Текст книги "Пока ты спал"

5

Было 23:16, когда, сначала тихо, потом громче, заиграла мелодия мобильника: оцифрованная классическая пьеса «К Элизе».

– Привет, любимый, – пробормотал Киллиан, который, лежа под кроватью, пытался немного размять затекшие мышцы шеи и плеч.

– Привет, любимый, – из гостиной послышался веселый голосок Клары. – Как твои дела?

Девушка выключила телевизор, и теперь ему был хорошо слышен разговор. Киллиан уже давно понял, что пьеса Бетховена на телефоне Клары обозначает исключительно звонки от ее жениха. Для всех остальных предназначалась веселая поп-песенка какой-то неизвестной ему молодежной группы.

– Везет тебе, а здесь ужасный холод… – Пауза. – Да… конечно… бросить работу и прилететь к тебе, вот так сразу…

Влюбленные говорили о повседневных и, с точки зрения Киллиана, совершенно не важных вещах. Клара ходила по квартире, это было понятно, потому что ее голос удалялся и приближался, сопровождаясь самыми разными звуками: открылась и закрылась дверца холодильника, зазвенели бокалы, заскрипело кресло, какая-то мелочь упала на пол.

После одной из пауз разговор неожиданно стал интересным.

– Да, да, сегодня ходила, не волнуйся. Врач сказал, что это важно, что проблемы со сном могут быть серьезными и нужно этим заниматься. – Пауза. – Да, да, Марк, ты прав… зануда!

Итак, труды Киллиана все-таки не прошли даром и отразились на самочувствии рыжеволосой девушки. Хотя бы одно из его действий чуть-чуть омрачило ее прекрасную, счастливую жизнь. Конечно, если бы она была склонна к ипохондрии, то переживала бы намного сильнее, но для Клары это было совершенно не характерно.

– Он сказал, что это может быть по разным причинам… любое беспокойство, например стресс на работе… или секса слишком много. Ну, знаешь, вчера с «Гигантами», сегодня с «Никсами». – Клара засмеялась над собственной шуткой.

Киллиан, обреченный на молчание, не мог выдать себя криком или даже ударить кулаком по матрасу, чтобы выплеснуть эмоции. Он лишь еще крепче сжал в руке скальпель. Мало того что разговор опять зашел на грязную, вульгарную тему, она еще и смеет шутить над его маленькими вмешательствами в ее жизнь! Он крепко сжал зубы и подавил злость.

Тишина в квартире нарушалась лишь тихим голосом девушки, которая спокойно соглашалась с тем, что говорил ей по телефону жених. Тем временем Киллиан, оставаясь под кроватью, не спеша готовился. Он засунул руку в дыру в матрасе и достал оттуда маску и флакон с хлороформом.

Вспыхнул свет. Голые ноги Клары показались в спальне.

– Конечно, у меня все хорошо! Милый, я по тебе очень скучаю, но не плакать же из-за этого! Надеюсь, у тебя также…

Киллиан надел маску; матрас приблизился к его лицу под тяжестью Клары.

– Какой ты развратный… – Она смеялась. – Надеюсь, ты на самом деле так не думаешь.

Она растянулась на кровати.

– Какие еще новости? Знаешь, две… хорошая и плохая.

Верхний свет сменился слабым, от ночника.

– Я нашла бабушкины часы… но это плохая новость. Подожди, сейчас объясню.

Киллиан встрепенулся. Клара снова говорила о нем.

– Знаешь, я последнее время какая-то тормознутая… Наверное, они упали и провалились, когда я мыла посуду. Да, я знаю, что есть посудомоечная машина, но сначала все равно нужно ополаскивать под краном. Да не перебивай ты! Я хочу сказать, что наш консьерж еще и залил их кислотой, когда прочищал раковину – она засорилась.

Последовала тишина, и Киллиан не знал, как ее следует понимать. Сверху не слышалось ни звука. Как Клара отреагировала на утрату часов? Он бы заплатил кучу денег, чтобы увидеть ее лицо в этот момент. Возможно, выражение было тоскливо-отчаянным, как у той домработницы, мексиканки, после потери памятной цепочки с кулоном. Ему бы так этого хотелось…

– Да нет, что ты, откуда он мог знать… Он же старался как лучше. – Киллиан улыбнулся. – Милый, конечно, жалко, это же память, и они были от бабушки… Но зато… Ты теперь знаешь, что мне подарить!

Киллиан закрыл глаза. Неужели она снова улыбается?

– Нет, нет, такими не отделаешься… Мне очень нравятся, например, «Таг Хойер Формула 1». Или «Омега». Ты знаешь, я люблю такие, не слишком женственные.

Киллиан тихо вздохнул.

– А… да. Не поверишь. Мне сегодня написала одна девушка, мы вместе учились в институте и уже лет пятнадцать не виделись.

Клара снова говорила о нем. Киллиану было приятно, что он возникает в ее сегодняшнем разговоре уже третий раз. Это доказывало, что постепенно он входит в жизнь этой девушки и начинает дергать за ниточки, как кукольник, которому подвластны любые движения марионетки.

– Я весь вечер писала ей ответ…

Киллиан подумал, что утром на крыше у него будет еще одна причина, чтобы вернуться в постель. В электронном почтовом ящике Аурелии Родригес его будут ждать сообщения от Клары.

– А ты как думаешь? Обо всем… про себя, про работу, про тебя, про друзей. Она теперь в Мехико живет. – Пауза. Похоже, друг Клары перебил ее. – Ну если тебе неинтересно, могу и не рассказывать.

Киллиану, наоборот, было очень интересно, но пара снова начала обсуждать какую-то незначительную ерунду. Он не расстроился: услышанного было вполне достаточно.

– А ты сегодня чем занимался? Какой-то шум слышится… Ты точно один?

Интересные темы закончились. Киллиан перестал вслушиваться и спокойно ждал, когда наступит его время.

Ждать пришлось недолго. Еще несколько шуток, и в голосе Клары появились нежность и меланхолия. Киллиан мысленно произнес ее прощальную фразу «Я тебя обожаю, малыш». И через несколько секунд Клара действительно сказала:

– Спокойной ночи. Я тебя обожаю, малыш. – И повесила трубку.

Еще через десять минут комната погрузилась в темноту. Дыхание Клары стало глубоким и медленным. Момент настал. Киллиан неслышно выскользнул из-под кровати и встал, с маской на лице и ватой, пропитанной хлороформом, в руке.

Он поднес вату к носу девушки. Привычное, механическое действие, которое он повторял уже много ночей подряд. Но в этот раз реакция была другой.

Клара резко вздрогнула, села на кровати и повернула голову, оказавшись лицом к лицу с Киллианом. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Его глаза тоже распахнулись от испуга, он инстинктивно сделал движение головой назад, будто пытаясь отдалиться от девушки, но рукой еще сильнее прижал вату с хлороформом к ее носу. Сердце колотилось в бешеном ритме, он поперхнулся слюной и чуть не закашлялся.

Это продлилось секунду, не больше. Клара рухнула на кровать как подкошенная. Рука Киллиана оставалась прижатой к ее лицу.

Он наконец позволил себе откашляться. Сердце выпрыгивало из груди и стучало где-то в горле, как всегда, когда он терял контроль над ситуацией. Даже его кошмарные сны были об этом: он переставал управлять марионетками и сам находился во власти других. Например, ему много раз снилось, как он садится в такси, а водитель везет его не туда, куда надо, и он стучит кулаком по стеклянной перегородке или пытается открыть заблокированные двери автомобиля. В другом кошмаре, который снился реже, но был еще более неприятным, он возвращался в свою комнату и находил там мать, родственников и еще каких-то людей, которые решили устроить ему праздничный сюрприз. Он просыпался в холодном поту, а сердце стучало как отбойный молоток.

Сейчас он пережил кошмар наяву.

Киллиан отнял руку от лица девушки и осторожно потрогал ее плечо кончиком пальца. Потом чуть сильнее. Клара спала. Он встряхнул ее, потом приподнял и отпустил. Никакой реакции, она погрузилась в глубокий сон.

Он сел рядом и задумчиво посмотрел на флакон с хлороформом. Что-то не сработало, хотя флакон был тот же самый, что и прошлой ночью. Ему пришло в голову, что организм Клары начал приспосабливаться к наркотику.

– Не надо так делать, малышка… – Он шептал ей на ухо, успокаиваясь от звуков собственного голоса. – Не заставляй меня менять снотворное. – Он закрыл флакон и снял маску. – Я не хочу оказываться от этого… Не делай так, Клара.

Одной из причин, почему он не хотел отказываться от хлороформа, были побочные эффекты. Киллиан знал, что продолжительное воздействие этого вещества вызывает нарушения в печени и почках, и это не говоря уже о его канцерогенности.

Клара вдыхала хлороформ уже три недели, каждый день (точнее, каждую ночь), кроме выходных. Ему очень нравилось думать, что за это время он уже причинил определенный вред ее организму.

Глубокий вдох. Сердце постепенно возвращалось к нормальному ритму, и он вернулся под кровать, чтобы спрятать свои инструменты и зашить разрез.

Нужно было чем-то себя занять и выкинуть из головы пережитый ужас. Он пошел в гостиную, чтобы продолжить привычное вторжение в частную жизнь Клары, и достал из ящика фотоальбом и коробку с письмами.

Поглощая принесенный с собой ужин (жареную курицу с картошкой), он открыл альбом на том же месте, где остановился вчера, и продолжил свой тщательный анализ.

В альбоме был такой же беспорядок, как в гостевой спальне Клары. Фотографии не были связаны между собой ни по времени, ни по содержанию. Его внимание привлекла одна, где маленькая девочка находилась с другими детьми где-то в деревне или на ферме. Это была единственная фотография, на которой Клара не улыбалась. В отличие от детишек, искренне развеселившихся при виде козочек, маленькая Клара смотрела вокруг с недоверием.

Киллиан стал перелистывать альбом, страницу за страницей, и нашел еще одну фотографию, где у Клары было такое же невеселое выражение лица. Она стояла рядом с девочкой чуть постарше, такой же рыженькой. Девочка, видимо сестра Клары, показывала в камеру котенка, которого держала в руке, а Клара выглядела несколько отстраненной, и взгляд ее был прикован к зверьку.

Козы, кошка и объединяющий фактор: отсутствие улыбки. Одно воспоминание, которое ждало своего часа, сейчас внезапно всплыло в его голове.

«Доброе утро… простите, я не знаю вашего имени…» Клара появилась в вестибюле с красиво растрепанными волосами и глазами полными жизни. Киллиану было достаточно нескольких секунд, чтобы почувствовать сильную неприязнь к незнакомке и животное желание стереть с ее лица – одним резким ударом – эту улыбку и счастливое выражение.

«Киллиан, меня зовут Киллиан, я новый консьерж. А вы мисс…» – «Клара. Клара Кинг, квартира 8А. Что же, Киллиан, добро пожаловать в наш дом и… мне не очень удобно вот так сразу, но я хочу попросить кое о чем…» На долю секунды лицо Клары стало серьезным, но Киллиан тогда не придал этому значения, потому что еще совсем не знал ее. «Слушаю вас», – ответил он. В тот же день он впервые вошел в квартиру 8А, но совершенно законно, по просьбе хозяйки. На подоконнике лежал мертвый голубь с серыми грязными перьями. «Я увидела утром и… не могу на это смотреть…» – девушка вновь расстроилась, хотя и ненадолго. «Я уберу. У вас есть пакет для мусора?» Она пошла за пакетом на кухню, а Киллиан тем временем осмотрелся, изучил комнату, еще даже не догадываясь, какая тесная связь скоро возникнет у него с этой квартирой и ее хозяйкой. Светлые, яркие тона в обстановке только усиливали отвращение, которое он почувствовал к девушке.

Дальше можно было не вспоминать. Он закрыл свой «ящик воспоминаний» и сосредоточился на настоящем.

– Так ты не любишь животных? – спросил он громко, как будто она могла услышать.

Вспомнилась еще одна деталь, которая раньше по чему-то ускользала от его внимания. Киллиан вскочил и побежал на кухню, открыл шкафчик под раковиной, где стояли моющие средства, но не только они. Там было множество инсектицидов: средство от муравьев, другое – от мух и комаров, еще одно – от моли.

Киллиан убедился, что сделал правильное открытие.

– Определенно, живность – это не твое.

Он продолжал изучать кухню. Посмотрел на фотографию Кортни Кокс, открыл холодильник. Свежие фрукты, овощи и зелень, нежирные сыры, напитки без сахара, упаковка ветчины с пониженным содержанием соли… Кроме полупустой баночки шоколадного крема, которая стояла далеко, за обезжиренными йогуртами, ничего вредного или жирного в холодильнике не было.

«Здоровая пища… Чем ты больше озабочена? Здоровьем или фигурой?»

В 00:20 он перешел к изучению ванной комнаты. Несмотря на сильную усталость и возможность поспать всего несколько часов, Киллиан был полон энтузиазма и не хотел упускать никакую возможность узнать что-то новое о Кларе.

Он снова осмотрел баночки с кремами, пока чистил зубы своей пастой и щеткой Клары, и наконец в шкафчике на стене, в домашней аптечке, обнаружил таблетки для похудения, избавляющие от чувства голода.

«Точно… Ты боишься поправиться…»

Киллиан помочился в унитаз и вышел из ванной.

Он разделся с чувством, что эта ночь – особенно удачная, что их связь становится крепче, что он изучил девушку очень близко. Ему хотелось поделиться с Кларой своей радостью, своими планами.

– Когда ты училась в школе, тебе нравилась история, Клара? Или точные науки?

Он снял футболку.

– Я любил и то и другое и был очень прилежным учеником. Математику – потому что там порядок, все четко. А историю – потому что ничего не меняется, люди остаются такими же.

Он убедился, что его тело ничем не пахнет. Дезодорант дорого стоил, но оправдывал затраты.

– Людовик Четырнадцатый, Король-солнце, меня восхищал больше всех. И он похож на нас с тобой, знаешь? В его правлении было два этапа, очень разных: один злой и кровавый, а второй – мирный, благородный…

Киллиан снял штаны.

– Два этапа, которые повлияли на страну, на весь континент, на жизнь миллионов людей. А знаешь, почему он так резко изменился?

Он провел рукой по бедру девушки.

– Свищ, Клара, фистула, не больше и не меньше. Все изменилось, когда врачи короля избавили его от маленького свища прямой кишки, который осложнял ему жизнь. Все изменилось настолько серьезно, что некоторые историки делят его правление на «ante fi stulam» и «post fi stulam»…

Киллиан лег рядом с девушкой, обнял ее.

– Я люблю историю, потому что она учит нас жизни, Клара. То, что произошло с Людовиком, учит нас, что наше счастье или горе определяют самые маленькие детали. Поверь, я в этом кое-что понимаю, у меня есть опыт… Он прижался к Кларе и продолжал шептать ей на ухо: – Теперь я хорошо понял, что с тобой сделаю, Клара. Мы начнем с мелочей…

Он гладил ее неподвижное тело.

– Я буду твоим свищом, Клара, маленьким болезненным свищом.

Киллиан закрыл глаза.

6

Он проснулся мгновенно, услышав монотонный писк будильника в наручных часах. Клара крепко спала рядом.

Полностью обнаженный, он отключил сигнал, и комната снова погрузилась в тишину. Клара дышала ртом, как всегда. Полное спокойствие. Никаких причин для волнения. Он перевернулся на спину и стал ждать утреннего приступа, пытаясь контролировать свое состояние, делая глубокие вдохи и медленные выдохи. Это помогло. Он чувствовал сильную усталость и в то же время уверенность. Даже не нужно было подробно вспоминать прошедшую ночь, чтобы понимать, что в отношениях с Кларой произошел прогресс. Сегодняшний приступ он перенес легко.

Через пять минут он поднялся; сознание было спокойным, без исступления, в которое обычно ввергали его панические атаки. Его одежда валялась на полу, смятые трусы лежали у изножья кровати. Киллиан спокойно оделся и убедился, что не оставил никаких улик, ни одного волоска. Он разгладил постель со своей стороны и на всякий случай прошелся по ней дезодорантом. Потом проверил, что разрез в матрасе надежно зашит. Полный порядок.

В 4:10 он вышел из квартиры Клары в надежде, что не зря пожертвовал тридцатью минутами сна. Он приложил ухо к двери квартиры 8Б и ничего не услышал; через глазок просачивался слабый свет. Урсула еще спала. Ранний подъем себя оправдал.

Но не только это изменилось в утреннем распорядке Киллиана. Он вошел в лифт и нажал кнопку нижнего этажа.

В 4:14, постоянно поглядывая на часы, чтобы контролировать длительность своих действий, он вышел в вестибюль. Было очень тихо и пустынно – и в здании, и на улице. Он открыл шкаф с инвентарем для уборки и взял метлу, которой обычно подметал тротуар.

На крышу он поднялся в 4:19, и впервые холод не был невыносим, потому что Киллиан надел верхнюю одежду и уличную обувь. Зачастую утреннее отчаяние и паника были столь сильны, что заставляли его подняться на крышу без промедления, и он даже не успевал накинуть куртку, но сейчас он подумал, что дальше (если он останется жив) нужно будет хотя бы нормально обуваться по утрам. Когда ноги не мерзли, было гораздо легче думать.

Как происходило каждое утро, он подошел к перилам ограды и нашел глазами красную машину. Прочертив воображаемую вертикаль, он бросил метлу на пол и задумался.

В голове беспорядочно мелькали образы и картинки: экран ноутбука, виртуальная страница Аурелии Родригес; кремы, шампуни и гели в ванной; холодильник, забитый овощами и фруктами; портрет Кортни Кокс; проклятая сияющая улыбка рыжеволосой Клары.

Этого было достаточно, чтобы принять главное решение дня. Сегодня не нужно было даже ничего взвешивать. «У меня достаточно причин, чтобы вернуться в постель».

Он обернулся, поднял метлу и пошел к двери, заметая свои следы на снегу, как это делали индейцы в фильмах о Диком Западе. Легкий снежок падал сверху; белое одеяло вскоре снова будет выглядеть нетронутым.

Была только половина пятого, обычное время для пробуждения, а сегодня он уже возвращался, сделав первые дела. Он чувствовал себя по-настоящему живым, в хорошем настроении; у него не мерзли ноги. Понимая, что есть еще полчаса, он захотел развлечься и вновь поехал на восьмой этаж.

Там, прижавшись к стене, на цыпочках, он подкрался к двери квартиры 8Б. На этот раз света видно не было. Он пригнулся и приставил ухо к двери, ниже замочной скважины. Ничего не было слышно, но Киллиан был уверен, что Урсула там, за дверью, и ждет, когда он выйдет из квартиры напротив. Ему бы хотелось не обмануть ее ожиданий; он подумал, что можно появиться внезапно, выскочить прямо перед глазком, и напугать девчонку до смерти. Но тогда какой смысл в том, что он встал на полчаса раньше? Нужно, чтобы она перестала просыпаться посреди ночи и шпионить за ним.

И Киллиан тихо вернулся туда, откуда пришел.

Когда на кожу обрушились струи горячей воды, он почувствовал себя счастливым. День начался многообещающе.

«Дорогая Клара, я так рада, что мы наконец-то нашли друг друга. После того как мы рассказали друг другу о своей жизни, я должна тебе признаться, что была не совсем честна. На самом деле я связалась с тобой, потому что мне нужна подруга, с которой я могла бы разделить свою боль. Мне плохо, Клара, очень плохо. Поэтому я тебя и искала».

Начало показалось ему неплохим. Он закрыл кран и завернулся в полотенце, повторяя придуманный абзац, чтобы запомнить его.

«Моя любимая, обожаемая бабушка только что умерла. Но самое болезненное – не то, что ее больше нет.

Я очень страдаю из-за того, что не смогла быть рядом в те минуты, когда она больше всего во мне нуждалась».

Он уселся за компьютер Алессандро и начал писать послание, которое Клара получит от своей подруги, Марии Аурелии Родригес.

«Я ее предала, Клара, и никогда себе этого не прощу. Она умирала, а меня не было рядом. Именно тогда, когда я была ей нужна, я не поддержала ее. Бедная бабушка, она бесконечно любила меня, всегда за меня беспокоилась. Даже в предсмертной агонии она посвятила мне свои последние слова. Родные передали, что она просила сказать мне, что чувствует меня рядом и что я не должна волноваться. Но я знаю, что это неправда, она солгала, чтобы успокоить меня, чтобы я не страдала так, как на самом деле страдаю сейчас. Ее смерть была бесконечно грустной, потому что любимой внучки не было рядом».

Киллиан никогда раньше не сочинял ни стихов, ни прозы – и хорошо понимал это. Он лишь старался создать правдоподобное письмо от девушки, измученной болью, не претендующее на какую-либо литературность. Теперь оставалось придумать финал – эмоциональный, жалостливый, который достанет до самого сердца Клары.

И тут Киллиан запнулся и начал перечитывать все с самого начала. Он не привык писать письма, да еще от имени женщины. Строки, которые в момент вдохновения выглядели эмоциональными и сильными, теперь казались довольно глупыми, слишком банальными и даже отчасти детскими.

Расстроенный, он стер текст. И как всегда, когда сталкивался с трудностями, Киллиан задал себе вопрос: «А имеет ли это вообще какой-то смысл?» Однако ответ был положительным, и он решил продолжать.

– Да, имеет. Это имеет смысл, – сказал он вслух.

Чтобы доказать это самому себе, он перечитал сообщение от Клары, написанное накануне. Девушка рассказывала, с множеством подробностей, о своей жизни, о квартире в престижном районе Нью-Йорка, о работе в юридической фирме. Клара писала, что ее сестра с мужем и детьми переехали в Бостон, а мама продолжает жить в Коннектикуте, как раньше. Она рассказывала про своего жениха, Марка, прекрасного парня, с которым она познакомилась пару лет назад на вечеринке, и между ними сразу возникла связь, и все началось очень быстро. К сожалению, он работает в Сан-Франциско, но они видятся раз в два месяца, то на западном побережье, то на восточном. Ближайшая встреча с любимым наступит уже через три недели.

Киллиан старался проанализировать тон Клары. Он не слишком отличался от того, что выбрала «старая подруга». Девушка искренне поверит любой выдумке Киллиана, отправленной от имени Марии Аурелии.

Он забыл о форме письма и сосредоточился на содержании, на своей главной задаче. Ему хотелось, чтобы Клара вновь пережила боль, которую чувствовала после потери бабушки, и, главное, чтобы у нее возникло чувство вины за то, что ее не было рядом с матерью своей матери в ее последние минуты. Именно об этом он должен помнить, чтобы все правильно написать.

Киллиан начал заново: «Дорогая моя Клара…» Он добавил «моя», чтобы письмо вышло более дружеским. «Очень рада, что ты счастлива и у тебя такой хороший молодой человек. Приятно, когда кому-то хорошо, это радует, а то у меня сейчас очень тяжелый период. Знаешь, наверное, это самое несчастливое время в моей жизни». Возможно, это было слишком прямо, но он подумал, что будет неплохо начать со своего рода эмоциональной атаки. «Честно говоря, поэтому я и искала способ, чтобы с тобой связаться. Ты мне очень нужна.

Прости, что так получается, мы не виделись больше пятнадцати лет, и я тут влезаю в твою жизнь и начинаю жаловаться… Но мне очень важно поговорить со старой подругой. Ты удивишься, но я всегда считала тебя очень важным человеком в моей жизни, несмотря на расстояние и такую долгую разлуку». Он подумал, что, если напомнить о былой дружбе и попытаться ее возродить, Клара сможет почувствовать боль Аурелии как свою собственную.

Киллиан посмотрел на часы. Было 6:40. Дом уже начинал просыпаться, а он все еще сидел в своей комнатке, практически голый.

«Клара, умерла моя бабушка, и я задыхаюсь от боли. Ты не представляешь, как мы были близки и как я страдаю без нее. Я хотела поговорить именно с тобой, потому что помню, как когда-то не проходило и дня, чтобы ты не говорила о своей любимой бабуле». Это был несколько дерзкий ход, да и откуда Киллиан мог знать, о чем болтают между собой студентки, но, даже будучи далеки от истины, эти слова имели шанс проникнуть в самое сердце Клары. «Мне кажется, что у вас с бабушкой была такая же крепкая связь, как у нас. Наверное, ты единственная, кто сможет меня правильно понять. Бабушка была для меня особенным человеком, не таким, как все другие. Мне так трудно смириться с тем, что ее больше нет…»

Он поднялся в привратницкую будку, взяв компьютер с собой, чтобы завершить послание там. Но сначала открыл внешнюю калитку и поздоровался с первыми соседями, в том числе с миссис Норман и ее болезненными «девочками», а потом уже вернулся за стол.

Киллиан был всецело поглощен текстом, а лифты ездили вверх и вниз. «И знаешь, Клара, я должна признаться, что есть еще одна причина, кроме пустоты, оттого что бабушки не стало». Нужно нацелиться на чувство вины. «Нечто более жестокое и невыносимое: отчаяние из-за того, что меня не было рядом, когда она больше всего во мне нуждалась. Моя обожаемая бабушка умирала, Клара, а я, ее любимая внучка, была далеко. Каждый раз, стоит закрыть глаза, я вижу, как она, несчастная, пытается взглядом найти внучку среди родственников, стоящих у постели… и напрасно. Я предала ее в последнюю минуту, и мне нет прощения».

От оторвался от компьютера и взглянул на вестибюль. Там никого не было, но по мраморной стене тянулся длинный, больше метра, след от шоколадного пирога. Увлекшись, он пропустил уход Урсулы, но ничуть не расстроился и даже не стал спешить с уборкой. Сначала нужно было дописать послание.

«Я знаю об этом и проклинаю себя. Представляю себе ее лицо в последние мгновения жизни, попытки успокоить через родных непутевую внучку, скрыть боль, которую она испытывала из-за того, что меня не было рядом. Она сказала, чтобы я не беспокоилась, что она чувствует, что я рядом с ней… Бедная моя бабушка…»

Лифты продолжали двигаться, соседи приходили и уходили, а Киллиан здоровался с ними машинально, кивком головы, отрешенный от всего окружающего. Сейчас он был не консьержем, а Аурелией, печальной мексиканской девушкой, и не мог себе позволить отвлекаться.

«Я правда страдаю, потому что мне нет прощения, Клара, и было бы лицемерием искать его. Мне очень нужно поделиться с тобой, я так сильно провинилась. Боже мой, что я…»

– Представляешь, ты мне сегодня приснился!

Киллиан оторвался от экрана, и его глаза расширились от испуга. Перед ним, улыбаясь, стояла Клара, в красном пальто, из-под которого был виден белый свитер.

– Спокойно, сон был не эротический… – добавила она, смеясь над реакцией пораженного консьержа.

Он был ошеломлен, не мог ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь. На дисплее компьютера были открыты профиль Аурелии и половина написанного сообщения. Любопытный взгляд Клары пару раз упал на ноутбук, но она, воспитанная и образованная, уважала чужую личную жизнь и, конечно, не посмела взглянуть на экран.

– Эй, я пошутила, – сказала девушка, чтобы немного успокоить Киллиана. – Ладно, вижу, что ты не рад, так что забудь об этом. Я и сама не знаю, что мне снилось. У меня в последнее время проблемы со сном.

Киллиан молчал.

– У тебя все в порядке? – спросила Клара, и он молча кивнул головой.

Клара приподняла брови, не понимая, что происходит. Но ее это особо не волновало. Она надела шерстяные перчатки и теплые наушники вместо шапочки.

– Еще хотела сказать, чтобы ты не волновался насчет часов… Я сама виновата, ничего страшного, бывает. Ладно… хорошего дня, Киллиан.

Когда он сумел поднять руку в знак приветствия, Клара уже ушла. Через стекло он посмотрел на пустынный тротуар и сказал себе, выпуская из легких воздух: «Точно, нужно поменять хлороформ на что-то другое».

Он вернулся к монитору. Послание было практически закончено, и теперь оно нравилось ему гораздо больше. Структура была выстроена так, что сначала он формировал между двумя женщинами приязнь и интерес, потом заставлял Клару разделить их общую боль, а потом бил в цель, возрождая чувство вины. Он понимал, что лишен литературного или поэтического таланта, но письмо казалось правдоподобным, искренним посланием от страдающей подруги.

Он подумал, какой будет первая реакция Клары. Наверное, в такой ситуации Клара попросит у Аурелии ее номер телефона, чтобы поговорить.

«Боже мой, что я наделала. Я даже не знаю, жива ли твоя бабушка. Всей душой надеюсь, что она жива и здорова. И если это так, никогда не бросай ее, Клара. Навести ее сегодня же и крепко, крепко обними. Не хочу, чтобы ты когда-либо страдала так, как страдаю сейчас я. Прости, что влезла в твою жизнь, но мне очень нужно было открыться кому-то, кто поймет. Я сейчас не готова говорить по телефону или встречаться с кем-то, мне нужно время, чтобы прийти в себя. Все это очень тяжело. Когда появятся силы, я постараюсь с тобой связаться. Крепко тебя обнимаю. Твоя подруга Аурелия».

Он закончил. Общее впечатление было хорошим, и он даже не оставил себе возможности для сомнений, а отправил текст, не перечитывая. Когда Клара доберется до офиса, послание уже будет ждать ее в Сети.

В 10:40 Киллиан разложил корреспонденцию по почтовым ящикам. Ему не нужно было вскрывать конверты, чтобы получать частички информации о людях, живших в месте его работы. Все небольшие детали он записывал в черную книжечку. Например, одиночество миссис Норман подтверждалось тем, что она не получала ничего, кроме счетов за газ, воду, телефон, свет, а раз в два месяца – журнал о собачьей моде. Был хорошо виден уровень доходов некоторых соседей, например женщина из квартиры 5Б получала кучу счетов за всякие необязательные услуги: платное телевидение, спортивный клуб, гольф-клуб, салон красоты, бассейн, иглоукалывание, массаж, кислородотерапия, брачное агентство… Она была подписана на множество журналов, ей приходили предложения из туристических агентств и приглашения в ночные клубы и новые рестораны.

Больше всего Киллиана интересовала переписка пожилых людей с их ровесниками – это был их единственный (или, по крайней мере, очень важный) способ общения с друзьями и близкими. Например, мистер Самуэльсон, которого никогда не навещали гости и который часто сидел в кафе один, на самом деле был не так уж одинок. Ему регулярно приходили письма от друзей и знакомых со всех уголков страны, а чаще всего – из Вашингтона, от какой-то Жозефины Ворд. Письмо от нее было в почте и на этот раз. Киллиан подержал в руках конверт, надписанный аристократическим почерком Жозефины, и положил его в карман.

Перерыв на обед он провел дома, занимаясь срочными делами. Он принес туда флакон с концентрированной щелочью, взятый из шкафа с моющими средствами для уборщиц, надел маску (такую же, как ночью, в квартире Клары) и открыл жидкость для снятия лака.

Синтез хлороформа в домашних условия не представлял сложности. В стеклянной миске он смешивал щелочь с жидкостью, содержащей ацетон, а потом разбавлял раствор холодной водой. После того что случилось прошлой ночью, Киллиан решил усилить действие наркотика. Шприцем отмерил десять миллилитров жидкости для снятия лака (вместо шести обычных) и добавил их к двум стаканам концентрированной щелочи. Он налил меньше воды, чем раньше, чтобы раствор вышел более насыщенным. Смесь потемнела и начала закипать, химическая реакция шла бурно, миска нагревалась, и он переставил ее в раковину, наполненную льдом, чтобы остановить испарение. Кипение мгновенно прекратилось.

Нужно было подождать примерно час, чтобы прозрачные капли хлороформа скопились на дне емкости.