Текст книги "Глоток мертвой воды"

– Куда мы идем?

Лиля указала в сторону одного из недавно построенных домов. В прошлом году на месте большого пустыря построили жилой комплекс, который только-только начал заселяться.

– Неужели Хоббит мог убежать так далеко? – пробормотала Полина. Лиля неопределенно покачала головой и ничего не ответила.

Со временем территорию комплекса обнесут забором, но пока ограждения не было, и они свободно прошли внутрь. На парковке стояли всего три машины, детская площадка пустовала, двери почти всех подъездов были закрыты.

Они обогнули один из домов, двинулись вдоль стены. В доме был цокольный этаж, и внизу, под ногами, находились окна и приямки – углубления в земле.

«Интересно, они когда-нибудь приходили сюда с Соней?» – подумала Полина. Ей показалось, что бывать здесь небезопасно, но додумать не успела, потому что Лиля остановилась возле одного из углублений.

Девочка обернулась к Полине и проговорила:

– Он там, смотрите.

Полина с трудом проглотила внезапно возникший в горле тугой ком и медленно приблизилась к краю приямка.

Внизу, на цементном полу, лежал Хоббит.

Она не смогла сдержать крика, зажмурилась, но тут же снова открыла глаза и бросилась на колени перед неглубоким каменным мешком, в который угодил их любимец.

– Хоббит! Малыш! – звала Полина, понимая, что это бесполезно, что он больше не сможет отозваться на ее зов.

У живых котов не бывает такого жуткого, застывшего оскала.

Такой тусклой, свалявшейся шерсти, перепачканной в крови.

Они не смотрят ввысь мутным, остекленевшим взглядом, словно и после смерти стараясь разглядеть голубей и воробьев.

Полина заплакала, прижимая руки к лицу. Она бормотала что-то, сама не понимая смысла своих слов. Хоббит, который вырос у нее на глазах, превратившись из крошечного мяукающего комочка в роскошного кота, теперь валялся на дне холодной ямы, словно ненужная ветошь, грязная тряпка, выброшенная за ненадобностью.

Она поглядела на Лилю и увидела, что девочка тоже вытирает слезы.

– Мы ведь надеялись, что он вернется, – всхлипнула Полина. – Говорили Соне: раз крови внизу, под балконом, нет, то это хороший знак. Может, Хоббит сильно ушибся, испугался, уполз куда-то зализывать раны. Надо еще разок поискать хорошенько, подождать… – Она вздохнула и проговорила: – Спасибо, что показала мне, а не Соне. Не представляю, что с ней было бы.

Говоря по правде, Полина была удивлена мудростью Лили. Это был по-настоящему взрослый поступок, и ей стало совестно, что прежде она думала о Лиле только с неприязнью.

– Я с утра сразу к вам – хотела рассказать. Но вы долго не шли, и я ждала. Позвонить на сотовый не могла, номер-то ваш не знаю. Не у Сони же спрашивать. Она бы заподозрила.

Три часа в подъезде просидела! Да еще простуженная. Возникшее к Лиле уважение еще больше окрепло. Но вместе с тем…

Если кот упал с балкона, то, выжив, вряд ли уполз бы так далеко. А эта жуткая рана! У Хоббита явно проломлен череп. Но ведь при падении кошки вроде бы приземляются на четыре лапы. Выходит…

«Кто-то убил нашего кота!»

– Как ты узнала, что Хоббит здесь? – спросила Полина.

Лилин взгляд сделался угрюмым и вместе с тем вызывающим.

– Я все видела.

То, что девочка рассказала дальше, не укладывалось в голове.

Вчера утром Лиля (она жила в их доме, но в другом подъезде) случайно заметила, что Алик, который должен был находиться в школе, идет по двору.

Лиле стало любопытно, отчего это он («Весь из себя паинька и отличник!») не на уроках, и она решила это выяснить. В руках у мальчика был большой полиэтиленовый пакет. «Интересно, что там?» – подумала Лиля, представляя, как станет рассказывать Соне о том, что ее идеальный умница-братец прогуливает школу.

Девочка накинула куртку и выскочила из дома, не обращая внимания на сетования бабушки. Когда она выбежала из подъезда, Алик уже переходил дорогу, и ей пришлось нагонять его. Он не оглядывался, не подозревая о слежке, так что Лиле почти не нужно было прятаться.

Так они и шли друг за другом, и Лиля все больше изумлялась, куда мог направиться Алик. Мальчик свернул к новостройке, и она чуть отстала, опасаясь, как бы он не заметил ее на открытой местности. Алик свернул за угол дома, и Лиля задумалась, что делать дальше.

На территории жилого комплекса она уже бывала. И не раз. («Зачем?» – спросила Полина, услышав об этом, но Лиля проигнорировала вопрос.) Если попробовать обогнуть здание, то велика вероятность столкнуться с Аликом нос к носу. Она решила немного подождать, спрятавшись в теремок на детской площадке. И правильно сделала, потому что буквально через минуту мальчик вернулся обратно.

Черный пакет был пустым. Алик свернул его, но в карман не убрал, намереваясь, видимо, выбросить в ближайшую урну.

– Я подождала, чтобы он ушел подальше, – и сюда! Поискала-поискала и нашла, – закончила свой рассказ Лиля.

– То есть ты хочешь сказать, что…

– Ясное дело! Прикокнул кота, засунул в пакет, притащил сюда и выбросил!

Глава 5

Вечером Полина с Женей никак не могли уснуть. Выключив свет, лежа в постели, они шепотом, словно заговорщики, обсуждали события этого бесконечного дня.

Муж приехал, как только она позвонила, и сделал все, что нужно. Вытащил Хоббита из ямы, отвез в ветеринарную клинику, договорился о кремации. Им отдали маленькую урну с прахом кота, и они решили, что в ближайшие выходные захоронят его в Новых Дубках.

Полина взяла с Лили слово, что та не будет рассказывать Соне о роли Алика в этой истории.

– Ты же знаешь, они и так плохо ладят, – объясняла Полина. – Мы поговорим с ним, и потом я позвоню тебе, расскажу.

Лиля пообещала молчать.

Пока Женя решал скорбные дела в ветклинике, Полина отправилась домой. Она понимала, что ей придется рассказать обо всем дочери, но пугала даже не перспектива трудного разговора с Соней, а встреча с Аликом. Полина боялась взглянуть на него, выдать себя неосторожным словом.

Дети уже вернулись из школы: Алик делал уроки в детской, Соня сидела на кухне, уткнувшись в планшет. Едва взглянув на мать, она сразу все поняла, заплакала горько и безутешно. Полина опустилась возле дочери на колени, так они вместе и плакали, обнимая друг друга.

– Хоббит умер? – раздался голос позади них.

Они вздрогнули и одновременно обернулись. Алик стоял в дверях кухни, не двигаясь, глядя на них настороженно и испуганно.

– Да, – с трудом выговорила Полина и произнесла заготовленную для Сони ложь: – Дворник нашел его в подвале. Должно быть, Хоббит заполз туда, когда свалился с балкона.

Щеки Алика едва заметно порозовели – или ей только показалось? Он вздохнул и проговорил:

– Знаю, я ему не нравился. Но мне жаль Хоббита. – Он помолчал чуточку и прибавил: – Сонечка, мне правда очень жаль твоего кота! Он не заслужил того, чтобы погибнуть.

Голос мальчика звучал так искренне, что Полина поверила: он и вправду переживает.

Соня кивнула. Полина видела, что слова Алика ее тронули.

– А где он сейчас, мама? Можно мне его увидеть?

– Нет, малышка. Папа повез его в ветеринарную клинику. Там установят факт смерти и кремируют. Нам отдадут урну с прахом.

Полина ждала, что дочь возмутится, расплачется – как же так, Хоббита сожгут! Однако Соня не успела и рта раскрыть, как неожиданно вмешался Алик:

– Когда у моего друга умер кот, его тоже кремировали. Папа Илюши сказал, что просто так хоронить животных нельзя. Может быть инфекция, вспышки разных болезней.

На такой обстоятельный комментарий возразить было нечего, и Соня спросила лишь:

– Как звали кота твоего друга? Почему он умер?

Алик отвечал, а Полина тем временем думала: ведь это первое, что сказал мальчик о своем прошлом! Обычно он предпочитал отмалчиваться. Как бы то ни было, сейчас приемный сын выручил ее, спас положение.

Вечером, когда Женя с Соней были в гостиной, Полина решила расспросить Алика обо всем, что случилось. Войдя в детскую, она невольно залюбовалась мирной картиной: мальчик сидел за письменным столом, склонившись над тетрадью. Услышав, что кто-то вошел, Алик поднял голову, улыбнулся и снова уткнулся в свои записи.

Полина подошла ближе. На столе, как обычно, – идеальный порядок, все на своих местах. В подставке – остро заточенные карандаши, линейки и авторучки с надетыми на них колпачками. В каждый учебник аккуратно вложена закладка. В чистеньком пенале – ластик, которым Алик, похоже, никогда не пользовался, потому что ничего стирать и исправлять не требовалось: он не допускал ошибок, не делал помарок. Цифры и буквы безупречно ровными рядами маршировали по странице.

Учителя хвалили его и наперебой восторгались успехами нового ученика – и это несмотря на то, что в Старых Дубках Алик ходил в школу через пень-колоду.

Полина снова подумала о том, что в этой безупречности есть нечто неживое, ненастоящее, то, на фоне чего она сама выглядит глупой, неуклюжей. Нет, пришло вдруг в голову, она не права: Алик соблюдает порядок не потому, что хочет ей угодить. Такова его натура. Он не может иначе: правильный, точный и… холодный? Жестокий? Забывшись на минуту, Полина тут же вспомнила, зачем пришла.

– Не помешаю?

Алик покачал головой, не прекращая писать.

– Алик, я звонила Дарине Дмитриевне. – Полина откашлялась. – Она сказала, ты не был вчера на первых двух уроках.

Мальчик отложил ручку и повернулся к ней.

– Зачем ты ей звонила? – невыразительным голосом спросил он.

– Дело в том…

Да что с ней? Это непонятное волнение было глупым и неуместным. Полина смущалась, как будто собиралась признаться в чем-то недостойном.

«Хватит блеять, как овца пустоголовая!» – одернула она себя.

– Тебя видели идущим по двору, хотя в это время ты должен был быть в школе. Ты и был – я сама отвезла тебя. Но, видимо, вернулся домой. Я хочу знать зачем, – как можно тверже выговорила Полина.

– Мне нужно было сделать кое-что, – тем же лишенным интонаций голосом ответил Алик.

– Что это за «кое-что» такое? Ты можешь мне сказать?

Он вдруг резко повернул голову и глянул на нее:

– Хоббит. Сонин кот. Он умер, и я хотел унести его подальше, чтобы никто не нашел. Чтобы никто не расстроился.

Полина буквально потеряла дар речи.

– Утром я выходил на балкон и увидел, что Хоббит лежит внизу. Я решил вернуться и убрать его, пока еще кто-то не заметил. Ты должна была уйти на массаж, и я подумал, что вернусь и сделаю все незаметно. Я только боялся, что кто-нибудь другой найдет Хоббита раньше меня. Но мне повезло.

– Повезло, – машинально откликнулась она и прижала ладони ко лбу, пытаясь собраться с мыслями. – То есть ты увидел Хоббита, но никому не сказал. А потом отнес кота туда, в эту яму…

– Ты не веришь? – Теперь его взгляд стал жалобным. – Я плохо поступил?

– Не знаю. – Полина все еще не могла сообразить, как вести себя, что говорить.

– Или ты думаешь, что я убил Хоббита?

– Что ты! Нет, конечно, я этого не говорила! – Полина совершенно стушевалась и, кое-как свернув разговор, ушла.

Теперь, когда они с мужем битый час обсуждали случившееся, она была так же растеряна, как и в тот момент.

– Алик все объяснил тебе, разве нет? – Женя не мог понять, что ее не устраивает, что тревожит.

– Как ты не понимаешь! Любой ребенок, увидев под балконом своего мертвого кота, испугался бы, закричал, позвал на помощь!

– Он не «любой ребенок». Ты же знаешь, Алик очень необычный. Он поступил по-своему, поступил так, как, по его мнению, было правильно. Мальчик хотел уберечь нас от стресса. Соню уберечь, хотя она и взъелась на него, не пойми за что. Ты только подумай, какое мужество ему потребовалось, чтобы скрыть свои эмоции, отправиться в школу, потом вернуться, положить мертвое животное в пакет и унести подальше от дома!

Полина села в кровати, нервным движением подвернув под себя одеяло. Все было не так в этой истории! Она нутром чувствовала это, но не могла четко сформулировать.

– Хорошо, пускай! – Полина забылась, заговорила громче, потом спохватилась и снова перешла на шепот. – Но я искала Хоббита под балконом, там не было никаких следов – ни крови, ни примятой травы!

– Дождь моросил, – резонно возразил муж, – какие следы?

– А рана в черепе? Разве при падении с высоты может быть такая рана?

– Послушай, Поля, – муж приподнялся на локте. – Ты что, хочешь сказать, что Алик убил кота?

Он задал в точности такой же вопрос, как и Алик, и снова Полина почувствовала себя загнанной в угол.

Нет, поверить в то, что одиннадцатилетний ребенок – милый, умный, улыбчивый, рассудительный – может взять и размозжить голову несчастному животному, а затем, не теряя хладнокровия, избавиться от трупа, Полина не могла. Ведь тогда ему пришлось бы рассчитать все, выждать, выбрать день, когда дома гарантированно никого не будет! Да и с какой целью вообще убивать Хоббита? Это же сущий кошмар, такого быть не может!

Но и гладенькая сказочка, которую выдал Алик, тоже не вызывала доверия. Что-то не складывалось, не сходилось, и это не давало покоя.

– Он все рассказал, нет никаких оснований сомневаться в его словах. И я лично не сомневаюсь. Да, может, поступок Алика не совсем обычен, но он объясним. Не знаю, что тебя тревожит.

Женя говорил рассудительно и спокойно, но Полина чувствовала, что переливание из пустого в порожнее начинает ему надоедать. Это ей нечем голову занять, а у него полно забот и проблем на работе.

– Ты прав, – проговорила она, наклонилась к мужу и поцеловала его. – Давай закроем тему.

Но для нее самой точка не была поставлена: наутро предстояло поговорить с Лилей. Она позвонила подруге дочери, когда Соня и Алик были в школе.

– Как ты себя чувствуешь? Хуже не стало?

– Нет, все нормально, – с некоторым сожалением проговорила девочка. – Скоро в школу выпишут, точно не продлят. Ну и что он сказал? Признался?

– Не совсем. – Полина вкратце рассказала, что произошло.

– И вы ему поверили? – с отвращением спросила Лиля.

Стоило немалых трудов упросить строптивую девочку ничего не рассказывать Соне и убедить, что Алик говорит правду.

Впрочем, Лиля, конечно, так и не поверила, однако согласилась молчать – и на том спасибо. Даже думать не хотелось, что было бы, узнай обо всем Соня.

Поведение дочери беспокоило Полину все сильнее.

В последние месяцы она сильно изменилась, даже внешне: похудела, подурнела, бледное, вытянувшееся личико резко контрастировало с ярко-рыжими волосами.

Совсем недавно Соня была смешливой, озорной девчушкой, немного наивной для своих тринадцати лет. Теперь же на смену той малышке пришла угрюмая, зажатая, вечно на взводе, молчаливая девица. Соня была не просто не похожа на себя, но словно даже незнакома с собою прежней.

В глазах этой новой Сони таилось что-то, но что – Полина разглядеть не могла, потому как дочь больше не смотрела ей в глаза открыто и прямо.

Аппетит у нее испортился, пропало желание килограммами поглощать мороженое и прочие вкусняшки, валяясь на кровати в своей комнате и «зависая» в Интернете, зато появилась бессонница. Она говорила, что не может заснуть, разбудить ее поутру стоило огромных усилий. Перепуганная Полина сводила дочь к доктору, Соня прошла обследование, но врач не нашел серьезных проблем в состоянии девочки.

Оценки Сони резко ухудшились. Она никогда не была круглой отличницей, как, например, Алик, у которого не то что двойки и тройки, четверки и те отсутствовали. Но в основном училась Соня хорошо: сама, без понуканий, садилась за уроки, учителя были ею довольны, и в школу девочка ходила с удовольствием.

Теперь же Полине то и дело звонила классная руководительница, Венера Ильдаровна, и принималась жаловаться. Соня была невнимательна на уроках, домашние задания выполняла через раз, грубила учителям. Близился конец первой четверти, и по большинству предметов у Сони выходили тройки.

– Она так скатилась – это же уму непостижимо! – возмущалась Венера Ильдаровна, полная женщина с высокой пышной прической, в неизменном строгом костюме в узкую полоску, похожая на учительницу из советских фильмов. – Мы с вами должны принимать меры!

Но Полина не понимала, какие меры может предпринять. Говорить с ней Соня отказывалась, держалась отчужденно, на вопросы отвечала уклончиво, чуть что – принималась кричать и плакать. Правда, со смертью кота истерики прекратились. Полина заметила, что Соня притихла, стала настороженной и («Мне только кажется, наверное?») напуганной.

– Влюбилась, – предположил Женя. – Вероятнее всего, безответно. Не ест, не спит, оценки испортились, похудела – все признаки налицо. Вспомни себя в ее возрасте. В тринадцать-пятнадцать лет все через это проходят.

Полине хотелось поверить мужу и успокоиться, но все-таки она не думала, что дело в подростковой влюбленности.

Влюбленные, даже если их чувство неразделенное, живут в собственном мире, и до всего остального человечества им попросту нет дела. Они мечтательны и задумчивы, но не шарахаются от каждого шороха, не выглядят измотанными, не ходят с понурым видом и погасшим взглядом, не огрызаются на окружающих.

Да и потом, если бы в жизнь Сони пришла первая любовь, она наверняка рассказала бы об этом матери!

Или все-таки не рассказала бы, рьяно оберегая свое чувство от посторонних глаз, и вела себя именно так, как ведет сейчас?

Глава 6

Вызвать дочь на откровенный разговор Полине удалось только в конце октября.

Вчера был последний учебный день в четверти – начались осенние каникулы. У Алика в табеле красовались сплошные пятерки, Соне же похвастаться оказалось нечем, хотя она и умудрилась под конец четверти исправить несколько троек.

Была суббота, и Женя с Аликом отправились в бассейн. Они ходили туда дважды в неделю, поначалу Соня тоже ходила, но вот уже месяц, как их компания превратилась в чисто мужскую.

Женя проводил с приемным сыном все больше времени: несколько раз брал на работу в клинику, и все сотрудники в один голос восторгались умным, вежливым, красивым мальчиком. Они часто бывали в кинотеатре или на катке, как-то целый выходной провели в детском развлекательном центре, однажды сходили на хоккейный матч. У них появились свои словечки и шуточки: похоже, отец с сыном отлично понимали друг друга.

Сближение произошло настолько стремительно, в считаные недели, что это казалось нереальным. Полине бы радоваться, ведь поначалу Женя без восторга воспринял идею об усыновлении.

Только она не радовалась. Сближаясь с Аликом, муж (снова лишь домыслы?) отдалялся от Сони и от нее самой.

«Обычная бабская ревность!» – ругала себя Полина и старалась не думать об этом.

В общем, отправив Женю с Аликом плавать, она уговорила Соню сходить в торговый центр.

– Мы так давно не выбирались никуда вдвоем. Купим тебе что-нибудь новенькое, а потом пообедаем в кафе, – предложила Полина, и дочь согласилась.

Выбирая себе наряды, Соня стала почти прежней: как и на любую даму, шопинг действовал на нее благотворно. В итоге они купили джинсы, пару кофточек, туфли и кое-что из бижутерии. Потом сидели за столиком кафе на верхнем этаже торгового центра, а пакеты с обновками громоздились рядом.

В торговом центре было полно народу. Женский голос радостно извещал о скидках в ювелирном бутике, популярная группа пела слащавую песню о неземной любви.

«Сейчас со всех сторон кричат об этом чувстве, – думала Полина, – тошнит уже».

И не в том дело, что о святом лучше молчать, а в том, что слишком часто люди стали подменять понятия, употреблять слова, не задумываясь об их истинном значении, – и слова эти начали выцветать, разжижаться, становясь безвкусными, как молоко, разбавленное водой.

В голове всплыли лаконичные, невероятно мудрые строки Карла Сэндберга:

 
Зачем он ей написал:
«Жить не могу без тебя!»
И она ему написала:
«Жить без тебя не могу!»
Ведь он поехал на запад,
Она – на восток.
И оба они живы.
 

С того места, где расположились Полина и Соня, были видны эскалаторы и стеклянные лифты, которые плавно поднимались и опускались, развозя посетителей по этажам.

– Помнишь, когда ты была маленькая, тебя невозможно было увести от эскалатора? – улыбнулась Полина, потягивая молочный коктейль.

Соня ела любимое фисташковое мороженое.

– Глупая была, – фыркнула она.

– Нет, почему же. Ничуть не глупая. Подумай, это же так здорово и интересно: лестница – и вдруг движется, едет, везет тебя куда-то! У детей ясный, точный, незамутненный взгляд: они видят вещи в их истинном свете, а не такими, как навязывает воспитание, привычка, общественное мнение – бог знает что еще. – Полина говорила и сама слышала странную горечь в своих словах. – Потом мы вырастаем, но наше воображение отказывается расти вместе с нами. Оно костенеет, деревенеет, мы перестаем замечать чудесное в обыденном, больше не умеем ничему по-настоящему удивляться и быть честными перед собой. Считаем, что становимся взрослыми, а на самом деле теряем мудрость и искренность. Тем, кто старше восемнадцати, почти недоступна роскошь говорить правду. Мы становимся рабами общепринятых мнений, условностей, денег. Редко кому удается сохранить душевную невинность – на таких обычно ставят клеймо чудаков…

Полина замолчала, продолжая размышлять над тем, что сказала. Слова вырвались неожиданно: ей вдруг стало грустно от мысли, что ничего в этой жизни нельзя повернуть вспять, изменить и исправить. Нельзя стать молодой и беспечной, переписать набело неудачные страницы, снова научиться безоговорочно верить в себя и в то, что этот мир только и ждал твоего появления, чтобы бросить к твоим ногам свои дары.

Она подняла глаза и увидела, что дочь внимательно смотрит на нее. Во взгляде Сони читалось что-то похожее на ожидание, и Полина решила, что сейчас самый подходящий момент.

– Сонечка, скажи мне, что с тобой происходит? – тихо проговорила она. – Может, тебя обижает кто-то из одноклассников? Или… – Полина замялась. – У тебя мальчик появился?

При последних словах Соня сухо рассмеялась:

– Точно. Мальчик появился.

Полина верно поняла, что дочь хотела этим сказать.

– Ты хочешь сказать, это Алик виноват?

Лицо Сони словно окаменело, и Полина испугалась, что она снова замкнется, поэтому заговорила быстрее:

– Не бойся, дочка, скажи, как есть. Я поверю всему, что ты скажешь, но я должна знать! – Она вдруг вспомнила их разговор в тот день, когда пропал Хоббит. – Помнишь, ты сказала: «С Аликом что-то не так»? Что именно, малышка? Он… поступает с тобой плохо? Раньше ты никогда от меня ничего не скрывала. Я хочу помочь, но не сумею, если ты не скажешь правды!

Соня отвернулась, глядя куда-то вбок и прикусив губу. Руки она опустила на колени и сцепила в замок.

Полина ждала, затаив дыхание, не решаясь нарушить паузу. Наконец Соня заговорила:

– Я и сама точно не знаю, мам! Не могу объяснить. Мне никто бы не поверил, если б я сказала!

В ее голосе звучала такая мука, что Полина окончательно перепугалась, но постаралась не показывать своего страха.

– Я поверю, доченька, – еле выговорила она.

– Этот Алик, он… странный. Можно мне спать в другой комнате? В папином кабинете или в гостиной?

Если Полина и ожидала услышать что-то, то только не это.

– Соня, он что… – Она не могла подобрать подходящее слово. – Он беспокоит тебя по ночам? Поэтому ты не спишь?

– Беспокоит! – Девочка очень по-взрослому усмехнулась, и Полина вдруг увидела, какой она станет лет через десять, если вдруг что-то в жизни причинит ей боль. – Я и сама не понимаю, что он делает. Не сразу заметила, но проснулась как-то ночью, это еще в конце сентября было, и…

Соня почти до полуночи делала уроки: заболталась с Лилей и совсем забыла, что нужно решить задачи по алгебре и написать сочинение. Кое-как разобравшись с домашними заданиями, она улеглась в постель.

По привычке глянула на то место, где обычно лежал Хоббит, и вздохнула. Вот уже почти месяц, как оно пустовало. Кот завел привычку спать в гостиной или в спальне мамы с папой. Соня не сердилась на него: Хоббит не виноват, что боится Алика.

Она покосилась в ту сторону, где за перегородкой спал ее приемный брат. У него настольная лампа давно выключена. Уроки Алик делал вовремя, не отвлекаясь, как она, на разговоры. Да ему и говорить-то было не с кем: насколько знала Соня, друзьями он пока не обзавелся.

Алик вообще был необычный. Слишком серьезный, взрослый. Не раскидывал вещи, не дурачился, не смеялся. Но не только это.

Соня чувствовала: на людях он относится к ней лучше. То есть, когда рядом взрослые, он делает вид, что полюбил Соню и хочет с ней дружить, общаться. А стоит им остаться вдвоем, как Алик теряет к ней интерес и перестает обращать внимание. Ведет себя высокомерно, пренебрежительно, как Драко Малфой из «Гарри Поттера».

Сначала она пыталась подружиться с ним, расспрашивала обо всем и сама рассказывала всякие истории, но потом бросила эту затею. И не только в его нежелании было дело. Рядом с названым братом Соня ощущала неловкость, ей было неуютно, беспокойно.

Как-то раз, уже давно, она была с родителями в зоопарке и смотрела на огромного бурого медведя. Было жарко, и медведь лежал, не обращая внимания на толпу зрителей возле его клетки. Глаза зверя были закрыты: он то ли спал, то ли просто опустил шторы век, чтобы не видеть кривляющихся людей и вспышек фотокамер.

Вдруг в клетку залетел игрушечный вертолет, и какой-то ребенок немедленно принялся вопить и требовать достать игрушку. Вскоре прибежал сотрудник зоопарка. Он строго отчитал родителей малыша за безалаберность, пригрозил штрафом, но все же отправился выручать вертолет.

Медведь все это время лежал в своем углу, никак не реагируя на происходящее. Ему было наплевать и на толпу, и на ревущего мальчишку, и на его дурацкий вертолет.

Однако, несмотря на равнодушие зверя, работник зоопарка, доставая игрушку, действовал крайне аккуратно и осторожно, не теряя бдительности. Соня спросила у мамы, чего он боится, ведь медведю нет до него никакого дела.

– Животные непредсказуемы, – ответила мама. – Кто знает, что у него на уме? Возьмет и набросится в любую минуту.

Алик напоминал Соне того сонного медведя.

Вроде ты ему до лампочки, он занят своим делом и даже не глядит в твою сторону. Учит уроки, читает книжки, смотрит какие-то ролики в Интернете. Но все может измениться, и тогда…

Что тогда? Соня сама не знала, да и вообще не задумывалась над этим вопросом. Просто ощущала что-то неприятное, угрожающее, чему не могла подобрать названия, и старалась реже пересекаться с братом.

Обычно Соня засыпала быстро и спала крепко: не успеет подумать о чем-то, как мысль уплывает в темноту, а потом раз – и вставать пора. Но той ночью что-то разбудило ее.

Она проснулась, но некоторое время лежала с закрытыми глазами, постепенно возвращаясь из призрачного мира сновидений. Ей снилось что-то тревожное, но образы стремительно таяли, не давая вспомнить, что это был за сон.

Соне вдруг показалось, будто по ее лицу что-то ползает, легонько пощипывая, покалывая кожу. Словно крошечное насекомое перебирало тоненькими лапками, щекотало усиками. Но только не в одном месте – на носу или на лбу, а на всем лице сразу. Соня еще не полностью проснулась, балансировала на грани яви, и вот так, не совсем понимая, спит она или бодрствует, открыла глаза.

В первое мгновение задохнулась от неожиданности – наверное, все-таки сон продолжается? Но тут же на смену удивлению пришел страх. Холодный, липкий ужас заструился вдоль позвоночника, и все тело, расслабленное и теплое ото сна, покрылось мурашками.

Возле ее кровати, вытянув руки вдоль тела, стоял Алик. Он ничего не делал, просто стоял и смотрел на Соню. Глаза у него были необычайно яркие, даже в темноте Соня видела, что они светятся, как у Хоббита. Только у кота глаза были зелеными, а из глаз Алика лилось ровное синее сияние.

Занавесок Соня не задергивала – ей нравилось, когда в комнату проникал уличный свет: горели фонари, уютно светились окна соседних домов, мигали неоновые вывески. По ночам, конечно, все это было не так насыщенно, как вечером, но в ту ночь случилось еще и полнолуние, так что фигуру и лицо Алика она видела отчетливо.

Он, не отрываясь, не моргая, смотрел прямо на нее. Соня внезапно поняла, что проснулась от этого тяжелого, почти осязаемого взгляда, который обшаривал ее лицо, ползая по нему.

Алик стоял, смотрел и молчал, а Соня не могла найти сил, чтобы вымолвить хоть слово. Наконец это ей удалось, и она прошептала:

– Ты что здесь делаешь? Почему не спишь?

Приемный брат ничего не ответил, никак не отреагировал.

Краем глаза Соня уловила движение справа от себя. Она посмотрела в ту сторону и не поверила тому, что видит.

Тень Алика двигалась. Сам он оставался недвижим, но тень согнулась под странным, невозможным углом. Силуэт вытягивался, плыл, скользил по стене в тихом сумраке комнаты, принимая зловещие, фантастические очертания. Соне показалось, что в воздухе запахло сыростью и гнилью – это был смрад застоявшейся воды и тины, запах глубокого, не знающего солнечного света холодного подвала.

Соня не могла оторвать взгляда от сгорбленной, словно готовой к прыжку тени. Вид этой темной, потусторонней фигуры напугал ее настолько, что она едва могла дышать и крепко зажмурилась. Лежала и ждала, что нечто, эта жуткая тварь, вот-вот набросится на нее.

Но ничего не происходило, и она рискнула снова открыть глаза и посмотреть на Алика, избегая глядеть на его колышущуюся тень.

Алик словно ждал этого. Он тут же прижал палец к губам в заговорщическом, но вместе с тем угрожающем жесте, призывая ее молчать. А потом попятился и убрался к себе, за перегородку. Наверное, лег, но она не слышала ни скрипа пружин, ни шелеста одеяла.

Чернильный силуэт тоже исчез, сгинул во мраке.

Постепенно Соня пришла в себя, но спать больше не могла. Хотелось в туалет, но она не могла заставить себя встать и пойти к двери. Ей казалось, Алик стоит там, прямо за перегородкой, – скорчившийся, похожий на уродливую горгулью, – и подкарауливает ее.

Соня не спала до самого рассвета. Лежала, не меняя позы, вглядываясь в полумрак перед собой.

Утром она спросила Алика, что он делал возле ее кровати.

– Тебе показалось, – невозмутимо ответил он и равнодушно отвернулся, показывая, что разговор окончен. Больше Соня никогда не пыталась говорить с ним о том, что происходило по ночам.

Следующей ночью она боялась ложиться спать, но в конце концов заснула и спокойно спала до утра. Все вроде пошло по-прежнему, но стоило Соне успокоиться и решить, что страшное позади, как чужое присутствие снова разбудило ее среди ночи.

– На этот раз он подошел совсем близко, – говорила Соня, и голос ее вибрировал от ужаса. Ей было жутко даже в эти минуты, в переполненном кафе, посреди торгового центра, рядом с матерью. – Его лицо было совсем рядом! Он склонился надо мной, и… Рот его был открыт. Мамочка, мне кажется, он пил мое дыхание!