Текст книги "Ужас без конца"

Уже засыпая, Артур подумал о том, что стал спать гораздо больше. Как медведь, что всю зиму видит сны в берлоге. Или как окуклившаяся гусеница, которая готовится выпорхнуть из кокона бабочкой. Хотя Артур в точности не знал, спят ли гусеницы. Отмахнувшись от нелепой мысли, он провалился в сон.

Пятница

Проснувшись, Артур полежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в то, как мир вокруг живет и дышит: каменный дом, наполненный людьми, которые находились в своих квартирах, словно карандаши в пенале; город за окном – шорох шин, редкие голоса прохожих, урчащие автомобильные двигатели.

Артур открыл глаза. Как оказалось, в темноте он видел так же ясно, как и днем, ничуть не напрягаясь при этом. Он глядел в ночь, как хозяин, ощущая себя в своей стихии.

Ему не надо было смотреть на циферблат, чтобы понять, который час, он безошибочно определял время – это была еще одна пробудившаяся в нем способность. Артур знал: сейчас полночь или около того.

Так и есть, часы показывали десять минут первого. Тело Артура было натянутым, звенящим, как гитарная струна, оно требовало движения, его переполняла сила. Он пружинисто поднялся с дивана, ощущая, что теперь совсем иначе перемещается в пространстве: движения стали точными, сосредоточенными, ловкими.

Артур пошел в ванную, умылся, пристально осмотрел свое осунувшееся лицо. Кожа на лице и теле казалась чуть натянутой, напряженной, как будто готова была лопнуть, и слегка чесалась, но это было даже приятно.

Проведя рукой по голове, Артур, к своему удивлению, обнаружил на ладони несколько выпавших волосков. Ладно, ничего. Он теперь ест только мясо, наверное, каких-то витаминов все-таки не хватает.

Внезапно Артур понял, зачем проснулся среди ночи. Ему казалось, стены давят на него, было тесно и душно в сонной крохотной квартирке. Надо пройтись, решил он, направляясь к двери, и, как был в домашней футболке и шортах, вышел на улицу.

Ночь была прекрасна. Дневная жара спала, прохладный воздух холодил кожу. Людей на улицах почти не было; по дорогам, простреливая тьму светом фар, проезжали редкие автомобили. Артур вдохнул полной грудью, вбирая в себя запахи, чувствуя себя повелителем, который все слышит, видит, ощущает не так, как жалкие людишки в домах-клетках.

Артур двинулся быстрым шагом, потом перешел на бег. Бежал легко, высоко отрывая ступни от земли – он и не подозревал, что так умеет; каждой порой и клеточкой ощущая, что бег делает его свободным. Мчался быстро, но ничуть не уставал, даже дыхание не сбивалось. Кажется, запросто мог бы добежать и до другого конца города, и до дачного поселка, где жили родители, но тут…

Каким-то глубинным чутьем Артур осознал, что бежит не просто так. С самого начала это была никакая не пробежка – это охота. Он бежит не бездумно, но преследуя в ночи жертву!

Какую?

Артур втянул носом воздух, ощутив запах шерсти, мяса, собачьего корма, шампуня от блох, а еще – отчаяния и растерянности. Где-то в парке, куда забежал Артур, находилась собака. Хозяина рядом не было. Возможно, собака потерялась, или, может, ее выбросили, это не имело значения.

Он повертел головой, четко выбирая направление, и побежал в нужную сторону. Минута – и вот он, этот комок шерсти. Бело-рыжая кудрявая псина непонятной породы сидела возле лавки. Собака оказалась довольно крупной, при приближении Артура она поначалу оскалила клыки и зарычала, но уже через секунду поджала хвост, заскулила, припав к земле и не делая попытки убежать. Ко всем прочим запахам примешался ядреный, горький запах страха.

Того, что случилось потом, Артур осознать не успел. Тело опередило разум, и действовал он, не раздумывая ни секунды. Инстинкт – вот что это было, иначе не назовешь. И инстинкт этот приказал ему молниеносным движением схватить пса (это был кобель), свернуть ему шею и…

Спустя некоторое время Артур бежал обратно к дому. Вспоминая, как он голыми руками разрывал животное на части, как впивался зубами в трепещущую плоть, как пожирал дымящееся мясо и пил горячую кровь, его охватывал ужас, дурнота подкатывала к горлу.

Но другая сторона его натуры пребывала в восторге. Она не желала исторгать из себя завоеванную добычу, наслаждалась вкусом попавшей в организм пищи. Прилив сил, бурлящая внутри энергия, еще большее обострение всех органов чувств – все это переполняло Артура до краев, и ничто не могло затмить потрясающего ощущения.

Никем не замеченный, он вернулся к себе, сбросил заляпанную кровью одежду, швырнул ее в стиральную машину и встал под душ. Смывая с кожи пот, собачью кровь и грязь, намыливая поджарое, упругое тело, Артур понимал, что эта ночь все изменила. Он больше не будет таким, как прежде.

Артур теперь не затюканный жизнью, жалкий, недовольный собой человечек, пределом мечтаний которого было похудеть, нарастить мышцы и выглядеть более или менее стройным. Он уже не жертва обстоятельств, воспитания и собственных многочисленных комплексов – он охотник! И отказаться от этого волшебного чувства было выше его сил.

Спал он в ту ночь крепко и без сновидений, а проснувшись по настырному звонку будильника понял, что организму требуется еще поспать.

Артур сделал то, чего не делал прежде: позвонил на работу и сказал, что сегодня не выйдет. Обычно он даже с температурой приползал в офис, боясь неодобрения начальства, но только не сегодня. Работа перестала иметь всякое значение: на свете есть куда более важные вещи. Артур даже подумал, что и предупреждать никого не надо, но все же угасающая часть его натуры, голос которой звучал день ото дня все более робко, сумела настоять на своем.

Шеф еще не подошел, но секретарь была на месте.

– Мне нездоровится, – отрывисто сказал Артур, чувствуя, что говорить ему трудно. Язык с трудом ворочался во рту, горло сводила странная судорога, слова приходилось буквально выталкивать из глотки.

– Конечно, конечно, – торопливо ответила девушка.

Как и все, секретарша была в курсе случившегося с Богданом и понимала состояние Артура. Вернее, думала, что понимает.

Положив трубку, он закинул в рот две очередные оранжевые капсулы, отметив, что их осталось еще две, как раз на последний прием, запил таблетки водой. Задумчиво помассировал горло, вяло спрашивая себя, что это с ним, но, так ни до чего не додумавшись, лег на диван и через минуту уже крепко спал.

Суббота

Пока Артур спал, телефон был выключен. Проснувшись, он обнаружил десяток пропущенных – большинство от матери, но были и от Борисова и Ларисы, а также несколько сообщений от них с вопросами, как дела, все ли в порядке.

Артур и сам пока не понимал, как себя чувствует. С одной стороны, был бодрым и отдохнувшим, но с другой… Тело казалось словно бы чужим. Он еще не встал с дивана, так и лежал, лениво глядя в окно, за которым отцветал оранжевый закат.

Проспал весь день – пятница была на излете. Надо бы ответить всем, кто звонил: люди же беспокоятся. Артур начал набирать сообщение и тут увидел, что ногти его стали другими. В панике отбросив телефон, вскочил и уставился на руки.

«Не может быть», – подумал он.

Но того, на что он смотрел, невозможно было отрицать. Ногти потемнели, стали гораздо длиннее и заострились. Неужели они могли так вырасти за несколько часов?! Видимо, да. Теперь ногти были больше похожи на когти, выглядели прочными, толстыми.

Артур схватил маникюрные ножницы и попытался отрезать ноготь на мизинце, но ничего не вышло: это было все равно, что пытаться пилить камень. Кусачки тоже оказались бесполезны.

Он почувствовал, что его бросило в жар, захотелось умыться холодной водой. Артур видел в темноте, но по привычке включил свет в ванной, однако дойти до крана не успел: увидел свое отражение. Потрясение, которое он испытал при виде ногтей, не шло ни в какой сравнение с тем, что чувствовал сейчас.

Кожа словно бы прилипла к костям. Она туго обтягивала череп, отчего лицо выглядело хищной маской; челюсть выдалась вперед, зубы заострились и побелели, руки и ноги выглядели иссушенными, но при этом под кожей четко прорисовывались мышцы. Никакого жира, никаких отеков – разве не этого он хотел?

Стоило Артуру обратить внимание на свой вид, как появились новые ощущения. Прежде кожу слегка покалывало, она немного зудела, теперь же пришли сухость и стянутость. Тело горело, Артура трясло, как это бывает при высокой температуре.

Приблизившись вплотную к зеркалу, он увидел, что глаза из темно-карих стали желтыми. Провел рукой по волосам и снова заметил на ладони несколько волосков. Словно в тумане, Артур поднял руку и потянул себя за прядь. Волосы отделились от кожи черепа легко и без усилий. Больно тоже не было, а ведь попробуй он вырвать с корнем целую прядь волос еще неделю назад, искры бы посыпались из глаз!

«Господи, что это со мной?» – подумал Артур.

Вернее, нет, не подумал. Это была не мысль, а крик. Он словно бы сошел с ума, в отчаянии принимаясь дергать себя за волосы. Пряди волос отваливались с затылка, висков, челки издевательски легко. Артур бросал их прямо на пол, не в силах поверить, что все это происходит с ним!

Отчаяние, страх, непонимание переполнили его так, что держать этот ужас в себе было уже невозможно, и он выпустил его изнутри громким, душераздирающим воплем.

«Что за идиот!», «Случилось что-то?», «Кто там разорался на ночь глядя?» – зазвучало со всех сторон. Даже сказанные шепотом, слова были слышны, били по ушам и нервам.

Артур закричал снова, а потом упал на пол и потерял сознание.

Когда пришел в себя, была ночь. Он поднялся с пола, чувствуя боль в затылке: ударился, когда падал. Артур умылся, пытаясь унять жар в теле и лице, и ему стало немного легче.

«Во что ты втравил меня?» – тоскливо подумал он, обращаясь к покойному другу.

Впрочем, Артур и сам виноват: чувствовал же, что перемены, которые с ним происходили, слишком стремительны и необъяснимы, чтобы это могло считаться нормальным. Но ему нравилось чувствовать себя суперменом, и вот результат.

Вспомнилось, как он зубами рвал бедного пса в ночном парке, какое жгучее удовольствие испытывал, поедая плоть убитого животного, и…

И понял, что голоден. При мысли о нормальной еде, о некогда любимых блюдах – салате «Оливье», шашлыке, окрошке, маминых пирогах – его затошнило. В холодильнике лежало сырое мясо, вот его он съел бы, хотя лучше, конечно, будет…

«Нет! Я не стану этого делать!»

Вместо холодильника Артур бросился к компьютеру. Хотел выйти на сайт производителя «Идеала», но после получасового блуждания по ссылкам понял, что ничего найти не может. Не может, потому что информации об этом нет. Ни единого упоминания, ни одной строчки.

Заказ для Артура делал Богдан в том закрытом телеграм-канале для худеющих, где Артур не был зарегистрирован, куда можно было попасть только по приглашению и рекомендации, как в клуб для избранных. Более того, он и названия этого канала не помнил, хотя Богдан, кажется, упоминал.

Вот зачем Артур прихватил ключ от квартиры друга – как чувствовал. Сработала, наверное, интуиция, шестое чувство, предчувствие. Нужно пойти к Богдану, покопаться в его ноутбуке. Возможно, отыщется что-то полезное.

Влезая в джинсы и футболку, Артур морщился: одежда, которая стала ему велика, казалась тем не менее тесной, душной, неудобной. Она царапала тело, причиняя сильнейший дискомфорт, но выхода не было: не идти же через весь город в трусах.

Артур заказал такси, хотя ему казалось, что он запросто добежит до дома Богдана. Однако на машине все же быстрее. Такси скоро приехало, и усталый водитель по пустым улицам довез Артура до места за десять минут.

Даже эти короткие минуты показались ему адом: приходилось бороться с острым приступом голода и желанием наброситься на таксиста.

«Это просто наваждение, успокойся, – уговаривал себя Артур, стараясь не смотреть на набухшую кровью артерию на шее водителя. – Помутнение сознания!»

Кое-как выбравшись из автомобиля, рассчитался за поездку и вошел в подъезд. Открыл дверь, ступил в прихожую.

Внутри пахло пустотой, пылью, оставленным людьми жилищем. Богдан не был приверженцем порядка, так что всюду валялись брошенные как попало вещи. Артур, не включая света, прошел в комнату, где стоял ноутбук.

Пароль он знал. «Бог-2210». Бог – это сокращенное от имени, но в то же время и горделивое признание себя высшим существом. Артур скривился – какая же в этом ирония! А цифра – это просто дата рождения «бога». Двадцать второе октября.

Умная машина послушно проглотила пароль, переварила в своей высокотехнологичной утробе и выплюнула: «Добро пожаловать». Артур вошел в Интернет и принялся шарить в закладках. Как ни странно, их не было. История тоже была очищена. Удивительно, но Богдан как будто подчищал за собой, заметал следы на случай, если кто-то захочет поискать что-то в его личных вещах.

А если…

Господи, как же он раньше об этом не подумал? Нет, подумал, только запрещал себе делать выводы! Ведь это невыносимо, невыносимо!

Артур заметался по комнате.

Изувеченные тела, растерзанные, разорванные на куски, обезглавленные трупы… Так сложно будет понять, кто есть кто, к тому же и дикие звери могли растащить останки. Головы, скорее всего, так и не найдут: наверное, Богдан спрятал их далеко от места расправы.

Кружа по комнате, спотыкаясь о мебель, Артур внезапно вспомнил про тайник. Богдан однажды показал ему, какая из плиток, которыми выложен пол в ванной, особая, с секретом.

Внутри оказался отпечатанный на принтере лист бумаги. По-прежнему не зажигая света, Артур прочел письмо Богдана, адресованное ему.

«Привет, Арчи, – писал друг, – не знаю, когда ты прочитаешь это письмо, может, и никогда. Но если вдруг читаешь, я рад, что смогу поддержать тебя…»

Артур сжал челюсти, чтобы не застонать. Поддержать? Серьезно?

«Ты превратился в чудовище и сделал таким же монстром меня! За что?»

Он читал дальше:

«Я навещу тебя в ночь с субботы на воскресенье. Нам будет о чем поговорить. Надеюсь, ты начал прием капсул, и надеюсь, справляешься.

Пишу, чтобы помочь тебе, объяснить. Вероятно, ты уже знаешь о моей «смерти». Дружище, конечно же, я жив! Меня теперь не убить, и ты тоже станешь таким.

«Идеал» – это не лекарство. Это перерождение. Мы были людьми, но превращаемся в другой биологический вид, и этот вид куда сильнее, совершеннее, выносливее, непобедимее. Он идеален! Мы идеальны!

Я видел, как плохо и скучно тебе живется – тихому, умненькому, некрасивому мальчику, но, поверь, мне тоже жилось не легче. Ограничения, запреты, обязанности, социальные рамки, необходимость рвать жилы ради куска хлеба… А хотелось просто прийти и взять то, что нужно – и еду, и женщин, и вообще все, что пожелаешь.

Прости, сумбурно пишу…

Он дал мне это! Он не спустился к нам с небес, но поднялся со дна океана. Там Он обитал – а теперь обитает внутри нас, меняя нас, делая Богами этого серого мира, повелителями людишек.

Белые капсулы – Его плоть и кровь. Это как причастие в церкви, понимаешь? Мы принимаем Его в себя, причащаемся и приобщаемся!

Оранжевые капсулы – питательная среда для Него на первое время. Ему нужно адаптироваться. Какие-нибудь умники сказали бы, что Он – паразит, который подчиняет себе носителя, то есть меня и тебя, но ведь и подчиняя, Он наделяет нас властью, какая нам и не снилась!

Зрение, слух, обоняние, огромная сила и выносливость, ловкость, скорость передвижения, умение лазать по вертикальным поверхностям, способность дышать под водой и еще много, много чего – все это дает власть.

Те женщины… Никто и никогда не найдет убийцу! Хотя бы потому, что никто не сможет понять, как можно все провернуть и не оставить следов. А следов, которые смогли бы распознать в лаборатории, и вправду нет, ведь они понятия не имеют о новой расе, о новом виде!

Такие, как мы, готовые стать иными, появляются по всему миру и будут появляться. Процесс идет, ускоряется!

Узнав о такой возможности, я почти не раздумывал, а ты бы сомневался, сам не понимая своего счастья, поэтому мне пришлось немного подтолкнуть тебя, но ты не пожалеешь… Ты уже не жалеешь, верно?

Процесс перерождения непрост, но оно того стоит.

И еще. Если ты принял хотя бы одну дозу оранжевых капсул, ничего уже не изменить. Тебе останется либо принять нового себя и наслаждаться жизнью без границ, либо сдаться и умереть. Обратить процесс вспять не получится.

Пока, Арчи. Надеюсь, ты примешь верное решение».

Обратно домой Артур шел пешком. Ночной город окутывал его звуками и запахами, манил и обнимал. Он испытывал двойственные чувства, эмоции разрывали его изнутри, и, чтобы совладать с собой, Артур все ускорял и ускорял шаг, вскоре уже почти летел по опустевшим улицам.

Люди, которые спокойно спали в своих домах, не подозревали о том, что их жизни зависят от его решения. Артур может прийти к ним в ночи, а может пощадить. Может отнять жизнь, а может оставить…

Да, поначалу письмо Богдана вызвало в нем ужас, но шли часы, и Артур чувствовал себя не обманутым, а получившим подарок. Он не болен – он становится иным. Да, он не хотел этого и не был готов к такому повороту, но быть хозяином положения ему нравилось больше, чем жертвой.

Конечно, можно пойти и спрыгнуть с моста на автостраду. Или броситься под машину. Но погибнет ли он при этом? Да и хочется ли ему губить себя?

Артур вернулся в свою квартиру, когда уже начало светать. Первым делом поел, удовольствовавшись тем, что лежало в морозилке. Немного насытившись, пошел в ванную и сбрил остатки волос, которые клочьями торчали на облысевшем черепе.

Глядя на свое отражение, осознал, что начинает привыкать к новому облику: сухому, мускулистому телу, желто-оранжевым глазам, острым когтям, которыми заканчивались пальцы.

«Поздно что-либо менять», – подумал он.

Решение принято. Не рассуждая, более ни о чем не задумываясь, Артур закинул в рот две последние капсулы и запил их водой из-под крана.

А после лег прямо на пол, чувствуя, как плитка в ванной приятно холодит кожу, и закрыл глаза. Чтобы все завершилось, понадобится несколько часов. Он откуда-то знал это и решил довериться своим ощущениям.

Не заснул, а впал в состояние, похожее на анабиоз, и вышел из него спустя несколько часов, поздним субботним вечером.

«Я хотел стать идеальным – и я им стал», – подумал Артур, с удовольствием оглядывая в большом зеркале свое гладкое и гибкое, золотисто-шоколадное, покрытое чешуей тело. Сильное и прекрасное.

Ему теперь не страшны ни жара, ни холод; не нужны одежда или обувь. Нет никаких преград! Этот город, как и любой другой, беспрекословно подчинится, распахнет перед ним двери, чтобы он мог свободно брать, что захочет.

Вот рту ворочалось что-то инородное, мешающее ему, и спустя секунду он понял: язык казался слишком большим, неповоротливым. Подойдя к раковине, Артур выплюнул его. Равнодушно поглядел на кусок отмершей, более не нужной ему плоти. Широко, как пиранья, распахнув челюсти, полюбовался новым языком – длинным, узким, тонким.

Окно в комнате открылось. Будь он все еще человеком, нипочем бы ему не услышать тишайшего звука. Да и мысли не возникло бы о том, что кто-то сумеет взобраться по отвесной стене на пятый этаж и пробраться в его квартиру.

Артур мягко развернулся и вошел в комнату. В темноте он ясно видел высокую фигуру и, когда смотрел в глаза Богдану, ему казалось, что он смотрит на себя самого.

– Здравствуй, Арчи, – проговорил тот, не раскрывая рта. Им больше не нужна была речь и громоздкий, странный речевой аппарат, чтобы общаться и понимать друг друга. – Я рад, что ты сделал правильный выбор.

Артур улыбнулся в ответ.

Он тоже был счастлив, а еще его мучил голод.

Им пора было идти на охоту.

Он ждет

Ландышев вышел из подъезда, уселся в машину и чересчур сильно хлопнул дверцей. Если бы водитель Петя такое себе позволил, ему бы не поздоровилось. Но Леонид Игнатьевич был хозяином, а значит, ему позволялось то, чего не позволялось обслуге.

Это касалось многих сторон жизни. Собственно, всех.

– Домой или на работу? – коротко спросил Петя.

Как и любой персональный водитель, он был осведомлен о личной жизни и тайных пороках начальника лучше кого бы то ни было. Сейчас, например, он забрал Ландышева от двадцатисемилетней любовницы Ниночки. Тогда как законная супруга полагала, что муж с пятницы в командировке.

Ландышев не хотел заезжать домой, но выхода не было: через два часа совещание у мэра, которое тот проводил по понедельникам, а нужные бумаги остались дома, в кабинете. Забыл, заработался. Но ничего, можно сказать жене, что он прямо с поезда.

– Домой, – ответил Ландышев.

Зимой он жил в городской квартире, в мае перебирался в загородный дом.

– Как съездил? – спросила жена.

Клюнув ее в щеку, Ландышев с озабоченным видом направился в кабинет.

– Устал как собака, – буркнул он, что, в общем-то, было правдой. С Ниночкой он выматывался не на шутку, не слишком здоровое сердце после интенсивных упражнений грохотало и грозило выпрыгнуть из груди.

– Не бережешь ты себя, – покачала головой жена, и на миг Леониду Игнатьевичу почудилась в этих словах скрытая издевка. Однако жена не дала ему времени обдумать это и прибавила: – Ася звонила. Скорее всего, они с Колей не придут к нам отмечать Новый год.

Ася – их дочь – была всего на два года моложе Ниночки, а Коля – это ее жених. Ландышев недолюбливал Колю, парень был себе на уме, и осуждал выбор дочери. А потому обрадовался, что не придется лицезреть постную физиономию будущего зятя.

– Не придут – и ладно, – сказал он, забирая документы и возвращаясь в прихожую. Жена промолчала.

Вернувшись к себе после совещания, Ландышев быстро прошел через приемную в свой кабинет. Настроение было ни к черту, мэр распекал всех глав районов, досталось и Ландышеву. Порка была показательная, для журналистов, которых специально пустили на совещание, чтобы они написали о том, как и на какую сумму городские власти собираются украсить город к Новому году.

Беспокоило другое. Ландышеву шепнули на ушко, что перспективный проект по сносу аварийного дома и строительству на его месте торгового центра может сорваться. Были задействованы серьезные люди с большими деньгами, а тут активисты какие-то нарисовались, могут начать палки в колеса вставлять. Ничего, справимся, толком эти чудики ничего знать не могут, информации ноль, одни эмоции, размышлял Леонид Игнатьевич, прикидывая, кого задействовать для решения вопроса.

Снял пальто, пригладил волосы перед зеркалом. Решил, что не мешало бы кофе выпить, и хотел позвать секретаршу, но она объявилась сама.

– Леонид Игнатьевич, вас спрашивает Алексей Иванович Сапожков. Говорит, вы его знаете.

Ландышев повторил про себя имя, пытаясь припомнить, кто это, но не смог.

– По какому вопросу?

– Говорит, вы были у них в микрорайоне и обещали помочь с расселением, там дом в…

«Вот же дура», – мысленно выругался Ландышев.

Немудрено, что не вспомнил! Это же, как он их про себя называл, «топтуны»: ходят, просят, надоедают бесконечными дурацкими просьбами и нуждами.

– Лидия Борисовна, – елейным голосом проговорил Ландышев, еле сдерживая бешенство. – Вы разве не в курсе, что у меня есть приемные часы для граждан? И они по четвергам. А сегодня, если мне не изменяет память, не четверг.

Секретарша – сухопарая, тонкогубая, всегда застегнутая на все пуговицы – раздражала Ландышева своей дотошностью; ему хотелось наорать на нее, придравшись к какой-нибудь мелочи, но секретарша не ошибалась даже в мелочах. А тут, кажется, возможность представилась.

– Простите, Леонид Игнатьевич, он говорит, что вы велели обращаться к вам в любое время, и я подумала, что должна поставить вас в известность.

Снова очко в ее пользу. Ландышев вспомнил наконец, кто этот Сапожков. Ветхий старик, сто лет ему в обед. Он и еще несколько человек, которых, как говорится, давно на том свете с фонарями ищут, жил в довоенном бараке с трещиной через всю стену и удобствами на улице. Что-то там дребезжал про туалет, мокрые стены, протекающий потолок. Ну, Ландышев и пообещал заняться расселением, помочь, наговорил всего, что положено говорить в таких случаях. Опять же журналисты были рядом, это была запланированная встреча с жителями.

– Я сейчас чрезвычайно занят. – В этот момент Ландышев внезапно понял, как можно решить вопрос с торговым центром, и закончил скороговоркой: – Пусть в четверг приходит. Я приму. Без очереди.

– Он и так без очереди. Как ветеран, – ответила секретарша, но Леонид Игнатьевич не слышал, нажал на кнопку отбоя.

В четверг прием граждан пришлось отменить. Нужно было съездить на важную встречу по все тому же торговому центру. Три дня Леонид Игнатьевич интриговал, вел переговоры, и в итоге появилась ясность, все стало решаться в его пользу. А значит, можно рассчитывать на хорошее вознаграждение: он уже обдумывал, куда можно будет съездить с Ниночкой.

Отбывая на встречу, Ландышев видел огромную очередь записавшихся на прием. Это его не слишком волновало: кому надо, подождут. Но игнорировать часы приема не стоило, может и до мэра дойти, поэтому он все же рассчитывал успеть вернуться, о чем и сказал.

Среди ожидающих Ландышев заметил старика в сером пальто. На коленях его покоилась меховая шапка, похожая на облезлого кота. Сдвинув брови к переносице, Леонид Игнатьевич прошел мимо сидящих и стоящих, всем своим видом изображая занятость и озабоченность.

– Так будет принимать или нет? – спросил кто-то.

– Леонид Игнатьевич должен уехать, но скоро вернется. Ждите, – проговорила секретарша.

Однако вернуться не получилось. После встречи поехали в ресторан, отказаться было никак нельзя.

Утром, с гудящей с похмелья головой, Ландышев еле притащился на работу. Хотел велеть секретарше принести минералки, но той в приемной не оказалось. Где ее только носит?

Ландышев сердито толкнул дверь и оторопел от неслыханной наглости. Старик в сером пальто (как его там… Башмачкин, что ли… а, нет, Сапожков!) сидел в его кабинете, на стуле возле стены, с таким видом, будто тут ему самое место!

– Вы что себе позволяете? Вас кто впустил? – Он задохнулся от возмущения, позабыв о головной боли. – Лидия Борисовна!

Ландышев выкатился обратно в приемную и увидел секретаршу, которая входила в дверь.

– Добрый день, Леонид Игнатьевич, – невозмутимо ответила она.

– Вы в курсе, что в моем кабинете в мое отсутствие находится человек? Сапожков этот! Что за безобразие!

Секретарша смотрела на шефа со странным выражением на лице.

«Чего уставилась?» – хотел крикнуть Ландышев, но сдержался.

– Простите, вы, наверное, ошиблись. Этого не может быть, – проговорила женщина.

– Да? По-вашему, у меня галлюцинации? Идите и посмотрите!

– Алексей Иванович вчера умер.

Она дрогнувшим голосом говорила про духоту, четыре часа ожидания, очередь, сердечный приступ, что-то еще, а Ландышев испуганно перебирал в голове диагнозы. С чего ему привиделся старик? Или просто водки перебрал, в этом все дело?

Недослушав секретаршу, Ландышев метнулся обратно в кабинет. Старика не было, и он облегченно перевел дух, но, как позже выяснилось, рано радовался.

Промаявшись на работе до четырех часов, поехал к Ниночке снять стресс. Явился без звонка, и любовница, кажется, была не слишком рада, даже нервничала, хотя старательно это скрывала.

Ландышев прошел в гостиную, уселся в кресло и открыл было рот, собираясь сказать Ниночке, чтобы накрыла на стол (похмелье отступило, и разыгрался аппетит), но так и замер с отвисшей челюстью.

На новеньком диване, сделанном по спецзаказу в Милане, сидел старик. На нем было все то же поношенное серое пальто и стоптанные ботинки, шея закутана колючим мохеровым шарфом, в руках – лохматая шапка.

Морщинистое лицо, слезящиеся глаза, аккуратно подстриженные седые волосы… В шикарной Ниночкиной квартире, купленной, отремонтированной и обставленной на деньги Ландышева, он смотрелся настолько нелепо, что Леонид Игнатьевич даже не столько испугался, сколько возмутился.

– Какого хрена происходит? – воскликнул он.

Сапожков смотрел на него, не сводя печального и вместе с тем строгого взгляда, губы его шевелились, словно он тихо говорил что-то, не понять только что.

– Лелик, ты чего? – Ниночка попыталась сесть Ландышеву на колени.

– А ну, убирайся! Вон отсюда!

Любовница отскочила, как ошпаренная кошка, и прошипела:

– Сам убирайся! Тоже мне! Не знаю, откуда ты узнал, но я и сама уже хотела рассказать! Хорошо устроился: и от своей мымры не уходишь, и меня на поводке держишь! Да мне, если хочешь знать, и спать с тобой противно!

Ландышев от неожиданности забыл о старике и перевел взгляд на Ниночку.

– Ты что же, изменяешь мне?

Она вмиг остыла.

– А ты что, не знал? Сам сказал: «убирайся», «что происходит»…

– Я не тебе говорил, а… – Ландышев сам себя прервал на полуслове, в полной мере осознав случившееся. – Ты любовника завела? В моей квартире? Я тебя содержу, одеваю-обуваю, а ты за моей спиной!..

Ландышев думал, Ниночка будет рыдать и оправдываться, но она быстро взяла себя в руки и спокойно проговорила:

– Между прочим, это моя квартира. По документам. Нечего меня стыдить: я свои деньги честно отрабатывала. И вообще, шел бы ты домой, к жене под бочок. Я кое-кого жду.

Если водитель Петя и удивился столь быстрому возвращению шефа, то виду не подал. Пока ехали домой, Ландышев пытался переварить произошедшее. Он не знал, что шокировало его сильнее: предательство Ниночки или новое появление призрака.

– Ты в привидения веришь? – вдруг спросил он Петю.

Тот покосился на Ландышева и пожал плечами.

– Пока не увижу, не поверю.

Леонид Игнатьевич с горечью подумал, что и сам прежде так рассуждал. И вот нате вам, довелось столкнуться.

Ниночку все же нужно наказать, пусть не думает, что он лох. Ландышев позвонил в банк и заблокировал все ее карточки.

«Пусть теперь новый любовник тебя содержит!»

Почувствовав некоторое удовлетворение, убрал телефон в карман.

Жена вышла в прихожую поздороваться. Ландышев пробурчал что-то невразумительное, прошел мимо нее и закрылся в кабинете. Упал на диван, закрыл глаза, помассировал виски.

«Ниночка – черт с ней, пусть катится. Но то, что мерещиться начало, дурной знак. Может…»

В этот момент он почувствовал, как ему что-то давит на правое плечо. Леонид Игнатьевич открыл глаза и повернул голову вправо. На плече лежала чья-то рука. Старческая сухая ладонь с коротко подстриженными ногтями!

Ландышев с визгом вскочил с дивана и шарахнулся к стене.

– Леня, что случилось? – откуда-то из глубины квартиры спросила жена.

– Ничего, – хрипло отозвался Ландышев, все еще ощущая холодную тяжесть мертвой руки, во все глаза глядя на старика Сапожкова, который стоял в углу кабинета.

– Что ты от меня хочешь? – прошептал он.

Вместо ответа старик вдруг двинулся к нему. Ландышев почувствовал, как ужас, равного которому он никогда доселе не испытывал, накрывает его с головой. Мертвец преследовал его! Шел за ним, и для него не существовало никаких преград. Надо бы развернуться и бежать прочь из комнаты, но Ландышев застыл на месте, как парализованный.