Текст книги "Не мой парень"

6

Первую половину дня отец знакомит меня с подчиненными, после чего вручает смарт-карту от отдельного углового кабинета: он скромных размеров, но с большим панорамным окном и теплыми персиковыми стенами. Мой личный уголок уединения, где я могу скинуть надоевшие каблуки и удобно вытянуться в крутящемся бежевом кресле.

Как только дверь за отцом захлопывается и я остаюсь одна, плотину мыслей, заблокированную рабочей рутиной, прорывает: в голову обжигающим фонтаном льются вопросы о Финне. Он основал «Кейдж Групп»? В разговорах сестры с мамой на домашних ужинах я часто слышала, что Финну, как единственному сыну Дугласа Кейджа, предстоит в скором будущем взять на себя бразды правления табачными фабриками, разбросанными по стране. Неужели он оказался от всего, чтобы начать собственный бизнес?

Здорово, что дела отца пошли на лад благодаря их сотрудничеству, но, если быть честной, при наличии на руках такого расклада я бы вряд ли согласилась вернуться. Хотя бы потому, что с момента встречи с Финном прошло уже несколько часов, а мое сердцебиение все еще превышает норму минимум в два раза.

Раздраженно встряхиваю головой и устремляю взгляд в ноутбук. Мне нужно взять себя в руки. В конце концов, если Финн действительно решит наведываться сюда чаще, я не могу позволить себе терять по полдня, чтобы привести растрепанные чувства в порядок.

Делаю кофе и на несколько часов утыкаюсь в монитор, пытаясь разобраться со спецификой обработки поступающего заказа. Оказывается, что ничего сложного в этом нет. Почти тот же самый алгоритм действий, который я освоила еще на стажировке в рекламном агентстве в Бостоне.

– Милая, я собираюсь на обед, – сообщает появившаяся в проеме голова отца. – Ты со мной?

– Я не голодна, пап. Посижу еще чуть-чуть. Мне во многом предстоит разобраться, если я хочу стать полноценным членом команды.

– Захвачу тебе сэндвич. Финн просил проследить, чтобы ты хорошо питалась.

Сердце снова пускается вскачь при упоминании его имени. Какое ему вообще есть дело, как я питаюсь? И тем более, зачем просить об этом моего отца? Злюсь на себя, злюсь на Финна, что за один день ему уже дважды удалось вывести меня из равновесия всего лишь парой фраз, одна из которых даже не была сказана мне лично.

Мое самобичевание прерывает настойчивый стук в дверь.

– Войдите, – бубню, не отрывая невидящего взгляда от ноутбука. Дверь распахивается, впуская волну древесно-цитрусового аромата, который заставляет впиться рукой в ни в чем не повинную мышку.

– Насколько я знаю, обеденное время называется обеденным, потому что в это время сотрудники обедают, – без тени усмешки объявляет Финн с порога. – Набираешь очки в новом коллективе, Тони?

Я крепко обнимаю плечи руками, концентрируя спокойствие, и заставляю себя встретиться с ним взглядом:

– Побиваешь рекорды в тавтологии, Финн? Я просто не голодна.

Финн не удостаивает вниманием язвительность и делает шаг к столу, продавливая брешь в облаке моей фальшивой невозмутимости.

– На самом деле, я зашел сказать, что поговорил с твоим отцом и пришел к выводу, что лучший способ адаптироваться на новом месте – сразу попробовать себя в самостоятельном проекте. Ни к чему начинать с низов. Ты получила прекрасное образование и, насколько мне известно, была одной из лучших студенток курса. У тебя есть шанс заявить о себе.

– Спасибо, Финн, но думаю, это преждевременно. У меня совсем недостаточно…

– Уверен, что ты справишься, – по тому, как вздернута его бровь и напряжены желваки, я понимаю, что спорить с ним бесполезно.

– Хорошо. Что-то еще?

– Хотел узнать, как твои дела.

Его лицо остается столь же суровым, но голос звучит на полтона мягче, и этого достаточно, чтобы в груди предательски заныло.

– Мои дела прекрасно, – говорю сухо. Чересчур сухо, потому что никак не могу подобрать правильный голосовой диапазон, чтобы не выдать свою нервозность. – Еще какие-то вопросы, мистер Кейдж?

– Мистер Кейдж? Серьезно?

– Просто соблюдаю субординацию. Эта фирма ведь твоя инвестиция, правильно? Отец номинальный владелец, а значит, мы здесь все твои подчиненные.

Я не сказала ровным счетом ничего, чтобы его разозлить, но в этот момент в небосводе темных глаз ярко взрываются фейерверки гнева.

– Ты и правда изменилась, Тони. Отрастила клыки и когти.

– Четыре года прошло, – смотрю на него с вызовом. – Было бы странно остаться прежней восемнадцатилетней дурочкой.

Я осознаю, что говорю лишнее, но уже ничего не могу с собой поделать: надежно замороженные обида и боль с каждой встречей с ним начинают откалываться от ледяной глыбы маленькими острыми осколками.

– Мне нравилась та восемнадцатилетняя дурочка, – тихо говорит Финн.

К горлу подступает удушающий спазм, толкающий влагу к глазам, и мне приходится со всей силы вонзиться маникюром в ладони, чтобы себя отвлечь. Боль отрезвляет, и благодаря этому мне удается звучать ровно:

– Я не хочу вспоминать прошлое, Финн. Я вернулась домой, чтобы помочь отцу. И если говорить начистоту, с тобой я бы предпочла видеться как можно реже и только по действительно важному поводу. Например, на вашей с сестрой свадьбе или на дне рождения вашего первенца. В остальном, ты последний человек на земле, с которым я бы хотела встречаться.

На долю секунды точеные черты его лица искажается, словно от боли, но затем на губах Финна появляется кривая усмешка:

– Ревнуешь к Кимберли, Тони?

Огненный ком гнева во мне мгновенно разрастается и взмывает вверх, гулко вибрируя в ушах и затмевая взятое под контроль спокойствие. Мне требуется несколько секунд, недюжинные усилия и пара глубоких вдохов, чтобы опустить его под ребра и зло улыбнуться:

– Похоже, что я ревную, Финн? Думаешь, я все еще немеющий от одного твоего взгляда подросток? Что за четыре года не нашлось парня, который вытравил тебя из моей головы? Или ты думаешь, что все это время я лелеяла твой светлый лик и ждала встречи? Просто к сведению: я забыла о тебе примерно через неделю. Подростки очень ветрены в своих привязанностях, знаешь ли.

Лицо Финна каменеет, не оставляя ни малейшей возможности себя прочитать. Слегка наклонив голову, он играет челюстью, разглядывая меня, словно видит впервые.

– Да, ты отлично над собой потрудилась Тони. Из тебя получилась образцовая стерва.

Я не испытываю триумфа оттого, что, кажется, записала один раунд на свой счет. Отчего-то на душе становится тоскливо, и чтобы не раскиснуть окончательно, продолжаю вовсю козырять показной бравадой:

– Ты, кажется, расстроен по этому поводу, Финн? К счастью, тебе не придется иметь со мной дел. Я всего лишь младшая сестра твоей девушки. И уж будь уверен, на этот раз…

– Сколько парней у тебя было, Тони? – хриплые нотки в его голосе на миг вышибают меня из кожаного кресла и переносят на четыре года назад, на узкую кровать в родительском доме, в которой он отчаянно целовал меня.

– Что? Какое вообще тебе до этого есть дело?

– Это простой вопрос.

Самоуверенный вид, с которым он разглядывает меня, словно действительно ждет, что получит ответ, в очередной раз приводит в ярость. Кажется, он всерьез полагает, что спустя столько лет имеет право задавать такие вопросы. Выворачивать мою душу наизнанку своей бесцеремонностью.

– Ты мне никто, чтобы отвечать на него. Но дабы удовлетворить твое любопытство, скажу, что достаточно, – с поистине садистским триумфом я замечаю, как сжимаются его кулаки, и с издевкой тяну: – Неужели жалеешь, что не решился стать первым, Финн?

Ответа решаю не дожидаться, потому что для дальнейших словесных баталий моей выдержки точно не хватит. Поднимаюсь из кресла и, высоко задрав голову, шагаю к двери.

– Нет, Тони, – рявкает Финн, перехватывая мою руку. – Глядя на тебя сейчас, я ни о чем не жалею.

– Какого черта ты делаешь? – я пытаюсь высвободиться из болезненных тисков ладоней, прижимающих меня к его телу.

– Проверяю кое-что. Ты все еще смотришь на меня так, словно хочешь сожрать, Тони. Теперь, раз уж ты такая опытная, не вижу смысла играть в джентльменство. Я трахну тебя во всех позах, какие только придут мне в голову. Будешь стонать подо мной, как не стонала ни под одним из своих сопляков. А теперь, – сжав локоть, Финн резко отталкивает меня от себя, – можешь идти, куда собиралась.

7
Финн

Я выхожу из офиса «Агенда» и, найдя глазами припаркованный автомобиль, разбитым телом падаю в водительское кресло. Рука сама тянется к бардачку, где спрятана пачка сигарет на случай, если срочно понадобится успокоить нервы. И вот этот случай наступил. Тони Эллис.

Прикуриваю сигарету, вторую за последние пять дней, выпуская густую терпкую струю в приоткрытое окно. Дым царапает горло, не принося ни малейшего расслабления, поэтому я затягиваюсь снова и снова, пытаясь вытравить из головы ее образ. Но вместо этого вспоминаю, как увидел ее впервые.

Это случилось в доме родителей Ким. Мы с Кимберли вернулись с какой-то очередной громкой тусовки, кажется, я был немного пьян. Худенькая девчонка закатывала велосипед в гараж, а я буквально застыл на пассажирском сиденье и не мог оторвать глаз от стройных ног, облаченных в простые белые конверсы, и от того, как она прятала голову в капюшон розовой толстовки. Я даже впервые пристегнул ремень безопасности, потому что до боли в костях захотел подойти и разглядеть ее ближе. Естественно, я этого не сделал: знал, что у Ким есть застенчивая восемнадцатилетняя сестренка, а юный возраст и родственные связи – это двойное табу.

С Кимберли меня познакомила мать на одном из семейных ужинов в каком-то новомодном ресторане. Они сошлись на почве общения в соцсетях и умудрились стать виртуальными подругами. Ким уже в то время успешно вела свой микроблог, и моя мать занималась тем же: из-за отсутствия потребности зарабатывать себе на жизнь и благодаря наличию большого количества свободного времени вела инстаграм-дневник моей младшей сестры Эмили, в котором каждый день выкладывала новые фотографии ее красочной подростковой жизни, сдобренные советами женщины, умудренной двойным материнством: какой марке детской одежды следует отдавать предпочтение, во сколько лучше учить ребенка читать, стоит ли с детства прививать потребность в маникюре и прочие мелочи, которые только могут заинтересовать помешанных на воспитании мамаш. Ее страница была очень популярна: мать, словно эппловская Сири, имела ответ на любой вопрос касательно детского развития. Читательницы ее боготворили, а меня не покидало ощущение, что малышку Эм поместили в высокобюджетное реалити-шоу вне ее ведома. Кто смотрел фильм «Шоу Трумана» – поймет.

Мы с Ким стали встречаться. Она была той, кто идеально подходил глянцевой жизни скандального сына миллионера: красивая и популярная. Таблоиды обожали нас: «Светская львица, приручившая плейбоя» – такие пестрели заголовки. Еще одно вранье в моей показушной жизни. Ким никого не приручила – я не переставал трахаться на стороне.

Как бы пафосно ни звучало, к двадцати трем годам я чувствовал себя стариком: поимел всех самых красивых телок Лос-Анджелеса, посетил все самые яркие тусовки, объездил самые дорогие курорты. Это как жрать икру каждый день – через месяц она становится на вкус как бумага. И ты рыщешь в поисках нового удовольствия для вкусовых рецепторов, а выясняется, что попробовал все: от трюфелей до гребаной фуа-гра. К счастью, на пути к высшему кайфу я, как многие мои золотые кореша, не скатился до наркоты и мужских задниц.

А потом я увидел ее.

Красота бывает разной. Как-то я выбирал матери кольцо на день рождения. Пока сканировал взглядом многомиллионную витрину, глаза сами выхватили замысловатый перстень, украшенный переливающимися камнями. Яркий и кричащий, мимо такого не пройдешь. Отличный выбор, сказала подлиза-консультант. Перстень стоил дорого. Достаточно дорого, чтобы угодить маман. Я уже собирался его купить, когда обратил внимание на другое кольцо: тонкий платиновый ободок и три бриллианта. Ничего лишнего. Изящное и идеальное. Я спросил, сколько оно стоит, и оказалось, что его цена вдвое превышает тяжеловесный булыжник, на который я изначально положил глаз. Все закономерно – знаменитый ювелирный дом знает свое дело. Я купил именно это кольцо, а позже узнал, что мать его вернула, обменяв на тот самый кричащий перстень. Не каждый способен оценить тихую красоту.

Именно такой была Тони. Ноль макияжа, волосы, иногда забранные в небрежный хвост или разбросанные по плечам, плюшевые толстовки и рубашки, джинсовые шорты и кроссовки – казалось, ее не слишком заботит то, во что она одевается. Но даже самый простой тряпичный ансамбль на ней заставлял оборачиваться. Словно поймал взглядом что-то неуловимо прекрасное: хочется рассмотреть и понять, что именно. Ким такого желания не вызывала. Ее красота была точно выверена рукой стилиста и не подвергалась сомнению. Как и ее толстозадая армянская тезка по цеху, Ким никогда не позволяла себе выглядеть неидеально. Лицо всегда отштукатурено до приторного свечения, одежда сексуальна и соответствует всем модными тенденциям. Словно влез в дорогой костюм без возможности его снять. Мечтаешь переодеться в комфортные джинсы и мягкую футболку, но вместо этого каждый день засыпаешь в отглаженных брюках с дорогим ремнем, впившимся в живот.

Я чувствовал себя педофилом. Пять лет разницы звучит ничтожно, когда тебе тридцать, но для прожженного говнюка вроде меня восемнадцатилетняя школьница – это почти извращение. Конечно, в клубах я встречал восемнадцатилеток, выглядящих на десять лет старше, и, уверен, имеющих за плечами не меньший опыт, но Тони была не из таких. Трогательная и невинная, смущающаяся при моем появлении, но незаметно бросающая настолько жаркие взгляды, что лопалась ширинка.

Сходил по ней с ума, поэтому дистанцировался как мог. Думал расстаться с Кимберли, чтобы не изводить себя запретными мыслями, но это означало совсем перестать видеть Тони, а я не мог.

На дне рождения Ким у меня сорвало крышу. Черт дернул предложить Тони слизать соль с моей руки. Ее язык на ладони, теплое дыхание, робкая близость – виагра для одержимого извращенца вроде меня. Я эгоистично украл ее первый поцелуй и до боли хотел стать ее первым. Разумеется, не мог им стать и вместо этого кончил ей в руку, как подросток. Я не знал, есть ли у нас будущее, но все же принял решение расстаться с Ким. Каким бы ублюдком ни был, я не мог продолжать и дальше вести себя так, словно ничего не происходит. Я никогда не хотел видеть боль в глазах Тони. Не уверен, что то, что она испытывала ко мне, было любовью, но она точно что-то чувствовала, раз доверилась мне той ночью.

А спустя три дня за очередным традиционным ужином в ресторане отец объявил мне, что я должен жениться на Ким. Причина проста: мне нужно взрослеть, ему хочется внуков, и, что очень кстати, Ким беременна. Они, блядь, настолько сдружились с моей матерью, что та узнала об этом раньше меня. Или то был искусно подготовленный плацдарм, в котором шансы на получение предложения руки и сердца были максимальны.

Становиться отцом и жениться никак не входило в мои планы, о чем я открыто и заявил. Даже не будь Тони, я бы отказался. Я тот урод, который наплевал на своего ребенка, потому что честно предлагал Ким использовать презервативы, на что она ответила, что с шестнадцати лет принимает противозачаточные. Так что ее беременность – не мой косяк, да и джентльменства во мне – кот наплакал.

Тот вечер стал для меня откровением. Отец наговорил многого: что я эгоистичный щенок, прожигатель жизни, не заработавший ни цента. Что для того, чтобы иметь право голоса, я должен хоть что-то сделать, а пока этого не произошло – буду прыгать по его команде. И что мне пора браться за ум, потому что от моей никчемности его тошнит. И что свадьба состоится, а в противном случае он лишит меня наследства.

Я встал и ушел. В запой на неделю. Потому что знал, что отец прав. Я был лишь претенциозным ничтожеством в своей насквозь фальшивой жизни, где родная мать помогает тысячам матерей воспитывать здоровых детей, лишая полноценной жизни собственную дочь, а отец жертвует деньги в фонды смертельно больных, убивая миллионы.

Через неделю я встретился с Ким и сказал, что не женюсь на ней, и предложил найти клинику, чтобы сделать аборт. Она ответила, что в этом нет необходимости, потому что потеряла ребенка, и между делом сообщила, что сестра поступила в Массачусетский и уезжает в конце недели.

Я не увиделся с Тони. В жизни творилась полная жопа. Отец остался верен своему слову и перекрыл долларовый фонтан. Я продал тачку и начал судорожно думать, чем могу заниматься, чтобы никогда больше не чувствовать себя жалким, как в тот вечер, попутно убеждая себя, что Тони будет без меня лучше. Год рвал задницу, занимаясь делами, что даже на трах времени не оставалось. По крайней мере, этим я успокаивал себя, потому что в действительности никого не хотел.

Думал о ней почти каждый день. Через подругу Ким нашел номер Тони, но она, ожидаемо, им больше не пользовалась. Я придумал себе какое-то смехотворное дело и полетел в Бостон. Нашел ее. И уже через пару часов сел в самолет и улетел обратно, потому что то, что я увидел, слабо напоминало малышку Тони. Она выходила из начищенного мерседеса в дизайнерских шмотках, и ее целовал какой-то хмырь. Прилетев домой, я полез в интернет и узнал, что помимо учебы она работает моделью. Пошла по стопам своей глянцевой сестры. И я решил о ней забыть.

Три года я впахивал как проклятый, чтобы уверенно показать отцу средний палец. До его раковой империи мне, конечно, далеко, но я зарабатываю достаточно, чтобы менять тачки каждый месяц и не бояться сдохнуть от голода, если он решит лишить меня наследства. Я благодарен тому случаю и благодарен восемнадцатилетней малышке Тони за то, что помогла открыть глаза на дерьмо, в котором я варился.

Мой нынешний союз с Ким не более, чем фарс – мы встретились на одном из благотворительных вечеров, куда ее пригласили в качестве гламурного манекена. Разговорились, а по окончании мероприятия поехали к ней. После того как мы трахнулись, Кимберли попросила об одолжении: ей нужно подогреть интерес прессы, а воссоединение со скандальным бывшим, выросшим в удачливую акулу бизнеса, получит резонанс не меньше, чем повторный союз Хейли и Джастина, и станет хорошей рекламой для нас обоих. К тому же мать донимает ее замужеством, а наша мнимая связь – способ получить желанную передышку. Я немного подумал и согласился: в конце концов, я не связан отношениями, а Ким моя старая приятельница. Но на задворках памяти екнула мысль о Тони. Что присутствие на семейных ужинах у Эллисов – хоть какой-то шанс узнать о ней больше. Разумеется, без всяких притязаний – все-таки четыре года прошло, все изменилось. Я изменился, она изменилась. И провальную фирму Хейдена я взял под крыло только из-за нее. Надеялся, что Тони окончит учебу и старик предложит ей работу. Но этого не происходило: на языках Лили и Хейдена Эллис всегда крутилось только имя Ким, а имя Тони всплывало лишь мимоходом. Эти двое словно два бесталанных фотографа: всю жизнь берут в фокус набивший оскомину предмет, оставляя уникальную красоту фоном. Тогда я сам предложил Хейдену пригласить Тони на работу. Старик сказал, что это отличная идея. Словно это я должен ему говорить, что необходимо думать о будущем младшей дочери. Лишнее напоминание о том, почему он мне не нравился еще четыре года назад.

Я готовил себя к встрече с Тони, но в конечном итоге оказался совсем не готов. Она стала еще красивее и увереннее, вот только от наивной милоты и правда ничего не осталось. Тони Эллис превратилась в язвительную стерву. Не знаю, чего я ждал, наверное, той же робкой малышки. Я бы сделал все, чтобы ее завоевать. Но к этой мегере не подступиться. Да я уже и не хочу. Вернее, очень хочу. Трахнуть ее. Довести начатое много лет назад до конца, перемолоть ее светлый образ и двигаться дальше. Меня и так слишком долго на ней клинило.

8
Финн

– Я недалеко от твоего дома, заскочу на чашку кофе? – непринужденным тоном осведомляется голос Ким в динамике моего смартфона.

Я вытряхиваю очередную сигарету из пачки и выхожу на балкон, вливаясь в атмосферу вечернего Лос-Анджелеса с шумом проезжающих автомобилей, теплым влажным воздухом и миллиардами огней. Выпускаю в неоновую темноту струю дыма и уточняю:

– Не поздно для кофе?

– Всего десять вечера, старичок. Или ты не один?

– Один.

И останусь один, даже если ты приедешь.

– Так я заеду? – осведомляется она уже более осторожно.

Мне не хочется никого видеть, потому что такие свободные и тихие вечера для меня большая редкость. Обычно среди недели я допоздна торчу в офисе, а в выходные встречаюсь с приятелями, либо заезжаю к родителям, чтобы проведать Эмили. Но, возможно, для визита Ким есть причина, поэтому я спрашиваю:

– Папарацци висят у тебя на хвосте?

– Да. Следуют за мной всю дорогу от ресторана.

– Заезжай ненадолго. Мне завтра рано вставать.

– Было бы хорошо, если бы ты встретил меня во дворе… – заискивающим тоном добавляет Ким. – Классные бы фотки получились.

Даже немного забавно, что Кимберли всерьез думает, что я опущусь до такого смехотворного позерства. В действительности, для меня наш союз имеет два неоспоримых преимущества: отсутствие необходимости искать себе пару на приемы, которые мне часто приходится посещать для поддержания имиджа и расширения деловых связей; и возможность узнать о Тони. Правда, в нынешней ситуации пункт под номером два становится неактуален, потому что фактически Тони работает на меня. Разыгрывать влюбленного бойфренда, чтобы порадовать толпу пятнадцатилеток, подписанных на порталы бульварных сплетен, в моем возрасте как минимум смешно.

– Скажи им, что я умираю как хочу встретить свою возлюбленную, но подвернул ногу и не имею возможности встретить ее внизу, – усмехаюсь в ответ. – Консьерж тебя пропустит.

По тону слышу, что Ким немного разочарована, но тем не менее старается не подавать вида:

– Буду через пять минут.

Докуриваю сигарету и успеваю натянуть футболку, когда в дверь раздается звонок. Кимберли впархивает в мой холостяцкий лофт, привнося аромат последних парфюмерных тенденций, стук каблуков и чрезмерный энтузиазм.

– У-у, как у тебя тут уныло, – эффектно вышагивает в гостиную, щелкая по пути выключателем. Потолочные светильники яркими брызгами уничтожают мой комфортный полумрак, вызывая желание зажмуриться и вытолкать Ким за дверь.

– Кофе в кофемашине, – киваю на черную махину, громоздящуюся на кухонной столешнице, на что Ким презрительно морщит лоснящийся перламутром нос, словно почувствовала запах тухлятины.

– Кофе на ночь вредно для кожи. Я веду бьюти-влог, забыл? О – Обезвоживание. После чашки кофе нужно выпить минимум два стакана воды, а у меня на восемь запланирован пост «Доброе утро». Хороша же я буду с мешками под глазами.

– Ты сама говорила про кофе, – пожимаю плечами. Подхожу к кофемашине и слишком агрессивно тычу в кнопку с надписью «американо».

– На самом деле я заехала сказать: в конце недели меня пригласили на презентацию нового аромата. Думаю, как паре, нам следует появиться вместе.

– Не уверен, что смогу на этой неделе, – сообщаю без сожаления. – Договорился с парнями слетать на игру Клипперс в Сакраменто.

В чертах Кимберли появляется намек на разочарование, какое только может передать ее скупая мимика. Я давно заметил, что с каждым годом ее лицо теряет способность красочно передавать эмоции. Возможно, виной тому какие-то волшебные инъекции, а возможно, она дала себе установку не морщиться.

– Так… одной мне появляться нельзя… Поползут слухи о нашем расставании… хотя в какой-то мере это, может быть, и неплохо… хотя нет, нет… слишком рано. Можно взять Тони… она сестра, и вопросов не возникнет…

При упоминании ее имени кофейная горечь вязнет в горле, и мне приходится откашляться. Ким пригласит на мероприятие Тони? Интересно, она придет?

– Если получится ее уговорить, отведу ее к Эмбер. Пусть приведет в порядок ее волосы… ей давно нужно вытравить этот мышиный цвет и выкраситься в блондинку. Да, медовый блонд… Немного загара…

Поток раздражения врезается в грудь, словно вагон тележек из супермаркета. Меня физически корежит от мысли, что она хочет превратить Тони в салонную копию себя, чтобы получить, по ее мнению, идеальную спутницу на один вечер. Словно красота – это точная наука, обязательные атрибуты которой – выкрашенные в правильный цвет волосы и загорелая кожа.

– Ты ведь знаешь, что она была в тебя влюблена? – голос Ким вклинивается в ауру моего негодования.

– Кто? – спрашиваю на автомате.

– Тони, конечно. Четыре года назад.

Мне требуется усилие, чтобы не выдать своего смятения. О влюбленности Тони я догадывался, но почему-то, когда Ким произнесла это вслух, внутри что-то больно заныло. Может быть, потому что она сказала об этом в прошедшем времени. Или потому что…

– Ты знала, что твоя младшая сестренка в меня влюблена, и оставляла нас наедине?

– Думаешь, Тони набросилась бы на тебя? – заливается Ким, рекламным движением взмахивая уложенными прядями. – Да она даже заговорить с тобой не могла, не то что подойти.

Я не знаю, что происходит со мной в этот момент. Мне до скрежета зубов и ломоты в мышцах неприятно, что она высмеивает чувства Тони. Да, сейчас она та еще стерва, но тогда не была, и именно ту восемнадцатилетнюю девочку я пытаюсь защитить, когда говорю:

– С чего ты взяла, что это она могла наброситься на меня, а не я?

Кимберли непонимающе хлопает чересчур длинными ресницами и позволяет себе немного нахмуриться.

– Ты и Тони? – ее голос становится на октаву выше. – Моя Тони? Не смешно, Финн.

– Что тебя удивляет? – с наслаждением продолжаю подогревать ее недоумение. – Тони красавица.

Ким идет на попятную, словно вспомнив, что она хорошая старшая сестра, а сестры никогда не должны говорить друг о друге плохо:

– Нет, она симпатичная…

– Проехали, Ким. Просто со следующим своим парнем не списывай малышку со счетов. Тем более что сейчас не существует препятствия в виде возрастного ценза.

Выражение лица Кимберли достойно того, чтобы быть увековеченным в каком-нибудь стебном меме. Наверное, так выглядела мачеха Белоснежки, когда зеркало впервые открыло ей досадную правду о том, что не она на свете всех милее.

Решив дать ей время переварить свалившуюся информацию о кровной конкуренции, я иду в гостиную. Плюхаюсь на диван и закуриваю еще одну сигарету. Сегодня я купил уже вторую пачку.

Спустя минуту раздумий Ким грациозно соскальзывает со стула и, нарисовав на лице безукоризненную улыбку, направляется ко мне.

– Держись подальше, Кими, – ухмыляюсь, выпуская неровное кольцо дыма. – Никотин вряд ли положительно скажется на состоянии твоей кожи.

– Выпью кислородный коктейль, – подойдя вплотную, Кимберли задирает узкую юбку до талии и уверенно седлает мои колени.

Я откидываюсь на спинку дивана и выдуваю сизое облако в ее надушенные волосы.

– Чего ты хочешь, Ким?

– Хочу пошалить, – низко мурлыча, она ерзает раскрытой промежностью на моем паху.

У нас с Кимберли всегда был хороший секс: добротный и качественный трах без ограничения в фантазиях. Единственными ее условиями были не слишком портить прическу и не оставлять синяки и засосы на теле. Последнего я, кстати, никогда не понимал: она же все равно фотошопит каждый свой снимок.

Ким пробирается мне под футболку и зажимает мягкими пальцами соски. За время, что мы были вместе, она изучила мои эрогенные зоны – волна крови быстро приливает к паху, заставляя член твердеть. Кимберли чувствует это и, похотливо облизав губы, издает глубокий эротичный звук.

В рамках нашего делового союза мы трахались раза три, и нет причин не повторить в четвертый раз, тем более что у меня стоит. Но вместо этого я приклеиваю сигарету в уголок рта и, придерживая Ким за плечи обеими руками, встаю с дивана.

– Уже поздно, Кимберли, – вдавливаю окурок в стоящую на подоконнике пепельницу. – Тебе пора.

Если ее и задел мой незавуалированный отказ, то она не подает вида. Поправляет юбку и гордо шагает на кухню, стягивая с барной стойки свой брендовый клатч.

– Дай мне знать, если передумаешь по поводу вечера, Финн. Мне нужно время, чтобы подготовить Тони.

Я киваю и взмахиваю рукой ей на прощание. Я уже решил, что буду на этом вечере, но пока не считаю нужным сообщать ей о своем намерении. Тони должна быть там.