Текст книги "Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 1"

Свобода – это вершина, Равенство – основа. Равенство – это не попытка уравнять, например, все типы растительности, чтобы на одном уровне произрастали и однолетние травы, и вековые дубы в атмосфере всеобщей ревности и борьбы за существование. Это применительно к человеческому обществу – равные возможности для всех; применительно к политике – равные избирательные права для всех; применительно к религии – равные права для всех конфессий.

У Равенства есть свои способы воздействия: поощрения и обязательные наставления. Следует начать с права на начальное образование. Начальное образование обязательно для всех, высшее – доступно для всех. Таков должен быть закон. Из равных возможностей для образования всех и каждого произрастает государство равных. Образование! Свет! Все начинается со Света, и все к нему возвращается.

Если мы хотим быть мудрыми и поступать во всеобщее благо, нам нужно знать, что думают простые люди. Мы должны обращать свои взоры на людей: не на то, что даровала им старая подслеповатая Фортуна, а на то, что дала им Природа и как эти ее дары были использованы. Мы претендуем на то, чтобы быть абсолютно равными в церкви и в ложе; но совершенного равенства мы достигнем, лишь когда Господь будет вершить свой суд над Землей. Вообще же мы все можем просто пассивно, дружно и братски просидеть на земле все то непродолжительное время, которое мы привыкли называть нашей жизнью.

У демократического правительства, без сомнения, есть свои недостатки, поскольку оно состоит из людей и руководствуется людскими страстями, а не совершенно мудрыми богами. Оно не может быть таким же дисциплинированным и агрессивным, как деспотизм. Когда гнев его нарастает, оно само развивает в себе некую потенциальную мощь, перед которой трепещет любое восстание. Но обычно его правление терпимо, спокойно и неторопливо в своих решениях. Людей обычно сводят вместе, чтобы они сперва размежевались, а затем пришли к согласию. Утверждение, отрицание, обсуждение, решение – вот способы достижения истины. Правда, в таком случае враг часто оказывается у ворот раньше, чем голоса нарушителей спокойствия потонут в хоре, провозглашающем согласие. В том, что касается законодательных институтов, голос осторожности и иногда излишней осмотрительности преобладает над голосом решительности. Свобода может делать глупости точно так же, как Тирания.

Совершенное общество требует большей точности в определении своих требований к индивиду, и шаги всех новых государств все более и более затрудняются необходимостью балансировать на краю устаревших догм и новых поступлений в фонд человеческого познания. Сложность здесь состоит в необходимости продираться сквозь хаос мироздания в поисках верного пути. Кроме того, в условиях демократии значительно усложняется процесс определения того, что верно, а что неверно. Мы не в состоянии видеть и признавать относительную важность того или иного предмета или явления, находясь на ровной или же холмистой почве, в той же степени, как если бы мы находились на уединенном горном пике, возвышающемся над равниной; каждый смотрит на мир только сквозь свою собственную пелену тумана.

Также весьма обычна жалкая зависимость от голосов избирателей. Она столь же ничтожна, сколь ничтожна зависимость от воли министра или фаворита тирана. Очень редко найдешь человека, который может изречь истину, которая открылась ему, изречь открыто и честно, без страха немилости или, наоборот, признательности со стороны императора или народа.

И более того, в людских собраниях чаще всего не хватает взаимной веры, если только внутреннее единство не бывает вызвано величайшей опасностью извне для народа в целом. Следовательно, таким людским сообществам недостает созидательной мощи. Главнейшие достижения народов Европы в последнее время состояли в разрушении и предании забвению; отнюдь не в созидании. Но разрушение не есть реформа. Время должно в конце концов принести народу Восстановителя, истинного Реформатора.

Искусство человеческой речи также зачастую используется в демократиях не по назначению; и поскольку правомерное использование речи есть величайшая добродетель, злоупотребление ею – величайший и смертнейший грех. По словам Платона, риторика есть искусство управления сознанием людей. Но в демократиях слишком часто бывает принято скрывать мысль за словами, уничтожать ее – попросту болтать чепуху. Посверкивание и отблески бликов на стенках мыльных пузырей пустого интеллекта ошибочно принимают за радужное сияние истинного гения. Ничего не стоящие медные обрезки принимают за чистое золото. Даже сам Разум в лучшем понимании этого слова иногда нисходит до интеллектуального фиглярства, подбрасывая в воздух и ловя на лету отдельные мысли и посылки. На всех наших конгрессах нескончаемым потоком течет болтовня, бездарно и по-мужицки скандалят представители разнообразных фракций, пока божественная мощь речи, этот высший дар человечества, наисвятейший дар Господа, не становится подобным бормотанию попугая или же кривлянию обезьяны. Пустопорожний вития, сколь красноречив бы он ни был, ничего не сможет ответить Господу в день Страшного суда на вопрос о его добрых деяниях.

Многие мужчины бывают говорливы, точно женщины, и столь же многоопытны в искусстве словесных дуэлей: расточители слов, скупцы в деяниях. Чрезмерное обилие слов, как и чрезмерное обилие размышлений, разрушает способность к действию. В человеческой природе мысль достигает совершенства лишь через действие. Мать их – молчание. Трубач чаще всего – не самый храбрый из воинов. Победу одерживает сталь, а не медь. Великий деятель великих свершений чаше всего нетороплив и немногословен в своей речи. Некоторые люди рождены и воспитаны для того, чтобы предавать. Торгуют они патриотизмом, и капитал их – речь. Но никто из людей чести не смог бы проповедовать, как Павел, и в то же самое время быть насквозь лживым, как Иуда.

В республиках власть часто принадлежит самозванцам; они всегда в меньшинстве со своими сторонниками; те, кто защищает их, преследуют лишь своекорыстные цели; и несправедливость торжествует над справедливостью. Деспот львом рыкающим тотчас же прекращает всякие споры и дискуссии на свой счет, и речь, величайшее достояние человечества, очень скоро превращается в жалкую болтовню рабов.

Правда, что республики обычно очень редко, точно случайно, избирают мудрейших – или хотя бы наименее неспособных к управлению из всех неспособных – себе в правители и законодатели. Если некий гений, вооруженный знаниями и образованием, захватит бразды правления в свои руки, перед ним преклонят колени; если же он всего лишь скромно предложит себя на этот пост, то его встретят ударом в лицо, даже ввиду нешуточной опасности, смертельного бедствия для всего государства, когда его привлечение к руководству просто объективно необходимо. Попробуй совладай с комиссией, состоящей из нескромного, суеверного, самоуверенного, бесстыдного, жулика и шарлатана! Можно быть уверенным: ничего ты не добьешься! Вердикты, выносимые законодателями и даже народом, как и вердикты присяжных, лишь иногда, по воле случая, бывают верны.

Должности и почести, тем не менее, проливаются, точно небесный дождь, как на справедливых, так и на несправедливых. Римские авгуры, которые, по пословице, часто улыбались друг другу, потешаясь над невежеством народа, все равно были крепко связаны друг с другом общим подобием тайны; но не нужно никаких авгуров для того, чтобы сбить с Пути истинного целый народ. Люди сами с радостью обманут себя. Стоит появиться в мире какой-либо республике, не успеет она занять хоть какое-то место в мировом сообществе, как там на все посты уже выдвинуты Невежество и Глупость; во все ее святыни вторгается низменное Лицемерие, прикрывающееся маской Высокородности и Благородства. Начинает процветать самая неприкрытая Несправедливость, особенно в том, что касается законодательства; беспрестанно совершаются самые незаконные деяния, хотя каждое незаконное и несправедливое продвижение по службе не только незаслуженно награждает какого-то человека, но и незаслуженно оскорбляет нескольких более достойных.

Государство получает удар кинжалом в спину, когда лучшие места в партере занимают те, кому положено всю жизнь проторчать на задних рядах галерки. Каждый оттиск печати Чести, приложенный не к тому листу, следует считать украденным из сокровищницы заслуг.

Тем не менее, поступление на государственную службу и продвижение по ней влияют как на права личности, так и на права государства. Несправедливость в назначении на какую-либо должность, равно как и в не-назначении на нее, в демократическом обществе всеми должна почитаться столь же неприемлемой, как и государственная измена. Несомненно, не есть истина то, что все граждане одного и того же склада характера имеют одинаковое право стучаться в двери того или иного кабинета и быть обязательно радушно принятыми. Когда любой из граждан предлагает себя пусть на самый высокий пост, он имеет право надеяться на то, что он его займет, если покажет себя достойным его, покажет, что он достойнее всех остальных, кто стремится занять тот же пост. Заступление на эту должность должно осуществляться строго через ворота заслуг. И если некто претендует на такой пост и обретает его через нечестные, неблаговидные или несправедливые деяния, то его должно всенепременно обезглавить. Он – самый опасный из всех врагов человечества.

Если же человек достойно покажет себя, то все обретут лишь славу, если достойно его примут. Если власть, дарующая возможность осуществлять продвижение по службе, страдает от злоупотреблений где бы то ни было в великом океане жизни, злоупотреблений со стороны народа ли, законодательной ли, исполнительной ли ветви, несправедливое решение тут же карой падет на голову самого судии. Ведь близорукость в восприятии истинно достойного почти всегда побуждается не только природой, но и личным желанием человека. Если смотреть действительно долго, пристально и честно, то наверняка сможешь заметить истинно заслуженного, гениального и высокообразованного; а глас народа и, следовательно, прессы, обязан низвергнуть несправедливость, где бы она ни подняла из праха свою безобразную голову.

«Орудия труда – рабочим!» Никакой иной основополагающий п ринц ип не в сос тоянии с пас т и респ у блик у от распа да, будь т о в результате гражданской войны или просто нравственного разложения. Действительно, республики имеют стойкую тенденцию к саморазрушению, подобно человеческому телу, несмотря на все наши старания предотвратить это. Если же они проводят жестокий эксперимент по передаче нитей государственного управления малым сим, то с десятикратно увеличившейся скоростью немедленно скатываются в неизбежную пропасть; и ни одна республика пока что не избежала этого.

Однако сколь тяжкими и страшными ни были бы врожденные пороки демократических правительств, сколь неизбежным и плачевным ни был бы их обычный конец в мировой истории, стоит только бросить взгляд на режимы Тиберия, Нерона и Калигулы, Гелиогабала и Каракаллы, Домициана и Коммода, как сразу же приходится признать, что разница между свободой и деспотизмом столь же велика, сколь разница между Раем и Адом. Жестокость, непоследовательность и безумие тиранов неизмеримы. Пусть тот, кто привык сетовать на падение нравов и непоследовательность свободного народа, прочтет сочинения Плиния о правлении Домициана. Если в республике великий человек не в состоянии занять соответствующее его способностям положение в обществе без того, чтобы снизойти до дешевого фиглярства, рыдающего попрошайничества или, пусть и мудрого, использования ползучей лжи или клеветы, то лучше бы он так и остался не у дел и его оружием в жизни оставалось лишь перо. Ни Тацит, ни Ювенал не занимали государственных постов. Пусть История и Сатира наказуют самозванца и распинают деспота. Месть разума справедлива и ужасна.

Пусть же масонство использует перо и печатный станок в свободном государстве против демагогии, при деспотическом режиме – против тирана. В истории на этот счет существуют ободряющие примеры. Вся история, четыре тысячи лет которой полнятся всевозможным попранием прав человека и страданиями целых народов, в каждый свой период порождает такого рода протест. При цезарях нечасты были восстания, но был Ювенал. Волна народного возмущения смела Гракхов. При цезарях же был изгнан Сеян; но в то же время жил автор «Анналов». Если Нероны живут в царстве Тьмы, то так и следует их изображать. Просто выгравированная на камне резцом картина бледна: в прорези нужно залить краску, а наша краска – жалящее, проникающее глубоко в душу слово.

Деспоты – извечные помощники мыслителей. Скованное слово есть слово ужасное. Писатель в два и три раза улучшает свой стиль, когда на уста народа «хозяином» наложена печать молчания. Из этого молчания пробивается некая таинственная полнота сознания, которая проникает в каждый разум и остается там навечно изваянием Духа. Притеснение в мировой истории всегда пробуждало высшие душевные порывы в историках. Гранитная мощь какого-либо общепризнанного и всеми прославляемого произведения часто есть продукт мысли, сдавленной тираном. Тирания побуждает писателя сужать диапазон своих изысканий, но тем самым увеличивается глубина его проникновения в предмет. Время Цицерона, которому не доставало места в узких рамках правления Веров, потеряло бы весь свой колорит при Калигуле.

Демагог – предтеча Деспота. Один – плод чресл другого. Тот, кто низменно льстит и ластится к власть предержащим, непременно предаст, как Искариот, доказав свою низменную и иногда даже жалости достойную природу. Так пусть же новый Юний наказует таких людей плетьми, как они того заслуживают, а история делает их бессмертными в их бесчестии, ибо они всегда ведут человечество к упадку. Республика, которая поощряет и продвигает вверх неумных, суеверных, низменных, «что грифом | На падаль ринутся, что должностью зовется», в конце концов обязательно прольет кровавые слезы над своим фатальным просчетом. Плодом такой ошибки высшего порядка должно стать Всевышнее проклятье. Так пусть же честь, обращенная в справедливость и истину, размозжит этих существ, как небесная молния! Если более ничего не остается, их можно победить, проголосовав против них или подвергнув бойкоту и остракизму.

Правда то, что, поскольку Цари обладают абсолютной властью, они могут выбирать на государственную службу только лучших из лучших. Правда и то, что основатели династий обычно так и поступают; а также то, что когда монархии находятся на гребне своей славы и мощи, глупость и помпа не воцаряются, не процветают и часто не получают как такового доступа к власти, как это, напротив, зачастую встречается в республиках. В парламенте королевства никогда не получается так, что чепуху несут абсолютно все, как это бывает в республиканском конгрессе. Неспособным к исполнению своих обязанностей туда путь заказан, сколько они ни пытайся.

Но обычно династии скоро выдыхаются и вырождаются. В конце концов они впадают в полнейшее вырождение; и в этом случае самые скучные и необразованные из членов Конгресса могут казаться гениями на фоне подавляющего большинства властителей. Великие личности: Юлий Цезарь, Карл Великий, Кромвель, Наполеон – властители Божьей милостью. Они просто мудрее и сильнее всех. Если же власть обретает неспособный править или просто идиот, то он, несомненно, узурпатор, и страх делает его жестоким. После Юлия пришли Каракалла и Гальба; после Карла Великого – безумный Карл vi. Так пришли в упадок Сарацинская династия, Капетинги, Стюарты, Бурбоны; и последними их представителями были Бомба или же обезьяноподобный Домициан.

u

По своей природе человек жесток, как тигр. Варвар и орудие тирана, цивилизованный фанатик наслаждаются страданиями другого, как дети – конвульсиями насаженной на булавку мухи. А абсолютная власть, всегда основанная на страхе потерять ее, не может не быть жестокой.

Что касается способности к управлению, то практически все династии утрачивают ее спустя всего несколько поколений после основания. Правители становятся примитивными мошенниками, управляемыми министрами, фаворитами или придворными шаркунами, как этрусские цари, долгие века ходившие облаченными в позлащенные царственные одеяния, испарявшиеся при первом луче солнца. Пусть тот, кто сетует на превратности демократического правления, спросит у самого себя, предпочтет ли он им, например, мадам дю Барри или мадам де Помпадур, правящих именем Людовика xv; Калигулу, сделавшего консулом своего коня; Домициана, этого «наистрашнейшего монстра», который иногда забавлялся питьем крови своих родственников, иногда – самоличным убийством знатнейших граждан, перед вратами дворца которого несли бессменную стражу Страх и Ужас; тирана ужасного вида с пышущим гордыней челом, с глазами, источающими молнии, постоянно ищущего тьмы и тайны, появляющегося из мрака своего одиночества только лишь затем, чтобы принести одиночество другим. В конце концов, при свободном правлении законы и Конституция стоят над всеми неспособными судить самостоятельно, суды следуют законам, а прокурорский надзор следит за тем, чтобы они им следовали. Что такое, в конце концов, обесценивание и безумие государственной службы при демократическом правлении по сравнению с процессами ведьм, пытками в темных подвалах Инквизиции, бойнями, устраиваемыми в Нидерландах Альбой, Варфоломеевской ночью и Сицилийской вечерей?!

u

Аббат Баррюэль в своих «Записках по истории Якобинства» утверждает, что масонство во Франции, как одну из своих бывших тайн, выдало слова «Равенство» и «Свобода», оставив каждому честному и религиозному масону право толковать их сообразно своим собственным принципам, однако, по его же словам, оно оставило за собой исключительное право толковать их истинное значение в своих высших градусах в соответствии с принципами Французской революции. Кроме того, он отдельно оговаривает тот аспект, что английским масонам его проклятие не адресуется, ибо в Англии масон – это довольно мирный объект воздействия государственной власти, вне зависимости от того, где он находится в данный конкретный момент, который ни за что не будет участвовать в каких бы то ни было заговорах, пусть и против наихудшего из правительств. Англия, утверждает он, ненавидит равенство и свободу, которые принесли на ее землю ужасы восстания лоллардов, борьбы анабаптистов и пресвитериан; и ее масонство «очищено» от всех идей, которые могли бы пошатнуть устои Империи; однако он не исключает и той возможности, что и в английском масонстве остались адепты разрушительных идей, тесно связанных с Мистериями древности.

u

Поскольку истинное, неэмансипированное масонство всегда выступало под знаменами Свободы и Равноправия, было само по себе восстанием против материальной и духовной тирании, его ложи были объявлены вне закона государственным актом Нидерландов в 1735 году. В 1737 году Людовик xv запретил его во Франции. В 1738 году папа Клемент xii издал против масонства знаменитую буллу отлучения, которая была подтверждена Бенедиктом xiv; а в 1743 году масонство было запрещено эдиктом Государственного совета в Берне. Заглавие буллы папы Клемента "In eminenti” полностью звучит как «Проклятие тайного общества de Liberi Muratori, или Вольных Каменщиков, под угрозой отлучения от церкви ipso facto⁵, окончательное решение по каковому поводу сохраняется только лишь за Папой, исключая случай смерти». И по ней всем епископам, аббатам и инквизиторам даровалась власть расправляться с масонами как с «серьезно подозреваемыми в ереси» с привлечением, если в этом возникала необходимость, государственной системы подавления; то есть булла давала право расправляться с масонами и светским властям, вплоть до смертной казни.

u

Кроме того, неверные и рабски подражательные политические теории в итоге приводят к одичанию всех государственных структур. Например, примите лишь посылку, что должности должны раздаваться в награду за услуги или помощь, оказанные какой-либо партии, и вскоре все они станут добычей и предметом раздора для многочисленных фракций, контрибуцией, полученной после победы какой-либо из фракций, – и настоящей проказой в масштабах государства. Тело любого государственного объединения превращается в гниющую разлагающуюся массу, как тело живого существа, пораженного сифилисом. Все ни на чем не основанные теории в конце концов перерастают в страшнейшие и отвратительные болезни государственной системы в целом. Государство, как любой человек, должно постоянно прилагать немалые усилия к тому, чтобы не сходить с пути мужества и добродетели. Традиция подачи прошений на какую-то должность и протекции перерастает в традицию подкупа и коррупции.

Человек, избранный на некую должность, таким образом обретает некий вотум Божественного доверия. Никакой народ не может отрицать волю Провидения и его влияние на жизнь человеческого общества и процессы, протекающие в нем. Не может этого и масонство. Оно должно, со своей стороны, прилагать все усилия к тому, чтобы делать свое дело умеючи и мудро. Мы должны всегда помнить о том, что в свободных государствах, равно как и в государствах, где правит деспотизм, Несправедливость, верная супруга Притеснения, – плодовитая мать Обмана, Недоверия, Ненависти, Заговора, Предательства и Измены. Даже в борьбе против тирании нашими главными орудиями должны быть Истина и Разум. Мы должны, как пуритане былых времен, выступить в это сражение, или же в бой с несправедливостью, которая может возникнуть и при свободном правлении, с пламенеющим мечом в одной руке и с Божьим пророчеством – в другой.

Гражданин, который не в состоянии выполнить обязанности простого подданного государства, тем более не будет в состоянии выполнить более ответственные обязанности. Огромная сила выдержки, снисходительности, терпения и исполнительности свободного народа приобретается только в результате ежедневной тренировки всех этих качеств, как физическая сила любого человека. Если у граждан нет этих качеств, государству обычно приходится как-то существовать без этого. Одна из основных черт свободного правления состоит в том, что весь народ должен не только интересоваться тем, какие принимаются законы, но и тем, как они выполняются. Ни один гражданин не будет столь усерден в следовании закону и в поддержании его действенности, как тот, который участвовал в его выработке. Государство работает на благо всего народа, и в этом случае важны содействие и помощь каждого гражданина.

Также следует всегда помнить, что существует еще одна мель, на которую может сесть свободное государство: это общая тенденция свободных государств к разделению своего населения на слои, созданию каст, распространению jus divinum⁶ на должностных лиц и на семейную жизнь граждан. Чем демократичнее государство, тем вернее оно в конце концов приходит к этому. По мере того, как демократическое государство набирает мощь, оно приобретает стойкую тенденцию к централизации, отнюдь не по злому наитию, но просто по ходу событий и по вялости человеческой природы. Исполнительная власть тогда непомерно разрастается, для того чтобы привести все население к одному знаменателю; а между тем исполнительная власть всегда носит агрессивный характер, принимая, конечно, во внимание специфику отдельных наций. Разрастается и количество государственных должностей, для того чтобы наградить всех самых активных борцов; затем грубая сила отбросов общества и представителей низших классов набирает все большую мощь сперва в низших уровнях структур управления, потом – в государственных сенатах; бюрократия поднимает свою лысую голову, ощетинившись перьями, прикрывшись очками и закутавшись в кольчугу из канцелярских скрепок. Искусство управления нисходит до положения ремесла, и в его цеха допускаются отныне только избранные, как в цеха Средневековья.

Политическую науку можно постоянно совершенствовать как предмет научных дискуссий, но никогда и ни за что не следует отрывать ее от насущной необходимости данного конкретного государства. Наука об управлении народами всегда должна носить скорее практический характер, нежели теоретический. В ней никогда не будет столь же много неоспоримых и непреложных истин, сколько бывает в более общих науках: то, что оказывается истинным для одной страны, зачастую бывает ложью для другой; то, что есть истина на сегодняшний день, может оказаться ложью для грядущих поколений, более того – сегодняшняя истина может быть опровергнута завтрашней концепцией. Отличить вечное от преходящего, отделить подходящее от неподходящего, предоставить все возможности для дальнейшего прогресса – вот цель любой политики. Но без реальных знаний и опыта, без содружества трудящихся мечты докторов наук от политики будут не более реальны, чем размышления докторов наук от богословия. Правление этой касты с ее таинствами, с ее клевретами и с ее разлагающим влиянием может быть столь же фатально для народа, сколь и правление деспота. Тридцать тиранов в тридцать раз хуже одного.

Кроме того, для власть предержащих существует невероятно сильный соблазн стать столь же ленивыми и безрассудными, как последние из абсолютных монархов. Дайте им лишь возможность по первому своему капризу отстранять от должности мудрых и действительно великих людей и на значать на их места низменных подхалимов, как они тут же впадут в бездействие и безразличие. Централизованная власть, создание народа, хорошо организованная и мудро устроенная, даже и не просвещенная – это тот суд, который нация избирает для себя самой, для излечения пороков и торжества справедливости. Вскоре она научается сама себя снабжать необходимыми механизмами и, спустя некоторое время, уже готова к действию и противостоянию любым вмешательствам извне. Народ всю свою жизнь может пробыть ребенком. Централизованная власть может оказаться не в состоянии в нужный момент предложить наилучшее, совершенное с научной точки зрения решение какой-либо проблемы; но у нее есть все средства для того, чтобы преобразовать абстрактную идею в реальные действия. Если преследуется некая дальняя цель, она требует длительных размышлений над собой; ее должна осуществлять централизованная власть. Если же цель невелика и недалека, то достигнуть ее можно и при условии разногласий в высших эшелонах власти. Но иногда центральной власти стоит вступить в центр этих разногласий с позиции всеобщего арбитра и пресечь их. Народ может быть слишком консервативен в отношении перемен, слишком ленив в решении собственных проблем, несправедлив в отношении меньшинства или большинства. Центральная власть просто обязана подобрать бразды правления, когда народ бросает их.

Франция обрела централизованную власть скорее вследствие невежества и безразличия народа, нежели вследствие уси лий ее тиранов-королей. Когда жизнь и быт гражданина отдаются на откуп государству, а улучшение благосостояния церкви требует предварительного письменного распоряжения центральной власти – значит, народ впал в детство. Таким образом, народ воспитывается в полном идиотизме с самого своего рождения для общества. Когда государство само кормит часть населения, оно готовит из этих людей рабов для себя. Если же оно отдает распоряжения в области быта и местного управления – они уже рабы. Следующим шагом должно стать государственное регулирование труда и заработной платы.

Несмотря ни на какие глупости, которые может совершить свободный народ, пусть даже он в один «прекрасный» момент передаст-таки всю власть в руки обладающих небольшой компетентностью и еще меньшей честностью, отчаиваться не стоит. Жестокий учитель Опыт, который каленым железом выжигает свои уроки в сердцах, опустошенных невзгодами и потрясенных страданиями, со временем заставит своих учеников усвоить их. Живите же верой и продолжайте борьбу против всевозможных невзгод и напастей! Вера – спаситель и избавитель для всех народов. Когда христианство ослабело, потеряло былую власть над умами и перестало казаться людям «выгодным», точно вихрь, все сметающий на своем пути, появился Великий Арабский Иконоборец и новый Пророк. Накануне битвы за Дамаск христианский епископ на рассвете в полном парадном облачении во главе своей многочисленной свиты вышел к городским воротам и развернул перед войском Благую Христову Весть. Христианский же полководец Фома положил руку на Писание и произнес: «О Господи! Если вера наша истинна, помоги нам и не предай нас в руки ее врагов!». Но Халиб, «меч Господень», который шел непрерывно от победы к победе, воскликнул перед строем своих изможденных воинов: «Не спать! Все мы отоспимся в райских кущах; и там уже за отдыхом не будет вновь следовать тяжкий труд!». Таким образом, вера арабов оказалась сильнее, и они одержали победу.

Меч, кроме того, по Библии, является символом речи, или изложения мысли. Таким образом, с этой точки зрения, при условии, что мы помним видение патмосского изгнанника, протест во имя идеала, поглощающий реальный мир, ни с чем не сравнимая сатира на этот мир во имя религии и свободы, огненное эхо, которое смело престол Цезарей, – это обоюдоострый меч, исходящий из уст образа Сына Человеческого, чело которого окружают семь золотых светильников, а в деснице держит он семь звезд.⁷ «Господь призвал Меня от чрева, от утробы матери Моей называл имя Мое; и соделал уста Мои как острый меч»,⁸ – говорит Исаия. «Я поражал через пророков и бил их словами уст Моих»,⁹ – говорит Осия. «Ибо слово Божие живо и действенно, и острее всякого меча обоюдоострого, – пишет автор Послания к Евреям, – оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные».¹⁰ «…А паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие»,¹¹ – пишет Павел в Послании к Ефесянам. «И Ангелу Пергамской церкви напиши: так говорит Имеющий острый с обеих сторон меч»,¹² – добавляет он же в «Откровении…».

u

Поток полемики может накатывать с силой приливной волны, но точно так же, как эта волна, он замирает и погибает, поглощаемый песками, услышанный немногими, запомнившийся еще более немногим; он со временем растворяется в воздухе, как горное эхо, не оставляя по себе ни малейшего знака былого величия. Он – ничто ни для ныне живущих, ни для грядущих поколений. Только письменная человеческая речь придала мощь и возможность сохранения в веках человеческой мысли. Именно она делает всю историю человечества одной цельной жизнью.