Текст книги "Территория без возврата"

10 января 2021 года

Мне тяжело жить с этой мыслью. Еще сложнее скрывать ее от остальных.

Нужно записать это, чтобы как-то собраться, четче все сформулировать.

Похоже, я свалял дурака. Приехал сюда, разыскал Саймона, а теперь думаю, что это была самая ужасная ошибка, которую я мог совершить. Да, да, высокопарная фигня в голливудском стиле, но что поделать, если это правда!

Или нет? Или все же я ошибаюсь?

Когда я оказался запертым в Пространственной Зоне, то винил во всем себя – свою безалаберность и глупость. Когда увидел в одной из проекций комнату Льва Толстого в Ясной Поляне, то впервые мне пришло в голову, что это жестоко, неправильно и даже кощунственно – заставлять голограммы изображать людей. Кого бы то ни было.

Я обижался на жизнь, винил разработчиков, изобретателей, ученых, Корпорацию – всех тех, кто открыл Зону для посетителей. Но все равно, даже тогда всерьез не думал о пагубности, опасности, смертоносности Зоны.

Время от времени я задумывался о том, что вероятность выхода в иное измерение противоестественна. Но это было как-то… не всерьез, что ли. Что меня действительно волновало, так это поиск возможности вырваться из Зоны. Я искал способы спастись.

Не потому был в отчаянии, что другие люди могут тоже пострадать; не потому, что все человечество может провалиться в эту дыру, а потому, что сам в этом кошмаре очутился, потерялся!

Это сложно объяснить… Но даже находясь внутри, будучи в ловушке, я, в какой-то мере, все равно испытывал к Пространственной Зоне чувство, сродни преклонению. Если тебя ударило током, глупо требовать, чтобы все перестали пользоваться электричеством. Вот с чем можно сравнить мои умозаключения, ощущения.

Наверное, это всё было потому, что я никогда не жил в мире, где людям достаточно находиться в своем измерении, не высовываясь в чужое. А теперь вот живу!

Здесь люди, если хотят увидеть другую страну, то садятся в поезд или самолет и путешествуют. Если желают провести с семьей выходные у озера, то едут на автомобиле к настоящему озеру, а не довольствуются имитацией!

Они наблюдают за живыми животными в настоящем зоопарке, а не бродят по проекциям, пялясь на Обитателей!

Они плавают на настоящим морям и рекам, а не отправляются в нарисованные, фальшивые локации!

Они не подвергают себя опасности остаться в заточении – или оставить внутри Зоны часть себя… как тот же Костров, которого я там однажды встретил.

Это полный идиотизм, но только сейчас до меня действительно стало доходит то, о чем писала Теана Ковачевич. Только сейчас!

Но даже Теане я не могу рассказать об этом, потому что она сейчас – восторженный адепт Зоны, самый ярый ее фанат и горячий последователь нового учения. Это ее религия, ее вера.

Та, состарившаяся Теана, в старомодных очках и строгом костюме, растерявшая всех своих поклонников и похоронившая репутацию, балансирующая на тонкой грани между полоумным ученым и городской сумасшедшей – та Теана Ковачевич была человеком. Хорошим человеком. Вета писала, что она старалась помочь родителям и ей самой найти меня.

А эта Теана вызвала у меня отвращение.

И не только она.

8 февраля 2021 года

Сегодня у меня день рождения. Помню, как в самом начале нашего знакомства с Кайрой мы поругались, она обозвала меня мальчишкой, а я проорал ей в лицо, что таким и останусь по ее милости. Так и застряну в одном возрасте.

Но все изменилось. Взрослею, старею.

Мама с папой звонили с утра, поздравляли. В первое время им неловко было меня сыном называть – они и старше-то меня всего ничего. Но привыкли быстро, и теперь все воспринимается естественно. Я себя иногда ловлю на мысли, что общаться с ними, молодыми, порой даже и легче.

Я спросил, как дела. Они, как обычно, ответили развернуто, как отличники на уроке. Папина фирма растет и развивается полным ходом, мама целыми днями с Алиской.

Алиска смешная. Взгляд такой осмысленный уже, улыбается безмятежно. Мягкая, розовая, курносая, щекастая, как хомячок из детской книжки. Хочется потискать ее, на ручки взять. Мама говорит, Алиска – копия я в таком возрасте. Сколько ни пытался уловить сходство, не вижу ничего.

– Так и не получается выбраться к нам? – в который уже раз спросил папа, и я привычно соврал про страшную занятость.

– Слушай, мы бы тебе оплатили поездку, ты не переживай. Если все дело в этом…

– Не в этом.

Потом отец отошел от экрана: на работу нужно было бежать.

Мама как-то замялась, губу прикусила, и я сразу понял, что она хочет сказать мне что-то, но не решается. Понял даже, что именно.

– Нет, я не поговорил с ней, – сказал я.

– Откуда ты… – Мама слегка покраснела. – Но вообще-то я и вправду хотела… Почему ты не поговоришь с ней, Алекс?

– Что я скажу, мам?

– Должна же она понять!

– Ага, допустим поняла и даже поверила! И что дальше? – Я не на мать сердился, а на себя, на Кайру, на всю эту дикую ситуацию. – К совести ее взывать? Умолять? Не буду я с ней ни о чем говорить. И хватит об этом.

Алиска захныкала, завозилась, пришлось свернуть разговор.

Я отключился, а сам сидел и пялился на экран, как дурак. В моей жизни всегда два состояния: либо я куда-то бегу, либо откуда-то хочу выбраться. Это кончится когда-нибудь?

В обед пришла Джессика. Именно Джессика, не Джесс – она меня сразу предупредила, как только мы познакомились. Это было в университетском кафетерии, в конце прошлого года.

Встречаемся мы с ней уже больше месяца. С Джессикой хорошо, весело, но все же я уверен, что это ни к чему не приведет. Надеюсь, она тоже понимает.

– Это тебе, – сказала она. – Подарок.

Джессика подарила мне футболку. На груди написано: «Я не нарушаю правила…», а на спине: «…а живу по своим».

В точку. Просто удивительно. У меня все не как у людей. Она угадала, хотя ни черта обо мне не знает. Джессика думает, что я лаборант доктора Саймона Тайлера.

Джессика – отличная девчонка. Живая, активная, улыбчивая. Американистая такая. И беззаботная, как маленькая птичка. Такие всю жизнь перепрыгивают с ветки на ветку и радостно щебечут. Этим она меня и привлекла – легкостью. С ней удается хоть иногда перестать грузиться.

– Надевай футболку и пошли в парк, – сказала Джессика и потрясла перед моим носом плетеной корзинкой, из которой торчала бутылка вина.

Потом мы сидели в парке, под деревом. Солнечный свет лился на нас сквозь прорехи в листве. В корзинке, помимо выпивки, оказались булочки, паштет и фрукты. Джессика расстелила на земле покрывало, и я развалился на нем, а она сидела, изящно скрестив ноги.

Джессика почти всегда говорит сама, мне остается только мычать и вставлять односложные, подходящие по смыслу слова. Очень удобно, когда хочется подумать о своем. Сегодня не хотелось. Ни о чем не хотелось думать, и под ее стрекот меня потянуло в сон.

Я прикрыл глаза, чувствуя, как теплый ветерок острожно касается щек. Голос Джессики отдалился, и мне вдруг показалось, что я на другой поляне, а рядом – совсем другая девушка. Мне даже почудился сладкий, будоражащий аромат спелой, разогретой солнцем земляники.

– Эй, ты меня не слушаешь!

Джессика толкнула меня в плечо и посмотрела с обидой.

– Тебе со мной скучно?

Пришлось извиняться, улыбаться, лгать.

А на душе было так паршиво, хоть волком вой.

Отвратительный день рождения. Хуже некуда.

10 марта 2021 года

Когда я впервые увидел ее – увидел здесь, в этой реальности, Кайра стояла возле письменного стола. Она только что пришла и еще не успела надеть белоснежный рабочий халат.

На Кайре было летнее синее платье до колен из гладкой переливчатой ткани и желтые босоножки на невысоком каблуке. Тонкие ремешки обивали щиколотки, на руке звенели серебряные браслеты. Она стояла вполоборота к двери и что-то говорила, но тут же умолкла, увидев нас с Саймоном на пороге.

Все остальные – Теана Ковачевич, Майкл Петерсон, Джон Свенсон – тоже были в кабинете. Саймон представил меня, и все они что-то сказали в ответ, но я слышал только ее голос.

Кайра улыбнулась и первой протянула мне руку для знакомства.

– Очень рада, – проговорила она, и я стиснул ее хрупкие пальчики.

Мы говорили о чем-то. Мне задавали вопросы, я отвечал. Потом, оставшись один, никак не мог понять, как мне это удавалось. В голове словно крутилась карусель, сменялись кадры.

… Мы сидим под одним пледом на палубе катера. Над головами – звезды. Крупные, ровные, как огоньки на новогодней елке. У Кайры шелковистая, гладкая коже, она целует меня, и от нее пахнет чем-то сладким, медовым, яблочно-ванильным;

… а вот она изо всех сил пытается вытащить меня из воды, спасти от морского чудовища, которое нарезает круги под катером.

«Я держу тебя! – отчаянно кричит Кайра. – Давай же, Алекс!»;

… мы на берегу прозрачного лесного озера…

… в большом старом доме, перед горящим камином…

… на тихой лесной поляне…

… на острове посреди моря…

… над обрывом…

… ее бледное лицо залито кровью, глаза затуманены болью, волосы почернели от крови.

«Брось меня. Спасайся сам, Алекс, пожалуйста. Ты не должен был тут оказаться. Это моя вина…»

Я едва стоял на ногах, в голове стучало:

«Почему ты не узнаешь меня? Как ты можешь меня не узнать?!»

В какой-то момент все заметили, что я не в себе, но списали на смущение, волнение, стресс. Усадили за стол, вручили кружку с чаем, печеньем угостили, как застенчивого малыша.

Первые месяцы я еще надеялся. Пытался привлечь ее внимание. Вел себя, как полный идиот, поминутно пытался поймать ее взгляд, понять, чувствует ли она хоть что-то, когда смотрит в мою сторону.

Но потом понял, что.

Я для нее – объект исследования. Подопытный кролик. Лабораторная крыса, которую необходимо препарировать – вскрыть и посмотреть, что у нее внутри. Да, у крысы есть сердце, но для науки это важно только с физиологической точки зрения. Чувства крысы значения не имеют.

Сколько раз я хотел рассказать ей о том, что нас связывало! О том, как мы любили друг друга, и том, что я и сюда, в Штаты, приехал ради нее!

Так и не смог.

Я все стадии прошел, от шока до принятия ситуации. Поначалу с ума сходил: привыкнуть к ее отчужденности, к ее равнодушной вежливости было невозможно. Кайра улыбалась, всем своим видом демонстрировала расположение, но разве это мне было нужно? Мир рушился, меня заваливало обломками, я задыхался под ними, но никому, ни единой живой душе не мог сказать о том, что заживо горю.

Чужим – потому, что не поняли бы.

Родным – потому, что поняли бы слишком хорошо, а мне не требовалось ничье сочувствие.

Даже когда дневник завел, писать сюда об этом не мог, слишком больно было принять, что я для Кайры – никто. Она любит другого человека – Саймона.

Я ненавидел, ревновал, бесился и пытался давить все это в себе. День за днем варился в этом адском котле, а Кайра постоянно, сама того не желая, подкидывала дровишек.

Эта пытка длилась до тех пор, пока однажды утром я не проснулся и не понял одну вещь. Та Кайра, которую я каждый день встречал в лаборатории в чистеньком белом халатике, с волосами, забранными в строгую прическу, в стильных нарядах, с аккуратным макияжем, золотыми сережками-гвоздиками и ясной, отстраненно-радушной улыбкой – не та женщина, которую я люблю.

У нее те же глаза, нос, губы и плечи, но это не Кайра.

Это другой человек. Они просто похожи, вот и все. Настоящая, моя Кайра осталась в Пространственной Зоне. А с этой гладкой и правильной до приторности незнакомкой меня ничего не связывает.

Когда я осознал это, то сначала задохнулся от удивления и от парадоксальности этой мысли. Да, мысль была абсурдна, но ведь справедлива!

Какая-то версия меня была мертва – я сам видел могилу, но это не мешает мне ходить, дышать, есть, пить, страдать и радоваться.

Какая-то версия Кайры, незнакомая мне, трудится в лаборатории, мечтает выйти замуж за Саймона и сделать карьеру в Университете. Но это не мешает мне любить ту женщину, что до сих пор ждет меня в Нулевом измерении.

Я выдохнул. Выдернул ядовитую стрелу (что меня все в патетику тянет?).

И даже смог записать все это.

21 мая 2021 года

Прошло больше года с того момента, как я вышел из Зоны. Мы с Саймоном сидели вчера в баре, напились – пятница, можно. Странно, если подумать, но если я кого и могу назвать своим другом, то это его.

Доктор Тайлер – классический ученый. Умный, увлеченный, немного рассеянный, порядочный, честный до абсурда, отрешенный от всего мирского, как средневековый монах. Для него ничего не может быть важнее науки.

Ничего странного в том, что личной жизни у Саймона практически никогда не было, а в отношениях с женщинами он – невинный младенец. Кайру он каким-то чудом сумел разглядеть и полюбить, потому что она тоже имеет отношение к науке…

Хотя это звучит язвительно и зло. Не надо так. Саймон любит Кайру, это искренняя, истинная любовь.

Я давно перестал удивляться тому, что доктор Тайлер поверил моему письму и развил бурную деятельность, помогая мне перебраться в Штаты. Как иначе? Он же верил в свою теорию, в свои исследования, как ему было не поверить в подтверждение собственных идей?

Сейчас он благодарен мне, считает не только другом, но и кем-то вроде спасителя.

Приехав в США, я вскоре узнал, что его проект собирались перестать финансировать. Лабораторию могли закрыть. Саймон рассказал, что если бы не объявился я – живое доказательство существования Нулевого измерения, то ему бы перекрыли кислород.

А так, получается, я явился, как какой-нибудь Бэтмен, и всех спас.

Лаборатория теперь не только сохранена – в нее вкладываются огромные деньги. То, во что верил только «чокнутый профессор», теперь обсуждается в самых высоких сферах. А сам доктор Тайлер и его сотрудники постепенно превращаются в легенду. Миф, на котором я воспитывался, творится на моих глазах.

Кто-то звонит. Я позже допишу. Это важно.

28 мая 2021 года

Та роковая колба лопнула в лаборатории за две недели до моего появления. Кайра обнаружила это, не нашла среди найденных осколков того, на котором был написан серийный номер, и это натолкнуло ее на мысль, что он мог попасть под воздействие неких волн.

Когда она рассказала о происшествии доктору Саймону, тот чуть с ума не сошел от счастья, потому что всегда знал, что Нулевое измерение существует, только не мог найти тому доказательств.

В иной реальности, как я знал, у исследователей годы ушли на то, чтобы выяснить, пересечение каких волн открывает доступ в иное измерение, а потом начать перемещать туда предметы и живые организмы.

С моим появлением все было многократно ускорено. Никаких унизительных поисков спонсоров и выбиваний финансирования. Никаких тупиковых путей в ходе поисков.

В распоряжении Саймона Тайлера и его команды оказались проектор, проекция и записи Кайры. Вернее, только научная их часть. Личный ее дневник мне удалось утаить. Решение спрятать дневниковые записи было спонтанным, но я многократно убеждался в его правильности.

… В аэропорту меня встретил Саймон. Кажется, он волновался еще сильнее, чем я, поскольку ставил под удар себя, свою репутацию. Саймон рисковал, поверив мне.

Я понятия не имел, как он выглядит. Знал только, что у него будет табличка с моим именем. В толпе встречающих я сразу же отыскал взглядом нужные имя и фамилию и направился в ту сторону.

Саймон переминался с ноги на ногу и смотрел на меня со странной смесью жадного интереса и надежды. Когда я подошел, он сунул табличку под мышку и протянул мне руку.

Я не воспринимал его как потенциального соперника в борьбе за сердце Кайры (наверное, потому, что сама она в дневнике писала, что их отношения закончились. Я ошибся, но сейчас не об этом). Парадоксально, но Саймон был единственным, кто мог помочь мне отыскать Кайру, придать моей жизни какой-то смысл, задать направление. Так что не только он надеялся на меня, но и я – на него.

Не знаю, кого я ожидал увидеть. Наверное, думал, что он носит старомодные очки с дужкой, замотанной изолентой, и запросто может прийти на работу в ботинках от разных пар. У Саймона оказалась эффектная, прямо-таки кинематографическая внешность: он был высок, светловолос, хорошо сложен. Симпатичное лицо и квадратная челюсть, которую обычно называют волевой. Он коротко стригся и носил очки без оправы. Я вынужден был признать, что Кайра запросто могла увлечься им. Да и не только Кайра – от поклонниц у такого красавца отбою не должно быть.

Правда, пообщавшись с Саймоном буквально пару дней, я понял, что он «повернут» на работе, так что романы со студентками – это совершенно не по его части.

Приглядываясь друг к другу и стараясь преодолеть вполне естественную неловкость, мы пошли к машине. Тут Саймон и сообщил мне, что сейчас мы поедем не в Университет, на территории которого мне предоставят жилье, а на встречу с некими, как он выразился, «службами».

– Они помогли с документами и теперь хотят с тобой побеседовать. Посмотреть, что ты привез. Проектор ведь у тебя с собой?

Я кивнул и приподнял рюкзак.

– Все здесь.

Саймон рассказал, что, получив от меня письмо, рассказал обо всем ректору Университета. Попытался убедить его в том, что мое появление – если, конечно, я не вру! – окажется поистине сенсационным и крайне перспективным. Видимо, Саймону это удалось, потому что ректор (его зовут Алистер Харди) связался с нужными людьми, которые и помогли с оформлением паспорта, билетами и всем прочим.

Теперь «нужные люди» хотели меня видеть. Хотели получить все, что я привез.

Я понимал, что примерно так и будет. И что меня будут мучить вопросами, тоже догадывался. Я все готов был рассказать, за исключением некоторых личных подробностей. И Кайра, думаю, не хотела бы, чтобы ее дневниковые записи читали дяденьки в военной форме или дорогих пиджаках.

Саймон был взвинчен, напряжен, от него только что током не било от волнения, пока мы ехали. Мы толком ни о чем не говорили, он смотрел на дорогу так внимательно, будто впервые сел за руль. Но это было мне на руку.

Я потихоньку ощупал сиденье, гадая, куда лучше спрятать дневник Кайры. В итоге вытащил его из рюкзака и, улучив подходящий момент, засунул под сиденье. Пристроил аккуратненько, чтобы он не выпал.

А после потихоньку забрал.

Вот так и вышло, что мне удалось утаить от всех существование дневника и не придавать огласке нашу с Кайрой историю.

В течение первых нескольких месяцев я только и делал, что рассказывал о своих злоключеньях. Сотни вопросов! Они препарировали мою память, выуживали из меня новые и новые подробности, и я рассказывал все, что знал, что мог припомнить, в деталях.

Только о любви к Кайре, о нашем романе я молчал. Ни разу не проговорился. Но тут мне повезло – все же о моей скромной персоне они не так уж много желали узнать, куда больше их интересовал мировой порядок, развитие стран, положение США на международной арене… Я вспоминал, как переходил из проекции в проекцию, как открывались Комнаты, как заказывались локации, как функционировали Порталы, чем занималась Корпорация… Тут мне скрывать было нечего. Я рассказывал все, что знал, о чем помнил – не врал, они меня и на детекторе лжи проверяли. И радовались, что именно Штаты стояли у истоков выхода в Пространственную Зону.

В общем, в итоге от меня отстали, моя тайна осталась при мне, и это можно считать чудом и удачей.

14 сентября 2021 года

Ректор Алистер Харди проявил недюжинную смекалку и хватку. Он сообразил, какие выгоды и несметные богатства ждут того (или тех), кто окажется у руля. Своих денег ему не хватило, поэтому он привлек того, кто согласился проспонсировать исследования.

Харди, спонсор-миллиардер, «владелец заводов, газет, пароходов», да еще один сенатор – вот те, кто взяли дело в свои руки. Корпорация создавалась на моих глазах. Хуже того, если бы не я, возможно, ничего бы не было. Эта мысль сводит меня с ума.

– Мы стоим у руля истории, – сказала вчера Теана, поднимая бокал.

Да, это был и в самом деле исторический день: Саймон и его команда впервые самостоятельно отправили в Пространственную Зону живой объект. Крысу по имени Чаки.

Чаки вернулся – такой же бодрый и подвижный, как и прежде. Поел, попил, свернулся в уголке. Вид у него был вполне довольный.

– Только представьте, чего мы вскоре добьемся, – не затыкалась Теана, и все остальные сияли улыбками. – Все, о чем говорил нам Алекс, скоро станет правдой! Это начало новой эпохи!

– Это начало конца, – буркнул я.

– Алекс, о чем ты… – начал было Саймон, но я перебил:

– Посмотрите на меня! Вы не понимаете? Я все потерял, моя жизнь сейчас похожа на жизнь этого чертового Чаки!

– Ты преувеличиваешь, – снисходительно улыбнулась Теана, и я готов был ее задушить. – Любой хотел бы оказаться на твоем месте. Конечно, тебе нелегко пришлось, столько испытаний… – Она скроила приличествующую моменту мину. – Но теперь! Алекс, насколько я знаю, о тебе собираются писать книгу – издательства сражаются за право обнародовать твою историю. Ты станешь лицом рекламной компании Корпорации и национальным героем. Со временем ты будешь очень известным и богатым человеком и…

Я швырнул бокал на пол и вышел из лаборатории.