Текст книги "Волчий остров"

Альбина Нури
Волчий остров
Сборник рассказов

Сокровище мертвеца

– Ты ничем не рискуешь, – продолжал Сергей убеждать Васька. – Зато подумай, какие деньги на кону. А все за простейшую работу: сходил вечером к могилке, выкопал старушку, забрал, что положено, землей забросал. Всего делов!

Сергей уговаривал Васька уже битый час, но тот кочевряжился. Скорее всего, цену набивал.

– Пятьдесят процентов твои!

– Ага, пятьдесят. Маловато будет! Я, считай, все сам сделаю!

Сергей стиснул челюсти, чтобы не заорать матом и не послать идиота куда подальше. Васек был ему нужен. Сергей не привык выполнять черную работу – это раз. Во-вторых, старался заботиться о своей безопасности, проворачивая, как сам говорил, операции. Вандализм, раскапывание могил – это не по его части. В случае осложнений он мог объяснить полиции, что Васек, старый пьяница, принес ему цацки, спрашивал, что делать. Ну, Сергей и помог, не его печаль, откуда взялись сокровища.

Истинной стоимости драгоценностей Васек и вообразить себе не может. Сергей сказал, что сумеет загнать все тысяч за шестьдесят, даст Ваську половину. Для того это огромная сумма, несколько месяцев бухать можно.

– Что ты «сам сделаешь»? Ты знаешь, где копать? Я тебе наводку дам! А сбыть драгоценности сможешь? Знаешь кому? Нет. Принесешь в ломбард, тебя там надуют, вручат тысяч пять, если повезет. Вот и думай.

На самом-то деле Васек давно подумал и решил. Просто, как верно предполагал Сергей, надеялся побольше выторговать. Хотя и так уже деньги запредельные, что и говорить!

Васька все считали стариком, но ему не было и пятидесяти. Годы беспробудного пьянства накладывали отпечаток. Жизнь не удалась: школу кое-как окончил, в армии отслужил, грузчиком пошел работать – куда еще-то? Девяностые были, городок небольшой, работы нет. А в продуктовый мать пристроила, все же деньги какие-никакие.

Потом по глупости связался с одними… Под статью попал. Вышел, два года помыкался, опять угодил. Мать померла, квартиру сестре оставила, та ее продала и уехала. Ваську и жить негде. Так и пошло-покатилось. То у бабы какой поживет, то у дружка. Пару лет назад сторожем на кладбище взяли. Денег мало платили, зато хоть крыша над головой. Иногда и подработка: ограду покрасить, могилку подправить – тоже хорошо.

Мертвых Васек не боялся. Мертвые – они тихие.

А теперь вот Сергей нарисовался. Со своим, как сказал, деловым предложением. Тоже мне, деловой. Знаем мы таких. Скользкий, как угорь. Мать родную обманет – не поморщится.

Васек вспомнил, что жил Сергей в том же доме, где и Васек когда-то с матерью жил. Матери Васька и Сергея вроде как общались. Бегали чего-то друг к дружке, шептались – известное дело, бабье. Серега сопливый пацан еще был, когда Васек впервые на зону отправился. А теперь – смотрите-ка. Одет как с картинки, ключами от машины поигрывает. Машина небось крутая.

– Согласен или нет? Без наводки ты не знал бы ничего. Я ведь, в общем-то, и сам могу. По знакомству обратился, по старой дружбе.

Тут, пожалуй, стоит сказать пару слов про наводку.

Одна из приятельниц Сергея, Инна, обмолвилась в разговоре, что вчера померла ее соседка. Барышня жила с родителями в коттеджном поселке, где проживали весьма небедные люди, нигде не работала, была глупа, как аквариумная рыбка, и влюблена в Сергея как кошка. Вот такой зоопарк.

Сергей сначала слушал ее рассказ вполуха, а потом заинтересовался, но вида не подал, чтобы не привлекать внимания подружки. Так вот, старухе-покойнице было лет сто, зажилась на этом свете, и в самом факте ее смерти ничего примечательного не было. Однако старуха была непростая, в прошлом – известная актриса, даже звезда. Дом у нее богатый, мебель и обстановка – как в музее.

«Ой, – смеялась глупая подружка, – умора! Единственный сын (и сам человек обеспеченный, в Москве имеет большой бизнес) сказал, что похоронит мать, как она завещала: в нарядном парчовом платье лимонного цвета, в любимом ювелирном комплекте. Его актрисе подарил благодарный поклонник, кажется, Леонид Ильич Брежнев. Или Пьер Карден. Или вообще Ротшильд».

Зачем покойницу украшать, как новогоднюю елку? Закапывать в землю деньжищи? Но сын сказал, что волю матери не нарушит. К тому же и без этих украшений наследство было немалое.

Сергей узнал дату похорон, сходил на кладбище. Проститься со старой дамой пришло немало людей, затеряться в толпе было легко. Старуха лежала в гробу в сверкающем желтом платье, а в ушах, на шее и на пальце блестели бриллианты. Наметанный глаз Сергея сразу отметил изящество украшений, огранку, величину и прозрачность камней. Едва взглянув на это великолепие, решил, что не позволит оставить этакую красоту в могиле, рядом с гниющими костями старой ведьмы.

Потому они с Васьком и обсуждали сейчас нюансы.

Сторож запустил пятерню в нечесаные сальные волосы. Вздохнул:

– Лады.

– Окей, – улыбнулся Сергей. – Договорились. Значит, сделаешь сегодня, я завтра утром приду и заберу.

Васек заколебался: а ну как обманет? И цацки возьмет, и денег не даст? Сергей уловил его сомнения.

– Поскольку люди мы не чужие, я твою долю отдам сразу же. А себе уж возьму, как продам.

Васек облизнул губы:

– Что, прямо завтра? Тридцать косарей?

Сергей показался ему в этот момент самым лучшим человеком на свете. Обманет, наверное, в цене. Себе не тридцать, а все пятьдесят возьмет, и что с того? Главное – быстро!

– Точно?

– Точно, точно. По рукам?

На том и порешили, принялись обговаривать детали.

Следующим утром Сергей явился в сторожку, делая над собой усилие, чтобы не зажимать нос. В воздухе повисла застарелая вонь немытого тела, дешевого курева, еще чего-то кисловатого, отвратительного, затхлого. Васек сидел, сгорбившись, смолил очередную цигарку.

– Взял? – коротко спросил Сергей.

Васек мотнул головой в сторону захламленного стола. Там, рядом с допотопным кнопочным телефоном, в замызганном пакете лежало, как полагал Сергей, целое состояние.

Стараясь ничем не выдать нетерпения, он протянул руку, взял пакет и сунул в карман.

– Погляди, все там. И серьги, и кольцо, и ошейник.

– Я верю, зачем проверять? Вот, возьми. Как договаривались.

Васек протянул подрагивающую руку, глаза его вспыхнули. Сергей вышел на улицу, пьянчужка засеменил следом: не терпелось за бутылкой сбегать.

– Спасибо, Серый. Ты звони, если что, номер знаешь.

«На хрен ты мне сдался», – подумал Сергей и кивнул. Номерами телефонов они обменялись в прошлый раз. Надо бы внести номер Васька в черный список и удалить.

Сергей уже повернулся, чтобы уйти, когда Васек произнес ему в спину:

– Я, было дело, струхнул вчера маленько.

– Что так?

– Вечером пошел к могилке-то, стемнело уже. Народу никого. Я ворота запер, но помимо ворот столько дыр в заборе, чисто решето, заходи кто хочешь. Хотя на ночь глядя мало кто сунется. Боятся люди мертвяков. Еще и дождь был. Могилка та далеко от центральной аллеи. Копать легко – свежая. Я все обратно заделал, чтобы родственники не орали. А если что скажут, ну так могила усадку дала, всякое бывает.

– Васек, я спешу.

– Щас, щас. Погоди. – Пьяница затянулся в последний раз и бросил бычок на землю, раздавил. – Так вот. Докопался до гроба. Открываю крышку. Старуха лежит, страшная больно. Рот зашит, некоторым зашивают зачем-то. Руки на груди сложены. Платье желтое. Кто в желтом хоронит? Обычно беленькое, светленькое для старушек. Да, Серега?

Тот пожал плечами. Принявший с утра на грудь сторож стал его утомлять.

– Я фонарем посветил, положил его на краешек, давай брюлики снимать. Старуха будто камень. Холодная, зараза. Как с манекена снимал ошейник-то.

«Ожерелье», – хотел поправить Сергей, но промолчал.

– Хорошо, замочек слабый. Расстегнул, взял. Кольцо легко соскользнуло. Велико, видать, было. Хотя трупы раздувает обычно, но это уж потом. А серьги… Не мог их снять, не видно ни черта, на небе тучи, фонари далеко. Не в зубах же фонарь держать, чтобы замочек увидеть, а он мелкий, сволочь. Надо бы налобный фонарик, знаешь, как у шахтеров. Не смог я расстегнуть, вырвал с корнем. И показалось мне, что труп застонал! Глухо так. Я шарахнулся, фонарь схватил, свечу на старуху. Жутко стало, думаю, сейчас увижу, что она сидит в гробу… Копыта отброшу! Но нет. Лежит, родимая. Я гроб закрыл, закапывать стал. И слышу: опять стонет, а следом скрежет. Как будто, знаешь, ногтями обивку матерчатую царапает! – Голос Васька задрожал. – Или зубами скрежещет! Рот-то зашит, открыть не может, сказать что-то, вот и…

– Хватит! Мне пора, – остановил его Сергей. Сколько можно слушать байки этого кретина! Надо же, чувствительный оказался. – Забрал все – и молодец. Получил свое. Ты меня не видел, я тебя тоже, а теперь иди купи себе беленькой. Пусть душа успокоится.

Васек открыл рот, хотел сказать что-то, потом махнул рукой и ушел в свою берлогу.

Прошло шесть дней.

Сергей и думать забыл про сторожа, дел полно было. Поэтому, когда увидел его номер на дисплее, присвистнул с досады. Хотел же удалить и в черный список внести!

Трубку Сергей не взял, но Васек оказался упрямым и настойчивым. Снова позвонил. И опять. Да что стряслось? Вдруг важное… Пришлось ответить.

– Серый? Ты? – хрипло проговорил Васек.

– А ты кому звонишь? – огрызнулся тот. – Чего надо?

Послышались сдавленные звуки. Плачет он там, что ли?

– Ты это, Серега… Вернуть бы надо. Брильянты-то.

Сергей чуть не поперхнулся.

– В каком смысле – вернуть?

– Старухе вернуть. Ее ведь это. Вот пусть и…

– Слушай, ты до зеленых чертей допился? Или вместо водки керосину хлебнул? Че несешь-то? Проспись иди!

Он хотел нажать отбой, но Васек внезапно закричал отчаянным, тонким голосом:

– Приходит она ко мне! Каждую ночь таскается!

– Что? – Сергей оторопел.

– А то! Первый раз я подумал, правда перебрал. На вторую ночь, почитай, трезвый был. Желудок прихватило, только воду и пил. Среди ночи слышу: стук в окно. Гляжу: она там. Стоит и внутрь заглядывает. В желтом платье. Пальцами костлявыми по стеклу скребет. Рот у нее зашит, вот она и воет, утробно так, глазами меня сверлит. Луна была, ясная ночь. Я ее четко видел. Всю ночь под окнами бродила; то в окно пялится, то в дверь стучит.

– Внутрь же не может войти, пускай себе бродит!

– Погоди, дослушай! На другую ночь она уже в доме была! Я все запер, а она пробралась как-то. С вечера задремал, а ночью будто будильник над ухом прозвенел. Открываю глаза – стоит в углу комнаты мертвая старуха! Еще жутче стала, чем была. Руки ко мне тянет, воет… А у меня в голове голос: «Отдай украшения! Не твои они, чужое взял! Отдай, сукин сын! Не отстану, каждую ночь ходить буду, изведу тебя до смерти!» Так мне страшно стало… Я, кажется, в обморок грохнулся. К утру сгинула она, а слова ее все равно у меня в ушах, знаешь, так и гремят: «Отдай! Верни!» Теперь она каждую ночь является, воет, руки тянет, свое твердит. – Васек перевел дыхание. – Все ближе придвигается, Серега! Прошлой ночью возле кровати стояла. Думаешь, я по синьке все придумал? Нет. Есть не могу, водка не берет. Трезвый уж который день. Спасу нет, как страшно. Если прямо сегодня ей побрякушки не вернем, достанет она меня. По-человечески прошу…

– Да как я верну-то? – психанул Сергей. – Что за бред? Нету их у меня, продал!

Васек помолчал, а потом произнес тихо, обреченно:

– Что ж, значит, так тому и быть. Придется, видно, помирать.

От этой усталой безнадеги Сергею стало жутко, он понял, что Васек и вправду напуган, рассказанное им – это не алкогольный бред.

– Заберет меня покойница с собой. Не переживу эту ночь.

– Перестань, ты… – начал Сергей, но Васек его перебил:

– А когда меня заберет, за тобой придет. Как ты говорил? Без тебя ничего бы не было.

Сергею захотелось сказать Ваську, чтобы не выдавал его злобной покойнице, не говорил, чья была идея, но устыдился, стал подыскивать слова, чтобы произнести что-то спокойное, утешительное, может, ироничное, но Васек уже нажал отбой.

Разговор со сторожем оставил неприятный осадок. Весь день Сергей ходил как в воду опущенный, ни на чем не мог сосредоточиться. Вроде и ерунда, как в такое верить? Васек давно остатки мозгов пропил. Но было в голосе, интонациях Васька нечто, что заставляло ему верить. Неподдельный страх – вот что. Такое не сыграешь.

Ночью Сергею снились кошмары. Покойница в желтом платье садилась в гробу, ухмылялась зашитым черными нитками ртом, пыталась задушить его длинными, похожими на сухие ветки пальцами.

Было четыре утра, когда Сергей понял, что больше не уснет, и принял решение. Наскоро привел себя в порядок, выпил кофе, чтобы взбодриться, и поехал на кладбище. Толком не знал, что хочет делать, но ему нужно было еще раз переговорить с Васьком, убедиться: все сказанное – правда.

Как убедиться? Чем, кроме слов, Васек сможет доказать, что мертвая старуха является к нему по ночам, требуя вернуть драгоценности?

«Допустим, он убедит тебя. Если ты поймешь, что неупокоенная актриса встает из гроба, что тогда?» – спрашивал себя Сергей и, кажется, знал ответ.

Возле сторожки никого не было, дверь оказалась закрыта. Ушел, наверное, попытался убедить себя Сергей, в глубине души зная правду. Разлилось что-то в воздухе, который внезапно стал гуще, плотнее. Случилось плохое, и Сергею почудилось, что даже небо низко нависло над убогим домишкой, навалилось, стало давить к земле.

Он обошел неказистое строение, заглянул в окно, но внутри было темно, ничего не разглядеть. Постучал, окликая Васька, понимая, что ответа не будет.

Выбить дверь оказалось несложно. Она держалась на честном слове. Предчувствие было верным: Васек никуда не уходил. Лежал на топчане; спал, не раздеваясь. Трясясь от ужаса, Сергей приблизился к телу, заставил себя присмотреться.

Рот Васька был широко раскрыт, словно он и мертвым кричал во весь голос. Глаза тоже были распахнуты, чуть не выкатывались из орбит. Вероятно, врачи скажут, что сторож допился до смерти, вот сердце и не выдержало, но Сергей знал, что это не так.

И бутылок в комнате не было. Если пил, куда делась тара?

Несчастный Васек умер от страха, от смертельного ужаса, увидев то, что ни один человек видеть не должен. Умер, потому что его навестило противоестественное, дикое, совершенно невозможное…

«То, что скоро явится и ко мне, – отстраненно подумал Сергей. – Или они станут приходить вдвоем».

Мысль привела его в чувство. Сергей попятился и выбежал из дома, ставшего местом расправы. Лишь оказавшись на центральной аллее, остановился, отдышался, сунул руку во внутренний карман. Мешочек был на месте, где ж ему быть. Теперь надо сделать то, о чем просил несчастный Васек.

Сергею не хотелось думать о том, что он виноват в смерти этого человека, пусть и никчемного, а все же живого, настоящего, того, кто еще вчера дышал, ходил, умолял о спасении.

«Но ведь я и пришел сюда, чтобы все исправить, – подумал Сергей. – Немного не успел».

Могилу старой актрисы, которая и после смерти цеплялась за свои сокровища, нашел быстро. Васек все сделал аккуратно, даром что пропойца. И не заметишь, что могилу вскрывали, раскапывали.

Сергей огляделся по сторонам. Никого. Еще очень рано, семи нет. Никто не увидит. Он присел возле могилы, достал маленькую садовую лопатку, которую, убегая, прихватил из дома Васька, и мешочек с драгоценностями.

Он солгал, сказав, что украшения проданы, сделка совершена, фарш обратно не провернуть. Глупо было продавать драгоценности тут, в провинции, где правда может выплыть. У Сергея имелись связи в столице, он должен был отвезти туда золото на следующей неделе.

Васька можно было вчера спасти…

Но об этом лучше не думать. И без того достаточно жути. При мысли о том, что двумя метрами ниже лежит мертвая старуха, которая, как говорил Васек, воет и скрежещет зубами, у Сергея кружилась голова.

Ему даже послышался какой-то звук!

«Скорее», – скомандовал он себе и взялся за дело.

Глубоко копать не стал: раскапывание могилы, открытие гроба в его планы не входило. Он и изначально этого делать не стал не только потому, что руки не хотел марать. Боялся таких вещей и, по всей видимости, не напрасно.

Когда сокровище очутилось в жирной коричневой земле, Сергей встал с колен и отошел от могилы. Дело сделано. Можно уходить.

Оставалось надеяться, что покойница, получив желаемое, отстанет, отвяжется от него, не заморит, как Васька. В крайнем случае придется вернуться и сделать то, от чего мороз по коже: напялить украшения на мертвую актрису.

Резко повернувшись спиной к могиле, Сергей быстрым шагом пошел прочь с кладбища.

Дом со скидкой

Первой неладное заметила жена. «Женщины вообще чувствительнее к таким вещам», – думал Максим. Но это он уже потом думал, когда и сам понял, что купленный ими дом не зря стоил подозрительно дешево. А поначалу злился на Регину, раздражался, когда она приставала к нему со своими страхами, ощущениями и предчувствиями.

Дом купили, что называется, по случаю. Хотели квартиру в ипотеку взять, была отложена сумма на первоначальный взнос (от продажи комнаты жены и дома родителей Максима в деревне). Взнос получался солидный, супруги уже стали подбирать жилье, когда вдруг подвернулся этот чертов дом.

Место идеальное: в черте города, хотя и на окраине, в частном секторе. Магазины, почта, школа для будущих детей – все близко; до работы и Максиму, и Регине удобно добираться хоть на машине, хоть на общественном транспорте: остановка в двух шагах. Тихий зеленый район, сам дом – загляденье, картинка: два этажа, свежий ремонт, хозяева новую мебель и технику почти всю оставили. Плюс ухоженный дворик и небольшой сад.

Сначала супруги решили, что продавцы цифрой ошиблись, ноль не дописали в цене. Но нет, все верно. Просто, как напел риелтор, хозяевам срочно уезжать надо было. Кажется, за границу. А срочная продажа всегда со значительной скидкой.

Регина с Максимом, мгновенно влюбившиеся в новый дом, очень хотели этому поверить. И поверили.

Переехали быстро, в первую неделю все было отлично. А потом…

Началось, как водится, с малого, казалось бы, случайного. Череда событий, не связанных одно с другим.

Например, Регина стала жаловаться, что с продуктами непонятное творится. Приготовит она, к примеру, суп. Или жаркое, недоеденное за ужином, уберет в холодильник. К утру глядь: прокисло все, испортилось, еще и плесень успела нарасти, будто еда неделю в тепле простояла.

Один раз на несвежие продукты списать можно, второй, но, когда постоянно одна и та же история, – поневоле задумаешься! Яблоки гниют, яйца тухнут, молоко скисает.

Но это еще полбеды!

Стали ломаться электроприборы. То телевизор, то фен, то стиральная машина. Поломки странные: фен загорелся в руках Регины, телевизор перестал показывать, стиральная машина – набирать воду, однако в мастерской техника работала исправно. Принесли домой – опять двадцать пять.

Регина говорила, стоит ей домой прийти, голова начинает болеть. Какие лекарства ни пей – все без толку. Сон разладился, кошмары стали мучить. Вот на бессонницу-то Максим и списал то, что произошло, когда Регина впервые заявила, будто видит в доме некое существо.

Среди ночи Максим проснулся от истошного вопля жены. Сам чуть с ума не сошел: разве можно так пугать?

Регина сказала, что проснулась и услышала шорох. Кто-то копошился в углу спальни, она видела темный силуэт. Включила ночник – а там это создание!

– Тебе приснилось. Нет никого, – говорил Максим, пока Регина глотала слезы, тряслась и стучала зубами о край стакана с водой, который принес ей муж. – Если кто-то был, куда делся? Двери и окна закрыты.

– Она была здесь, – упрямо сказала жена.

– Она?

– Жуткая старуха. Косматая, худая, как скелет, в черных тряпках. Она тянула ко мне руку, а глаза… У нее были совершенно мертвые белые глаза!

Максим попытался представить себе это чудище, но воображение у него всегда было не слишком сильное. Он кое-как уговорил жену успокоиться, и им даже удалось в ту ночь поспать.

С той поры Регина то и дело утверждала, что чувствует чужое присутствие в доме. Косматую скелетообразную старуху в лохмотьях она не видела, зато слышала шаги то на лестнице, то наверху, в спальне, когда была дома одна. Говорила, что дверцы шкафов открываются сами собой, а в ящиках для белья все вечно вверх дном, сколько ни прибирайся.

Жена сделалась нервной, плаксивой, устраивала скандалы на ровном месте; да и на работе, в аптеке, у нее начались проблемы. Регина то и дело срывалась на посетителей, путала препараты, хотя прежде отличалась аккуратностью, доброжелательностью и дважды получала в своей фирме звание лучшего работника года.

Максим стал волноваться не на шутку, хотел осторожно посоветовать жене обратиться к специалисту, пройти обследование, когда убедился, что Регина не сошла с ума, не врет, не накручивает себя и не выдумывает.

А все потому, что косматая старуха явила себя и ему.

Произошло это как-то прозаично. Вернее, банально. Подобные сцены Максиму приходилось видеть в фильмах ужасов. Разумеется, на себя он ситуацию не примерял, а когда довелось, то выяснилось, что это неимоверная жуть. Максим не удивился бы, поседей он в одночасье.

Случилось все ночью. Максим проснулся и сразу понял почему. От холода. Стояла глубокая осень, отопление работало в полную силу, но в комнате был морозильник. Вдобавок Максим обнаружил, что одеяло сброшено на пол. Регина, похоже, замерзла, потому что лежала, сжавшись в комочек, подтянув колени к груди. Максим поднял одеяло с пола, укрыл жену и на цыпочках вышел из спальни, решив проверить, что с отоплением. Может, котел сломался?

Спускаясь по лестнице, Максим увидел полоску света и понял, что в кухне кто-то есть. Послышался шорох, словно человек положил ногу на ногу, потом – тихий вздох, а следом – негромкий стук, будто на стол поставили кружку.

«Воры?»

У него ни оружия, ни ножа, ни кочерги какой-нибудь, чтобы защититься. Что делать? В полицию звонить, конечно! Телефон стоит на зарядке в спальне, нужно вернуться и…

В тот момент, когда Максим был готов сделать это, так называемый «вор» кашлянул, и Максим понял, что это Регина. На негнущихся ногах он преодолел последние ступени и заглянул в кухню. Жена сидела возле стола, перед нею стояла чашка. Увидев мужа, она виновато улыбнулась:

– Разбудила тебя? Опять не могла заснуть, таблетки уже не берут. Думаю, пойду молока теплого с медом попью, книгу почитаю…

Она говорила, а у Максима в голове стучало: «Если Регина тут, тогда кто же там, в темной холодной спальне? Кто лежит в кровати? Кого он заботливо укрыл одеялом? Глюки? Спросонья не разобрал?»

Ничего не говоря жене, Максим рванул наверх. Страшно, но проверить нужно. Как иначе: он мужчина, а не барышня истеричная!

Не давая себе передумать, в два прыжка преодолел лестницу, распахнул дверь, щелкнул выключателем.

Свет зажегся, и Максим увидел ее.

Старуха была точно такая, как описывала Регина. Неопрятные седые космы, сгорбленная фигура, замотанная в темные лохмотья, худое лицо, костлявые руки, босые ноги, неестественно длинные ступни и глаза… Никогда Максим не видел таких ужасных глаз! Казавшиеся слепыми, подернутые молочно-белой пеленой, они, тем не менее, видели его, глядели прямо в душу – и была в них такая злоба, такая ненависть…

Максим метнулся назад, захлопнул дверь.

– Видел ее? – спросила Регина, когда он, не помня себя, вбежал в кухню, закрыл за собой дверь и придвинул к ней стол, стараясь защитить их с женой от неведомого зла.

Она была почти спокойна, даже обрадовалась. Максим мог ее понять. По двое с ума не сходят. Раз он видел потустороннюю гостью, значит, она и впрямь существует.

– Прости. Я тебе не верил. Теперь убедился.

– Что нам делать? – спросила Регина. – Что за тварь обитает в нашем доме?

«А главное, – подумалось Максиму, – как ее прогнать?»

– Ясно, почему дом продали. Предыдущие хозяева не смогли справиться с ней, – продолжала жена, и на глазах ее показались слезы.

– Ну уж нет, – решительно проговорил Максим, хотя никакой решимости не чувствовал, ее заглушал страх. – Старухе не удастся выжить нас, мы что-то придумаем!

Однако сказать было куда проще, чем сделать. С той ночи старуха перестала таиться, скрывать свое присутствие, и Максим начал ощущать это так же, как и Регина. Ему приходило в голову, насколько смелая женщина его жена, если ей удавалось переживать все это в одиночку, под градом обвинений в истеричности и излишней впечатлительности.

Жизнь несчастных супругов с огромной скоростью покатилась под откос, ухудшаясь с каждым днем. Максим с женой постоянно находились на грани срыва, ссорились по пустякам.

Они старались реже бывать дома, но, когда находились тут, то и дело слышали шаги, бормотание, вздохи. Старуха редко показывалась на глаза, но видеть тень за занавеской душа, ощущать накатывающий волнами холод было невыносимо. В одну из лунных ночей Максим, спустившись в кухню попить воды, увидел, что проклятая тварь стоит за окном, прижав ладони к стеклу, и смотрит на него слепыми белыми глазами.

Максим и Регина спали по очереди, но все равно не высыпались: сон, если и навещал их, был поверхностным и полным кошмаров. Сомкнуть глаза в доме, где по коридорам и комнатам бродит зло, было невозможно. Проблемы на работе продолжались у Регины и начались у Максима, потому что выбросить из головы белоглазую старуху не удавалось ни на минуту.

В доме то становилось холодно, зуб на зуб не попадал, то, напротив, стояла такая жара, что несчастные жильцы задыхались. Продукты, если и не портились, то приобретали отвратительный, нехарактерный вкус и консистенцию, готовить из них было невозможно: масло воняло сырой рыбой, хлеб крошился, напоминая манную крупу, мясо было похоже на желе, овощи и фрукты горчили.

С каждым днем дом затягивало паутиной, пылью и грязью, от которой невозможно было избавиться. Постельное белье пахло тиной, вещи казались сырыми на ощупь. Максим перестал чинить розетки и выключатели, относить в ремонт технику: знал, что за пределами дома она работает нормально.

Конечно, они пытались бороться. Правда, как выяснилось, бороться с тем, во что никто, кроме тебя, не верит, весьма сложно.

В полицию не обратишься: что сказать? Что неведомая сущность поселилась в твоем доме? Пальцем у виска покрутят, посоветуют меньше пить или подлечить нервы. Грязь и разруху в доме легко объяснить неряшливостью хозяев, а чуждое присутствие – нервозностью, душевной болезнью.

Максим и Регина попытались пару раз рассказать обо всем друзьям, но понимания не встретили: одна семейная пара начала их сторониться, а друг Максима перестал отвечать на звонки. То ли боялся, что порча заразна, то ли не поверил и решил, что Максим – настоящий псих, с которым лучше не иметь дела. Больше супруги судьбу не испытывали, про свою беду никому не говорили.

Разумеется, они связались с агентством недвижимости, с помощью которого купили дом. Хозяев на сделке не было, вместо них присутствовал адвокат, который все подписывал, обладая доверенностью. Риелтор сказала, что ничего не знает: с агентством заключили договор на продажу дома, обязательства были выполнены. На этом – все.

Адвокат долго не выходил на связь, а когда соизволил поговорить, то сообщил примерно то же, что и риелтор. На просьбу связаться с хозяевами ответил отказом.

Соседи на контакт особо не шли, да и живут люди нынче каждый в своей скорлупе, особняком, предпочитая не вмешиваться в дела других. Возможно, что-то они и знали, только знаниями своими делиться не спешили.

Только одна женщина сказала, мол, сначала на этом месте был старенький домишко, долго пустовал, потом его купила семья из трех человек. Халупу древнюю снесли, отстроили новый дом. Но прожили в нем недолго. Почему решили продать? Кто ж знает! Новенькие не больно-то откровенничали, да и не успели приобрести друзей среди местных.

Вот и вся информация.

Регина, хотя и не была особо верующей (соблюдала обрядовую сторону: крестик носила и яйца на Пасху красила), стала ходить по церквям, приносила домой святую воду, жгла свечки, советовалась со священниками. Но то ли истинной веры в ней не было, то ли хороший священник не попался, только ничего не вышло. Кажется, еще хуже стало, точно сущность, обитавшая в доме, разозлилась, что ее прогнать хотят.

Оставалось одно: продать злополучный дом. Потихоньку, не открывая никому истинных причин. Иными словами, поступить так, как прежние хозяева.

Помощь пришла неожиданно – и все-таки со стороны церкви. Количество перешло в качество: Регина обошла чуть не все храмы в городе, о ее беде узнали многие. В итоге ей позвонили и сказали, что в одной из церквей – старейшей, хотя и стоящей на окраине, – есть священник, который может помочь.

Регина и Максим встретились с ним, поговорили. Это был тот единственный случай, когда им полностью и безоговорочно поверили. Не пытались убедить, что им кажется, не советовали успокоиться или в лучшем случае прочесть «Отче наш». Отец Михаил сразу понял, что супруги не лгут и не выдумывают, более того, в отличие от других священников, твердо верил в существование демонов, бесов и прочего зла.

– Не верить в них – такая же ересь, как не верить в Господа. Ибо темные силы – тоже создание Его. Однако бояться не стоит, силы бесов ограничены и их окончательное поражение предопределено, – коротко проговорил отец Михаил и пообещал помочь очистить дом от скверны.

Минуло три дня. Трижды приходил отец Михаил, проводил обряды, читал молитвы. Дом пропитался запахом воска, ладана, чего-то горьковатого. Регину на это время Максим отправил к матери, которая жила за городом, в поселке. Сам же оставался в доме, отец Михаил сказал, что хозяину нельзя бросать свое жилище.

Через три дня все было завершено. По словам священника, он сделал, что было до́лжно и бесовское создание сгинуло.

– Войти в дом сама сущность теперь не сумеет, – сказал отец Михаил напоследок. – Однако всегда помни: дьявол и его приспешники не могут победить человека, пока он сам не позволит. Призовешь, позовешь, впустишь – придет; снова привяжется, поселится.

Разумеется, Максим был не настолько глуп, чтобы совершить эту ошибку. Призывать в дом богопротивную тварь он не стал бы ни за что на свете.

Проводив отца Михаила, отправился в магазин: хотелось купить вина и вкусной еды, поесть нормально. Он почувствовал, что вместе с приподнятым настроением вернулся и аппетит. По дороге позвонил жене, обрадовал.

– Господи, слава богу! – Она даже заплакала. – Все закончилось! Значит, завтра ты меня заберешь? Скоро уви…

Связь прервалась: телефон разрядился. Ничего, завтра суббота, Максим съездит за Региной, они наговорятся и отпразднуют избавление дома от зла.

Часа через три Максим сидел дома, потягивал вино, смотрел любимую комедию. Аппетит напал зверский: он успел съесть большую пиццу и пару кусков жареной курицы с картошкой-фри. Одна бутылка вина была выпита, вторая тоже почти опустела. В голове был приятный шум, в теле – расслабленность.