Текст книги "А потом я проснусь"

13

О том, что Ярослава благополучно добралась до дома, я узнаю уже лежа в кровати. Даже от душа отказался, несмотря на то, что он бы помог снять последствия стояка. Состояние… Странное, как и все, что происходит со мной в последнее время. Отчасти раздраженное из-за идиотского окончания вечера, а отчасти взбудораженное. Есть из-за чего. Девчонка, которая являлась мне в снах, заговорила знакомыми фразами, а полчаса назад я чуть не поимел ее на кухне того самого дома.

Стоимость поездки составила двести двадцать семь рублей, – услужливо информирует приложение такси. Бюджетно.

«Не забывай еще про пиццу и пиво», – насмешливо подсказывает внутренний голос. Он у меня тот еще сноб.

Поставив телефона на зарядку, я нащупываю на стене выключатель, чтобы погасить свет. Темнота обволакивает глазные яблоки, включая нарезку свежих кадров: теплые карие глаза, легкий пушок на скулах, серебряное колечко, поблескивающее в ухе. Следом подключается и звуковое сопровождение: скрежет стула, влажный звук поцелуя и тихое постанывание.

Поморщившись, я поправляю твердеющий член. И что теперь с этим делать? Как в школе передергивать?

Звук раздавшегося телефонного звонка в этот момент становится таким неожиданным, что я вздрагиваю. Все мои друзья успели привыкнуть к шестичасовой разнице во времени и едва ли стали бы звонить так поздно. Значит, остается один вариант. О себе решил напомнить отец.

– Да, Григорий Сергеевич, – с преувеличенным почтением произношу я, садясь на кровати. – Чему обязан в столь поздний для нашего захолустья час?

– Все шутки шутишь? – звучит как обычно недовольный голос. – Рад, что хоть кто-то в нашей семье пребывает в хорошем настроении. Ты билеты домой взял?

Уже в который раз жизнь намекает мне, что нужно быть осторожнее со своими желаниями. Хотел разыскать Ангела – разыскал на свою голову. Гадал, как избавиться от стояка – отцу всего парой фраз удалось вмиг его обезвредить. Он мог бы читать лекции в клубе анонимных сексоголиков, за секунды превращая их в импотентов.

– Нет, пока не взял. Но если ты соскучился – навещай. Кажется, здесь на балконе где-то лежит раскладушка.

– Ты когда прилетишь обратно? – бестактно проигнорировав мое щедрое предложение, рявкает отец. – Месяца валяния дурака не хватило? Тебе в следующем году тридцать исполняется, а за тобой до сих пор, как за ребенком, нужно бегать.

– Очень хорошо, что ты вспомнил про мое скорое совершеннолетие, – все в той же издевательско-учтивой манере отвечаю я, делая вид, будто весь этот разговор не выводит меня из себя. – Хороший повод наконец перестать причинять родительскую заботу.

– Молодец. Язвить у тебя отлично получается. Не зря я деньги на твое образование и бизнес-школы тратил.

Я машинально запускаю пальцы в волосы и дергаю их, чтобы болью отвлечься от растущего гнева. Каждый раз он говорит одно и то же. Неужели чего-то пооригинальнее не мог придумать? Например, напомнить, что благодаря его щедрости у меня есть крыша над головой и не приходится спать в переходе с бомжами. Хоть какое-то разнообразие.

– В Иркутске час ночи. Давай завтра продолжим наш увлекательный разговор.

– Алан! – грохочет отец, давай понять, что сворачивает этот бесполезный разговор. – В конце недели будь дома. Предстоит серьезный разговор о твоем будущем. Отговорки не принимаются. Услышал меня? Все, маме трубку передаю.

Мне хочется наговорить ему вдогонку кучу слов, от которых его депутатское эго поежилось бы, и только раздавшийся в динамике голос матери меня останавливает.

– Алан, хороший мой. Как ты там? Я соскучилась. Ты когда домой собираешься?

– Привет, мам. – Я глубоко вдыхаю, перестраиваясь на благостную волну. Если бы не она, мы с отцом, скорее всего, перестали б общаться. Я бы так точно внес его номер в черный список. – У меня все хорошо, и я тоже соскучился. Думал купить билеты в ближайшие пару дней.

– Ой, как хорошо! А то я вчера вашего Лелика видела в фитнес-клубе, так он спрашивал, когда ты вернешься.

– Лелик звонит мне чаще, чем кто-либо, и он точно в курсе всех моих перемещений, – усмехаюсь я. – Обещаю сказать тебе первой.

– Хорошо, – говорит она и понижает голос до еле различимого: – Папа очень злится, что ты не возвращаешься. Хочет о делах с тобой поговорить.

– Я в курсе, мам. – Встав с кровати, я подхожу к окну, второй раз за сутки жалея, что под рукой нет сигарет. Сейчас они бы помогли мне не так раздражаться. – Только у меня уже есть дело.

– Кто спорит, мой хороший? – ласково произносит она, копируя тон из детства, каким она общалась со мной шестилетним. – Ты уж не зли его, ладно? Приезжай. Знаешь же, что папа тебе только добра желает. Как-никак, ты его единственный сын.

Я нащупываю на подоконнике спичку и засовываю ее в рот. И пусть я сделаю все без оглядки на нескончаемые претензии отца, этот разговор все равно меня бесит. Потому и мать мало интересует то, чего хочу я. Даже в возрасте двадцати девяти лет при полной финансовой независимости мне по-прежнему отведена роль марионетки великого Волынского.

14

Ярослава

– Да что ж ты такой тяжелый-то, а? – ворчу я, безуспешно пытаясь снять с ноги развалившегося Тотошку. – Аж лодыжка онемела от твоей тушки. Вот посажу тебя на диету из риса – будешь знать.

Зевнув, Тотошка поворачивается ко мне пузом и демонстрирует свои собачьи причиндалы во всей красе.

– Или кастрирую, – грозно добавляю я. – И переименую в Евнуха.

Сбросив с себя Тотошку и одеяло, я выпрыгиваю из кровати и шлепаю в сторону ванной. Почему-то жутко хочется пить. Неужели безалкогольное пиво так на меня действует? Всего-то полбутылки. Следом семенит Тотошка. За этого я его обожаю: за то, что жить без меня не может.

– И что ты так на меня пялишься? – шутливо огрызаюсь я, стаскивая пижамные шорты. – Тоже зад разглядываешь? Все вы, мужики, походу, одинаковые.

В ответ на это обвинение Тотошка без угрызений совести тыкается носом в сброшенное на пол белье и начинает его обнюхивать.

– Да ты извращенец еще похуже этого Алана, – фыркаю я, раздвигая створки душевой кабины. – Хотя может он тоже таким балуется – кто его знает. С него станется.

Повернув рычаг смесителя, я с наслаждением подставляю голову под струю теплой воды и тут же досадливо морщусь от настойчивого стука. Баба Лида.

– Ты заперлась, что ли там? Вылезай скорее давай!

– А что такое? – выкрикиваю я, застыв с лужицей шампуня в ладони.

– А ты сама как думаешь-то? В туалет я хочу.

– А подождать никак? Мне всего-то минут десять нужно.

– Я и так три дня ждала. Доживешь до моих лет – узнаешь, что какое это великое событие – сходить посра…

– Все, все! – перебиваю я, поморщившись. – Сейчас выхожу.

Лязгая зубами от холода, я заворачиваюсь в полотенце и впускаю бабу Лиду.

– И порося этот тут как тут, – ворчит она, глядя на развалившегося у стиральной машины Тотошку. – Ты опять, что ли, домой под утро припорола? Чуть не пришибла этого козла, когда он ко мне на кровать запрыгнуть пытался.

– Почему сразу под утро? В час ночи где-то.

Баба Лида с подозрением щурится.

– Парня, что ли, себе завела?

– Еще чего! – огрызаюсь я, сгребая Тотошку с пола. – Ты меня из душа вытащила, чтобы допрос устроить?

– Ладно, не ори, – отмахивается она. – Иди лучше жрать. Я там кашу сварила.

Оставив бабу Лиду наедине с ее долгожданным событием, я прямо в полотенце выхожу на кухню и скептически заглядываю в кастрюлю, стоящую на плите. Сморщившись, закрываю крышку. Не буду я есть подгоревшую овсянку. Все-таки баба Лида совсем стала старенькой. Еще пару лет назад готовила так, что ум отъешь, а сейчас то не доварит, то пересолит, то сожжет.

Кашу я выбрасываю, а вместо нее делаю бутерброд с сыром и, устроившись на табуретке рядом с окном, принимаюсь жевать. Надо чуть попозже Инге позвонить, чтобы узнать, чем ее вечер закончился. Обычно она первой звонит ни свет ни заря, набрасываясь с расспросами: где была? кого видела?

Спит еще, что ли? Время-то начало одиннадцатого уже.

Вскочив как ошпаренная, я несусь в свою комнату за телефоном. Вот я тупица! А вдруг с ней случилось что-то? Это ведь совсем на нее не похоже: не начать пытать, было ли у меня что-то с Аланом.

Вытряхнув на кровать нехитрое содержимое сумки, я хмурюсь: кошелек, ключи, гигиеническая помада, пара мятных карамелек, магазинный чек, упаковка влажных салфеток … и все. Телефона нет.

По коже пробегает мороз. Когда я пользовалась им в последний раз? Кажется, это было в такси по дороге к дому Сноба. Беззвучно скулю. Блин, в мобильнике вся моя жизнь. Записная книжка, заметки, фотографии маленького Тотошки… Да и сам телефон. Где взять денег на новый? И главное, нет ни единого шанса найти ту машину. Ее вызывал Алан, а номер я само собой не запомнила.

От досады я луплю себя по голове. Вот и расплата за то, что по ночам таскаюсь с незнакомыми парнями. Помимо той, что Сноб запросто мог меня изнасиловать.

От воспоминаний о поцелуе на кухне щеки внезапно пунцовеют, а в животе противно сводит. Узнай об этом баба Лида, стукнула бы меня своей клюкой. И правильно бы стукнула. Черт дернул меня к нему в гости напроситься, да еще и пальцем манить, и на ухо шептать. Как демон вселился, ей богу. Хорошо, что удрать успела.

Со вздохом опустившись на кровать, я разглядываю замысловатый узор ковра. Ну и что теперь делать? Даже позвонить никому не могу. В кармане последние две с половиной тысячи, а денег не приходится ждать еще недели полторы. У бабы Лиды занимать? Стыдно. Она же себе на похороны копит. Да-а-а. Попадос.

Резкая трель дверного звонка заставляет меня радостно встрепенуться. Наверняка это Инга примчалась, не дозвонившись. Слава богу. Вместе мы придумаем, как быть с телефоном. У нее на всякие авантюры мозг отлично заточен.

– Кого там черт с утра принес, – доносится ворчливый голос бабы Лиды в сопровождении шарканья тапок. – Подружайку, чай, твою вечно голодную.

Я выскакиваю прихожую вместе с Тотошкой как раз в тот момент, когда она отпирает дверь, и при виде нежданного гостя открываю рот. Это совсем не Инга.

– Яська, это кажись по твою душу, – скрипуче говорит баба Лида, оглядывая стоящего на пороге Сноба. – С ним ты, что ли, полночи шоркалась?

15

– А ты чего это… – от волнения и неожиданности я проглатываю слово «приперся» и, плотнее прижав полотенце к груди, таращусь на Алана.

– Ничего такой матросик, – комментирует баба Лида и следом шикает на крутящегося возле ее ног Тотошку. – А ну пшол отсюда, порося блохастая! Гостей хозяйке распугаешь.

Следом доходит очередь и до меня:

– А ты чего застыла? Либо накинь чего-нибудь поприличнее, либо иди человека встречай.

– Извините, что без предупреждения, – спохватывается Сноб, которого видно тоже застала врасплох открывшаяся картина. – Ярослава вчера свой телефон забыла… – Запнувшись, он вопросительно смотрит на меня и лезет в карман. – Решил вернуть.

– Ты глянь, какой любезный. Хватит домой мух пускать. Заходи.

Сноб выглядит растерянным, но после короткой заминки проходит в прихожую и застывает возле обувницы.

– Мою чуйку не проведешь, – скрипит баба Лида, проходя мимо меня. – Так и знала, что ты хахалем обзавелась.

Опомнившись, я начинаю стремительно краснеть. Причины тому две: она назвала Алана моим хахалем, а из одежды на мне – зеленое полотенце в горошек. Чем не повод?

– Ты его у меня на столе оставила, – негромко поясняет Сноб, когда мы остаемся в прихожей одни. – Адрес у меня был, так что я решил привезти.

Секунду поразглядывав протянутый мобильный, я делаю осторожный шажок и дергаю его к себе. Второй рукой продолжаю придерживать полотенце – если не дай бог свалится, я себе этого никогда не прощу.

Первым делом пытаюсь разблокировать экран, чтобы проверить, все ли на месте, но остается черным.

– Сел, – сообщает Сноб. – Там тебе подруга раз сто звонила.

– Спасибо, – буркаю я и наконец решаюсь встретиться с ним взглядом.

Ой, ну что за отличник? Стоит тут гладко выбритый и по-модному одетый, пока я, даже не почистив зубы, прикрываюсь детским полотенцем. Судя по спортивной сумке, собрался на тренировку. В субботу с утра. Дважды отличник.

– Нормально вчера добралась?

От его вежливого тона и внимательного взгляда мне окончательно становится неловко. А когда мне неловко, я делаю то, что у меня получается лучше всего: язвлю и огрызаюсь.

– Ты имеешь в виду то, как я добралась, после того как ты чуть меня не изнасиловал, а потом выгнал?

Сноб дергает челюстью. То-то же. А то приехал весь такой невозмутимый.

– Я никого не собирался насиловать. И я тебя не выгонял, а вызвал такси после того, как ты в очередной раз стала мне хамить.

Когда он бесится и не разглядывает меня, как музейный экспонат, проще вести себя естественнее. Ладно, не буду дальше его драконить. На самом деле он большой молодец, что не поленился вернуть телефон и не вышвырнул его в мусорку.

– Это с какой стороны посмотреть. Но все равно, спасибо тебе… – я взвешиваю мобильный на ладони. – Тут много важной информации…

– Чай человеку хоть предложи, хозяйка хренова, – раздается недовольное ворчание бабы Лиды. – Чего ты его в коридоре морозишь.

– Смотри лучше свои новости! – рявкаю я, возмущенная вмешательством. – У тебя со слухом-то, смотрю, все в порядке, когда нужно.

Обернувшись, я вижу, что Сноб прячет улыбку.

– Чего ты смеешься?

– Теперь многое прояснилось.

– Что это многое? – с подозрением хмурюсь я.

– Просто. Многое.

Повисает тишина. Я переминаюсь с ноги на ногу, все больше ощущая неловкость. Ну и чего он не уходит? Ясно ведь, что на чай не позову. Во-первых, я все еще зла за то, что он полез ко мне в трусы, во-вторых, не хочу слушать комментарии бабы Лиды. А в-третьих, я жутко выгляжу, так что пусть закроет дверь с той стороны и поскорее.

– Ты прогуляться не хочешь? – вдруг спрашивает он и добавляет: – Может, тебе с собакой нужно. Могу составить компанию.

От неожиданности такого предложения едва не случается страшное: дернувшись, я чуть не лишаюсь полотенца и лишь в последний момент успеваю удержать его на груди. Совсем он дурак, что ли? Ничем не пронять. Ни бабой Лидой, ни язвительностью, ни спутанными волосами.

– Иди, дуреха, – долетает из гостиной ворчливый голос невидимого зрителя. – Или я сейчас подмоюсь и сама с ним пойду.

Я прикрываю рот рукой, чтобы заглушить рвущийся смех. Сноб, стоя напротив, тоже ржет. Даже покраснел от натуги. Да, баба Лида та еще клоунесса. Мы с ней часто хохочем, когда не ругаемся.

– Ладно, – говорю я, просмеявшись. – Тотошку правда пора выгуливать. Если не в лом – подожди внизу на скамейке. Мы скоро спустимся.

16

Алан

Вместо будильника этим утром меня разбудила незнакомая мелодия, доносящаяся с кухни, которая, как выяснилось чуть позже, исходила из мобильника Ярославы. Удивительно, но факт: уже во второй раз я думаю, что наша с ней встреча точно станет последней, и во второй раз ошибаюсь. Взяв в руки ее побитого жизнью «китайца», я понял, что должен его вернуть. Исключено, что она оставила его специально: судя по тому, с какой решительностью она сбегала, намерения видеться со мной еще раз у нее не было.

Отпнув носком кроссовки валяющуюся сигаретную пачку, я в очередной раз смотрю на подъездную дверь. Ну и где она? Уже минут двадцать прошло. Надеюсь, это не очередная издевка. Клянусь, если так оно и есть – найду местных умельцев и попрошу заколотить дверь в ее квартиру гвоздями, чтобы впредь так шутить неповадно было. Хотя там еще бабка есть, которая ни в чем не виновата. Она мне понравилась даже. Забавная. Ясно теперь, откуда у девчонки такая своеобразная речь. С такой родственницей за неделю нахватаешься.

Почему Ярославу прогуляться пригласил, я и сам не понял. Еще с утра злился на ее взбалмошность и хамство и вдруг добровольно решил продлить собственные муки. Наверное, потому, что окончательно убедился, что ее ершистость – лишь следствие среды, в которой она существует, и еще потому, что она была невероятно милой в том смешном полотенце. Выбор досуга у меня все равно невелик: бассейн да тренировка, на которые я могу попасть в любое время. К тому же послезавтра я улетаю в Питер, и мы с Ярославой едва ли снова когда-либо увидимся. Так что от одной прогулки ничего не теряю.

– Тотоша, ты вроде мелкий такой, а прешь, как конь… – доносится звонкий голос из открытого подъезда.

Усмехнувшись, я поднимаюсь со скамейки. Моральная дилемма с заколачиванием подъездной двери, к счастью, решена. Ярослава не обманула.

– Я думала, ты уже ушел, – говорит она, отбросив со лба упавшие волосы. – Тотошкин ошейник все никак не могла найти. А он, оказывается, его в кровать притащил и там грыз. Куда пойдем?

Я пожимаю плечами.

– Думал, ты подскажешь. Можем доехать до парка и там где-нибудь кофе выпить.

– Не, – отмахивается Ярослава и указывает подбородком мне за плечо. – Пошли в ту сторону. Там небольшой сквер есть с лавочками. Кофе по пути возьмем в киоске.

– Я бы предпочел кофейню, потому что еще ничего не ел.

– Вот кому нужно было сгоревшую кашу бабы Лиды предложить, – моментально ерничает она. – Там по пути кафешка будет. Туда, если что, зайдем.

– А там нормально кормят? – осведомляюсь я на всякий случай.

– Откуда я знаю. Наверное.

Такой ответ меня не устраивает. Мне далеко не все равно, что и где я ем, тем более в месте, настолько далеком от привлекательности.

– А ты можешь порекомендовать какое-то заведение неподалеку? Проверенное?

– Нет у меня проверенных заведений, – отрезает Ярослава, устремляясь вперед за питомцем. – Я обычно дома ем.

Я не сразу нахожусь, что на это ответить. Один урок из этой поездки я точно вынес: личный круг общения формирует вакуум, за пределами которого существует совсем иная жизнь. То, что кажется привычным и естественным для меня, может быть чуждо для других. Полезное напоминание.

– А на свидания тебя куда обычно приглашают? – предпринимаю попытку зайти с другой сторону.

Одернув поводок, Ярослава поворачивается и щурит глаза, которые из-за падающих на них солнечных лучей сейчас кажутся золотисто-медовыми.

– С чего ты взял, что меня приглашают на свидания?

– Наверное, потому что ты красивая молодая девушка. Кого, если не таких, как ты, приглашать на свидания.

– Считаешь меня красивой, Сноб? – сильнее щурится она, раздвигая губы лукавой улыбке.

– Да, считаю, – честно признаюсь я. – Но помимо этого я считаю тебя ужасно невоспитанной. Хотя бы потому, что ты в лицо называешь меня Сноб.

– Тебе бы хотелось, чтобы я делала это за глаза?

– Я бы предпочел, чтобы ты называла меня по имени и никак иначе.

– А если я захочу назвать тебя «пупсик» или «малыш»?

– Я резко против.

– Ла-а-адно, – миролюбиво тянет она, по-приятельски ткнув меня локтем. – На этой прогулке постараюсь быть милой. Ты, в конце концов, вернул мне телефон.

Какое-то время мы идем молча. Я смотрю на вертлявую задницу мопса, семенящего впереди нас, и думаю, что ничего более странного в жизни со мной еще не случалось. Я прыгал с башни Макао, накуривался в кофе-шопе Амстердама, на спор поднимался на Эльбрус, пил виски в гримерке Мика Джаггера, но эта поездка оказалась полным разрывом шаблонов. Добровольно приехал в жопу мира, две недели сплю на ужасной кровати, схлопотал по морде и был обвинен в изнасиловании той, чью собаку сейчас выгуливаю.

– Ты с бабушкой живешь, я так понимаю? А родители где?

– Папа вроде в Ростове живет, а мама не знаю, – отвечает Ярослава через паузу.

Я не тороплюсь со следующим вопросом, давая себе время обдумать услышанное. С матерью допустим понятно, но что означат «вроде живет в Ростове»? То есть она не знает точно? Оба родителя, не сговариваясь, бросили дочь?

– И давно ты с ними не виделась?

– Лет с семи или восьми, наверное. Меня бабушка растила. Кстати, не вздумай при ней ляпнуть, что я невоспитанная. Получишь клюкой. И ты же вроде уехать хотел. Купил билеты?

– Да, – отвечаю я, пораженный не столько фактом того, что ребенком ее бросили оба родителя, сколько ее расслабленным, без признаков боли или обиды тоном. – Купил на послезавтра.

– Ясно. А долго лететь? Я в Питере ни разу не была.

– Столько же, сколько до Москвы.

– Я и в Москве не была, – тихо смеется она. – Я вообще нигде не была, кроме Иркутска.

Вроде бы обычное дело: ну не была она нигде и не была. Многие не были… Наверное. Но на меня эта новость почему-то производит неизгладимое впечатление. Ярослава всего на семь лет младше меня, но ничего не видела, кроме этого пыльного города. Этой красивой и, в общем-то, неглупой девчонке невдомек, какой необъятный удивительный мир существует за его пределами. Может быть, в этом и заключается причина нашей встречи? Ведь должен же быть в этих снах какой-то смысл. В долго и счастливо с такой, как она, я не верю, так, может быть, суть том, чтобы я ей помог?

И как и в случае с приглашением на прогулку, следующие слова вылетают из меня сами собой. Чуть позже я оправдаю этот порыв приступом альтруизма, хотя внутренний голос справедливо назовёт это дебилизмом чистой воды.

– Полетели со мной в Питер. Хочешь? Отель и билеты я оплачу.