать красную ртуть, ядерное оружие и бомбы на металлизированном водороде против пауков. Из-за Клавэйна на поверхности Марса появились многокилометровые остекленевшие кратеры. Кое-кто посчитал его военным преступником. Но менее пристрастные источники утверждали, что он сохранил миллионы жизней – и пауков, и своих союзников. Долгая война на поверхности планеты стоила бы огромных жертв. Еще встречались в изобилии рассказы о героизме Клавэйна: о том, как он в безвыходной ситуации выручал военных и гражданских, о его многочисленных ранениях, оправившись от которых он неизменно возвращался на передовую. Клавэйн находился в причальной башне на равнине Христа, пауки подвергли ее бомбардировке. Он пролежал под руинами восемнадцать дней без пищи и воды, поддерживая жизнь лишь тем, что имелось в скафандре. Когда Клавэйна вытащили, обнаружили у него в руках кота с перебитым позвоночником. Клавэйн кормил и поил его своими небогатыми припасами. Кот умер через неделю. А Клавэйн через три месяца вернулся в строй.

На том его карьера не закончилась. Клавэйна захватила королева пауков, некая Галиана, создавшая сочленительскую орду. Несколько месяцев держала его в плену, пока они не заключили перемирие. А после между прежними врагами установилась странная связь. Когда неустойчивое перемирие оказалось на грани срыва, именно Клавэйн отправился к паучьей королеве улаживать дела. И тогда он, как считают, дезертировал, решив разделить судьбу сочленителей, принять в мозг их машины и сделаться элементом коллективного разума.

После того он практически выпал из наблюдаемой истории. Антуанетта бегло просмотрела оставшиеся записи. Похоже, Клавэйн анекдотичным образом появлялся то тут, то там за прошедшие четыре века. И ничего сверхъестественного. Клавэйн к моменту своего дезертирства был уже в возрасте, но с учетом анабиоза и растяжения времени в межзвездных путешествиях за эти века он мог биологически прожить всего пару-тройку десятилетий. А ведь еще есть технологии омоложения, широко распространенные перед эпидемией. Так что, возможно, это тот самый Клавэйн, а не просто тезка. Надо же, Антуанетта Бакс встретилась с настоящим историческим героем! В ее жизни прежде ничего подобного не случалось.

Снаружи донеслись странные звуки – что-то падало, переворачиваясь, скрежетало и лязгало. Ксавьер громко возмущался. Антуанетта выключила терминал и вышла наружу.

И охнула.

Ксавьера придавило к стене, каблуки – в дюйме от пола. Держал его – без особой жалости и, должно быть, болезненно – манипулятор многорукого глянцево-черного полицейского робота. Машина, похожая на вязанку черных ножниц, будто вывалилась из фильма ужасов прямиком в офис, расшвыряв столы и горшки с цветами.

Антуанетта присмотрелась. Хотя все полицейские роботы на одно лицо, сомневаться не приходится: тот самый робот, что обыскивал «Буревестник».

– Мать твою! – выговорила Антуанетта.

– Мисс Бакс, – идентифицировала ее машина, отпустив Ксавьера.

Тот закашлялся, потирая красное пятно на шее. Хотел заговорить, но из глотки вырвался лишь хрип.

– Мистер Лиу препятствовал в проведении расследования, – сообщил робот.

– Я… не успел быстро убраться… с его пути, – прохрипел Ксавьер и закашлялся.

– Ксав, ты как?

– Нормально, – ответил он уже не так хрипло и взглянул на машину, занявшую бо́льшую часть кабинета; она расшвыривала вещи, копалась тут и там многочисленными конечностями. – Какого черта вам тут нужно?

– Мистер Лиу, я ищу ответы. Те, которые не получил во время моего предыдущего визита сюда.

– Этот гад являлся сюда в мое отсутствие? – спросила Антуанетта, яростно уставившись на полицейского.

– Естественно, мисс Бакс. Вы не проявили желания сотрудничать, и мне пришлось побывать здесь.

– Этот тип уже вламывался на борт «Буревестника», – сказала девушка.

– И что? – спросил Ксавьер.

Полицейский перевернул конторский шкаф, покопался без особого интереса в рассыпавшихся бумагах.

– Мисс Бакс заявила мне, что перевозит пассажира в анабиозном контейнере. Притом утверждала, что произошла административная путаница и тело возвращают в хоспис «Айдлвилд». Представитель хосписа рассказ подтвердил.

Антуанетта пожала плечами, уверенная, что и на этот раз блеф прекрасно сработает.

– И что?

– Пассажир был мертв. И вы так и не прибыли в хоспис. Вскоре после нашего разговора вы развернулись и направились в открытый космос.

– И с чего бы мне так поступать?

– Мисс Бакс, именно это я и желаю выяснить.

Робот перестал копаться в бумагах и, скрипнув гидравликой сустава, отшвырнул перевернутый шкаф.

– Я спросил у мистера Лиу, но тот оказался неразговорчивым. Правда, мистер Лиу?

– Я рассказал все, что знал.

– Мистер Лиу, кажется, вами тоже стоило бы как следует заняться. Судя по архивам полиции, у вас очень интересное прошлое. Кажется, вы неплохо знали Джеймса Бакса?

– А кто его не знал? – Ксавьер пожал плечами.

– Вы на него работали. А это предполагает, как мне кажется, не просто мимолетное знакомство.

– Чисто деловые отношения. Я ремонтировал его судно. Я много ремонтирую.

– Но вы, несомненно, знали, что мы интересуемся Джеймсом Баксом. Он плохо отличал правильное от неправильного. И мало думал о таком пустяке, как закон.

– А как ему отличать правильное от неправильного? – спросил Ксавьер. – Вы же, лоботрясы, законы на ходу придумываете.

Полицейский переместился с неуловимой глазу скоростью. Метнулось, жужжа, черное. В лицо Антуанетте дохнул ветер, и Ксавьер в мгновение ока оказался придавлен к стене, и на этот раз гораздо выше. Похоже, и давил робот сильнее. Задыхаясь, Ксавьер хватался за черные манипуляторы, тщетно пытался высвободиться.

– Вам известно, мистер Лиу, что дело Меррика не закрыто?

Ксавьер ответить не смог бы, даже если бы и хотел.

– Дело Меррика? – недоуменно спросила Антуанетта.

– Лайла Меррика. Вам известно, кто он. Торговец, как и ваш отец. По ту сторону закона.

– Но Лайл Меррик умер…

Ксавьер начал синеть.

– Но дело не закрыто, поскольку слишком многое осталось невыясненным. Вам известен акт Мандельштама?

– Случайно, не очередной ваш новоиспеченный гребаный закон?

Машина выпустила Ксавьера, тот свалился как куль. Антуанетта взмолилась про себя, чтобы он оказался всего лишь без сознания.

– Мисс Бакс, ваш отец знал Лайла Меррика. А Ксавьер Лиу знал вашего отца и, с высокой степенью вероятности, Лайла Меррика. Принимая во внимание эти факты, а также вашу склонность без видимых разумных причин везти мертвые тела в зону военных действий, едва ли стоит удивляться нашему интересу к вам.

– Если ты еще раз тронешь своей поганой лапой Ксавьера…

– То что, мисс Бакс?

– Я…

– Вы ничего не сделаете. Вы бессильны. В этой комнате нет ни камер наблюдения, ни даже прослушки. Я знаю. Я проверил.

– Подонок.

Машина приблизилась:

– А теперь я подозреваю, что вы скрытно носите некий опасный прибор.

– Что?

Антуанетта прижалась спиной к стене, затаив дыхание. А робот вытянул манипулятор, погладил ей щеку – осторожно, мягко. Но Антуанетта знала, как нежное касание может превратиться в увечащий захват. Манипулятор погладил шею, переместился к груди, замер над ней.

– Сволочь!

– Возможно, вы прячете оружие либо наркотики.

Снова мелькнул жужжащий металл, снова дохнул в лицо зловонный ветер. Антуанетта попыталась отодвинуться, но куда там. Робот мгновенно сдернул жакет, ее любимый, сливовый. Разорвал в клочья. Под ним Антуанетта носила черную облегающую безрукавку с кармашками. Она забилась, сквернословя, но машина держала прочно. Потянула безрукавку, ткнула манипулятором, ощупывая:

– Мисс Бакс, мне нужно проверить.

Она подумала о пилоте робота, прячущемся в стальной канистре где-то на борту полицейского катера. Всего лишь мозг с системой жизнеобеспечения, почти ничего больше.

– Скотина, маньяк!

– Мисс Бакс, я всего лишь… провожу обыск.

За машиной лязгнуло, заклацало. Робот замер. Антуанетта, заинтригованная, затаила дыхание. Может, пилот оповестил коллег о грядущей забаве и те явились поглазеть?

Робот отступил, медленно развернулся. За ним стояла оранжево-бурая стена. Похоже, спасать шефа явилось не меньше дюжины приматов – шесть-семь орангутангов и столько же модифицированных горных горилл. Все они умели перемещаться на задних лапах, а в передних держать импровизированное, а иногда и не импровизированное оружие.

Среброспинный главарь сжимал в лапе огромный гаечный ключ. Он заговорил таким низким и мощным голосом, что Антуанетта ощутила его скорей нутром, чем ушами.

– Отпусти ее!

Полицейский задумался, прикидывая. Скорее всего, он мог бы справиться со всеми гиперприматами. Робот имел и тазеры, и клеевыбрасыватели, и прочие средства усмирения. Но суеты вышло бы много, а объяснять пришлось бы еще больше. И повредить его приматы могут, и времени на борьбу с ними потребуется немало. Не стоит связываться – за всеми видами приматов стоят мощные лобби и профсоюзы. Куда сложнее объяснить чиновникам Феррисвильской конвенции смерть орангутанга или гориллы, чем человека, в особенности на «карусели» Новый Копенгаген.

Робот отступил, втянув бо́льшую часть конечностей. Приматы расступились не сразу, и Антуанетта успела испугаться. Но кровопролития не произошло: спасители всего лишь захотели показать, кто здесь главный.

В конце концов они дали дорогу полицейскому, и тот юркнул наружу.

Антуанетта вздохнула с облегчением. Хотела поблагодарить приматов, но сперва бросилась к Ксавьеру. Упала на колени рядом, коснулась шеи, проверяя пульс. Ощутила кожей горячее дыхание.

– Порядок? – пророкотало над ухом.

Она глянула в суровое лицо. Горилла напоминала вытесанную из угля скульптуру.

– Да, похоже. А как вы узнали?

В ответ загудело подземно, мощно:

– Ксавьер нажать кнопку – мы прийти.

– Спасибо!

Самец выпрямился, огромный, словно башня.

– Мы любить Ксавьера. Он обращаться с нами хорошо.

Позже Антуанетта осмотрела останки жакета. Его подарил отец на семнадцатилетие. Жакет всегда был маловат, напоминал камзол матадора, но все равно оставался любимейшей одеждой. И вот теперь – лохмотья, не подлежащие восстановлению.

Когда приматы удалились, а Ксавьер встал на ноги, перепуганный до полусмерти, но почти невредимый, пара занялась уборкой. Провозились несколько часов, сортируя рассыпанные бумаги. Ксавьер всегда был мелочно аккуратным в бухгалтерских делах. Говорил, пусть фирма и катится к банкротству, но будь он проклят, если даст охотникам до чужих денежек лишний козырь против себя.

К полуночи навели порядок. Но Антуанетта не сомневалась: дела с полицейским далеко не закончились. Мерзавец явится снова и на этот раз будет уверен, что приматов нет поблизости. Даже если и не докопается, зачем понадобилось лететь в зону военных действий, у властей отыщутся сотни способов выдавить Ксавьера и Антуанетту из бизнеса. Пилот робота – Антуанетте приходилось все время напоминать себе, что за железом стоит человек, – уже мог попросту арестовать «Буревестник». Вместо этого решил поиграть, запугивая. Развлечься, превращая чужую жизнь в лохмотья.

Может, стоило бы расспросить Ксавьера, отчего полицейская жестянка так интересуется приятелями отца, а в особенности Лайлом Мерриком. Но Антуанетта решила отложить неприятное до утра, а пока выкинуть копа с его дознаниями из головы.

Ксавьер вышел прикупить еще пару бутылок пива. Хлебнув немного, любовники завершили уборку – расставили мебель по местам.

– Антуанетта, все утрясется, – пообещал Ксавьер.

– Уверен?

– Да. Тебе ничего не грозит. Ты ж ничем таким не занималась. Всего лишь исполнила волю отца.

– Тогда почему я чувствую себя такой идиоткой?

– Зря, – заключил он и поцеловал.

Снова занялись любовью. Казалось, уже несколько дней не занимались. После Антуанетта погрузилась в дрему, в смутную, все нарастающую тревогу – пока не отключилось сознание и не запустился снова демархистский пропагандистский сон. С лайнером, захваченным пауками, с кометной базой, с аппаратурой, которую готовились вставить в череп.

Но сон отличался от прежних. Когда сочленители вскрыли череп, склонившийся над ней мужчина сдернул белую хирургическую маску, открыл лицо, теперь знакомое по многим историческим источникам. Седобородый морщинистый патриарх, чьи черты выражали одновременно и горе и радость. В любое другое время это лицо показалось бы добрым и мудрым. Лицо многое повидавшего дедушки.

Над Антуанеттой стоял Невил Клавэйн.

– Я же предупреждал: не попадайся мне больше, – сказал он.

Материнское Гнездо оставалось в световой минуте позади, когда Клавэйн приказал корвету развернуться дюзами к цели и начать торможение. Небосвод казался циферблатом хорошо смазанных старинных часов, зыбкие тени звезд скользили по лицам Клавэйна и двух его спутников. Корвет был самым проворным кораблем в планетарном флоте сочленителей, но с кабиной для трех человек явно не предназначенной. Упаковаться пришлось плотно. Клавэйн еле втиснулся в пилотское кресло, но сумел расположиться так, что с легкостью доставал до панели управления и видел показания приборов. Конечно, кораблик мог обойтись и без пилота, но имел систему ручного управления на случай кибернетической атаки, разрушающей обычный нейроконтроль. Но Клавэйн всегда вел корабль сам, пусть и через мысленный контроль, порой целыми днями не касаясь пульта. Сводки тактической обстановки так и роились перед глазами, но в радиусе шести световых часов не замечалось признаков вражеской активности.