Текст книги "Манаус"

Где-то рядом должно было находиться индейское поселение, поэтому Юсуфаки приказал своим людям вести себя крайне осторожно, не шуметь, огня не зажигать, а ужинать только тем, что принесли с собой.

Для пленных ужин не предполагался, их просто швырнули на землю, даже не ослабив связывающие их веревки.

Очень быстро все накрыла ночная мгла, и распростертый на земле со скрученными за спиной руками Аркимедес проклинал свою судьбу.

С того самого момента, как их схватили люди Юсуфаки, это был, наверное, первый раз, когда он мог спокойно обдумать произошедшее с ними и оценить вероятные последствия. Особенных иллюзий по этому поводу он не испытывал: «Турок» продаст их Сьерре, и далее лучше и не представлять себе, что Сьерра сделает с ними. Если он не ошибался, то они убили девять его людей, среди них надсмотрщика Жоао, и всем было известно, как сложно найти верного и надежного человека в Амазонии. Самое простое и сладкое наказание, какое можно было ожидать от «Аргентинца» – это смерть, но смерть, скорее всего, не будет такой быстрой и спокойной, как этого хотел бы «Северянин».

– Нас сделали, «Гринго», – прошептал он.

Американец, лежал рядом в точно такой же неудобной позе, со связанными руками, повернув к нему голову, ответил, также шепотом:

– Когда нас повезут по реке, то при первой возможности прыгай в воду, чтобы пираньи покончили с тобой. Это будет гораздо лучше, чем, если мы попадем в руки к Сьерре.

– Мне не нравятся пираньи, – ответил ему Аркимедес.

– Да и мне они не нравятся, старик, – согласился американец, – но я собираюсь это сделать. Не хочу попасть в лапы этой аргентинской свиньи.

– Рамиро думает, что дорога до Манауса очень длинная. Рамиро считает, что всегда присутствует надежда, – прошептал индеец.

– Рамиро иногда ведет себя как дурачок, – раздраженно ответил ему «Гринго». – Рамиро не знает этих людей так, как их знаю я.

Но тут подошел один из охранников и пинками заставил их замолчать.

– Если будете продолжать возмущаться, я вам глотки перережу, – пообещал он. – Всех дикарей в округе перебудите.

И им ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Прошло еще немного времени, и весь лагерь погрузился в сон, когда кто-то неожиданно начинал храпеть, часовые ударами будили его, и снова воцарялась тишина.

В кромешной темноте ночного леса Аркимедес не мог разглядеть куда они дели Клаудию, но немного успокоился, увидев, что «Турок» повесил свой гамак рядом с ними и спал там с того самого времени, как стемнело.

До рассвета еще оставалось много времени, когда вся шайка была уже на ногах и на ощупь двинулась через заросли в направлении индейской деревни, ведомые атроари.

Аркимедес подумал, что наконец представился идеальный момент для побега, но его, Говарда и индейца охранники, крепко связанных, всегда держали рядом с собой, и к тому же он был более чем уверен, что при малейшей попытке освободиться их просто изрубят на куски.

Когда начало светать, они уже находились на краю поляны, где располагались индейские хижины. Ни малейшего движения не было заметно между примитивными строениями из веток и листьев, выглядело все так, будто никто из индейцев не подозревал об угрожающей им опасности.

«Турок» шепотом отдал приказ и его люди подошли к хижинам почти вплотную, продолжая, однако, скрываться в чаще леса. Потом зажгли факелы и по сигналу Юсуфаки все побежали и начали бросать факелы на крыши, крытые травой и сухими листьями, те сразу же вспыхнули. После этого, словно это был давно отработанный и хорошо изученный маневр, они опять отступили в заросли и окружили деревню, держа ружья наготове.

Прошло несколько минут, и деревня превратилась в настоящий ад: хижины пылали, из них выбегали и метались вокруг обнаженные люди, раненые кричали, охотники на рабов визжали и завывали, стреляя по ним без остановки.

Стоя в зарослях, Аркимедес, Говард, Рамиро вместе с Юсуфаки и Клаудией наблюдали за этим зловещим представлением.

Спустя полчаса от деревни остались лишь дымящиеся угли, а ее обитатели, те, кого не застрелили или те, кто не был смертельно ранен, лежали на земле со связанными руками. Бандиты пинками и ударами прикладов заставили их подняться.

Юсуфаки прошелся вдоль стоящих плечо к плечу и сидящих на земле индейцев, внимательно рассматривая пленных.

– Как такое возможно? – выкрикнул он наконец. – Тут лишь старики, женщины и дети. И что мне прикажете делать с этим дерьмом? Где мужчины? Куда подевались воины?

Проводник атроари подошел с услужливым выражением, опустился на корточки пред одним из стариков и начал допрашивать на его языке, но старик ничего не ответил.

Тогда атроари спокойно извлек мачете и одним ударом раскроил ему череп. Встал, подошел к другому старику, сел на корточки напротив и принялся расспрашивать уже его. Старик несколько мгновений смотрел на труп своего соседа и затем начал быстро говорить. Атроари поднялся и, повернувшись к Юсуфаки, сказал:

– Четыре дня назад все воины ушли на большую охоту. Близ озер на севере пасется большое стадо свиней-тапиров. Все ушли на их поиски. Он не знает когда они вернутся.

После этих слов Юсуфаки даже застонал. Одним ударом ноги он отшвырнул атроари к остальным пленным.

– Недоделанный ты идиот! – взвизгнул он. – Ты что раньше не мог узнать про это? Сейчас у нас куча бесполезного дерьма, а все воины спокойно гуляют вокруг. Если они вернутся, то у нас будут большие неприятности. А ну-ка, всем шевелиться! – приказал он своим людям. – Попытаемся добраться до реки как можно быстрее.

Ударами прикладов бандиты заставили индейцев подняться с земли и, выстроив их друг за другом, повели, но не через чащу, а уже проложенными тропами.

Аркимедеса, Говарда и Рамиро связали с остальными индейцами. Поняв, что и эти люди – тоже пленные, индейцы с удивлением рассматривали их.

Проводник атроари вел всю колонну. За ним следовал Юсуфаки, Клаудия послушно брела рядом с ним, следом шла группа рабов, охраняемая шестью бандитами, остальные люди «Турка» замыкали движение колонны, то и дело оглядываясь по сторонам. Один из них прокомментировал голосом полным тревоги:

– Дым от этих хижин и выстрелы должны были взбудоражить всех индейцев в округе.

Словно в ответ на его слова из джунглей донесся звук далекого барабана. Голос его был жесткий и очень беспокойный. Рамиро прислушался и, обернувшись к Аркимедесу, шедшему сзади, произнес:

– Рамиро полагает, что скоро мы будем не одни.

«Турок» тоже услышал звуки барабана и завопил истеричным голосом:

– Шевелись! Шевелись! Быстрей, быстрей! Гоните этих свиней. Кнутами гоните их вперед!

Его людям не нужно было приказывать дважды, кнуты взвились в воздух и с щелканьем опустились на спины индейцев, а те в своем желании не перечить похитителям, кинулись одновременно вперед и, как результат, начали спотыкаться друг о друга, путаться в веревках и валиться на землю.

Какой-то мальчишка лет трех, не больше, споткнулся, упал и, судя по всему, повредил себе что-то, а потому остался лежать распростертым на дороге. Мать его, увидев что случилась, попыталась было вернуться к нему, но, сделав это, задержала движение тех, кто шел впереди и сзади, и был связан с ней. Идущий рядом охранник ударами кнута попытался было подогнать ее, но она не обращала на боль внимание и все тянулась к своему сыну. Поняв, что таким образом остановить ее не получается, охранник вскинул ружье и выстрелил в мальчишку, от удара пули маленькое тело подскочило в воздухе, и он упал на землю мертвым. Ударами приклада охранник вернул индианку в строй, но та все время продолжала оборачиваться назад и все смотрела на крохотный окровавленный труп, оставшийся лежать на дороге.

После этого происшествия остальные индейцы подхватили своих детей на руки, а Клаудия, отойдя от Юсуфаки, также взяла на руки одного из малышей.

Индейцы были удивлены тем, что белая женщина помогает индейцам.

Аркимедес знаками показал индианке, шедшей рядом, чтобы она посадила ему на спину одного из своих мальчишек, а Рамиро и Говард последовали его примеру.

Прошли они уже, наверное, половину пути, когда «Турок» вдруг замер и жестом приказал остановиться всей колонне, и чтобы ни звука не издавали. Проводник атроари тоже насторожился. Все индейцы, включая Рамиро, внимательно прислушивались к звукам, доносившимся из джунглей, словно пытались услышать нечто, недоступное слуху белого человека. Вдруг вдалеке послышался крик какой-то птицы и смуглые лица, напряженные и испуганные, преобразились.

– Рамиро полагает, что теперь мы не одни, – с многозначительным видом произнес он. – Воины племени окружили нас.

– Они нападут? – быстро спросил Аркимедес.

– Рамиро так не думает, – ответил тот. – Это мирные люди и их боевое оружие сгорело вместе с хижинами. На охоту они взяли только охотничье оружие – несильный «кураре», который не может убить человека.

– И что они собираются предпринять? – поинтересовался «Гринго».

– Рамиро не знает. Их не много. Не больше белых, но у белых есть ружья. Вполне возможно, что у «Турка» не будет проблем.

В чем Юсуфаки лично не был уверен, а потому приказал, чтобы колонна двинулась вперед еще быстрей. Во что бы то ни стало, он хотел выйти к реке, где остались его каноэ, до наступления темноты.

Движение колонны превратилось в дьявольскую, изматывающую пытку, и, когда один из индейцев, будь то старик, женщина или ребенок, падали в изнеможении, не в силах сделать более ни шагу, люди «Турка» оттаскивали его в сторону и добивали ударами мачете.

Таким бесчеловечным образом он подгонял остальных, чтобы продолжали бежать вперед из последних сил. Говард и «Северянин» были уверены, что с ними поступят точно также, вздумай они остановиться по какой-нибудь причине.

Когда они добрались до берегов Жапура, то солнце уже сползало к верхушкам деревьев, но до наступления ночи оставалось еще около часа. Уровень воды в реке сильно понизился, и вдоль берегов на той и на этой стороне обнажились широкие пляжи вокруг мелких заводей. Люди, измотанные сумасшедшей гонкой, попадали в изнеможении на прибрежный песок, некоторые поползли к воде, чтобы утолить жажду.

Юсуфаки, стоя у самой кромки воды, выстрелил в воздух три раза и закричал в направлении противоположного берега:

– Клодоальдо! Альмейда! Это мы. Ведите сюда пироги!

Вскоре маленькая пирога появилась из зарослей и поплыла вниз по реке. Она тихо скользила по воде, течение в этом месте было слабое, и прошла вдоль берега, не причаливая. В ней сидели два человека без голов.

Увидев это, Юсуфаки побледнел.

Он стоял не шевелясь, словно окаменел, и на его бледном, как бумага, лице выделялись пышные черные усы и густые брови.

– Эти сукины дети, – пробормотал он. – Забрали наши пироги… Они взяли Альмейдо и Клодоальдо врасплох, как последних придурков.

От одной лишь мысли, что им предстоит провести ночь на берегу этой реки, люди Юсуфаки почувствовали не просто страх, а самый настоящий ужас и начали поглядывать на пленных индейцев не как на рабов, а как на врагов, от которых в любую минуту можно ожидать какой-нибудь ужасной выходки.

Говард повернулся к Рамиро и спросил:

– А что теперь будет?

– Рамиро думает, что рано или поздно они договорятся. Женщины, дети и старики в обмен на лодки. Это самый подходящий момент, чтобы вмешаться. Рамиро предпочитает общество дикарей, чем людей Юсуфаки.

Говард несколько секунд обдумывал сказанное индейцем, потом взглянул на Аркимедеса, и тот утвердительно кивнул головой. Американец вышел вперед.

– Эй, «Турок»! – крикнул он. – Если хочешь спасти свою шкуру, то лучше тебе подойти сюда.

Юсуфаки с недовольным видом взглянул на него, однако подошел.

– Что тебе теперь надо, кукурузная лепешка. У меня и без тебя предостаточно проблем.

– Тут мой друг Рамиро – кто также большой друг воинов, скрывающихся на той стороне – говорит, что знает, как вернуть твои лодки. И таким образом ты сможешь вернуться обратно в Манаус, опять развлекаться со своими девками. Для этого ты должен освободить этих людей.

– Да нужно мне это сборище никчемных бездельников! – взорвался «Турок». – Старики, женщины, дети… да за них ни гроша не заплатят в Манаусе. Могут оставаться с ними, пусть вернут мои пироги.

– А также ты должен будешь отпустить и нас, – добавил Говард.

– А вот это – нет! – запротестовал Юсуфаки. – За вас мне точно «Аргентинец» заплатит хорошие денежки. Вы остаетесь.

– Не будь идиотом, «Турок»! Ты не в том положении, чтобы выставлять условия. Твоя жизнь и жизнь твоих людей стоят больше, чем те деньги, какие Сьерра приготовил за нас.

– Я сказал – нет! – прорычал в ответ «Турок», развернулся и пошел по берегу.

Говард крикнул ему вслед:

– Подумай хорошенько. Через час наступит ночь и трудно представить, что потом произойдет. Не думаю, что твои люди горят желанием издохнуть здесь, лишь для того, чтобы ты получил пригоршню монет за нас.

«Турок» развернулся на месте, словно его ужалила змея.

– Не впутывай моих людей в это! – завизжал он. – Они делают то, что я прикажу.

– Я знаю, что они действуют по твоим приказам, – продолжил «Гринго», – но взгляни на них – все это им совершенно не нравится. Им совсем не хочется, чтобы в темноте их убили ударом в спину.

Что ты получишь за нас? Четыре куска… да ты истратишь это за одну ночь. И что, это стоит того, чтобы рисковать жизнью?

Юсуфаки выхватил револьвер и навел его на «Гринго».

– Закрой свою пасть или я это сделаю за тебя. Не вздумай здесь агитировать моих людей.

– А он прав, – послышался чей-то голос. – Мы не хотим, чтобы нас прибили здесь из-за каких-то четверых вшивых и никчемных белых.

– Пусть нам вернут пироги, а сами могут убираться к дьяволу, – поддержал его другой.

После этих слов «Турок» даже позеленел.

– Никто мне не нужен, чтобы произвести обмен! Я могу послать этого, – он указал на своего проводника атроари. – Он также сможет объясниться с теми.

– Они не будут с ним разговаривать, – спокойно заметил Говард. – Он ренегат. Он отступник и предатель. И как только пресечет реку, они покончат с ним без единого звука. Нас они видели связанными, и Рамиро сможет убедить их, что мы на их стороне.

– Я сказал – нет! – продолжал упрямиться «Турок».

Среди его людей послышались недовольные голоса, обернувшись к ним, он рявкнул:

– Молчать! Здесь я указываю, что делать, а что нет.

– Похоже на то, что нам придется сделать так, чтобы ты замолчал, – произнес чей-то грубый голос.

«Турок» остолбенел. Он переводил взгляд с одного лица на другое, стараясь понять, кто же мог сказать такое, но потом пришел к выводу, что сделать это мог любой из его банды. На их угрюмых лицах было написано, что они готовы избавиться от него, лишь бы выбраться из этой переделки. Обстоятельства были против него, это он понимал. Повернувшись к индейцу атроари, Юсуфаки сказал:

– Сможешь договориться с ними без того, чтоб тебя убили?

Индеец испуганно отступил назад и затряс головой.

Это и подтолкнуло Юсуфаки к окончательному решению.

– Ладно «Гринго», твоя взяла, – промолвил он. – Делай что хочешь, но чтобы пироги были здесь через полчаса.

Один из его людей развязал всех троих, и Говард с Рамиро кинулись в воду и поплыли через реку.

Дикари, что ожидали их на противоположном берегу, спрятавшись в зарослях, оказались не более чем кучка оборванцев, напуганных даже больше, чем люди Юсуфаки.

У них не было ни времени, ни возможности покрыть себя боевой раскраской, и от этого они не выглядели свирепыми, как подобает воинам, ступившим на тропу войны, они выглядели ровно так, как и должны были при подобных обстоятельствах: группа голодных и несчастных индейцев, озабоченных судьбой своих семей и потерявших по вине белых людей то немногое и скудное имущество, которым владели.

Лишь окровавленные головы Альмейды и Клодоальдо – зловещие трофеи, насаженные на острия копий, указывали на то, что они находятся в состоянии войны и в какой-то степени представляют опасность.

Прежде чем выйти из воды, Рамиро начал говорить на каком-то странном языке, который те, как показалось вначале, не понимали. Но затем смысл слов индейца, все-таки, был ими понят, и они принялись кричать все вместе.

Стоявшие на противоположном берегу стали свидетелями, как шел процесс переговоров, весьма оживленный, где мимики и жестов было несравненно больше, чем слов. Наконец Рамиро, повернувшись к Говарду, сообщил:

– Они готовы вернуть одну большую пирогу для людей «Турка» и другую маленькую для нас. Но у них есть одно условие: предатель атроари. Они не хотят, чтобы он опять привел вооруженных людей и те напали на беззащитные деревни.

Говард жестом показал, что понял.

– Пойду передам это «Турку», – сказал он и поплыл к противоположному берегу.

– Что там происходит? – нервничал Юсуфаки. – Вернут они нам лодки или будет война?

– Они согласны, но при условии, что отдашь им проводника, – ответил Говард. – Хотят, чтобы он ответил за всех.

«Турок» и его люди повернулись к индейцу. Атроари, поняв, что белые собираются пожертвовать им, дабы спастись самим, не тратя время на пустые раздумья, развернулся и кинулся бежать со всех ног по направлению к опушке леса.

– Не дайте ему уйти! – рявкнул «Турок». – Схватить его, будь он проклят!

Все кинулись за индейцем, а тот, видя, что преследователи перерезали ему путь в спасительные джунгли, бежал уже по берегу, вверх по реке. Десять человек преследовали его, но он оказался невероятно ловким и смог обойти всех так, что в какой-то момент показалось, будто доберется до зарослей и скроется в лесу. На противоположном берегу воины, а на этом захваченные в плен их родственники, подбадривали преследователей криками.

Когда расстояние до ближайшего к нему преследователя увеличилось до двадцати метров, тот выхватил револьвер и выстрелил три раза. Пуля попала индейцу в ногу, и он упал, и покатился по песку, но сразу же вскочил и, прихрамывая, кинулся реке и нырнул в воду.

Белые начали стрелять в него, но он каждый раз выныривал в неожиданном месте и плыл к противоположному берегу. Когда он уже был почти рядом с берегом, воины кинулись к нему, и индеец оказался, что называется, меж двух огней.

Не зная в какую строну податься, он продолжал плыть по течению, не обращая более внимания ни на пули, ни на копья, что метали в него с берега. Но тут по поверхности воды пробежала словно бы легкая рябь, и бесчисленное количество маленьких серебристых тел устремились к плывущему индейцу со всех сторон. Атроари успел заметить, как рыбы приближаются к нему, открыл рот, чтобы крикнуть, но тут стая пираний накинулась на него, и вода вокруг вспенилась и окрасилась кровью, а тело несчастного крутилось и металось в воде из стороны в сторону.

На обоих берегах воцарилась тишина. Когда, спустя минуты две, один из воинов осторожно подошел к краю воды и копьем подцепил и вытащил на берег остатки скелета без единого кусочка мяса, то единодушный крик со стороны воинов и пленных огласил окрестности: справедливость, наконец, восторжествовала.

На этот раз Говард не решился пересечь реку вплавь. И хоть крови на нем не было, без запаха которой пираньи навряд ли накинулись бы на него, но все же предпочел остаться на берегу, зная, что рыбы сейчас обеспокоены, собрались в опасные группы, а пример атроари был более чем красноречив. Да и не нужно было никуда плыть – через несколько минут от противоположного берега отчалили две лодки: одной управлял Рамиро, в другой плыли воины. Они медленно гребли поперек течения, Говард обернулся к «Турку» и произнес:

– Верни нам наши вещи. Припасы и оружие. Пока это не сделаешь, они не подойдут к берегу, а уже смеркается. Так что – торопись.

С большой неохотой Юсуфаки жестом показал своим людям, чтобы принесли вещи Говарда, Клаудии и Аркимедеса.

– Оставь мне, по крайней мере, девку, – попросил Юсуфаки. – За нее я дам припасов на целый месяц. С таким количеством вы сможете дойти куда захотите. Куда вы идете?

– Не будь придурком, «Турок», – ответил ему Говард. – Чтоб ты потом передал это Сьерре, ничего тебе не скажу. Что касается девушки, то куда мы идем, туда и она.

Рамиро приблизился на пироге к берегу, Аркимедес помог Клаудии забраться в лодку. Затем сам влез, Говард оттолкнул пирогу от берега и запрыгнул в нее. Они начали грести вниз по реке, жестом показали воинам в большой лодке, чтобы они подошли к берегу.

Индейцы подчинились и отдали лодку людям Юсуфаки – места там было ровно столько, чтобы вместить только их, для пленных места не осталось. Когда все расселись, то едва могли пошевелиться, а пирога настолько погрузилась в воду, что края бортов поднимались над водой не выше, чем на два пальца. Воины кинулись к своим и начали развязывать их. Страх перед белыми был все еще настолько сильным, что освобожденные старики, дети и женщины немедленно сорвались со своих мест и скрылись в ближайших зарослях.

Наступала ночь, и в стремительно сгущающемся мраке очень скоро невозможно будет ничего рассмотреть даже на расстоянии вытянутой руки. В маленькой пироге все были спокойны и уверены в способности Рамиро видеть и ночью. Но вот, что касается людей Юсуфаки, то те чувствовали себя далеко не так уверенно, и единственно чего они хотели больше всего – это чтобы расстояние между ними и воинами стало как можно значительней, поскольку ни о силе их, ни об их численности они до сих пор не имели точного представления.

Большая лодка следовала за маленькой вниз по течению на расстоянии метров в двести. Но Говард и Аркимедес не думали, что при подобных обстоятельствах «Турок» осмелится кинуться за ними в погоню. В густом ночном мраке еще долго слышались недовольные и испуганные голоса людей Юсуфаки.

Понемногу они отдалились друг от друга настолько, что звук голосов затих.

Они гребли в течение нескольких часов, пока Рамиро, обладавший удивительно острым слухом, не уловил шум приближающихся порогов. Быстро причалили к правому берегу и вытащили лодку из воды. Подняв ее на руки, вчетвером отнесли в заросли и спрятали там, подальше от любопытных взглядов тех, кто поплывет по реке, и тут же повесили свои гамаки. Через десять минут они уже спали, хотя сон индейца не был таким глубоким, как у остальных, он по привычке спал и одновременно прислушивался к происходящему вокруг.

На следующий день продолжили плыть вниз по Жапура, до тех пор, пока справа не увидели канал. Течение там было слабым, и канал уходил в юго-восточном направлении. Направив лодку в него, гребли, сменяя друг друга, до тех пор, пока не наступила темнота и от усталости руки уже не могли держать весла, только тогда решили поискать место для ночлега.

И так они продолжали подниматься вверх по течению в течение двух дней, пока река не обмелела настолько, что пришлось вылезти из пироги.

Тогда решено было оставить лодку и идти через лес в поисках большой Путумайо – новая цель их бесконечно долгого путешествия.

В этом лесу невозможно было определить, находились ли они все еще на территории Бразилии или уже добрались до Колумбии, поскольку понятие границы в сельве было весьма расплывчатое. Разумно было предположить, все-таки, что «Турок» никогда не осмелился бы проникнуть на территорию Колумбии – земли, на которых хозяйничал Эчеварриа – и это заставляло думать, что они все еще находятся в Бразилии, но недалеко от границы, возможно где-то внутри гигантского треугольника, образованного рекой Жапура, рекой Пуруэ и самой границей. Поэтому нужно было двигаться на юг, уходя слегка на запад, стараясь при этом держаться на той самой, не очень определенной линии, разделяющей обе страны. Это были земли, где сборщики каучука с обеих сторон старались не появляться, чтобы избежать осложнений и неприятностей со стороны властей, тех или иных.

Два дня они шли без каких-либо задержек и приключений. Каучуковые деревья попадались редко, не было вокруг ни дорог, ни тропинок каких-нибудь, ни следов индейцев, воинственно настроенных или мирных. Сельва здесь была высокая, темная и впечатляющая, а потому густые заросли внизу отсутствовали, почва была рыхлая и дурно пахла по причине гниения опадающей листвы, накапливающейся у корней деревьев в течение не одного столетия, лесной полог был настолько плотный, что солнечные лучи никогда не достигали земли.

Иногда, когда день случался безоблачным и робкий луч света осмеливался проскользнуть сквозь густую листву, лес принимал необыкновенный вид, словно они шли по гигантскому, бесконечному собору с высокими и необхватными колонами из растущих деревьев.

Время от времени попадались колонны совершенно необычного вида, в виде спирали или пружины, растянутой к самому небу – так получалось, когда лиана под названием «матапало», обвивалась вокруг другого ствола, поднималась к самой верхушке дерева и… убивала его, задушив. Со временем основное дерево сгнивало и рассыпалось, и в центре образовывалось ничем не занятое пространство, а вокруг него оставался скрученный спиралью ствол «матапало».

Дичь в этом лесу практически не водилась, и они начали испытывать голод. Рамиро питался кореньями и грибами, но его товарищи не могли есть подобную пищу – каждый раз, как они пробовали что-то похожее, то это заканчивалась отравлением. Желудок индейца привык к подобной еде с детства, но желудки белых людей отказывались переваривать такую пищу. Поэтому Рамиро чувствовал себя сильнее и очень часто уходил вперед, разыскивая более легкий путь, хотя, куда бы они не пошли, все выглядело одинаково в этой бесконечной зеленой пустыне, среди многочисленных деревянных колон.

В один из таких дней, когда приступы голода ощущались особенно сильно, а сил, наоборот, почти не осталось, индеец ушел вперед, и в это время перед ними прошел муравьед, и, как только Аркимедес и «Гринго» увидели это странное существо, то, позабыв о слабости, накинулись на него и убили ударами мачете. Тут же разложили костер, подвесили котел и, спустя несколько минут, мясо зверя уже варилось, распространяя вокруг тошнотворный запах, и вскоре превратилось в желатинообразную пасту такого мерзкого вида, что, несмотря на мучающий их голод, никто не осмелился положить ее в рот.

Разделили сваренное мясо на порции, одну оставили индейцу, но все еще продолжали пребывать в нерешительности, разглядывая мутную массу в своих тарелках. Когда Рамиро вернулся, то несколько удивился, увидев полные тарелки, но, заметив брошенную невдалеке шкуру муравьеда, кинулся к ним, выхватил тарелки из рук и выплеснул содержимое на землю, подальше, за деревья.

– Рамиро думает, что вы сошли с ума, – воскликнул он. – Муравьед – это яд, это наихудший яд во всем лесу.

Прошло еще два дня – есть было нечего и индеец обеспокоился всерьез. Утром третьего дня Аркимедес проснулся и увидел Рамиро, сидящим на стволе упавшего дерева, чуть в отдалении, с печально опущенной головой. Он приблизился к нему и поинтересовался, что случилось, «Мало-мало» ответил не сразу.

– Рамиро стыдно, – произнес он. – Он обещал за сто дней довести до Курарай и не сдержал своего слова.

– Еще не прошло сто дней, – успокоил его Аркимедес. – Единственно, что не пойму, это откуда ты взял такую цифру, потому что на самом деле ты же не умеешь считать больше трех.

– Рамиро не знает, что такое «сто», но знает, что это очень много, – ответил индеец. – Что такое «сто»?

«Северянин» не знал как ответить.

Шли они уже почти два месяца и в самые тяжелые моменты, когда чувствовал себя измученным, голодным и разочарованным, успокаивался лишь при мысли, что они прошли только половину пути в соответствии с расчетами Рамиро.

А сейчас выходит, что таких расчетов и не было, вообще никаких расчетов не было.

– Сколько это «сто»? – повторил вопрос индеец.

– В два раза больше, чем мы прошли, – упростил ответ Аркимедес. – Полагаешь, что за оставшееся время дойдем до твоих земель, там, на берегах Курарай?

Индеец молчал. Глядя на него, можно было сказать, что его мозг сейчас осуществлял такую работу, какую никогда до этого не выполнял, подсчитывая количество пройденных дней, и сколько еще предстоит пройти. Для него дни не значили ровным счетом ничего, и потому все эти оценки были абсолютно неопределенными. Если после всех затраченных усилий они, все-таки, доберутся до поставленной цели, в Эквадоре, то сколько это займет времени также не имело значения. Если же, наоборот, все, что делалось, было обречено и ничего из этого не получится, то и одного дня было чересчур много. И как результат всех этих раздумий – он неопределенно пожал плечами.

– Рамиро не знает, – сознался он. – Но Рамиро точно знает, что вернется к своему народу, на берег Курарай…

– А мы? – спросил его Аркимедес. – Ты обещал довести нас, но если мы не добудем дичь, то нам конец. Ты-то можешь питаться чем угодно, даже воздухом, но мы уже выглядим, как мертвецы.

– Рамиро не подумал, что белые не аука, – признался индеец. – Рамиро допустил большую ошибку и сейчас очень опечален. Рамиро готов пожертвовать собственной жизнью, чтобы выбраться из этого проклятого леса, где совсем нечего есть.

– И что бы ты сделал, если остался один?

– Рамиро пошел бы вперед. Всегда вперед, не останавливаясь ни на мгновенье.

– Нам не выдержать такого перехода, и ты это знаешь.

«Мало-мало» молчал. Думал о чем-то. Наконец произнес:

– Рамиро мог бы бежать и бежать, и разыскивать еду, чтобы принести вам.

– Так мы потеряемся, – возразил ему «Северянин». – Без тебя все эти деревья кажутся нам совершенно одинаковыми. Мы не представляем ни где солнце встает, ни где заходит, ни куда нам следует идти.

– Рамиро будет оставлять знаки на деревьях, указывающие путь.

Аркимедесу это показалось неплохой идеей, лучшим на данный момент решением и подошел к Говарду, чтобы посоветоваться. Тот выслушал и, пожав плечами с видом фаталиста, ответил:

– Пусть поступает так, как ему хочется. Я уже потерял всякую надежду дойти куда-нибудь и увидеть небо. Я сыт по самое горло и гнилой водой из отвратительных луж, и этими деревьями, и даже тем, что постоянно голоден. Если хочет идти вперед – пусть идет. Вероятнее всего, он больше не вернется, но если сможет спастись, то мы не будем препятствовать ему в этом. Он был хорошим товарищем и, если мы до сих пор живы, то только благодаря ему.

Индеец ушел этим же утром. Они видели, как он скрылся за деревьями, и были уверены, что никогда не вернется. Рамиро ни разу не обернулся. На коре дерева он вырубил мачете знак, напоминающий клин, указывающий на юг, и в том направлении ушел.

Чуть позже они последовали за ним. Время от времени на стволах деревьев они находили похожие знаки, указывающие в каком направлении нужно продолжать двигаться и, тем не менее, внутри у каждого из них постоянно присутствовало чувство, что каждое дерево, где были оставлены зарубки, может оказаться последним и дальше…